Жилищный бум, разразившийся при Никсоне, был весьма обескураживающим экономическим сигналом. Экономист Венской школы Людвиг фон Мизес говорил о «полете в реальность», который происходит в периоды девальвации. Финансовая ошибка Никсона лишила привлекательности рынки ценных бумаг, а в выигрыше оказались жилищный рынок и другие физические активы. Дом – материален. В нем можно жить. Наконец, это безопасное вложение.
Когда каждый вкладывает свои деньги в жилье, проблема такого потребления в том, что это все равно что вечеринка Винса Янга за $300 000. Покупка дома не сделает вас более продуктивными, не откроет путь на иностранный рынок, не приведет к открытию лекарства от рака. Инвестиции в дома, землю и другие материальные активы – это как игра от обороны в футболе, консервативная стратегия, необходимая для того, чтобы избежать проигрыша. Проблема в том, что экономике нужны те, кто рискуют, – предприниматели, стремящиеся попробовать что-то новое, наряду с бесстрашными инвесторами, готовыми поддержать новые идеи, которые могут принести огромную прибыль, а могут и не принести ее.
Когда доллар падает, инвесторы переключаются на защитный режим, чтобы уберечь свои деньги от девальвации. Без активного инвестирования в свежие, рожденные богатым воображением идеи экономика Никсона сдулась, оставив его совершенно беззащитным перед лицом политических соперников, когда разразился Уотергейтский скандал[39].
Доллар продолжал падать во время президентства Джимми Картера. Несмотря на значительное падение доллара по отношению к золоту и японской иене на протяжении всего десятилетия 1970-х гг., министр финансов в правительстве Картера Майкл Блументаль в июле 1977 г. заявил, что американская валюта переоценена по отношению к японской{287}. Это был явный сигнал, что президент Картер хочет ослабить доллар, и рынок уступил. Когда Картер вступил в должность президента, унция золота стоила $140{288}, к 1979 г. цена выросла до $220{289} и к январю 1980 г. – до $875{290}.
Неудивительно, что падение доллара вновь сопровождалось «нефтяными шоками». Цена барреля нефти с 1975 по 1979 г. подскочила на 43 %. Однако эти «шоки» отнюдь не были мировыми. Некоторые страны предпочли не копировать американскую модель девальвации валюты. За те же четыре года баррель нефти в немецких марках подорожал всего на 1 % и на 7 % в японских иенах. В швейцарских франках цена нефти даже снизилась{291}.
За десятилетие, отмеченное падением доллара, индексы рынка ценных бумаг, такие, как S&P 500, выровнялись. Предпринимательская деятельность заглохла. Если в 1968 г. открылись триста стартапов в сфере высоких технологий, то в 1976 г. – ни одного{292}. В период в 1974–1978 гг. ежегодно происходило по 28 первичных публичных размещений акций новых компаний (для сравнения, только в 1986 г. это число равнялось 953{293}). Высокие налоги на доходы с капитала были существенной частью проблемы, но девальвация доллара – это в большей степени налог на инвестиции. Как вы помните, инвесторы, привязывая свои деньги к рынку ценных бумаг, покупают будущие доходы в обесценивающихся долларах.
Инвесторы, которые выбрали «безопасный режим», поступили благоразумно. Вот как описывает десятилетие 1970-х гг. журналист Дэвид Фрум: «Если у вас хватало хладнокровия взять в долг нестабильные, неуправляемые деньги и использовать их для покупки материальных активов – земли, зерна, металлов, картин, серебра, подсвечников, коллекции австро-венгерских почтовых марок, тогда вы могли быстро сорвать куш в 1970-е гг.». Далее Фрум отмечает, что, когда журнал Forbes «в 1982 г. опубликовал свой первый список 400 самых богатых американцев, 153 из них были обязаны своим богатством либо недвижимости, либо нефти. (В списке же 1998 г. разбогатевших благодаря недвижимости или нефти было всего 57 человек)»{294}.
В классической работе «Богатство и бедность», опубликованной в 1981 г., Джордж Гилдер подводит итог только окончившемуся десятилетию 1970-х гг.: «Несмотря на то, что 24 млн инвесторов на рынках ценных бумаг пострадали от инфляции и налогов, 46 млн домовладельцев эффективно использовали свои дома с помощью залогов, удерживая проценты с выплат налогов и получая более высокую прибыль по своей доле оплаты в рассрочку, чем те, кто спекулировал на золоте или иностранной валюте». Гилдер также процитировал статью, опубликованную в 1978 г. в журнале Fortune, в которой исследователи утверждали, что половина новых американских мультимиллионеров занимались недвижимостью{295}. Нефть тоже была хороша для инвестиций. Продажи представительства Rolls-Royce в богатом нефтью Техасе оказались одними из самых высоких в мире для этого бренда{296}.
