«Ничего. Хочу вам помочь в трудной ситуации. Я подозреваю, что вас сильно подставили, и преследуют потому, что вы можете что-то раскрыть. Я прав?»
«Вы правы. Они пытались обвинить меня во взрыве на московском вокзале и организовали подтасовку фактов. Даже мои отпечатки пальцев сумели приплести к делу. Я в самом деле выезжал из Москвы накануне взрыва. Возвращался из Лондона после защиты диссертации. Условие мне было поставлено жесткое: меня не трогают, если моя жена за десятую часть стоимости продаст им свой медиахолдинг в Лондоне. Кто организатор, я не знаю. Все делалось через подставных лиц. Абдулкадыров прямой исполнитель. Я убежал с допроса из его кабинета. И оказался в лесу. Кто виноват в том, что я стал Людоедом?».
«Я понимаю ваше положение. Буду продолжать посылать вам сообщения».
«Как ваше здоровье?»
«Спасибо. Поправляюсь. Пока на инвалидности. Как рана у Копченого?»
«Зажила. Легкое было ранение. Сквозное. Кстати, я пришлю вам другой номер электронной почты. Боюсь, эту могут перлюстрировать».
«Хорошо. Буду ждать. Я в принципе не боюсь никого, и готов отвечать за свои поступки. Понадобится поддержка, обращайтесь напрямую. Меня зовут Алексей Владимирович Студенков, подполковник спецназа ГРУ, хотя сейчас и на инвалидности. Но надеюсь через год вернуться в строй».
Это было, конечно, странное предложение. Странное для взгляда со стороны. Я, человек, который несколько последних лет готовил солдат для борьбы с бандитизмом и сам участвовал во многих операциях, многими операциями командовал, и вдруг предлагаю помощь... Кому? Одному из людей, против которых боролся. Да, я с легким сердцем и добровольно пошел на сотрудничество с человеком, который сделал инвалидами и меня и моего племянника, с человеком, которого обвиняют в терроризме. Я – бывший комбат спецназа ГРУ. Конечно, это выглядело странным. Но я уже точно знал, что мне не месть нужна.
И невольно в голову закралась мысль. Власти сделали бандитом Исрапила Хамзатовича Азнаурова. А другие главари отрядов? А они что? И почему все террористические акты, что происходят в последнее время на Северном Кавказе, направлены большей частью против ментов и власти?
Я хотел помочь пока только Людоеду и потому дальше думать на эту тему не стал. У меня нет ни сил, ни возможности разбираться со всеми.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1. ЛЮДОЕД
Ответ от Али пришел так быстро, будто он сидел за компьютером. Но он за компьютером не сидел, а если все же и сидел, то работал под чьим-то жестким контролем. Тогда спасибо ему, что нашел способ предупредить о своем положении. Но я и вопрос поставил так, чтобы была возможность ответить неправильно, и ответ этот все поставил бы на свои места. В своем письме я спрашивал, нашла ли Лайла, сестра Али, новую квартиру в Лондоне. А она не без моей помощи нашла в столице Великобритании квартиру, которая принадлежит родственнице Катрин. И не предвиделось обстоятельств, при которых Лайлу могли бы попросить переселиться. Существовал договор, согласно которому она проживала там до конца обучения. Следовательно, еще год. Но даже если Лайле вдруг пришлось бы переселиться, Джонатан помогла бы ей с поисками жилья и меня бы об этом обязательно поставила в известность. А Али ответил, что Лайла хорошо устроилась, и новая квартира ее вполне устраивает. Так ответить мог кто-то со стороны, знающий, что Лайла учится в Лондоне и что я подыскивал ей квартиру. Так ответить мог сам Али, работающий под контролем, но сразу увидевший способ поставить меня в известность о своем положении. Из всего сказанного я мог сделать только один вывод: вся информация о Зубаире Джунидовиче Иналукове является подставой и сформирована исключительно с целью заманить меня в ловушку. В ту самую ловушку, о которой меня предупредил неизвестный доброжелатель.
Интересно все же, кто это такой и какие цели преследует. Он хорошо информирован, это несомненно. Самый простой вариант – это кто-то из личных скрытых моих врагов. Он официально принадлежит к их лагерю, а неофициально посылает мне информацию. Такое встречается сплошь и рядом. Я хорошо знаю, как говорят о моих соотечественниках. Об их отваге и презрении к врагам. Есть среди нас и такие. А есть и другие. И я вполне могу допустить, что один из помощников того, кто возглавляет против меня все действия, передает мне информацию, чтобы доставить неприятности своему шефу. Обычное и довольно распространенное явление.
