Возвращаясь в конюшню, Джон-Грейди столкнулся с Билли, тот стоял в дверях.
— Что старикан? Пошел обратно спать?
— Ага.
— А что это он вдруг всколесился?
— Говорит, бессонница напала. А ты чего?
— То же самое. А ты?
— И со мной то же.
— Ну, тогда это, видать, в воздухе что-то.
— Не знаю.
— О чем он с тобой говорил?
— Да так…
— Но что-то он конкретное сказал?
— Ну-у, сказал… вроде как, что коровы понимают разницу между тем, когда над ними летят гуси, и тем, когда летит горящая кошка.
— Слушай, по-моему, тебе не стоит с ним так подолгу беседовать.
— Возможно, ты прав.
— Что-то, на мой взгляд, ты становишься уж слишком на него похож.
— Да вовсе он не сумасшедший, Билли.
— Может быть. Вот только не знаю, к тебе ли первому я бы обратился, если б хотел услышать на этот счет непредвзятое суждение.
— Ладно, я спать пошел.
— Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Той женщине он сказал по-испански, что хотел бы оставаться при шляпе, две ступеньки, ведущие к бару, преодолел, держа ее в руках, там снова надел. У барного прилавка стояли какие-то мексиканские бизнесмены; проходя мимо, он им кивнул. Их ответные телодвижения были весьма небрежны. Бармен постелил перед ним салфетку.
– ¿Señor? — сказал он.
— Мне «Старого дедушку» и воду отдельно.
Бармен двинулся прочь. Билли вынул сигареты и зажигалку, положил на прилавок. Глянул в зеркало буфетной стойки. В гостиной на диванах расположились несколько проституток. У них был вид ряженых, сбежавших с костюмированного бала. Бармен вернулся со стопкой виски, поставил и ее, и стакан воды на прилавок, Билли взял виски, разок взболтнул его медленным круговым движением, потом поднял и выпил. Потянувшись к сигаретам, кивнул бармену.
— Otra vez[137], — сказал он.
Бармен подошел с бутылкой. Стал наливать.
– ¿Dónde está Eduardo?[138] — сказал Билли.
– ¿Quién?[139]
— Эдуардо.
Бармен задумчиво продолжал наливать. Покачал головой.
— El patrón[140], — уточнил Билли.
— El patron no está[141].
– ¿Cuándo regresa?[142]
— No sé. — Он продолжал стоять с бутылкой в руке. — ¿Hay un problema?[143]
Билли вытряхнул из пачки сигарету, сунул в рот и взялся за зажигалку.
— No, — сказал он. — No hay un problema[144]. Мне надо обсудить с ним один деловой вопрос.
— А в чем состоит ваш бизнес?
Билли прикурил сигарету, положил зажигалку поверх пачки, выпустил через прилавок бара струю дыма и поднял взгляд.
— Мне не кажется, что с вами мы можем многого достигнуть, — сказал он.
Бармен пожал плечами.
Из кармана рубашки Билли достал деньги и выложил на прилавок десятидолларовую купюру.
— Это сверх платы за выпивку.
Бармен покосился в сторону того конца бара, где стояли бизнесмены. Бросил взгляд на Билли.
— Вы знаете, сколько эта работа стоит? — спросил он.
— Что-что?
— Я сказал, знаете ли вы, сколько стоит эта работа?
— Это вы о том, что много получаете чаевых?
— Нет. Это я о том, знаете ли вы, сколько стоит устроиться на эту работу?
— Никогда не слышал о том, чтобы на работу устраивались за деньги.
— В связи с вашим бизнесом вы много работаете в Мексике?
— Нет.
Бармен стоит, держит бутылку. Билли опять вынул деньги и положил на десятку еще две пятерки сверху. Бармен сгреб деньги с прилавка и положил в карман.
— Un momento, — сказал он. — Espérate[145].
Билли поднял стопку виски, крутнул и выпил. Поставив стопку, провел тыльной стороной ладони по губам. Когда он снова глянул в зеркало буфетных полок, за его левым плечом, этаким Люцифером, уже стоял alcahuete.
— Sí señor, — сказал он.
Обернувшись, Билли устремил взгляд на него:
— Это вы Эдуардо?
— Нет. Чем я могу вам помочь?
— Мне нужно видеть Эдуардо.
— По какому вопросу вам нужно его видеть?
— Хочу поговорить с ним.
— Пожалуйста. Говорите со мной.
Билли отвернулся, хотел еще раз глянуть на бармена, но тот отошел, чтобы обслужить других посетителей.
— У меня к нему личное дело, — сказал Билли. — Черт, да не собираюсь я на него нападать!
