расписано: кто плохой, а кто хороший. Не умерла в ней маленькая девочка Рада. Точно она знает, где черное, а где белое.
— Ты тоже хороший, Гера. Ты меня не бросил.
— Прекрати, — резко говорит он. — Ты и понятие не имеешь, что я за человек.
— Ты не скотина, Артём. Ты тоже меня не бросил, а мог выбросить, как мусор. Как порченный товар.
— Дура. Шизофреничка. Идиотка, — награждает он ее в ответ нелестными эпитетами.
— А если бы ты меня бросил, я не знаю, что бы со мной тогда было... — с трудом говорит она. — Как так получилось, что
кроме тебя, у меня никого не осталось? Как так получилось, Гера? Тебя всю жизнь не было, а теперь, кроме тебя, никого нет.
Куда все подевались? — Она смотрит на него напряженно и пытливо, пытаясь скрыть страх. Прикладывает пальцы к губам,
словно боится сказать лишнего.
И так достаточно наболтала. Теперь слова будто материализовались и невыносимой тяжестью легли на плечи. Ни вздохнуть,
ни пошевелиться.
— Все на месте, Белочка. Никуда они не делись. Просто я без тормозов, они за мной не успевают, — не улыбаясь, говорит
Гера. — А вот тебе надо поторопиться. Иди собирайся, пойдем покупать тебе халат с перламутровыми пуговицами.
Рада смеется и облегченно вздыхает.
— Ладно. — Делает несколько глотков чая. — Ладно, Гера, не буду стричься. Буду косы растить. За пять месяцев успею. У
меня волосы очень быстро растут, сантиметра три в месяц срезаю. А ты тогда не матерись.
— Не равноценная задача.
— Вполне равноценная. Ты же филолог. Давай словарик составим. У тебя вон сколько слов уже набралось: «смеркалось»,
«радужно», «взгрустнулось»... Последнее – это к чему?
— Это когда я в ах... в полном ахере.
— Ну, вот. Отличный синоним. Продолжай в том же духе. Я одеваться.
fima 01.04.2015 21:51 » Глава 15
Что же, я не понимаю, что ли.
Кот — другое дело.
Слоны — животные полезные.
«Собачье сердце»
— Артём, ну что ты мне суешь всякую дрянь? Что ты выбираешь? Что?
— Я вообще ничего не выбираю. Мне просто нравится, как ты раздеваешься и одеваешься. Давай, сделай Артёму приятно,
вот это тоже примерь.
— Примерь, — ворчит Дружинина и скрывает улыбку.
По каким критериям Гера отбирал для нее одежду, действительно, непонятно. Среди кучи вещей можно найти и блузки
немыслимо ярких цветов, и джинсы, и брюки, и юбки. Кажется, он просто смел со стоек все представленные коллекции и
комплекты, и притащил ей в примерочную.
— А ты всегда так одевалась?
Не уточняя, как именно одевалась, Рада отвечает:
— Всегда. Я люблю сдержанность. Но сдержанность с шиком и чуть-чуть с провокацией. Спасибо маме, она привила мне
потрясающее чувство вкуса. Без него даже большие деньги не помогут хорошо одеться. Только после того случая я
выбросила из гардероба все юбки и платья. Ну, да, может быть, теперь вся одежда в моем шкафу — «рабочая».
Рада никогда не ходила по магазинам спонтанно, как сегодня. Не прогуливалась, просто так ничего не мерила, не
приценивалась. Давно уже для нее шоппинг перестал быть развлечением. И тем более она никогда не ходила по магазинам
одна. Либо с Наташкой, либо заказывала вещи по интернету. Она всегда точно знала, что собирается купить. А теперь
пребывала в легкой растерянности от обилия шмоток и неутомимости Геры. Хотя возможно он и прав. Может, надо просто
насладиться процессом. А он пусть любуется. Это же хорошо, когда мужчина любуется своей женщиной. Гера же Ее?
— Гера, а я твоя?
— Что?
— Я теперь твоя женщина?
— Да.
— На целых пять месяцев? Ты теперь правда будешь делать со мной все, что захочешь? Тратить на меня деньги, наряжать
в красивые шмотки…
— Да, наряжать и разряжать.
— Как куклу.
— Как елку.
Рада смеется, смотрит на себя в зеркало и бросает невзначай задумчиво:
— А через пять месяцев я буду чья-то другая женщина. Да, Гера?
Гера не отвечает, выходит из примерочной. Рада натягивает очередные джинсы и отмечает, что эти нужно взять
обязательно. Купить хорошие джинсы тоже проблема.
— Следующий раз одеваться пойдем в Милан. Поедем. Полетим. Чтобы я еще хоть раз таскался по этим «киоскам»...
