– И, мне кажется, в школе ты была толще.
– Где? – растерялась я.
– Видимо, придется паспорт показывать, – уныло вещала толстуха. – И так к тебе подъезжала, и эдак, а ты не узнаешь – я Маргарита Некрасова.
Мои глаза зажмурились сами собой, потом раскрылись:
– Кто?
– Ритка Некрасова, я сидела перед тобой в классе, всегда у тебя немецкий списывала, – со слезами в голосе заканючила мадам. – Ты у нас в отличницах ходила, а я вечно двояки хватала. Права была Наталия Львовна, наша классная. Она меня после уроков оставляла и песочила: «Некрасова, возьмись за ум! Посмотри на Тараканову! Виола в жизни многого добьется. Ты же привыкнешь лениться и на дно опустишься». Да я мимо ушей ее слова пропускала, хотелось повеселиться, в кино сбегать. Стою около Наталии Львовны, глаза вниз опущу, голову повешу, типа раскаиваюсь, а сама думаю: «Ну когда она заткнется!» Только сейчас, в старости, поняла: училка мне добра хотела!
Я опустилась в шезлонг. Люди, ущипните меня! Это Маргарита Некрасова? Самая красивая девочка школы, за которой гонялись все мальчики от первоклашек до выпускников? Где ее стройная фигура, золотисто-огненная копна кудрявых волос, огромные зеленые глаза?
– Что, меня узнать нельзя? – с вызовом спросила Некрасова. – Денег нет, вот я и состарилась!
Ко мне медленно возвратилась способность мыслить. Мало кто из женщин, подойдя к зеркалу, может честно сказать:
– Я похожу на бегемота, больного патологическим обжорством. И это исключительно моя вина. Никто не заставлял меня лопать макароны с хлебом, заедая их тортом и запивая чаем с вареньем. Сама съела эверест жирных калорийных продуктов, забыла простую истину: пирожное одну секунду во рту – всю жизнь на бедрах.
Нет, реакция будет другой, большинство толстушек воскликнет:
– Я пухну от бедности, не имею возможности правильно питаться, вот и расперло меня в разные стороны!
А насчет того, что здоровая еда существует исключительно для олигархов, – не правда. Белокочанная и квашеная капуста, морковь, лук, свекла, репа, зеленые кислые яблоки даже зимой не стоят бешеных денег, а летом к ним присоединяются кабачки, помидоры, баклажаны, сезонные фрукты. Кто вам мешает питаться салатами, а не жирными котлетами? Если вы привыкли набивать желудок жаренной на сале картошкой, перемешанной со свиной тушенкой, то не объясняйте свою бочкообразную фигуру отсутствием финансов. Став богатой, вы начнете обжираться фуа-гра, ризотто со сливочным соусом и тортом «Тирамиссу». Сомневаюсь, что будете ужинать спаржей на пару и артишоками. Причина вашего ожирения не в средствах, а в слишком большом аппетите.
– Замечательно выглядишь, – отмерла я.
– Не ври, Тараканова. – Некрасова пресекла мои попытки покривить душой. – Видно, мне на роду написано тебе завидовать. С третьего класса я покой потеряла! Все любили Вилку, везде тебя звали! А платья какие у тебя были! И мать не привязывалась, ты вечно ребят у себя дома собирала!
На меня напал кашель.
– А я, – ныла Некрасова. – Постоянно в лузерах! Бесплатным приложением к подругам! Тебе всегда везло! Теперь ты писательница! С молодым кавалером на корабле кутишь, а я тебе картошку чищу, а потом грязную посуду мою!
На секунду мне стало неудобно, но потом нашелся ответ:
– Ритка, у тебя были в детстве лучшие стартовые позиции. Обеспеченная семья, ты была очень красивой, лучше всех в школе. А я не знала родителей, меня Раиса воспитывала, даже не кровная родственница. Платья, которыми ты восхищаешься, тетке давали хозяйки домов, где она мыла полы, я донашивала одежду за чужими детьми[7].