Alcahuete слегка поднял брови.
— Это приятно слышать, — сказал он. — У вас какие-то жалобы?
— У меня предложение, которое может его заинтересовать.
— И от кого же исходит это предложение?
— В каком смысле?
— Ну, чьи интересы вы представляете?
— Свои. Я представляю свои собственные интересы.
Тибурсио долго не сводил с него глаз.
— А ведь я знаю, кто вы, — сказал он.
— Вы знаете, кто я?
— Да.
— И кто же?
— Вы trujamán[146].
— Это что значит?
— Вы не говорите по-испански?
— Я говорю по-испански.
— Вы хотите заплатить mordida[147].
Билли вынул все свои деньги и выложил на прилавок бара:
— Вот: здесь восемнадцать долларов. Это все, что у меня есть. А я еще за выпитое не расплатился.
— Вот и расплатитесь за выпитое.
— Что?
— Заплатите за выпитое.
Билли оставил на прилавке пятерку, остальное спрятал в карман, убрав туда же сигареты и зажигалку.
— Идите за мной.
Следом за alcahuete Билли прошел через гостиную мимо проституток в их блядских нарядах. Прошел сквозь калейдоскоп разрозненных отблесков люстры и, миновав пустую эстраду, оказался у задней двери.
Дверь, обитая винного цвета сукном, была без ручки. Тем не менее alcahuete каким-то образом открыл ее, и перед ними оказался коридор с синими стенами и единственной синей лампочкой, вкрученной в потолок над дверью. Alcahuete придержал дверь, Билли прошел в нее, alcahuete закрыл за ними дверь, повернулся и пошел по коридору. В воздухе висел мускусный запашок его одеколона. В дальнем конце коридора он остановился и костяшками пальцев дважды стукнул в дверь, украшенную серебряным орнаментом. Повернулся и, скрестив перед собой руки в запястьях, встал в ожидании.
Прозвучал зуммер, и alcahuete отворил дверь.
— Подождите здесь, — сказал он.
Билли стал ждать. По коридору прошла одноглазая старуха, постучала в одну из дверей. Когда увидела его, перекрестилась. Дверь ей открыли, она исчезла за ней, и коридор, залитый успокоительным синим светом, вновь опустел.
Тут серебряная дверь отворилась, и alcahuete сделал Билли знак заходить, поманив движением тонких, унизанных кольцами пальцев. Билли зашел и остановился. Потом снял шляпу.
Эдуардо сидел за письменным столом, покуривая тонкую черную сигару. Он сидел боком, закинув ногу на ногу, опертую на выдвинутый нижний ящик стола, так что казалось, будто он занят разглядыванием своих роскошных сверкающих сапог из кожи ящерицы.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
Билли оглянулся на Тибурсио. Вновь перевел взгляд на Эдуардо. Эдуардо снял ноги с ящика стола и чуть повернулся во вращающемся кресле. Он был в черном костюме и бледно-зеленой рубашке с воротником апаш. Одна его рука лежала на покрытой полированным стеклом крышке стола, в ней дымилась сигара. Сидел с совершенно отсутствующим видом.
— У меня для вас есть бизнес-предложение, — сказал Билли.
Эдуардо приподнял свою тонкую сигарку и осмотрел ее. Вновь обратил взгляд на Билли.
— Кое-что в нем вас, может быть, заинтересует, — продолжил Билли.
Эдуардо еле заметно улыбнулся. Посмотрел мимо собеседника на alcahuete и опять перевел взгляд на Билли.
— И мое состояние от этого резко изменится к лучшему, — сказал он. — Как здорово!
Он медленно, длинно затянулся сигарой. Произвел странный элегантный жест рукой, в которой держал ее, пронеся по дуге все время ладонью кверху. Будто у него на ладони лежит что-то невидимое. Или же он привык держать на ладони нечто ныне отсутствующее.
— Не возражаете, если мы поговорим наедине? — спросил Билли.
Тот кивнул, Тибурсио вышел и затворил за собой дверь. Когда они остались вдвоем, Эдуардо вновь повернулся боком и, уперев в ящик стола уже другую ногу, снова положил ногу на ногу. Поднял взгляд, подождал.
— Видите ли, — начал Билли, — я хотел бы купить у вас одну из девушек.
— Купить, — повторил Эдуардо.
— Да, сэр.
— Это в каком же смысле «купить»?
— Дать вам некую сумму денег и забрать ее отсюда.
— И мое состояние от этого резко изменится к лучшему, — сказал он. — Как здорово!
