– У тебя розовые пятки, – сказал он. – Детские. Для меня всегда оставалось загадкой, как женщины умудряются сохранять пятки в идеальном состоянии.
– Спроси об этом у одной из своих любовниц, – предложила Таня, подкладывая под подбородок подушку.
– Непременно.
Чувствуя себя персонажем какого-то слезливой мелодрамы, Олег осторожно присел на краешек дивана.
– Мне не нужны любовницы, – вырвалось у него. – Мне нужна ты.
– Да? – вежливо спросила Таня. – В качестве кого?
Вопрос на засыпку. Что тут ответишь?
– Извини. – Олег встал.
– За что?
– Хочешь знать правду?
– Хочу.
– Я виноват перед тобой за то, что втянул тебя в эту историю, – заговорил Олег, подойдя к освещенному солнцем окну. – Нужно было честно предупредить тебя, что дело не просто опасное, а смертельно опасное. А я?
– А ты? – эхом отозвалась Таня.
– А я не сумел отказать себе в удовольствии находиться с тобой рядом. Ну не свинство ли?
– И что теперь?
– Будь я маленьким мальчиком, достаточно было бы сказать: «Я больше не буду». Но я давно отучился говорить такие слова.
– И хорошо, что отучился, – пробормотала Таня, не поднимая головы. – Тебе не за что просить прощения. Я сама виновата.
– В чем? – опешил Олег.
– Понимаешь, в последнее время мне катастрофически не везло. Во всем. В работе и в личной жизни. В результате я превратилась в истеричную бабу. – Таня приподнялась на локтях, поправляя растрепавшиеся волосы. – Еще недавно я бы наотрез отказалась от участия в операции, но теперь все иначе. Тебе не в чем себя винить. Я сама в ответе за свои поступки. – Помолчав, она добавила: – За любые поступки.
У Олега, понимавшего, что ФСБ и он сам причастны к нервному срыву этой красивой женщины, перехватило дыхание. Раскаяние, горечь и нежность образовали убийственную смесь, от которой заслезились глаза и защипало в носу.
«Что бы такое сказать? – размышлял Олег, косясь на поникшие плечи Тани. – Что сделать, чтобы хоть немного загладить свою вину? Мы вытащили ее из привычной жизни, растормошили, наобещали золотые горы, а теперь отправляем в пасть волосатому чудищу, способному перегрызть ей горло. Зачем же я подбадривал ее, подзадоривал? Чтобы переманить ее на свою сторону. Переманил. Завтра вечером она отправится на задание, убежденная, что находится под моей защитой, а способен ли я уберечь ее от ФСБ? И при всем при этом меня подмывает на правах верного друга полезть к Тане с объятиями и поцелуями, испытывая к ней отнюдь не братскую нежность… Гер-рой, – зло сказал себе Олег. – Тебе же одно от нее нужно, сам знаешь что».
«А вот и нет, – возразила другая половина рассудка. – Вовсе не этого я от нее добиваюсь… Точнее, не только этого».
«Чего же еще? – саркастически осведомился внутренний голос. – Материнской ласки? Любви? Признательности?»
Раздираемый противоречивыми чувствами и желаниями, Олег приказал себе встать и отправиться в другую комнату, но вместо этого совершил непоправимую глупость. Снова сел на диван. Его рука тут же легла на затвердевшую спину Тани. Соскользнула вдоль ложбинки позвоночника на талию. Замерла там, ожидая негодующей реакции.
– У тебя холодная ладонь, – прошептала Таня.
– Тебе неприятно? – спросил Олег простуженным голосом.
– Наоборот. Неужели ты волнуешься?
– Не то слово. Такое творилось со мной в далекой юности.
– Не робей, воин, – тихо сказала Таня. – В моем липовом паспорте записано, что мы расписались пять лет назад. Пора бы привыкнуть.
– Я никогда…
Комок в горле помешал Олегу закончить фразу. А прозвучать она должна была вот как: «Я никогда не привыкну».
В данный момент и в данной ситуации это было чистейшей правдой.
6
Дальше все произошло так быстро и так непринужденно, что ни Олег, ни Таня и опомниться не успели, как остались без одежды и переплелись руками и ногами до такой степени, что нечего было и думать распутать этот узел. Все совершилось стремительно, бестолково, при активном участии обоих, но как бы не по их воле. Потому что разве Татьяна Токарева могла позволить себе быть такой распутной? И разве Олег Белан не являлся опытным любовником, привыкшим контролировать ситуацию?
Р-раз! – и он очутился сверху.
Два! – Таня опрокинула его на спину.
Три… четыре… двадцать… сорок… сто сорок…
И вот уже они лежат плечом к плечу, а их сердца колотятся вразнобой, готовые выскочить из груди, как после кросса по пересеченной местности. Кровь еще бурлит, лихорадочно пульсируя в венах, а мысли постепенно приходят в порядок, складываясь в вопрос, на который не существует ответа.
