Михаил. Древнерусская миниатюра
Плод страсти
Новому императору, которого тоже звали Михаилом, совершенно не было нужно жениться на Зое, да и не мог он этого – на разницу в возрасте, как всем уже ясно, византийцам было начхать, но она же его усыновила! Что такое эдипов комплекс, византийцы не знали, если бы им кто-то рассказал о Фрейде – нипочем бы не поверили. А что до простой сыновей любви к матери, хотя бы и приемной, и благодарность за то, что она, по существу, вручила ему империю, то любой, кто хотя бы немного знал нового императора, сразу усомнился бы в проявлении этих добродетелей – репутация у него была хуже некуда. Он представлял собой опаснейший тип злопамятного тихого и скрытного пакостника, всю жизнь писавшего на всех реестр того, что они ему задолжали. Ни его дядя-император, ни другой его дядя, чиновник евнух Иоанн, не верили ему ни на грош, совершенно не ценили и пока могли, держали в загоне. Трое же прочих из четырех братьев императора были народ скользкий и противный, и все византийцы, что знатные, что простые, не испытывали к ним ни любви, ни доверия. Отец нового императора всю жизнь крутился в порту, занимаясь постройкой кораблей, его непосредственная специальность сводилась к тому, чтоб конопатить вновь построенные корабли смолой. Его сына, Михаила V, как только он сел на престол, в честь занятий отца наградили прозвищем Калафат, то есть конопатчик. В сущности, вся его легитимность, особенно после смерти дяди, исходила от Зои, представительницы почитаемой народом Македонской династии, которая его усыновила и позволила объявить его наследником престола. Если все это считать, спокойно можно сказать, что он уже третий человек, которому Зоя вручает империю. Конечно, формально право на престол ему даровала не только Зоя, но и ее покойный супруг, так что, может быть, он не третий, а второй. Но это уже формальности.
Похоже, что новый император решил сразу убрать надоедливую бабушку, она же его названая мать, прочь с глаз. Сначала он, правда, рассыпался перед ней в комплиментах и публично клялся, что пальцем не тронет. Но очень скоро об этих словах забыл и начал выламывать доски из уже сложившегося государственного механизма с отменной скоростью. Своего дядю, евнуха Иоанна, наделенного огромной властью и явно самого разумного из всей семейки, он почти мгновенно лишил полномочий и отправил в монастырь. Как вы уже заметили, в те времена монастыри часто играли роль VIP-тюрем – это исключало дальнейшее участие новопостриженного в политике, нечего там монахам делать, а беглый монах был тогда хуже беглого зэка, ловили и карали без пощады. На его посты он назначил другого своего дядю, Константина, человека весьма малоспособного, вручив ему высокий титул новилиссимуса. И тут же, почувствовав у себя за спиной более-менее надежный тыл, начал загонять под нары императрицу Зою. Ничего особо нового ему измышлять не пришлось – он просто довел до упора меры своего предшественника. Место императрицы – в гинекее, и нечего ей оттуда высовываться! Всех более-менее близких ей прислужниц – в шею, и еще хорошо поспрошать, нет ли какого заговора! Все расходные статьи бюджета на содержание Зои – урезать до предела, с голоду не мрет, и ладно! Вот так с ней себя и вести, авось сама помрет от инфаркта, уже шестьдесят три года, зажилась, а еще соправительницей числится, проказы на нее нет! Зоя внешне покорно принимала все эти утеснения, потому что практически ничего не могла предпринять. И практически за 5 месяцев царствования, с декабря 1041 года по апрель 1042, Михаил Калафат решил, что теперь ему уже все можно.