Он медленно, длинно затянулся сигарой. Произвел странный элегантный жест рукой, в которой держал ее, пронеся по дуге все время ладонью кверху. Будто у него на ладони лежит что-то невидимое. Или же он привык держать на ладони нечто ныне отсутствующее.
— Не возражаете, если мы поговорим наедине? — спросил Билли.
Тот кивнул, Тибурсио вышел и затворил за собой дверь. Когда они остались вдвоем, Эдуардо вновь повернулся боком и, уперев в ящик стола уже другую ногу, снова положил ногу на ногу. Поднял взгляд, подождал.
— Видите ли, — начал Билли, — я хотел бы купить у вас одну из девушек.
— Купить, — повторил Эдуардо.
— Да, сэр.
— Это в каком же смысле «купить»?
— Дать вам некую сумму денег и забрать ее отсюда.
— То есть вы полагаете, девушки находятся здесь против собственной воли.
— Не знаю, я этого не говорил.
— Но вы так думаете.
— Я ничего не думаю.
— Разумеется, думаете. Иначе не было бы предмета для торговли. Или я не прав?
— Не знаю.
Эдуардо поджал губы. Долго изучал кончик своей сигары.
— Он не знает! — наконец сказал он.
— Вы хотите сказать, что эти ваши девушки могут в любой момент просто взять и уйти?
— Это хороший вопрос.
— Ну и какой на него будет хороший ответ?
— Я бы сказал, что они свободны как личности.
— Как что?
— Как личности. Они свободны как личности. А в остальном… свободны ли они? — Он прижал к виску согнутый указательный палец. — Кто это может сказать?
— Значит, если одна из них захочет уйти, она может уйти.
— Они проститутки. Куда им идти?
— Ну а вдруг кто-то из них захочет выйти замуж.
Эдуардо пожал плечами. Поднял взгляд на Билли.
— Вы мне вот что скажите… — заговорил он.
— Что?
— Вы заинтересованное лицо или его агент?
— Я — чего?
— Это именно вы хотите выкупить девушку?
— Да.
— Вы часто бываете в «Белом озере»?
— Однажды был.
— А где вы с девушкой познакомились?
— В «Ла-Венаде».
— И теперь хотите жениться на ней.
Билли промолчал.
Сутенер медленно затянулся сигарой, медленно выпустил дым в сторону сапог.
— Я думаю, вы все же агент, — сказал он.
— Никакой я не агент. Я работаю у Мэка Макговерна на ранчо «Кроссфоурз», что около Орогранде, — между Аламогордо, Нью-Мексико, и Эль-Пасо, Техас. Это вам кто угодно скажет.
— Я думаю, вы пришли сюда по поручению третьего лица.
— Я пришел сюда сделать вам предложение.
Эдуардо сидит курит.
— Деньги наличными, — сказал Билли.
— Девушка, о которой идет речь, больна. Ваш друг знает об этом?
— Я не говорил, что у меня есть друг.
— Она ведь ему этого не сказала.
— Откуда вы знаете, о какой девушке речь?
— Ее зовут Магдалена.
Билли уставился на сутенера:
— Вы это поняли по тому, что я сказал про «Ла-Венаду».
— Эта девушка не уйдет отсюда. Может быть, ваш друг думает, что уйдет, но она не уйдет. Возможно, даже она сама думает, что уйдет. Она очень молода. Разрешите задать вам вопрос?
— Задавайте.
— Что с вашим другом не так? Причем настолько, что он влюбляется в проституток.
— Не знаю.
— Может, он думает, что она на самом деле не проститутка?
— Не могу вам на это ничего сказать.
— Вы не можете с ним поговорить?
— Нет.
— Потому что она проститутка до мозга костей. Уж я-то знаю ее.
— Наверное, знаете.
— Ваш друг что — очень богат?
— Нет.
— Что он может предложить этой девушке? Зачем ей уходить с ним?
— Не знаю. Видимо, он думает, что она влюблена в него.
— Гос-споди боже ты мой! — воскликнул Эдуардо. — И вы в это поверили?
— Не знаю.
— Нет, вы скажите: вы в это поверили?
— Нет.
— И что собираетесь делать?
— Не знаю. Что вы хотите, чтобы я ему сказал?
— Да нечего вам ему сказать. Он много пьет, этот ваш друг?
— Да нет. Не особенно.
— Я пытаюсь помочь вам.
Билли хлопнул шляпой себя по бедру. Бросил взгляд на Эдуардо, оглядел помещение его офиса. В углу у дальней стены маленькая барная стойка. Диван в белой кожаной обивке. Кофейный столик со стеклянной крышкой.