— Гера, не возмущайся. Мы меня одеваем, а не тебя. Так что я вправе сама выбрать магазин. Тут хорошая дорогая
одежда. Только вот наряды ты мне все выбираешь какие-то… сомнительные.
— Шлюхастые, — со смешком поправляет Гергердт.
— Точно. Шлюхастые.
— Извини, привычка. О, давай купим тебе кофту, как у Кузьки.
— Я тебе не Кузька. Ты прям отойти не можешь от Кузьки — так впечатлился! Прям до сих пор весь в ее декольте!
— Люблю красный цвет. Купим вот эту кофту, я буду только в твоем декольте.
Рада снимает мягкий вязаный топ с открытой спиной.
— Вот это мне нравится. А это сейчас посмотрим. — Без особого удовольствия натягивает протянутую Артёмом кофту. Она
красная, яркого макового цвета.
— И юбку. — Гера сует ей в руки юбку.
— Как ты достал меня с этой юбкой, — вздыхает Дружинина и расстегивает молнию.
— Конечно. И еще доставать буду. Напяливай. У тебя ноги сумасшедшие. У меня замыкает сразу, как вижу твои ноги.
Она смеется, медленно и неохотно стягивает джинсы, меняя их на короткую расклешенную кожаную юбку. Долго не смотрит
на себя в зеркало, будто боится. Возится с молнией, застегивает пуговицу на поясе. Пальцы почему-то не слушаются, руки
наливаются странной тяжестью. Она поправляет красную кофточку с низким вырезом, которая и без того на ее обалденной
фигуре сидит идеально. И все не смотрит на себя, не решается поднять глаза.
Гера видит ее отражение в зеркале, улавливает, как смертельная бледность постепенно заливает красивое лицо. Наконец,
Рада поднимает глаза, а в них пугающая пустота. Гергердт отлично помнит этот отрешенный бессмысленный взгляд. Она
долго смотрит на себя, не улыбается, не спрашивает Артёма, нравится ли она ему в этой юбке и кофте, не крутится с
удовольствием, как было до этого, а только смотрит застывшим взглядом и, похоже, с каждой минутой все глубже уходит в
себя, становится совсем бесчувственной.
Он придвигается ближе, словно предлагая опереться спиной о его грудь, и от соприкосновения их тел, Рада безвольно
пошатывается вперед.
— Гера, нам надо купить изюм. Только черный. И клюкву.
У него сердце подскакивает к горлу. Его руки осторожно ложатся на ее плечи. А Рада кривится:
— Блин, сказала про клюкву и, кажется, почувствовала на языке ее вкус. Кисло стало.
Он прижимает ее к себе, крепко обхватывает руками, кладет ладонь на ее лоб так, будто проверяет температуру. А на
самом деле ему очень хочется забрать ее мучительные мысли и боль себе. Он толстокожий, сможет это пережить, его уже
ничем невозможно задеть. Он все сможет пережить.
Гергердт разворачивает ее к себе, притискивает к стенке в примерочной. Ее онемевшее тело легко поддается его рукам.
— Нравится? — спрашивает Рада рваным шепотом. — Я в юбке… — И глаза блестят то ли от слез, то ли от смеха. Нет, не
от смеха.
— Да. Охрененно. Рада в юбке. Радужно. Мечта. Задрал, и на месте. А джинсы вечно пока стащишь с тебя… — Он чувствует
себя ненормальным. Ничто не может оттолкнуть его. Даже ее странности и слегка неадекватное поведение. Он все равно
хочет ее. Сейчас тоже. Особенное в этой юбке.
Совсем не деликатно руки Артёма проникают ей под подол и подхватывают под ягодицы. Он возбуждается от прикосновения
своих пальцев к ее кружевным трусикам. Они красные. Хочется думать, что она надела их специально для него. Потому что
ему нравится этот цвет. Но в действительности похрен же, в чем она, оно на ней все красивое. У нее все красивое. Главное,
что на ней. И снимать с нее белье — для него особое удовольствие. Но последний раз она перед сексом снова разделась
сама, он ей позволил. Сейчас на ее губах нет помады. Она забыла накраситься. А может, не накрасилась для него? Ему
хочется думать, что это она тоже сделала для него.
Рада начинает часто дышать, хватается за его плечи, отвечает на жадный напористый поцелуй и начинает дрожать. Не от
возбуждения. К горлу подкатывает тошнотворный комок, но она пытается справиться с этим неприятным чувством, хотя эту
реакцию нельзя контролировать. Невозможно просто подавить в себе это чувство, отрешившись от ощущения полной
беззащитности и обнаженности.