Вы можете подумать, что средний американец не следит за курсом доллара, не говоря уже о его золотом эквиваленте, – и будете правы. Но средний американец следит за ценовыми сигналами рынка. Когда случается бум на рынке ценных бумаг, люди постоянно обсуждают акции, но в ситуации с неуправляемым долларом 1970-х гг. по большей части шли разговоры о деньгах, которые можно было заработать на рынке жилья и в нефтяной сфере. Американцы перенаправили свои инвестиции в менее подверженные девальвации сектора экономики. Цены на нефть, жилье и материальные активы взлетели, а рынок ценных бумаг, представляющий собой фонд создания будущего капитала, перестал развиваться.
В 1970-е гг. американская экономика словно повторила ход Майкла Джордана, который ушел из баскетбола, где он был лучшим, в бейсбол, где он был не настолько хорош. Целью переориентации на рынок жилья было выживание, а не достижение блестящих результатов. Приток инвестиций в нефтяную сферу США можно сравнить с гипотетической возможностью ухода Леброна Джеймса из баскетбола и превращения его в футболиста. Вместо того, чтобы довольствоваться импортом нефти, которую с низкой прибылью производят другие, а свою энергию и другие ресурсы использовать для высокодоходных технологий, мы послали нефтяные сигналы, которые были искажены падающим долларом и вовлекли нас в инвестиции с низкой прибылью.
Безоглядное увлечение американцев покупкой домов привело к дефициту капитала для бизнеса. Результатами падения доллара стали вялый рынок ценных бумаг и все это «больное» десятилетие. К счастью, Рональду Рейгану удалось исправить положение.
В интересующем нас аспекте главным в кампании Рейгана 1980 г. было его заявление: «Еще ни одно государство в истории не выжило на бумажные деньги, деньги, которые не обеспечиваются никаким драгоценным металлом»{297}. Как нам показали Никсон и Картер, президенты всегда получают тот доллар, который желают. Доллар упал на небывало низкий уровень в январе 1980 г., а золото достигло отметки $875 за унцию, но потом спад сменился подъемом. Когда Рейган начал побеждать в республиканских праймериз, золото упало в цене, а доллар возрос. Рынки всегда пытаются прогнозировать будущее, и ожидания, возложенные на нового президента, который открыто утверждал, что отрыв доллара от золота был ошибкой, снова заставили доллар взлететь.
Под управлением президента Рейгана экономическая политика значительно улучшилась. Была продолжена политика отмены государственного регулирования, уже начатая президентом Картером, верхний предел налогообложения доходов снизился с 70 до 20 %, а цена доллара, отображаемая падающей ценой на нефть ($10 за баррель к 1986 г.), росла{298}. Несмотря на то, что Рейган часто ошибался, когда речь шла о свободной торговле, все равно: три из четырех основных законов экономического роста он понимал правильно, что очень даже неплохо.
В первые годы его президентства экономика пребывала в состоянии сильного спада. Но экономические спады бывают необходимы – они действуют как дезинфекция. Несмотря на то, что на коротких отрезках времени это, несомненно, переживается болезненно, спад обычно свидетельствует о том, что экономика начинает восстанавливаться. Спад означает, что экономика очищает себя от плохо управляемого бизнеса, неудачного инвестирования и нерационального использования трудовых ресурсов – то есть от всего того, что и привело к проблемам. Вот почему, когда правительство не вмешивается, экономический спад дает впечатляющий обратный эффект. Спад начала 1980-х гг. можно сравнить с тем, как если бы Майкл Джордан закончил наконец заигрывать с бейсболом и вернулся в баскетбол, чтобы снова быть чемпионом.
Окрепший доллар сделал жилищный и энергетический рынки менее привлекательными для инвесторов, но вернул надежду в будущие долларовые доходы, поэтому в итоге инвесторы вернулись на рынок ценных бумаг. При президенте, который не пытался свести доллар на нет, как это делали Ричард Никсон и Джимми Картер (президентский срок Джеральда Форда, сменившего ушедшего в отставку Никсона, был слишком короток, чтобы учитывать его здесь), инвесторы наконец почувствовали себя достаточно комфортно для того, чтобы отказаться от «безопасного режима» в пользу креативного инвестирования в будущее производство и создание будущего богатства. Рынок первоначально размещаемых акций, застывший в спячке 1970-х гг., вдруг проснулся. Несмотря на то, что Рейган не вернул доллару положенную ему роль стабильной единицы измерения ценности, определяемой в золотом эквиваленте, подъем американской валюты за время его президентского срока оказал самое благотворное влияние на экономику. Во время бума 1980-х гг. индекс S&P 500 взлетел на 222 %, притом, что цена золота снизилась на 52 %{299}. Десятилетний долларовый кошмар кончился, и такие высокоприбыльные компании, как Microsoft или Cisco, вновь стали любимцами американских инвесторов.