— Вы мне не верите, — сказал Эдуардо.
— Я не верю в то, что у вас в эту девушку не вложены деньги.
— А я разве это сказал?
— Мне показалось, сказали.
— Она действительно должна мне некоторую сумму. Те деньги, что были выданы ей авансом на платья. На украшения.
— Сколько именно?
— Если бы я задал вам этот вопрос, вы сочли бы его уместным?
— Не знаю. Вряд ли я поставил бы себя в положение, когда такие вопросы задают.
— Вы думаете, я торговец белыми рабынями.
— Я этого не говорил.
— Но вы так думаете.
— Что вы хотите, чтобы я ему сказал?
— Да какая разница.
— Ему, наверное, есть разница.
— Ваш друг охвачен неразумной страстью. Что бы вы ему ни сказали, его это не убедит. Он вбил себе в голову некую сказку. О том, как все должно быть. В этой сказке он будет счастлив. Что в этой сказке не так?
— Скажите мне.
— А не так в этой сказке то, что она вся выдумана. Люди часто рисуют в голове картинки того, как и что должно быть в этом мире. И как в этом мире они будут жить. И мир, и жизнь в нем может обернуться для них очень по-разному, и лишь одна его форма никогда не реализуется, а именно та, которую должен принять мир, существующий в их мечтах. В этом вы мне верите?
Билли надел шляпу.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказал он.
— Да не за что.
Билли повернулся к выходу.
— Но вы не ответили на мой вопрос, — сказал Эдуардо.
Билли вновь повернулся к нему. Окинул сутенера взглядом. С его элегантно отведенной сигарой в расслабленных пальцах, с его дорогими туфлями. В помещении без окон. Обставленном так, будто все его убранство, вся мебель сюда привезена и установлена единственно для этой сцены.
— Я не знаю, — сказал он. — Наверное, скорее верю. Но мне не хочется говорить этого вслух.
— Почему?
— Мне это кажется своего рода предательством.
— Разве правда может быть предательством?
— Кто его знает. Все же некоторые получают, чего хотят.
— Никогда. Ну разве что на краткий миг, чтобы тут же вновь потерять. Или чтобы мечтателю было доказано, что мир его мечты, воплотившись, становится не тем, которого он так жаждал.
— Это да.
— Этому вы верите?
— Я бы сказал, конечно…
— Ну так скажите.
— Нет, это мне надо думать всю ночь.
Сутенер кивнул.
– Ándale pues[148], — сказал он.
Тут же без всякого видимого сигнала дверь отворилась. За ней в ожидании стоял Тибурсио. Билли снова обернулся, глянул назад.
— Но вы не ответили на мой, — сказал он.
— Нет?
— Нет.
— Задайте снова.
— Лучше я вас о другом спрошу.
— Валяйте.
— Ему теперь плохо придется, верно?
Эдуардо улыбнулся. Пустил струю сигарного дыма по стеклянной крышке стола.
— Это не вопрос, — сказал он.
Когда он вернулся, было уже поздно, но в кухне все еще горел свет. С минуту он посидел в кабине пикапа, потом выключил двигатель. Оставив ключ в замке зажигания, вышел и по двору направился к дому. Сокорро уже ушла спать, но в духовке был свежий кукурузный хлеб и на тарелке два куска жареной курятины с фасолью и картошкой. Он перенес еду на стол, вернулся, взял с посудной сушилки вилку-ложку, кружку, налил себе кофе и, поставив кастрюлю опять на конфорку, угли под которой еще светились темно-красным, с кружкой подошел к столу, сел и стал есть. Ел медленно и методично. Закончив, отнес посуду в раковину, открыл холодильник и к нему склонился, обозревая его внутренность в поисках чего-нибудь на десерт. Нашел миску с пудингом, перенес ее к буфету, взял там маленькую тарелочку, положил туда пудинга, после чего, убрав его остаток в холодильник и налив себе еще кофе, уселся есть пудинг и читать газету Орена. В коридоре тикали часы. Пощелкивала остывающая плита. Вошел Джон-Грейди, сразу прошел к плите, налил себе кружку кофе, с ней сел за стол и сбил шляпу на затылок.
— У тебя что, уже утро? — поднял брови Билли.
— Надеюсь, что нет.
— Который час?
— Понятия не имею.
Билли сделал глоток кофе. Полез в карман за сигаретами.
— А ты только вошел? — спросил Джон-Грейди.
— Ну.
— Ответом, как я понимаю, было «нет».
— Ты правильно понимаешь, коняшка.
— Что ж…
— Но ты ведь этого и ожидал, не правда ли?