Одновременно с этим я допускаю и другое развитие событий. Замысловато-детективное, вполне в духе восточного менталитета, восточной хитрости, если кому-то угодно так считать. Организуется ловушка, и информация о ней сбрасывается мне. Одновременно некто, прикрываясь маской доброжелательности, сообщает мне о ловушке, чтобы войти ко мне в доверие. И, таким образом, шаг за шагом, постепенно заставляет меня открыться. А там уже ждут несколько автоматных стволов...
Тоже возможный вариант, и сбрасывать его со счета не следует.
Итак, я установил, что в первом случае мне готовится ловушка. И даже допускаю вариант, при котором мне дается действительный адрес Иналукова. Имя Иналукова уже засвечено. Его могут просто ликвидировать и подставить опять же меня. И «повязать» там же, рядом с горяченьким трупом. Нет, «повязать» меня никто не хочет, это я погорячился. В меня будут стрелять сразу на поражение и разнесут в клочья, чтобы я не мог уже сказать ничего лишнего...
Пока я думал, на компьютер пришло еще одно сообщение из Лондона. Пришлось снова прибегнуть к программе-дешифратору. Но сообщение было небольшим, и расшифровка была сделана за секунды. Я посмотрел текст. Детективы агентства, к услугам которых я прибег, смогли-таки добраться до банковских секретов. Для этого им пришлось взломать, как я понял из предыдущих сообщений, сервер банка в Лондоне. Они проверяли принадлежность счета, указанного в проекте договора о продаже медиахолдинга.
Хозяином счета официально был Зубаир Джунидович Иналуков, и счет был открыт тогда, когда Иналуков пришел работать в экономический блок правительства Чечни. Через счет проводились многие операции с крупными средствами, которых сам Иналуков не имел. Кто переводил средства и с какого счета, этого детективы агентства выяснить не сумели.
Сам Зубаир Джунидович, несомненно, знал об этом счете, следовательно, он был в курсе многих дел своего правительства или хотя бы отдельных его членов.
Тем не менее информацию о Иналукове следовало проверить. И я знал, как это сделать. Время было уже послеобеденное, и ехать в Грозный сейчас было бессмысленно. Лучше отправиться рано утром. Тогда и дороги свободнее, и менты более ленивы, сонные еще и потому не так лютуют...
– Давид, ложись отдыхать. Возвращаться будем с рассветом.
– А ужинать? – поинтересовался Копченый.
Он вообще тип удивительный. Сам, по своей конституции, тощий и жилистый, без грамма жира. Но ест в три раза больше меня. Через него, похоже, вся пища, нигде не задерживаясь, проходит насквозь.
– Если хочешь, приготовь...
– На двоих?
– Я, пожалуй, не буду. Готовь себе. А я спать лягу, чтобы завтра за рулем не уснуть.
Я пошел в мансарду, где у нас располагались две спальни и где Давид уже постелил две постели. Копченый имел пристрастие к чистому постельному белью, и постоянно покупал новые комплекты для себя и для меня. Стирать мы, естественно, не собирались.
Выглянув в окно верхнего холла, я увидел, как от соседей, что жили напротив и левее нашего дома, выходит тот самый новый местный участковый. Или он просто обход совершает, и в самом деле со всеми знакомится, или расспрашивает о нас. В принципе мы никак себя не проявили, чтобы вызвать подозрение. И опасаться было нечего. Можно спать спокойно.
* * *Я проснулся, как и всегда просыпался, если того требовали обстоятельства, за несколько минут до того, как «закукарекал» петух в моей трубке, и тут же встал. Я вообще не люблю подолгу нежиться в постели. Если проснулся, значит, пора вставать и заниматься делами.
Я подошел к окну и посмотрел в него. В том доме, откуда в конце дня выходил участковый, горел свет. Я заинтересовался этим обстоятельством. И не поленился сходить в темноте в гараж, чтобы взять бинокль, а потом через него посмотреть в окно, занавешенное лишь легкой тюлевой шторкой. Я увидел того самого участкового, стоящего, наклонившись, позади стула, на котором кто-то сидел. Что делал этот кто-то и куда смотрел мент, мне было не видно. И, чтобы удовлетворить свое любопытство, я перешел к другому окну. Оттуда мента уже почти видно не было, зато был виден второй человек. Он был сед, но молод, и работал за компьютером. И его работа сильно волновала мента, который, видимо, что-то спрашивал, а человек отвечал, не оборачиваясь.
Засиделись... Обычно в это время за компьютером можно застать тех, кто работает в Интернете.
Какое-то смутное подозрение, хотя и подозрением это назвать было сложно, все же кольнуло меня, и я, включив компьютер, перебросил отдельные усеченные файлы на флешку, а остальное вместе с переброшенными материалами удалил со своего компьютера. Туда же, на флешку, перебросил и нужные электронные адреса, и еще кое-какие данные, после чего сам компьютер основательно подчистил, и ничто теперь уже не могло сказать, чем занимается и чем интересуется его владелец. На всякий случай отсоединил мобильник и сунул его в карман, чтобы не было понятно, каким образом я выхожу в Сеть.