Зачем?
Зачем мы это сделали?
– Вот и все, – тихо произнесла Таня, уставившись в потолок.
Олег тоже пялился в потолок, потому что ему было стыдно. Близость их тел оказалась не просто быстротечной, а катастрофически быстротечной. Его запала хватило минуты на две-три. Как вести себя после подобного фиаско? Оправдываться? Реабилитировать себя при повторении? Но захочет ли Таня повторения? Кому нужен мужчина, который моментально охладевает, получив свое?
– Хочу тебе кое-что сказать, – хрипло начал Олег, – но не знаю как.
– Не говори, – равнодушно ответила Таня. – Я и так знаю.
– Тогда скажи сама.
– Я не оправдала твоих ожиданий. Ты рассчитывал на полноценный секс с легкомысленной дамочкой, а получил пару минут бестолковой возни. Что ж, – в унылом тоне Тани прорезались вызывающие нотки, – такая уж я уродилась. Чего-то мне недостает, чтобы быть полноценной женщиной. Упреки, которые ты намереваешься высказать, справедливы, но слушать их я не желаю. Слишком больно.
Олег почувствовал невероятное облегчение, а горло его перехватила невидимая петля, имя которой: нежность.
– Глупышка, – пробормотал он. – Тебе не в чем себя винить. Это я дал маху. Не сумел доставить тебе удовольствие.
– Мне было хорошо, – возразила Таня. – Очень, очень хорошо.
– Но…
– Молчи! Терпеть не могу, когда мои недостатки обсуждают вслух.
– У тебя нет недостатков, – покачал головой Олег.
– Сплошные достоинства? – недоверчиво усмехнулась Таня.
– А если я скажу «да»?
– Если ты скажешь мне «да», то уж я точно не отвечу «нет».
Олег потянулся к Тане, но она выскользнула из его объятий, встала и направилась к выходу из комнаты, инстинктивно сутулясь на ходу, как это делают женщины, стыдящиеся своей наготы. Даже это не сумело испортить ее ладную фигуру. Спина у нее была узкая, но без выступающих позвонков, а плавные очертания талии и бедер могли бы вдохновить не одно поколение скрипичных мастеров.
– Решила подкрепиться? – предположил Олег.
Выглянувшая из-за дверного косяка Таня округлила глаза:
– С ума сошел? Стану я тратить время на такие пустяки, когда есть вещи поважнее. Приму душ и вернусь к тебе. Если, конечно, ты трусливо не покинешь поле боя.
– Буду стоять насмерть, – пригрозил Олег.
Тане шутка не понравилась.
– Не смей говорить о смерти! – выкрикнула она. – Сейчас, когда я только начинаю жить по-настоящему…
Осекшись, она скрылась в коридоре.
Упавший навзничь Олег скрипнул зубами. До него вдруг дошло, что он влюбился – влюбился в женщину, которую сегодня собственной рукой подтолкнет к пропасти и заставит пройти по самому краю. Наверное, она тоже полюбила, раз сказала, что только начинает жить. Но если умрет, то не от любви. Даже безумно влюбленные, как правило, умирают от чего-нибудь другого.
7
Следующий отрезок времени был подобен железнодорожному перегону в тоннеле, когда на полном ходу пытаешься выглянуть в открытое окно: толком ничего не разобрать, впечатления сумбурны, чувства растрепаны.
Одно только осознавалось точно и ясно: эта лихорадочная гонка за счастьем не может пройти бесследно.
Чем ближе узнавал Олег Татьяну Токареву, тем больше убеждался, что, говоря о ней «женщина моей мечты», он нисколько не покривит душой.
Синеглазая, стройная, полная грациозного достоинства и обаяния, Таня принадлежала к тому типу женщин, которые не вызывают пресыщения. Олегу ее постоянно немножечко не хватало – даже при самой тесной близости, которая только возможна между мужчиной и женщиной. Она была вулканом, уже не дремлющим, а постепенно пробуждающимся, и всякий раз, когда кипящая лава страстей была готова выплеснуться наружу, но до кульминации дело так и не доходило, Таня чуть не плакала от разочарования.
«Ну почему, почему бог создал меня такой?» – причитала она, а Олег восстанавливал силы для нового рывка к раю и думал про себя: «Потому что Ева тоже была такой. Готов поклясться, что предложенное змеем яблоко поначалу вызывало у нее любопытство, а не вожделение. Распробовала она его не сразу… и увидел бог, что это хорошо».
Так хорошо, что не передать словами.
Так хорошо, что не передать словами.