В ночь на 18 апреля императрицу просто схватили гвардейцы, грубо и бесцеремонно, прямо в ее покоях, и обвинили в попытке отравить императора. Не то что она ну никак в принципе не могла нечто подобное замутить – византийский вельможа, не умеющий скормить конкуренту что-нибудь навечно успокоительное, явно профнепригоден. Тем паче химик Зоя всегда была большой, содержала в своих палатах целую лабораторию, десятилетиями в ней экспериментировала и явно не была дилетантом. Правда, документально известно, что главные ее исследования касались такой приятной для женщин части химии, как косметика. Она сама изобретала и изготавливала помады, кремы, духи и прочее дамское счастье, причем явно не без успеха – в византийских трактатах по медицине даже приводятся рецепты «мази Зои-царицы». Если бы она вздумала их продавать, бешеный коммерческий успех был бы ей обеспечен, потому что ее собственное лицо служило бы ее косметике лучшей рекламой. Практически всю жизнь она могла бы, совершенно не погрешив против истины, повторить слова француженки Жанны Кальмон, дожившей до 122 лет: «У меня всего одна морщина, и я на ней сижу». Правда, в последние годы жизни руки у нее уже начали дрожать, а спина сутулиться, но во время описываемых событий этого еще не замечали, вот каким замечательным химиком она была! Да и попытка отравить только что разжалованного Иоанна Орфанотрофа много лет назад была вовремя пресечена и не осталась тайной. Но травить всевластного императора было рискованно, бессмысленно, и трудно было ожидать этого именно от Зои, дух которой был сломлен. Похоже, что Зоя была виновата уж тем, что хотелось императору кушать. Ее заключили в монастырь на острове близ Константинополя, обрезали при пострижении ее длинные волосы и доставили их Михаилу, чтоб тот успокоился и поверил, что еще одной угрозой его царствованию меньше.
На суд общественности
О том, что произошло дальше, можно думать по-разному. Популярная версия, состоящая в том, что народ Константинополя очень уж любил привычную им уже 200 лет Македонскую династию, кажется мне очень уж придворной – всякого пришлось и при этой династии нахлебаться. Думаю, что и сам Михаил V немало виновен в том, что уже успел вызвать у большинства своих подданных стойкое желание метаться и трястись самым диковинным образом, чтоб сбросить его с загривка. А скорее всего, что удивительно, дело в тихой, совершенно неагрессивной и далекой от жажды власти сестре Зои, императрице Феодоре, формально – ее соправительнице с момента воцарения Романа III, фактически – обычной госпожой Никто по имени Никак. Она не была так нелюдима, как их некрасивая старшая сестричка, но к придворной Большой Игре как минимум не питала склонности. Жила тихо, как мышка, в монастыре, куда ее заточила та же сестричка Зоя по ложному обвинению, так, на всякий случай. Но похоже, что Михаил Калафат и ее достал так, что жить на одной планете с ним ей показалось омерзительным. У нее оставались влиятельные знакомые, и она могла сделать то, чего от нее никто уже не ждал, – вступить в политическую борьбу. Впрочем, мало кто из обычного константинопольского люда ждал, что народ способен собираться в толпы, вопя: «Хотим законную наследницу, мать нашу Зою! Не хотим подчиняться Конопатчику!» – однако именно это и произошло. Многие властители не понимают, что не только в полиции дело – если уровень тошноты у народа выше определенного, государству все равно трындец, хоть всех перебей. Сам будешь работать.
Толпы вынесло на улицы, люди вооружались чем попало, как всегда, под шумок начались грабежи, тюрьмы брали штурмом. Михаил Калафат был так перепуган, что приказал немедленно вернуть Зою. Перепуганная и ничего не понимающая, она согласилась выйти с ним к бунтующему народу на императорскую трибуну константинопольского Ипподрома, который был для византийцев тем, чем был Майдан для украинцев и Первый канал – для россиян. Он говорил примирительные слова, а народ приходил в еще большее бешенство – идиоты, они вытащили Зою на всеобщее обозрение не в императорских ризах, а в скромном монашеском наряде, даже переодеть не успели! В императора полетели камни и все прочие тяжелые вещи, попадающиеся под руку. Он еле спасся бегством и собирался уже бежать из страны, но его дядюшка, новоиспеченный новилиссимус, уговорил его сопротивляться – лучше бы он этого не делал! Царица Феодора оставалась на свободе, ее приближенные дельно руководили бунтом, около императорского дворца завязалось настоящее сражение, но исход его был предрешен. Император и новилиссимус успели уплыть в один из монастырей на ближнем к столице острове, но что толку-то? Феодора проявила никем не ожидаемую решимость. Когда Зоя, в общем-то склонная в этой ситуации к милосердию и миру, спросила с дворцового балкона толпу: «Как поступить с предыдущим императором?» – в ответ раздались вопли: «Отрубить ему голову!», «Повесить!», «На кол его!» и даже более ужасные предложения, возможные только в стране, палачами которой в соседних государствах пугали детей. Вы только не считайте Феодору жестокой – это по нашим понятиям так, а ее приказание передать пойманных беглецов в руки префекта города, чтоб он их всего лишь ослепил, для тех времен есть акт абстрактного гуманизма и недопустимая для государя мягкость. А Михаилу Калафату все равно конец – долго он после зверского ослепления, разумеется, не прожил, да и какой смысл?
