– Вы слышали, что мощи Марии Магдалины во Франции? – спросила я.
– Да, конечно. И про то, что в ближайшее время планируется поездка к ним наших сограждан.
– Вы не будете в этом участвовать?
– Конечно, нет. А вы, как я понимаю, будете?
– Мы приехали сюда работать, – сказала я. – Мы будем это снимать.
Я попросила его объяснить, почему Мария Магдалина вдруг стала блудницей, хотя в Библии об этом нет ни слова. У кого еще я могла об этом спросить?
Отец Прокопий объяснил, что православная церковь никогда не считала ее блудницей, а созданием такого образа мы обязаны папе Григорию Великому, хотя в настоящее время католическая церковь почти отказалась от этого. В шестом веке Григорий Великий повелел считать Марию Магдалину, Марию из Вифании (у которой была сестра Марфа и брат Лазарь) и грешницу в седьмой главе Евангелия от Луки, имя которой в Библии не упоминается, одним и тем же лицом. Слово папы у католиков – закон, это у православных несколько патриархов, а там папа один, а раз он сказал, значит, так и есть.
На Западе Мария Магдалина известна гораздо больше, чем в России. В истории западной церкви были периоды, когда святая почиталась даже больше, чем Пресвятая Дева Мария, и, пожалуй, во все времена она занимала не далее второго места по известности. Все мученицы называли ее своей покровительницей, в честь нее названо множество церквей, обществ, приютов. Такой популярностью в восточной церкви не пользуется ни одна святая. Но Магдалина – прежде всего кающаяся грешница. На примере ее образа церковь призывала к покаянию.
– Но православная церковь с этим не согласна? – уточнила Татьяна.
– Нет. Я долго могу говорить про наши расхождения с католиками, но многое идет, в частности, от расхождений в переводе Библии.
Мы попросили привести пример расхождения. Он как раз относился к Марии Магдалине, то есть грешнице из Евангелия от Луки, которую папа Григорий Великий объединил с Марией Магдалиной.
Грешница появляется в доме Симона-фарисея, куда пришел Христос и сел за стол (как, например, в английском варианте). Грешница умыла Его ноги слезами и вытерла волосами. На этот иконографический сюжет на Западе написано множество картин и фресок.
Но в русском варианте Библии используется слово «возлег» – то есть как на пирах в Риме, а в дальнейшем и в Греции. Мария здесь не униженно просит прощения за грехи, а оказывает почести Иисусу.
– А вы знаете, зачем мы сюда приехали? – подала голос Татьяна.
Отец Прокопий молчал.
– Вы что-то слышали, не правда ли? – тихо спросила я. – Мы на самом деле не знаем, зачем нас сюда послали. Нам велели снимать все, что увидим, брать интервью, у кого только сможем, и все пересылать в Россию, что мы и делаем. Но есть уже два трупа. В нас всех брызнули газом и перенесли на территорию соседа Василия Степановича. Мы не знаем, зачем.
– Француз торгует вином… – задумчиво произнес отец Прокопий.
– В нем течет кровь французских королей, – напомнила я.
– Сомнительно, – сказал поп, – но даже если и так? Что это дает? Я бы посоветовал вам поинтересоваться родственниками олигарха, взорвавшегося на яхте. Это соседи француза с другой стороны. Если и не узнаете ничего для себя, сюжет может получиться очень даже интересный.
«А Иван Захарович открытым текстом велел мне сегодня по телефону заняться де Ламотом», – вспоминала я. Значит, все-таки дело в графе? Иван Захарович решил прикупить (или прибрать к рукам) французские виноградники? Или все-таки ожерелье? Ведь у потомка французских королей вполне могут иметься драгоценности с историей…
Зная Ивана Захаровича, я поставила бы на последний вариант.
Глава 10
Ужин проходил в большом обеденном зале, где разговор шел на отвлеченные темы. После ужина Василий Степанович пригласил нас троих к себе.
Для начала он сообщил, что посещение мощей откладывается на неопределенное время – произошла какая-то накладка. Ему позвонил помощник Важи Георгиевича и очень извинялся. То есть у нас завтра получался свободный день.
– Я бы рекомендовал вам познакомиться с родственниками олигарха, взорванного на яхте, – заявил Василий Степанович. – Очень интересная семья.
Мы не стали говорить, что нам то же самое посоветовал отец Прокопий, а поинтересовались, чем интересен покойник.