– Зато сейчас ты на вершине, а я у плинтуса, – хныкала Рита. – Муж попался плохой, пьющий… Эх, говорить неохота! Везет тебе, Тараканова. Наверное, денег не считаешь?
Я решила прервать тягостную беседу:
– Извини, голова заболела, пойду прилягу.
Маргарита вплотную приблизилась ко мне.
– Твои книги в последнее время сильно подорожали. Наживаешься на бедняках!
– Ешь поменьше и сэкономишь на приобретение романа, – не выдержала я. – Двойная польза получится, похудеешь и получишь пищу для души.
– Злая ты, Тараканова, – неодобрительно фыркнула Некрасова, – но я готова доброе дело тебе сделать! Заплатишь небольшую сумму – и получай.
– Что? – спросила я.
Рита вздернула подбородок:
– Добрый совет!
Я улыбнулась:
– Какой?
Некрасова торжественно обвела рукой палубу:
– Здесь вход в ад! Добро пожаловать в преисподнюю, маршрут беспересадочный, но я могу тебя защитить! Хочешь, продам амулет?
Глава 10
Я начала мелкими шажочками отступать к коридору. Если с вами в одном классе училась веселая девочка, то это вовсе не значит, что она осталась такой же шутницей после того, как выросла. Некрасова смахивает на сумасшедшую. Вдруг ее полнота вызвана не обжорством, а таблетками, которыми потчуют обитателей психиатрических лечебниц?
– Слышала, в вашей компании две девки совсем плохие? – предпочла сменить тему Некрасова.
Испытывая сильнейшее желание очутиться около Юры, я, продолжая пятиться, кивнула.
– Они хотели отдохнуть, но кончилось это плохо. Лиза поела на Речном вокзале в Москве шаурму и отравилась, ее на «Скорой» в Вакулово отправили. А Ира, похоже, сильно простыла. Придется ее тоже в больнице оставлять.
Маргарита похлопала ладонью по шезлонгу.
– Садись! Врать ты никогда не умела, кончик носа у тебя белеет!
Я автоматически потрогала часть лица, упомянутую Некрасовой, и услышала ее довольный смех.
– Поймалась! Так они померли?
Я постаралась придать голосу возмущение:
– Конечно, нет. С чего бы девочкам с жизнью расставаться! Одной промоют желудок, второй проколют антибиотики.
– Знаешь, Тараканова, я мечтаю о хорошем доме, – закатила глаза Рита. – Большой коттедж мне не нужен, пусть будет одноэтажный, по лестнице ходить ноги болят. Три спальни, столько же санузлов, гостиная, столовая с кухней, кладовка и терраса! Мне во сне часто видится, как я сижу в кресле под полотняным тентом, рядом две кошки, в саду флоксы, тюльпаны. Я кисок обожаю и с растениями обращаюсь хорошо. Двадцать соток мне за глаза хватит!
– Если очень чего-то хотеть, непременно получишь, – вежливо ответила я.
Рита положила ногу на ногу.
– Тараканова, купи мне коттеджик недалеко от Москвы, километров за пятнадцать, ну и машину еще, без тачки за городом никак! А я тебе оберег от ада вручу!
Нет, она точно свихнулась! Но резко развернуться и удрать показалось мне все же не совсем приличным: даже умалишенный может обидеться.
– Риточка, – засюсюкала я. – Думаю, тебе нужно отдохнуть на свежем воздухе, насладиться тишиной…
Некрасова дернула губой:
– Ну-ну! Насчет ада я не придумала, на теплоходе особая дверь имеется. Я тебе сделку предлагаю: как только на судне еще кто-то в ящик сыграет, ты приходи, договоримся.
– Конечно, – обрадовалась я. – Непременно.
– С твоими капиталами дом купить – как плюнуть, – алчно воскликнула Рита.
И что сказать психически покосившейся Некрасовой? Правду? Писатели во все времена хорошо зарабатывали, но народная молва сильно преувеличивает размер их вознаграждения. У меня нет загородного дома, я недавно купила просторную квартиру, так пришлось брать кредит, чтобы завершить ее обустройство.