Она отстраняется и смотрит на Артёма. Касается кончиками пальцев его щеки. Он уже выучил это легкое, приятное
прикосновение. Он уже привык к нему.
— Гера, есть вещи, с которыми я не могу справиться. Я ни разу с тех пор не надевала юбку. А теперь меня тошнит, и я не
могу это побороть, — говорит быстро, точно боится, что не успеет все сказать до того, как окружающие предметы, и даже
Гера, превратятся в тени, как было раньше во время приступов. Вдруг и сейчас накатит. Случилось же тогда, во время
секса.
— Я понял: это как в очереди стоять. А юбку мы купим, будешь дома в ней ходить. Будет у тебя домашняя юбка. — Его лицо
абсолютно спокойно.
Она слабо улыбается.
— Точно. Вот эта супердорогая кожаная юбка — точно домашняя. Именно такой юбки мне и не хватало.
Раду вдруг наполняет чувство легкости, и тошнота отступает. Гера же не пропал. Его лицо не растворилось во мраке. Ее
страх не сожрал его образ, не превратил в ничто. Невероятно, но он рядом и так же спокоен, держит ее руками, а ей
нравятся его прикосновения, нравится тепло его крепкого тела. Нравится, что из-за него ей ничего не видно вокруг. Он
закрывает собой все.
— Не бойся, — говорит он, вдруг приходя к пониманию, что не сказал главного, а, наверное, давно должен был. — Тебя никто
не тронет, никто не прикоснется, кроме меня. Только я буду тебя трогать, целовать, спать с тобой. Тебе никого не надо
больше бояться.
Она вздыхает, не скрывая облегчения. И сама не представляла, как важно, оказывается, было услышать именно эти совсем
простые слова. Такое обещание много для нее значит. Все пять лет она чувствовала себя как угодно, но только не в
безопасности. Не расслаблялась, не отдавалась. Все время начеку, все время в тягостном напряжении. Все пять лет в
ожидании личного апокалипсиса. И так хотелось сейчас поверить Гере и сказать: а будь, что будет. И совершенно не
хотелось думать и напоминать, что это всего на пять месяцев. Пусть будет на пять месяцев. Хоть пять месяцев пожить
спокойно. И свободно. От своих страхов и комплексов.
— Ты мне обещал халат с перламутровыми пуговицами.
— Это да. Но сначала юбка и красная кофта.
— Тогда и Кузьке надо подарок купить. Черную водолазку. Вместо красной кофты.
Из груды вещей она с видимым удовольствием отбирает то, что возьмет для себя, попутно ловко прихватывая черную
водолазку. Она подарит ее подруге. Будет символично и забавно. У Кузи что угодно можно найти в гардеробе — от
золотистых сапог до фиолетового беретика, — кроме водолазки. Не уважает она этот предмет одежды, презирает все то,
что прикрывает ее внушительные формы. Эти формы Наташке дорого обошлись. Грудь, конечно, у Кузьки силиконовая. Да и
вообще Наталка себя основательно подремонтировала. Зато теперь ничто не напоминает в ней ту серую неуверенную
мышь, какой она была в школе.
Наташка училась с Радой в одном классе. Но все одиннадцать лет между ними была пропасть в несколько парт. Рада
сидела, само собой, на первой, а Наташка — на последней. Не дружили они, общались кое-как. Натка тихоней была, ни к чему
особо не стремилась, честно зарабатывала свои тройки и старалась лишний раз из-за парты не высовываться. Радка же
наоборот точь-в-точь как в том фильме — «спортсменка, комсомолка и просто красавица». Последний раз с Кузнецовой они
виделись на выпускном. А потом случай столкнул их в магазине. Рада уже вернулась из Питера. Уже чуть-чуть оправилась от
пережитой трагедии, начала выходить из дома и общаться с людьми. Сначала Дружинина Кузю не узнала. Не признала в
яркой золотистой блондинке Наташку Кузнецову, некогда бесцветную и пепельную.
Зато Кузя ее узнала, так обрадовалась, словно потерянного друга встретила. Дружинину поначалу смутила эта радость, но
она быстро махнула на это рукой: почему бы и нет, у нее все равно из друзей никого не осталось. А Наташка такая
улыбчивая, легкая, задорная, так хотелось ей пообщаться. Сели они в кафе, ели бисквитные пирожные и долго говорили ни о
чем. Странное Раду не покидало ощущение. До сих пор не может его объяснить. Встреча с Наташкой — то ли знак, то ли
предзнаменование. Хотя, будучи практичным человеком, меньше всего Рада поддавалась суевериям и верила в
предсказания. А тут поверила, не стала отгонять от себя Наташку, телефон ей дала, стала с ней перезваниваться. Может,
нужна ей была новая точка отсчета и уверенность, что с этого момента жизнь ее точно изменится. А появление Наташки —
первое тому доказательство. Звоночек.