– Он не интересен, тем более уже мертв, – сказал Василий Степанович. – А вот родственники…
Оказалось, что с другой стороны от француза, на бывшей вилле олигарха, проживают его родственники в количестве около тридцати штук, а также любовницы, тоже с родственниками. Все делят наследство. Официально и неофициально. По завещанию покойного им разрешается жить на вилле и выделяется определенная сумма на расходы в месяц. Как выяснилось, другого имущества нет, а до счета, почему-то единственного, не добраться. С него можно только каждый месяц получать деньги, так сказать, на прокорм. Но все живут во Франции, чего-то ждут и выясняют друг с другом отношения.
– Это правда, что два тела родственников приплыли к французу? – уточнила я.
– Да, хотя я не уверен, может, их перебросили через забор. Но родственников однозначно стало меньше.
– Те два трупа опознали?
Василий Степанович кивнул.
– И что? – не унималась я.
– Ничего, – пожал плечами хозяин дома. – У родственников олигарха меньше конкурентов. Полиция не смогла доказать умышленное убийство. Их похоронили за счет французских налогоплательщиков.
– А остальных родственников не выперли из Франции после этого?
– Нет, все здесь, – усмехнулся Василий Степанович. – Разве наших людей выгонишь, если они не хотят уезжать? И там какие-то юридические сложности. Я сейчас с ходу не могу вам объяснить все детали. Завещание составлено хитро. У них же тут вроде как у всех недвижимость, пусть и одна и та же. Если хотите, я вас с юристом сведу, с потомком русских эмигрантов первой волны. Он объяснит подробно.
Я решила, что нам пока это не требуется. Но кого нужно опознать в морге? Значит, не родственников олигарха?
– Чем занимался олигарх? – спросила я.
– А шут его знает, – ответил Василий Степанович. – Когда-то что-то прихватизировал, потом деньжат из воздуха срубил…
– Нефть, цветные металлы, газ?
– Честно, не знаю. Спросите у родственников.
– Вы хотите узнать что-нибудь конкретное?
– Нет. Мне этот олигарх до лампочки.
Но у нас имелись еще вопросы про соседа-француза, вернее, про ожерелье королевы. Во время предыдущего разговора при Андрее мы не все выяснили, что хотели. Ожерелье сохранилось до сих пор? Где оно?
По словам Василия Степановича, Николя де Ламот, муж Жанны, доставил драгоценность в Лондон. В Лондоне и во Франции Николя, то ли один, то ли с сообщниками, извлек бриллианты из гнезд, и английским ювелирам показывали отдельные камни. Некоторые оказались повреждены. Английские ювелиры обратились в полицию, потому что Николя де Ламот просил поразительно низкую цену. Сам он утверждал, что унаследовал камни от матери. Осторожных ювелиров интересовало, не было ли в последнее время краж подобных вещей. Получив отрицательный ответ, они взяли бриллианты.
Что случилось с камнями дальше, точно неизвестно. Не исключено, что часть приобрел герцог Дорсетский, и они остались в его семье в форме диадемы с подвесками. Есть версия, что из двадцати двух лучших бриллиантов сделали одно ожерелье, которое носила герцогиня Сатерлендская. Это ожерелье демонстрировалось на выставке в Версале в 1955 году.
– Сколько было камней? – спросила я.
– Шестьсот сорок семь общим весом две тысячи восемьсот карат, – отчеканил Василий Степанович. – Причем ожерелье высшего качества.
– Сколько могло бы сейчас стоить?
– Не могу сказать даже примерно. Во времена Марии-Антуанетты – около двух миллионов франков. Сейчас, конечно, дороже. Но его больше нет. Осталась копия со стразами, которую возили по европейским дворам. Она выставлена в Версале.
– А если подлинник все-таки сохранился? – спросил Пашка.
– Английские ювелиры видели отдельные камни. Это исторический факт, зафиксированный во многих источниках.
– Но его могли снова собрать, – заметила я. – Основу-то, наверное, не выбросили в помойку. Ее вполне могли опять заполнить. Вес каждого бриллианта был фиксирован?
– Да. Есть фотографии копии, которая хранится в Версале. Но я лично по фотографии не могу сказать, стразы это или бриллианты.
– И украшение может быть у вашего соседа? – спросила я.
– Не знаю, – сказал Василий Степанович. – Но очень хотел бы узнать.
Мы переглянулись с Татьяной. Значит, вот в чем заключается цель нашего визита во Францию? Или это не все?
* * *– Как ты считаешь, мог кто-то из соседей француза – в смысле родственники олигарха – спереть это ожерелье, если оно у него было? – спросила Татьяна, когда мы оказались в наших апартаментах и готовились ко сну.
– Как ты считаешь, мог кто-то из соседей француза – в смысле родственники олигарха – спереть это ожерелье, если оно у него было? – спросила Татьяна, когда мы оказались в наших апартаментах и готовились ко сну.