Со стороны реки донесся натужный вой. Я вспомнила про непонятное лохматое чудовище, притащившее в столовую Викину шубку и устроившее во время обеда погром, вздрогнула и спросила:
– Что это?
Маргарита посмотрела на воду и быстро встала.
– Катер. Я побегу на камбуз. Хочешь совет?
– Приму с благодарностью, – радуясь, что избавлюсь от Риты, ответила я.
– Не ходи в гостиную, – зашептала Некрасова, – там сатана жертвы ищет! Мне твоя жизнь дорога, от кого еще дом получу? Если захочешь правду знать, заруливай вниз, мы, черная кость, на нижнем уровне задыхаемся, пока богатенькие субчики свежим воздухом наслаждаются! Ну, покедова!
Я проводила Некрасову взглядом. Надо постараться больше не беседовать с безумной Ритой наедине.
– Остановите движение, – загремело над палубой. – Капитан, стопори машину.
– Что случилось? – озабоченно поинтересовался Леонид, выбираясь на палубу.
– Не знаю, – ответила я. – Как себя чувствует Вика?
Зарецкий сел в шезлонг, который только что занимала Маргарита.
– Викуся порывиста, наивна, порой выдает детские реакции.
– Она очень молода, – попробовала я оправдать блондинку. – Вы давно женаты?
Зарецкий закатал рукава рубашки. Теплоход перестал мерно трястись, звук работающего двигателя стих, теперь судно просто покачивалось на волнах. Иван Васильевич поспешил выполнить приказ патруля.
– Виолочка, – ласково сказал Леонид, – я идиот! Согласны?
– Нет, конечно, – засмеялась я. – К чему столь строгая самооценка?
– Виолочка, – ласково сказал Леонид, – я идиот! Согласны?
– Нет, конечно, – засмеялась я. – К чему столь строгая самооценка?
Зарецкий вытянул ноги.
– Вика мне не жена. Она временная спутница, любовница.
– А-а-а, – только и сумела выдавить я.
– Супруга сейчас отдыхает в горах, – продолжал заведующий научным отделом. – У нас категорически не совпадает представление о расслаблении. Марфа обожает активное времяпрепровождение: лыжи – вот ее хобби. Мне же представить страшно, что я стою на двух узких полосках, держась за хлипкие палки. А о том, чтобы скатиться вниз, лавируя вправо-влево… В общем, мы проводим отпуск раздельно. Мне по душе круиз на корабле, тихий, неспешный, с прогулками по берегу.
– Ага, – кивнула я, – ага.
– Вика мечтала поехать со мной, – каялся Зарецкий, – и я, идиот, решил прихватить ее с собой. Марфу никто никогда не видел, фотографии супруги я на рабочем месте не держу, вот и решил: это прокатит. Если же кто вдруг, паче чаяния, вспомнит, что госпожу Зарецкую зовут Марфой, я сумею выкрутиться, скажу: «Имя устаревшее, жена предпочитает откликаться на Вику». Ну вот вы, например, Виола, а на обложке книги – Арина.
– Шикарная идея, – хмыкнула я. – Кто ваша супруга по профессии?
– Она удивительная женщина, психотерапевт, – оживился Леня. – Умная, красивая, темные волосы до плеч, талия шестьдесят сантиметров, собирается докторскую по психологии защищать, имеет много клиентов.
– Понятно, вы переели сладкого, и захотелось кислого! – забыв о вежливости, вынесла я вердикт.
– Ох, говорю же, я идиот, – вздохнул Зарецкий, – сам себя в капкан загнал! Вика очаровательна, но… как бы это помягче выразиться…
– Дура беспросветная, – ляпнула я. – Неужели вас, образованного человека, не раздражает ее поведение?
– О, это даже забавно, – оживился Зарецкий. – Я с ней временно стал щенком. Мы ходили в парк культуры, катались на аттракционах, ели сладкую вату, дурачились. Марфа никогда не позволяла себе раскрепоститься, мы не выясняли отношений даже в первый год брака. Мне досталась идеальная супруга, мечта каждого мужчины, но в ней начисто отсутствует непосредственность. Зато… Боже! Смотрите!