Ситуация в Византии стала уникальной – у власти оказались две старые женщины, которые править страной не любят, не умеют и не хотят. Правда, первые их шаги были достаточно разумны: бунт они прекратили, порядок в городе и стране восстановили. Но дальше-то что? Феодора, удивив окружающих единственной за жизнь вспышкой активности, хочет только покоя и стабильности, Зоя – тоже. Но Феодора и думать не желает о замужестве в свои-то годы, а Зоя, что удивительно, совсем не прочь, мало ей было, наверное… Так что они быстро пришли к единому мнению относительно того, как устроить судьбу государства. Зоя должна в третий раз выйти замуж и вручить своему счастливому избраннику в качестве приданого империю, одна штука, малость поношенную, но вполне годную к употреблению. Может быть, это ей предстояло сделать не в третий, а в четвертый раз – считать ли Михаила Калафата, который получил от нее империю не в качестве приданого, а через усыновление, причем не только от нее, но и от ее второго мужа, я пока не решаюсь, не уверен. Бог троицу любит, третий раз за все платит, может, сейчас Зое с выбором больше повезет? Вроде и первых два брака ей не навязывали насильно, второй уж точно, скорее наоборот, да и против первого она не возражала…
Страховочный вариант
В качестве третьего, почти наверняка последнего шанса она выбрала свойственника своего первого мужа Константина, человека милого и обходительного.
Он ей нравился всегда, причем это было настолько хорошо заметно, что Михаил IV Пафлагон его на всякий случай даже сослал. Он был так красив, что казался изнеженным, но, несмотря на это, был очень силен, хорошим образованием не блистал, но природный ум имел немалый. Ему Зоя и вручила себя и царство в третий (если только царство – в четвертый) раз. Он не отказался от брака с 63-летней невестой, во-первых, остатки былой красы она сохраняла до смерти, в чем ей немало помогало ее собственное искусство химика и косметолога, во-вторых, потому что приданое больно уж хорошее, и в-третьих, потому что отказавший императрице теоретически мог, конечно, остаться в живых, но кому охота это проверять? У каждого из брачующихся это был уже третий брак, церковь смотрела на такое крайне неодобрительно, но при чем вообще вера к админстративным вопросам? Только угодишь в еретики, как кур в ощип, «мама» сказать не успеешь. Так что нарушать церковные законы патриарх не стал, другому поручил, но супругов после брака лично обнял – мол, я на самом деле не против, это все правила такие противные… В общем, все уладилось, и Зоя начала жизнь в своем третьем браке.
Свадьба Константина и Зои
В принципе, ее жизненный опыт не пропал даром – ни супруг не обрушивал на нее серьезных гонений, ни она не вступала с ним в серьезные конфликты. Она была совершенно довольна своим материальным положением и предоставляемыми ей супругом удобствами и почестями. Она даже осознала, что в интимной сфере не может предоставить ему все, что требуется, и довольно спокойно отнеслась к появлению у него постоянной фаворитки Склирены, племянницы его покойной второй жены. Дошло до того, что император Константин даже уговорил Зою подписать с ним и Склиреной специальное соглашение под названием «дружеский контракт». Краткое его содержание: все хорошо, император уважает и почитает свою супругу Зою, она прекрасно к нему относится, севаста Склирена никому не мешает, ее тоже любят и император, и императрица, ее сожительство с императором никому не мешает и всех устраивает, все очень любят друг друга, всем просто прекрасно, ура! Покои императрицы Зои устроили по правую сторону от покоев самого императора, покои Склирены – по левую, и по негласной договоренности, если одна из дам находилась у императора, вторая не нарушала их тет-а-тет. Самое удивительное в этом соглашении было то, что оно соблюдалось всеми сторонами, причем не только его буква, но и дух. Когда однажды император, направляясь в церковь, встретил на выходе из дворца возмущенную толпу, орущую во все глотки «Не хотим Склирену! Не хотим, чтоб из-за нее умирали наши матушки Зоя и Феодора!», и дело чуть не дошло до серьезного бунта, обе старые императрицы вышли на дворцовый балкон и успокоили толпу. Такой мир устраивал их тоже. К тому же Склирена вдруг заболела и скончалась в расцвете красоты, и я даже не склонен в чем-то подозревать Зою – у нее, как видите, была возможность устранить Склирену руками толпы, а она и пальцем не пошевелила. Император ужасно страдал, а потом утешился и нашел новую прелестницу, царевну аланскую, да и, скорее всего, не ее одну.