– Не думаю. Де Ламот Валуа говорил про мертвых соседей. Живые непрошеные гости, как я понимаю, до нас не появлялись. Я вообще думаю о другом.
– И о чем? – поинтересовался Пашка, потягивая пиво.
– О мощах.
Пашка поперхнулся пивом.
Я же пояснила. Мы ломали голову, зачем Важа Георгиевич устраивает шоу с поклонением мощам. А если его настоящий интерес – это ожерелье Марии-Антуанетты? Оно вполне поместится в раке вместе с любыми мощами, будь то длань, кусочек лобной кости или что там планируется везти в Россию. Оно точно окупит все затраты. Тем более Важа Георгиевич обычно летает на своем частном самолете, а тут просто прихватит мощи, которые не будут особо рассматривать пограничники и таможенники.
– Иван Захарович хочет, чтобы мы сперли это ожерелье? – спросила Татьяна.
– Позвони и спроси, – предложила я. – Или письмо пошли по электронной почте. Я, правда, не совсем понимаю, как его собирается спереть Важа Георгиевич, если оно на самом деле находится у графа.
– Нас использовали в виде пробного камня, – философски молвил Пашка. – Вполне могли проверить отключение сигнализации и записывающих систем.
– Но ведь француз вызовет швейцарцев, которые их устанавливали! Он же деньги с них брать собрался.
– Он их сегодня вызвал? Сколько потребуется времени на усовершенствование системы? Вполне можно успеть осмотреть дом. И я не исключаю, что ожерелье уже сперли, если оно там было. А нас подбросили для отвода глаз. Как и труп. Граф не станет сообщать полиции про кражу именно этого ожерелья. Ведь начнут задавать не нужные ему вопросы.
– Кстати, француз не сразу вызвал полицию, а только после того, как мы про нее упомянули, – напомнила я. – Для западного человека это не типично. Он должен был вызвать их сразу после того, как нас обнаружили.
– И мужик с рубином убит… – задумчиво произнесла Татьяна. – И Ивану Захаровичу, по его словам, на него плевать. И на антиквара мертвого плевать. А если этот Олег выполнил свою роль и вместо оплаты получил… Кстати, а от чего он умер? По-моему, разбитая морда не является причиной смерти.
Я позвонила Андрюше и озадачила уже очень сильно пьяного приятеля. Правда, когда он нам перезвонил, голос у него был почти как у трезвого человека.
Типа, представлявшегося нам Олегом Белохвостиковым, отравили тем же средневековым ядом, что и «черного» антиквара в самолете.
– А он сам себя не мог? – спросила я и выдвинула версию насчет яда в перстне.
Андрей ответил, что перстень уже проверили и не нашли в нем никаких потайных выемок. Более того, рубин был не настоящим, а искусственным, выращенным в лаборатории. Он просто привлекал внимание размером и какими-то полосами на поверхности, которые люди принимали за средневековую печать. На теле имелось несколько татуировок. Андрей уже переслал фотографии в Управление. Возможно, убитого удастся опознать. Андрей не был уверен, что «герой» летел в самолете под настоящим именем.
Глава 11
Василий Степанович посоветовал нам идти в гости к родственникам олигарха во второй половине дня, ближе к вечеру, поэтому утро мы провели на частном пляже нашего хозяина, загорая и купаясь. Нам туда же принесли обед.
На доме с другой стороны в этот день реял флаг, который, по-моему, называют Андреевским – белый с диагональным голубым крестом. Мы поинтересовались у официанта, что находится в соседнем здании, раз там то флаг Советского Союза появляется, то флаг, который должен реять на корабле. Нам пояснили, что там живет еще один богатый русский человек, вернее, его жена. Когда хозяин отбывает в Россию делать деньги, супруга тут же поднимает флаг Советского Союза, а как только у нее появляется любовник, вверх взмывает Андреевский, чтобы все знали: место занято.
– У нее постоянный любовник? – спросил Пашка.
– Нет, она никому не отказывает, – с ничего не выражающим лицом сообщил официант. – Вы тоже можете сходить. Только следите за флагами. Когда красный – сразу же бегите к ней, пока место не заняли, а при Андреевском нельзя.
– И муж ничего не знает? – уточнила Татьяна.
– Конечно нет. Эту замечательную женщину всегда оповещают о приближении супруга, еще из Москвы.
Ближе к вечеру мы переоделись и отправились к родственникам олигарха.