Какое-то смутное подозрение, хотя и подозрением это назвать было сложно, все же кольнуло меня, и я, включив компьютер, перебросил отдельные усеченные файлы на флешку, а остальное вместе с переброшенными материалами удалил со своего компьютера. Туда же, на флешку, перебросил и нужные электронные адреса, и еще кое-какие данные, после чего сам компьютер основательно подчистил, и ничто теперь уже не могло сказать, чем занимается и чем интересуется его владелец. На всякий случай отсоединил мобильник и сунул его в карман, чтобы не было понятно, каким образом я выхожу в Сеть.
В городской квартире у меня был ноутбук, с которого я имел возможность работать в Интернете более производительно, поскольку к квартире вела выделенная линия. И там можно будет использовать данные с флешки. Затем я еще раз внимательно исследовал саму флешку. Даст ли она хоть что-нибудь любопытному человеку? И пришел к выводу, что этот, грубо говоря, сгусток компьютерной памяти меня скомпрометировать никак не способен. Пусть кто угодно забирается в дом, ничего предосудительного он и здесь не найдет. Не отыщет даже патрона от пистолета, потому что в этом доме единственное оружие – мой бесствольный травматический пистолет «Оса». Но проводить в наше отсутствие обыск в доме может только тот, кто имеет какие-то подозрения. А против нас подозрения пока возникнуть не могут.
Пора было собираться и ехать.
– Давид! – позвал я.
Копченый вошел в комнату, он уже был готов к дороге.
* * *На въезде в Грозный на уже хорошо знакомом посту опять по обе стороны дороги стояли инспектора дорожной патрульной службы. На выезде из города было остановлено несколько машин, на въезде – две груженые фуры. Но нас останавливать почему-то не стали. Наверное, инспектор слегка дремал на ходу и поздно услышал слабый звук двигателя моего «БМВ». Он посмотрел нам вслед, поднимать жезл было поздно. Так что мы въехали в свою столицу Чечни без эксцессов. А сейчас эксцессы уже могли бы быть, потому что я не стал проезжать мимо тайника и забрал оружие, оставленное в лесочке на временное хранение. И теперь и сам я, и Давид Копченый готовы были при необходимости применить оружие. Наверное, хорошо, что необходимости не возникло, мне было не до перестрелки – следовало проверить данные на Зубаира Джунидовича и по возможности использовать то, что я смогу использовать, для достижения своей цели.
Да и по времени нам следовало торопиться, пока люди не разошлись по рабочим местам. И потому я ехал без остановок на беседы с надоедливыми ментами, которые могут вмешаться в мои планы и затормозить продвижение к цели. А я, честно говоря, пока не знаю, какой лимит времени мне отпущен на все действия. И предпочитал поторапливаться. Я знал, что Жансари уходит на службу к половине девятого. До службы ей добираться около получаса. Следовательно, мне необходимо было успеть застать ее дома, имея в запасе хотя бы десять минут для разговора. И я едва-едва успевал к нужному времени. Но успел-таки.
Я оставил Копченого в машине, а сам поднялся на третий этаж. На мой звонок вышла престарелая тетушка Аймани.
– Здравствуй, Исрапил, – сказала она как обычно, солидным басом, и громко, затем выглянула в подъезд, словно проверяла, видит ли кто посторонний, как я пришел, и посторонилась, пропуская меня в квартиру.
– Здравствуйте, тетушка Аймани.
Она встретила меня широкой улыбкой, и видно было, что радость эта не напускная.
– Я рада, что тебя еще не поймали. Они опять на тебя кучу всякой грязи льют. По телевизору твой портрет показывали. Правда, там ты не похож на себя.
– Я привык к этому. Жансари еще дома?
– Дома, дома, – отозвалась из своей комнаты Жансари. – Я сейчас...
Она, как и мать, обладала громким низким голосом, только в отличие от матери, у которой росли почти мужские усы, у дочери на лице присутствовали и зачатки бороды. Это красоты ей не добавляло, и потому старший лейтенант милиции в тридцать с небольшим лет так замуж и не вышла. Тем более что мужчины в Чечне уже в большом дефиците. Война их не щадила на протяжении последних десятилетий, и это уже было заметно по количеству создаваемых семей.
– Солтанбек не звонил? – спросил я.