Конец эпохи
Дальнейшая жизнь Зои была избавлена от приключений – она тихо угасала в своих покоях, около реторт и горнов своего маленького химического заводика. Во всяком случае, благодаря им в бестолково построенном императорском дворце, который в холода, нередкие на Босфоре, невозможно было нормально протопить, сохранялась терпимая температура. Умела она также изготавливать иконы, и одной из них даже стали приписывать чудодейственные свойства – так она была красива. Предсказуемо и то, что с возрастом она становилась все ревностнее в вере, мудрую немецкую пословицу «Молодая шлюха – старая богомолка» никто еще не отменял. Буквально перед смертью годы ее немного согнули, но не более того – старухой она не выглядела даже в последние дни жизни. Ее смерть была ожидаемым событием и практически не всколыхнула общество. Гораздо больше шума наделал уже после смерти Константина IX, скончавшегося через 5 лет после Зои, демарш ее сестры Феодоры, которая, будучи номинальной соправительницей, вдруг потребовала теоретически принадлежащую ей власть, как последняя представительница правящей династии, и более того, сумела ее захватить и удержать. Правила она вполне разумно, доверяясь неглупым и опытным советникам, а выйти замуж не пожелала – браки сестры стояли у нее перед глазами как отрицательный пример, советующий ни в коем случае не валять дурака. Всегда энергичная, совершенно не сутулящаяся, в отличие от сестры в последние месяцы ее жизни, и крайне деятельная, она уступила престол только Разрушительнице Наслаждений и Разлучительнице Собраний – года-то у нее были и для нашего времени не молодые, а для тех времен просто мафусаиловы века. Так и пресеклась Македонская династия, может быть, самая успешная на протяжении всей византийской истории, на женщинах, но отнюдь не из-за женщин: хорош, мужики, собственные недоработки на них валить!
Вот и посмотрите на то, сколько благ может принести мужчине брак по расчету. Да и о женщинах подумайте: какой из браков Зои был заключен без расчета с ее стороны, исключительно по причине болезни, имеющей в международном реестре код F63.9, по-старому – любви? Только второй. Именно он привел ее, да и страну, к наихудшим бедствиям: утеснениям, обидам, утрате свободы, государственному перевороту и ослеплению правящего монарха. А именно третий ее брак, в котором было меньше всего не только F63.9, но и вообще чувств, оказался самым благополучным и тихим. Уже ставшее общим местом мнение о том, что брак по расчету – самый лучший вариант, если расчет правильный, разумеется, не работает. Дело ведь именно в том, чтоб определить, какой расчет правильный, а как это сделать? Обычные критерии тут не годны – браки успешных людей, которые показывают раз за разом прекрасное умение сделать правильный расчет и в политике, и в бизнесе, и в науке, вовсе не оказываются более успешными, чем у простых людей, делающих где ни попадя ошибку за ошибкой. На давление папарацци валить нечего – какие еще папарацци при дворе византийских императоров, а вот, пожалуйста, все то же самое. Что же делать? Очень трудно что-то посоветовать. Во всяком случае, не женитесь на византийских императрицах, ни как какие короны. И не думайте, что они кончились – еще полно закрытых общественных формирований, где культура интриги, предательства и коварных ударов из-за угла не менее высока. Опять-таки лучше торгуйтесь, не предлагайте даже архилюбимому все свое царство – если что-то засбоит, где вы найдете еще одно? Ну и еще одна деталь. Если главный ваш стимул к союзу с этим человеком и есть ужасная и тяжелая болезнь F63.9, то есть любовь, попробуйте просчитать, что вы будете делать через четыре года, когда она, согласно мнению медиков, непременно пройдет. Фатального в этом нет, она может перейти в чувство намного более прочное и совершенно не похожее на болезнь, хотя и не такое острое, но произойдет ли это? Вот этот и есть главный расчет, который надо сделать, все прочие расчеты, в том числе и экономические, по сравнению с ним – сущие пустяки. Вот об этом и следует думать, а вовсе не о числе царств, которые в настоящий момент готова вам предложить тяжелобольная женщина, страдающая от болезни с международным кодом F63.9. Эта болезнь излечима. А главных бациллоносителей этой опасной инфекции, этих самых роковых женщин можно и нужно жалеть – чувства, понимаешь ли, как с ними справиться? Любовь – она такая, верно же? Ой ли – иногда главным чувством роковой женщины становится беспощадная жажда власти, а все прочее, в том числе и любовь, только ставится этому чувству на службу. Но об этом – следующий рассказ.