Никакого ливрейного лакея при входе не оказалось, вообще пришлось долго звонить в звонок на высоком заборе, на котором висела бронзовая табличка с указанием, что это резиденция Серафима Петровича Вяземского, мецената.
Наконец калитка распахнулась, и нашему взору представилась нечесаная баба с одутловатой испитой физиономией. Возраст мог колебаться в пределах от тридцати до сорока пяти. На бабе был китайский шелковый халат с драконами, из-под него торчали ноги, которые давно требовали эпиляции. В руке она держала наполовину опорожненную бутылку греческого коньяка.
– За наследством, суки? – заявила она вместо приветствия. – Вот вам, а не наследство! – и она показала нам фигу.
– Интервью согласитесь дать? – невозмутимо спросила я. Мне и не такое доводилось видеть и слышать, в особенности во время выездов на убийства в коммуналки. Правда, эта тетка находилась на Лазурном Берегу во Франции, в роскошной вилле. Но это была наша баба, которая, вероятно, лишилась любимого мужчины или мужчины, который давал ей деньги, а другого не предвиделось.
– Чего? – вылупилась на меня баба.
У нее из-за спины возникли две других, по виду – мать и дочь.
– Ой, а вы Юлия Смирнова, да? – воскликнула дочь. – Мы слышали, что вы во Франции, но не думали, что у нас.
– Вы согласитесь на интервью? – спросила я у них. – Руководство нашего канала считает, что история вашей семьи будет интересна массовому зрителю.
– Пожалуйста, проходите, – сказала мать.
Мать с дочерью тоже были в халатах, только другого фасона – с одной огромной пуговицей в районе живота. Диаметр пуговицы составлял сантиметров семь. У матери халат был черный в белый горошек, у дочери, наоборот, белый в черный горошек.
– Я – первая жена Симочки, – сказала мать. – А моя девочка – его единственная дочь, а значит, главная наследница.
Пьяная баба дико расхохоталась.
– А вот эта, – мать гневно посмотрела на пошатывающуюся тетку, – вторая жена Симочки, которая увела его из семьи, оставила дочь без отца и, самое главное, испортила Симочке жизнь и желудок. Если бы не она, он так и был бы с нами, занимался бизнесом, а потом завещал бы все моим детям. Я бы родила ему сына! И не происходило бы того кошмара, который происходит теперь. И животом бы никогда не мучился! Ему нужно было есть паровые котлетки, а эта кормила его полуфабрикатами! Симочка был категорически против прислуги и считал, что готовить должна жена. Вот я…
– А сколько всего претендентов на наследство? – уточнила я.
– В настоящий момент в доме проживают двадцать шесть человек.
– Остальных они с дочуркой убили, – вставила пьяная баба. – И этих всех прикончат. Попомните мое слово. Мадам и мисс Синяя Борода. Они людей убивают, а потом в море сбрасывают.
– Не обращайте на нее внимания, Юля. Она пьяна.
– Да, я пьяна! Я любила Серафима! И я заливаю свое горе вином!
Вначале нам решили показать не дом, а сад, как выразилась первая жена Серафима Петровича Вяземского. При выходе в него мы втроем остолбенели, хотя за годы журналистской работы навидались всякого.
Перед домом, значительно большим в ширину, чем у француза и даже у Василия Степановича (вероятно, Серафим учитывал всех своих родственников), стояла статуя, которую явно ваял скульптор, страдающий гигантоманией.
Статуя представляла собой пятиметрового мужчину в позе, типичной для памятников Ленину. Левая рука была засунута в карман, правая указывала путь (в Африку), на голове была заломлена кепка, сам герой был облачен во фрак, свободные штаны и кроссовки. Из спины торчали шесть небольших крылышек – по два в ряд.
– Это Серафим Петрович? – на всякий случай уточнила я.
– Конечно, – ответили мне.
Пашка начал снимать без моих указаний. Татьяна просто стояла молча и рассматривала пятиметрового «Симочку».
– Почему он так странно одет?
– Симочка был очень демократичным мужчиной, – пояснила первая жена и утерла глаза кружевным платочком, извлеченным из кармана. – А крылья – это ассоциация с серафимом. Симочка, конечно, сейчас уже ангел и смотрит на нас с небес.
– Щас! – послышался ехидный женский голос у нас за спиной. – В аду он, на сковородке жарится, где ему самое место. А вы кто такие?
Еще одна наследница оказалась предпоследней, четвертой женой, которая очень досадовала из-за того, что Симочка отправился в мир иной (неизвестно, вверх или вниз), когда женился уже на следующей бабе. Первая жена тут же пояснила, что Серафим Петрович был честным человеком и женился на всех женщинах, с которыми вступал в интимную связь.