И Олег молчал. Говорила Таня. Стоило положить ладонь на ее разгоряченное тело, как она чуть ли не плача просила оставить ее в покое, причитая: «Не надо, ты же видишь, я умираю, я всякий раз умираю, я теряю голову и схожу с ума». Если Олег не убирал руку, то Таня вновь забывала обо всем и была готова начать все сначала. Что не мешало обоим оставаться полными сил и бодрости, словно их близость являлась чем-то вроде подключения к неиссякаемому источнику энергии.
Но все хорошее рано или поздно кончается. Кончился долгий-долгий день, наступил вечер, нужно было одеваться, приводить себя в порядок, готовиться к выезду.
Оживший телефон заставил обоих вздрогнуть, как будто это был контрольный выстрел, а не звонок. Переговорив с Иваном, Олег посмотрел Тане в глаза и сказал:
– Мне пора. Через десять минут машина будет внизу. Увидимся завтра вечером. Ты остаешься одна. Тебе будет страшно, тебе будет трудно, я знаю, но ты должна выдержать. Наши жизни зависят от тебя в такой же мере, как твоя жизнь – от нас. Связанные одной цепью, скованные одной целью.
Таня пригорюнилась, закрыв лицо руками. Дело было не только в обуревающей ее тревоге. Иван Долото. При мысли о нем Тане сделалось не по себе. Возникло ощущение, что, отдавшись Олегу, она его предала.
– Как же мне быть? – вырвалось у нее.
8
Олег понял вопрос по-своему.
– Ждать, – ответил он. – Завтра тебя отвезут в массажный салон. Люди Шарко приедут за тобой ближе к вечеру. Дорога до Камыш-Буруна займет двадцать минут, массаж – от сорока до часа, полет через пролив – примерно столько же. Одним словом, рассвет ты встретишь на родине.
– А ты?
– Куда же я от тебя денусь.
– А… Иван?
– Тоже. – Ничего другого произнести Олегу не удалось.
– Ты ему скажешь? – спросила Таня.
– Как хочешь.
– Тогда не говори.
– Ладно, – помрачнел Олег.
– Не очень-то ты красноречив.
– Совсем не красноречив.
– Даже на пару ласковых слов не расщедришься?
– Их тысячи, – буркнул Олег. – Выбирай любые и применяй к себе. Считай, что все они адресованы тебе.
– Не пойдет, – качнула головой Таня. – От меня так легко не отделаешься. Если слов тысячи, то найди нужные и произнеси вслух.
– Не мастак я речи произносить.
– А я не прошу речей. Два-три слова. Неужели ты не способен их выговорить?
– Почему же не способен…
– Тогда говори, – потребовала Таня.
– Ну… Ты мне подходишь, – выдавил из себя Олег. – Годится?
– И это все?
– Мало?
– Маловато. Еще говори!
– Ты, гм… хорошая.
– С ума сойти, какой благодарный любовник мне попался! – воскликнула Таня.
Тон был язвительным, однако услышанное явно пришлось ей по вкусу. Чтобы понять это, достаточно было заглянуть Тане в глаза, но Олег упорно смотрел в сторону. Он тоже чувствовал себя предателем. Как будто умыкнул жену у лучшего друга. Иван был не тем человеком, которого хотелось обкрадывать, а Таня была не из тех женщин, которых требуется непременно красть.
– Пока, – произнес Олег коротко, как будто канат обрубил, и направился в прихожую.
– До завтра, – крикнула Таня вслед.
Нехорошее предчувствие обручем стянуло грудь, затрудняя дыхание и речь. Олег развернулся, возвратился в комнату и взял забытый пистолет. Плохая примета, отметил он про себя.
– Поцелуешь меня на прощание?
Глаза у Тани были необыкновенно большие и необыкновенно печальные.
– Завтра, – пообещал Олег, удаляясь. – И не на прощание, а просто… Извини, если что не так.
– Все не так. Но мне хорошо, потому что…
Таня не договорила, оборвав предложение на середине. Ей было трудно говорить, и Олег порадовался этому обстоятельству. Слушать ее было еще труднее.
Он переступил порог и аккуратно закрыл за собой дверь. Таня осталась по другую сторону, словно ее никогда не было. Лучше бы вообще не было, вздохнул Олег, спускаясь по ступеням.
Глава 17
Закадычные враги, заклятые друзья
1
Половину пути проделали на старом раздолбанном «жигуле», оглушающем седоков надсадным ревом, скрежетом и лязгом изношенных деталей. Днище тяжело провисало на рессорах, то и дело задевая дорогу. Иван, сидящий за рулем, отмалчивался. На его скулах рельефно выделялись желваки.
– Не в настроении? – спросил Олег как можно более беззаботным тоном.
– Зато ты в настроении, как я погляжу, – ответил Иван.
– Это плохо?
– Кот немного поигрался с мышкой, – сказал Иван, – а потом слопал. Получил удовольствие. Плохо это или хорошо? Смотря кому.