Странная и страшная штука – жизнь. Оказывается, может наступить момент, когда человек, которого ты рядом с собой не
представлял, с которым никогда не дружил и не хотел иметь ничего общего, вдруг становится самым близким. Неожиданно
только он и становится близким. И, сам того не подозревая, делит он с тобой и радости, и горести.
Вот так странно они подружились с Кузей. Не имея почти ничего общего, крепко Рада и Наташка подружились. Возможно,
потому что на тот момент все былые интересы для Дружининой утратили смысл, а взгляд потерял четкий фокус, и вера
всякая пропала. А Наташка, с ее глупостями и неиссякаемым оптимизмом, осталась. И дружба с ней, как сорняк, проросла и
расцвела на этой пустой неплодородной почве, не требуя какого-то ухода особенного и душевной отдачи.
Рада хранит на лице загадочное выражение. Уголки ее губ чуть подняты вверх, едва намечая улыбку. Артёму очень
интересно, что же она думает в этот момент, когда откладывает очередные джинсы. Он теперь много о ней знает, но еще так
много не знает.
Сегодня потащил ее по магазинам, чтобы открыть для себя ту Раду, настоящую. Чтобы посмотреть, как она выбирает
одежду, как примеряет, каким цветом интересуется, что вызывает в ней эмоциональный отклик. Все просто, ничего
мудреного. Женщина выбирает для себя красивые шмотки. Она должна радоваться, увлекаться процессом, тем более,
когда не нужно заботиться о деньгах и смотреть на ценник. Что может быть лучше? Всякая бы радовалась, но только не
Рада Дружинина. У Рады все по-другому. Даже с примеркой большие проблемы.
Помнит Гергердт, как стоял в зале, рассматривал одежду, прикидывал, конечно, как бы это смотрелось на Радке, и ждал ее.
Ждал, пока она примерит что-нибудь и покажется ему, покрутится у зеркала. А она вышла, ухватила его за рукав и потащила
за собой в примерочную. «Стой здесь», — там сказала ему и поставила у двери как охранника. Даже в шикарном магазине, в
стильно оборудованном помещении, за закрытой дверью примерочной она не чувствовала себя защищенной. И как из нее
вытащить этот страх, Гера не представлял.
В магазине нижнего белья все происходит точно так же. В выборе бюстгальтеров и трусиков Гера не участвует. Артёму
нравится, что Рада берет все яркое, броское, разное. Не стесняет себя одним цветом и определенной моделью.
— Блин, я вот только еще с мужиками лифчики не мерила, — недовольно говорит Рада, стягивая с себя кофточку.
— Как будто я тебя голой не видел, — ухмыляется Гера.
— Ничего ты не понимаешь, — ворчит она.
Ничего Гера не понимает. Быть голой – это одно, а вот мерить при мужчине нижнее белье – совсем другое. Не выходить к
нему наряженной в какой-нибудь сногсшибательный комплект, чтобы выбить из него дух своими формами, а мерить при нем.
Поправлять грудь, подтягивать лямки на бюстгальтере. В этом нет ничего притягательного. Красиво раздеваются и
одеваются только стриптизерши.
Она долго перебирает белье, как будто никак не может решить, с какого начать. Хотя какая разница. Наконец, Рада
обнажается до конца. Снимает свой черный лифчик, вешает его на крючок. Берет в руки белый бюстгальтер, накидывает
тонкие бретели на плечи, поправляет лиф, стягивает руки за спиной, сжимая концы широких лямок.
— Гера, застегни, — просит его, замерев перед зеркалом.
— Не представляю, как это делается. Всю жизнь только расстегивал, — усмехается Гергердт.
— Вот и научишься для разнообразия.
— Тут крючков целая куча.
— На последние застегни.
— На последние с какой стороны?
— Гера, откуда столько проблем? Застегни уже мне лифчик как-нибудь, — раздраженно выдыхает Рада. Никак она не может
избавиться от неловкости. Но это надо сделать. Для себя она решила, что надо, уверенная, что это маленькое преодоление
себя ей чем-то поможет. И станет ей немного легче.
Артём застегивает крючки белоснежного бюстгальтера, но руки не убирает. Теплые пальцы касаются ее спины, мягко
скользят вверх по линии позвоночника и обратно.
— Лямки поправить? — забавляется он, улавливая движение Рады. Она чуть передергивает плечом, поддевает пальцем
правую бретельку.
— Да, правую подтяни вверх. — Глубоко вздыхает, успокаиваясь, и улыбается, глядя в отражение на сосредоточенное лицо