Солтанбек, брат Жансари, лежал в Лондоне в клинике, в которую по моей просьбе устроила его Катрин. Она же и лечение оплачивала. Гепатит он заработал еще в детстве, в те самые сложные времена для Чечни, когда в больницах только раненых оперировали, а лечить или просто не умели, или не хотели. Да и лекарств не было. Солтанбеку просто заглушили болезнь и выписали. Тетушка Аймани уже готова была смириться с медленным умиранием сына, когда кто-то из знакомых дал ей телефон старой подруги, моей мамы. Она позвонила мне. Я к тому времени уже обитал в лесах, но связаться с Катрин смог. Она все организовала.
– Звонил позавчера – лечат. Охал и ахал, когда ему счет показали. Нам не говорит сколько, но ужасается. Хоть ты скажи, сколько мы должны?
– Хорошее человеческое отношение оценить никак невозможно. Это, тетушка Аймани, я уже давно понял. И потому об этом разговор заводить не будем...
– Жансари, скоро ты? – позвала тетушка.
Молодая женщина вышла. Уже в форме, готовая идти к себе в районный паспортный стол, где служила инспектором. К ее услугам при подготовке документов я, кстати, не прибегал. Это выглядело бы требованием платы за услугу, которую оказала семье моя жена. И мне такие расчеты были не по душе. Но Жансари я несколько раз использовал.
– Что-то нужно? – спросила она серьезно и приготовила блокнот и ручку, чтобы записать.
Я продиктовал:
– Зубаир Джунидович Иналуков. Где проживает, и точные данные по дате рождения... Мне говорили, что ему на днях сорок лет стукнет. Хочу поздравить.
– Куда звонить? – спросила Жансари по-деловому.
– Номер прежний. Ты знаешь.
– Звать тебя как?
– Можешь Джабраилом называть... Джабраил Азнауров. Фамилию я не менял.
– Часа через полтора позвоню. У нас с утра планерка, потом запрос сделаю. Как ответ пришлют, сразу позвоню.
– Он может проходить по правительственным спискам. Работал в правительстве.
– Ладно, и там посмотрим.
– Если будет возможность, данные на его жену. И на родителей жены, которые собирались в своем доме праздновать юбилей зятя. Дом где-то на окраине Грозного...
– Сделаю.
Вопрос решился.
* * *Мы с Копченым имели в Грозном маленькую однокомнатную квартирку на двоих. Туда и отправились дожидаться звонка Жансари. На двери квартиры Давид ставил «контрольку»[7], чтобы определить, не проникали ли за дверь посторонние лица. «Контролька» была нетронутой, и в квартиру мы вошли свободно. Давид опять почувствовал голод и полез в холодильник, а я включил имеющийся здесь ноутбук. Естественно, сразу забрался в Интернет, чтобы проверить свои почтовые ящики. Писем не оказалось. Но отсутствие информации не говорило о том, что вокруг меня ничего не происходит. Что-то происходило, кто-то желал образовать несколько колец окружения и кольца эти постепенно сжимал. И мне необходимо было прочувствовать момент, когда можно выскочить из кольца. Но до этого хорошо бы свое дело сделать. Я написал письмо жене, потом маленькое письмо сыну, потом долго читал англоязычные новостные сайты, после них русскоязычные сайты и сравнивал информацию. Информация об одном и том же событии всегда преподносилась с разных точек зрения. И сравнивать было любопытно. От этого занятия меня оторвал звонок Жансари.
– Я нашла тебе, что ты просил. Записывай.
– Я готов.
Она продиктовала. Я даже записывать ничего, кроме номеров телефонов, не стал. Все данные из милицейской картотеки совпадали с тем, что прислал мне Али или кто-то от имени Али.
– Спасибо, Жансари. Если что нужно будет, обращайся...
– С тем, что нужно, ты мне не помощник.
– А что тебе нужно?
– Как всякой женщине – мужа и детей.
– Да, это не по моей части. Разве что кого-то из своих друзей посоветую. Но они почти все свои семьи имеют. Если кто-то холостой подвернется, я сразу тебя вспомню. Обещаю.
– Ладно. Счастливо тебе сорокалетие друга отпраздновать. Надеюсь, в газетах сообщения о юбилее не будет?
– Боюсь, что будет, но меня там может не оказаться... Для газет твои коллеги будут стараться, чтобы потом на меня свалить. А я не поеду.
– И то правильно, – согласилась Жансари.
На этом мы с ней и распрощались. Как-то так получается, когда оказываешь человеку услугу, никогда не задумываешься о том, что это может тебе дать. По крайней мере, у меня всегда так бывает. Я не собираюсь никого использовать. Но друзья приобретаются, и они становятся верными и надежными друзьями. И сами вызываются помочь. Не принимать их помощь я тоже не могу, потому что, во-первых, это будет несправедливо, во-вторых, я сам в этой помощи очень нуждаюсь. По большому счету, без поддержки друзей я мало чего сумел бы добиться, в те моменты когда меня со всех сторон пытаются обложить. А я постоянно увертываюсь от выверенных прицельных ударов.