– Предоставь попам говорить притчами, – посоветовал Олег. – Они мастаки в напускании тумана.
– Ты тоже мастак. В своем роде.
– Есть претензии?
– Я тебя предупреждал? – вкрадчиво поинтересовался Иван, останавливая машину на обочине.
– О чем? – Олег прищурился.
– О том, чтобы не трогал Токареву.
– Кто тебе сказал, что я ее трогал?
Иван повернул голову:
– Достаточно посмотреть на твою довольную физиономию.
– Помнится, у нас состоялась разъяснительная беседа на тему морали и нравственности, – согласился Олег. – Но я не зарекался. Я только пообещал, что не стану проявлять инициативу.
– И сдержал слово?
«Нет», – промелькнуло в мозгу Олега.
– Да, – хрипло произнес он.
– Врешь! – прошептал Иван.
Его глаза были тусклыми, как у мертвеца, да и лицо не радовало обилием живых красок.
Олег поместил руки так, чтобы можно было блокировать удар слева и одновременно выхватить пистолет из-за пояса.
– Продолжайте, сударь, – надменно предложил он. – Вы, кажется, соизволили назвать меня лжецом? Категорически не согласен. Что дальше?
– Оставь «вальтер» в покое, он тебе не понадобится. – Иван выбрался на ночную дорогу. – Никто с тобой счеты сводить не собирается. Иди получай снаряжение.
– Какое снаряжение? – тупо спросил Олег.
Он чувствовал себя дурак дураком, приготовившись дать напарнику отпор. Тот не собирался выяснять отношения с помощью кулаков или оружия. Достал из багажника вещмешок, швырнул под ноги вышедшего Олега, неохотно пояснил:
– Трос, «кошка», нож, фляга, запасная обойма. Прежде чем браться за что-нибудь, не забудь надеть перчатки. Отсюда идем пешком. Машину отгонят обратно в Керчь.
– Насчет Тани, – начал было Олег.
– Хватит, – остановил Иван. – Все и так ясно, герой-любовник.
– Слушай, чего ты взбеленился? Она тебе жена? Сестра?
– За жену или сестру убил бы на месте. Бери мешок, и пошли. Нам еще топать и топать.
– Давай выясним отношения до конца, – заупрямился Олег, не двигаясь с места.
– Их больше нет, отношений, – скучно ответил Иван. – Завтра вытаскиваем Таню и разбегаемся. От своей доли камней отказываюсь в вашу пользу. Вам предстоят немалые расходы. Свадебное путешествие, обустройство семейного гнездышка.
– Не валяй ваньку! – Учитывая имя Ивана, это прозвучало двусмысленно и оскорбительно. – Не валяй дурака, – поправился Олег, но это лишь усугубило ситуацию. – При чем тут семейное гнездышко? Орлы в неволе не размножаются, слыхал?
– А стервятники? – спросил Иван, захлопнув багажник с такой силой, что бедный «жигуленок» едва не рассыпался на запчасти.
– Не доставай, – угрожающе предупредил Олег.
– Делать мне больше нечего. Я таких типов за версту обхожу… когда обстановка позволяет.
– Ну и проваливай!
Взглянув исподлобья на Олега, Иван забросил на плечо вещмешок и зашагал в темноту. Олег понял, что удерживать напарника бессмысленно: тот попытается справиться собственными силами. Вступит в бой с «Беркутом» и сложит упрямую голову. А Таня?.. Тане предстоит поплатиться за доставленное ей удовольствие. Если Олег останется здесь, ее участь предрешена. Выругавшись, он двинулся следом за Иваном.
2
Около получаса они молча шли по степи, путаясь ногами в жесткой крымской траве. На пути то и дело попадались курганы. Освещенные молочным лунным светом, они таили в себе ловушки: множество ям, вырытых искателями античных древностей и грозных сувениров Великой Отечественной.
В этих краях сорок дней и ночей стоял насмерть и сражался насмерть легендарный эльтигенский десант. Это было в ноябре 1944-го. Уцелевших при высадке осталось тысячи четыре, и каждому приходилось биться за четверых.
Их взяли в кольцо. Блокада была подобна затягивающейся удавке. Росло чувство обреченности, отчаяние брошенных на произвол судьбы.
Родина-мать, ты звала, мы услышали, думали десантники. Родина-мать, теперь твой черед услышать нас!
Эх, мать-перемать…
Бушевал шторм, волны сокрушали берег, за который вцепился десант, а фашисты сокрушали десант, вцепившийся в берег. Развалины Эльтигена, избороздившие его линии траншей и язвы воронок ежедневно меняли свои очертания, и люди тоже менялись, худея на глазах, ожесточаясь в своей ненависти к врагу и делаясь от этого одержимыми, почти святыми. В жизни всегда есть место подвигу. Даже если место это – крохотная пядь родной земли.