Я вздрогнула и уставилась туда, куда указывала рука ученого.
По палубе шли три человека, определить пол которых не представлялось возможным. На примчавшихся на катере людях были полностью закрывавшие тело комбинезоны, на глазах красовались круглые очки, а вместо носа и рта торчали две круглые железки, смахивающие на банки из-под гуталина, щедро истыканные дырками.
– Костюм эпидемиолога, – выдавил из себя Зарецкий. – Я такой надевал, когда на практике в Средней Азии был. Тогда в одном из кишлаков заподозрили чуму.
Я вцепилась в ручки шезлонга.
– Полагаете, на теплоходе зараза?
– Всех гостей и личный состав, кроме занятых в рубке, просят срочно собраться в кают-компании, – ожило местное радио.
Гости, не сказав нам ни слова и даже не кивнув в знак приветствия, быстро спустились по лестнице. Мы с Зарецким переглянулись и встали из шезлонгов.
– На судне объявлен карантин, – сказал один из «пришельцев», когда собрались практически все находившиеся на теплоходе люди. Кстати, Маргариты среди них я не увидела.
– Карантин? – заревел Василий Олегович. – Это что, часть развлекательной программы?
– В анализах Елизаветы Сухановой обнаружен вирус ОМ двенадцать, – ледяным голосом объяснил мужчина. – Теплоход отгонят в Козловск.
– Куда? – хором спросили Манана и Алина.
– Это пристань у поселка городского типа, – нервно ответил Иван Васильевич. – Там сейчас никто не живет из-за аварии.
– Покидать судно запрещено, – продолжал свою речь «пришелец», – есть угроза возникновения эпидемии.
– Нас будут держать в изоляции, пока мы все не передохнем? – закричал Зарецкий. – Немедленно транспортируйте присутствующих в Москву, в специализированную инфекционную больницу! Я требую!
– Это невозможно, – подал голос другой эпидемиолог, на этот раз женщина. – Не волнуйтесь, ситуация под контролем.
– Ничего вы в своем Задрипанске не знаете, – затопал ногами Леонид. – Я встречал на российских просторах специалистов, которые инфаркт как перелом ноги диагностировали.
– Вероятно, мы в чем-то профаны, – без тени агрессии отреагировала эпидемиолог, – но великолепно изучили инструкцию. Десять дней строгой изоляции. Если никто более не сляжет, вы вернетесь в столицу.
– Бред, бред, – застучал кулаком по столу Леонид.
– Не стоит пылить, – попытался успокоить его Никита Редька. – Поживем немного на теплоходе. Наши планы никак не меняются, хотели плыть две недели, ну так постоим. Я не верю в инфекцию, тут какая-то ошибка!
– Кретин! – заорал Зарецкий. – А если мы заболеем? Эй, вы хотите оставить нас без медицинской помощи? Убийцы в белых халатах!
– Запахло жареным, – шепнул мне на ухо Юра. – Леонид был подчеркнуто вежлив – и вдруг полный аут.
– Вы же не хотите сказать, что мы все заразились? – с плохо скрытой тревогой спросила Аня.
– Сейчас у вас возьмут анализы, – пообещал врач. – Пока поводов для беспокойства нет.
– Мама, нам сделают уколы? – испугалась Тина. – Я боюсь! Это больно! Не хочу!
– Всего лишь мазок из носа, – уточнила женщина-доктор. – Это слегка щекотно.
– Но мы не больны? – попытался выяснить Никита.
Врач откашлялся:
– Вирус ОМ двенадцать поражает в основном людей с пониженным иммунитетом и хроническими болезнями. Среди вас есть инфицированные СПИДом, туберкулезом, сифилисом? Гепатитом? Если нет, можете не волноваться.
– Конечно, нет! – взвыл Зарецкий. – Здесь собрались приличные люди, а не бомжи, гомосексуалисты и проститутки!
Я удивилась реакции Леонида. Он же ученый, а не малограмотная бабка, должен знать, что вышеназванные болезни могут поразить любого человека, независимо от его социального статуса. В зоне риска находятся все, кто посещает стоматолога, делает переливание крови или простой маникюр, ездит в метро, целует приятелей при встрече.
– Зачем нужен карантин, если мы не заболеем? – поинтересовалась Манана.
Выдержке пиар-директора можно только позавидовать, она единственная из всех пассажиров выглядела спокойной.
– Допустим, вы в порядке, – ответил мужчина, – но в любом случае можете стать переносчиками болезни. Сами не заболеете, а вирус передадите. За десять дней возбудитель погибнет, и вы без проблем отправитесь дальше.
– Если вы заболели и благополучно выздоровели, то отлично натренировали иммунную систему, – заявила Алина. – Не правы те люди, которые тщательно изолируют маленьких детей от общения в надежде, что малыши не подхватят инфекцию. Лучше привыкать к микробам, чем убегать от них.
– А если помрешь в процессе тренировки? – завизжал Зарецкий.
– Подайте этому господину валерьянки, – попросила Аня Редька официанта, который с открытым ртом подпирал стену около буфета.
– Успокойся, Леонид, – раздраженно велел Василий Олегович, – альтернативы нет! Возьми себя в руки, сейчас все лечат!
Зарецкий сел, поставил локти на стол и обхватил ладонями голову.
– Старый идиот! Зачем я согласился на эту поездку?!
– Вы можете вести привычный образ жизни, – успокоил присутствующих врач.
– Ограничений по диете, полагаю, нет? – вскинула брови Алина.
– Мама, он страшный! – ожила Тина. – Я боюсь!
Манана обняла дочь.
– Не волнуйся, я с тобой!
– Меню обычное, – возвестил врач. – На спиртное мораторий не наложен.
– Шикарно, – потер руки Юра. – Нальюсь по брови!
– Вот курение советую не практиковать, – продолжал доктор.
– Секс, наркотики, рок-н-ролл в полном объеме, но сигареты истребить на… – гаркнул Зарецкий.
– Леня! – с укоризной воскликнула Катя. – Не ругайся при Свете! Да и нам неприятно!
– Девочка никогда не слышала о смерти? – начал новый виток скандала Зарецкий. – Не понимает, что мы все можем умереть?
– Попытайтесь успокоиться, – попросила его Аня. – От истерики лучше не будет.
Мне стало противно, ноги сами понесли меня к лестнице, я вышла на палубу и оперлась на перила. Теплоход стоял на месте, белый катер, бросивший якорь борт о борт с ним, был отчетливо виден. Он казался совсем маленьким, но тоже имел палубу для отдыха, на которой стояли три крохотных складных стульчика и круглый, похожий на кукольный столик. На железке, привинченной к одному из бортов, висело полотенце и красный купальник.
Я молча изучала катер и не обернулась даже тогда, когда поняла, что уже не нахожусь в одиночестве.
– Испугались? – спросил капитан, тоже опираясь на поручень.
– Чему быть, того не миновать, – пожала я плечами. – Где этот Козловск и почему нас именно туда отгоняют?
Иван Васильевич выпрямился и одернул китель.
– В советские годы в Козловске работал химзавод. О нем вслух не говорили, но местные отлично знали о предприятии, там весь городок пахал. Хорошее место, оклады жирные, молоко за вредность, отпуск аж сорок дней, ну и прочие льготы. В округе козловским завидовали, народ в деревнях и городках был бедный, а те колбасу каждый день ели, снабжение-то было специальное. В начале девяностых лафа сошла на нет, дирекция на всем экономила, наверное, ремонтные работы вовремя не произвели. Ночью двадцать третьего августа как грохнет! Я число отлично помню, это мой день рождения. Жил я тогда в Абрамове, за десять километров от Козловска, и то у нас светло стало. Чего уж на заводе нахимичили, не знаю. Сначала взрыв у них случился, следом пожар, огонь всем районом тушили, да он только сильнее полыхал. Химия – страшная вещь, вонь над рекой плыла, а затем облако повисло, чисто радуга. Наши еще смотреть бегали на эту «красоту». А я Чернобыль вспомнил, жену с дочерью в охапку – и к тестю их в Курскую область отправил.