Окрепший доллар сделал жилищный и энергетический рынки менее привлекательными для инвесторов, но вернул надежду в будущие долларовые доходы, поэтому в итоге инвесторы вернулись на рынок ценных бумаг. При президенте, который не пытался свести доллар на нет, как это делали Ричард Никсон и Джимми Картер (президентский срок Джеральда Форда, сменившего ушедшего в отставку Никсона, был слишком короток, чтобы учитывать его здесь), инвесторы наконец почувствовали себя достаточно комфортно для того, чтобы отказаться от «безопасного режима» в пользу креативного инвестирования в будущее производство и создание будущего богатства. Рынок первоначально размещаемых акций, застывший в спячке 1970-х гг., вдруг проснулся. Несмотря на то, что Рейган не вернул доллару положенную ему роль стабильной единицы измерения ценности, определяемой в золотом эквиваленте, подъем американской валюты за время его президентского срока оказал самое благотворное влияние на экономику. Во время бума 1980-х гг. индекс S&P 500 взлетел на 222 %, притом, что цена золота снизилась на 52 %{299}. Десятилетний долларовый кошмар кончился, и такие высокоприбыльные компании, как Microsoft или Cisco, вновь стали любимцами американских инвесторов.
Победа Джорджа Буша-старшего на президентских выборах 1989 г. во многом была обусловлена желанием электората «продолжить» президентство Рейгана. Но самое интересное с экономической и финансовой точки зрения начинается во время президентства Билла Клинтона. В 1999 г., незадолго до окончания второго президентского срока Клинтона, либеральный историк Ричард Ривз писал: «На самом деле страной по-прежнему управляет Рейган. Президент Клинтон управляет, прячась в тени, небезуспешно пытаясь разбить либеральный цветник под сенью раскидистого дуба консерватизма»{300}.
Да, Клинтон поднял налоговые ставки в 1993 г., но, изменяя предельную ставку с 31 до 39,6 %, он говорил, что дни, когда этот налог мог достигать 70 %, навсегда ушли в прошлое. И на самом деле Клинтон снизил налог на прирост капитала – цену инвестирования в новые компании – с 28 до 20 % в 1997 г.{301} Что касается торговой политики, Клинтон работал с республиканцами, чтобы ратифицировать Североамериканское соглашение о свободной торговле, которое провозгласило либерализацию торговли между США, Канадой и Мексикой{302}.
Клинтон показал себя с наилучшей стороны в долларовой политике. Роберт Рубин, вошедший в правительство в 1995 г., стал министром финансов, всерьез верившим, что сильный доллар – это то, в чем больше всего нуждается Америка. Рубин подкреплял свои убеждения действиями, а лучше сказать, бездействиями. Как одобрительно писали в 1997 г. экономисты Рональд Маккиннон и Кенити Оно, после вступления Рубина в должность «от ответственных официальных представителей американского правительства неоднократно поступали жалобы на то, что доллар стал стоить слишком дорого»{303}. Президенты всегда получают тот доллар, какой им нужен, и так как администрация Клинтона не скрывала свое стремление удерживать сильный доллар, зеленая валюта взлетела вместе с экономикой.
Даже консервативно настроенные политики были в восторге от долларовой политики, которую проводил Клинтон. Инфляция – девальвация доллара по определению – это жестокий удар по инвестициям, которые уже были сделаны. Экономист свободного рынка Лоуренс Кудлоу с удовольствием признал в 1996 г., что касается доллара, Клинтон все делает правильно:
«Единственная по-настоящему значимая межгалактическая, надмировая, межпланетная вдохновляющая сила, стоящая за долговременным подъемом мирового рынка ценных бумаг, – это спад инфляции до такого уровня, которого мы не видели за последние тридцать лет. Несмотря на то, что многие промышленно развитые страны, включая США, в последние годы навязали гражданам увеличение налогов, препятствующее как экономическому росту, так и сбережениям, этот налоговый гнет был компенсирован стабильным снижением инфляции. Инфляция – это налог на деньги, на создание капитала, на доход, на труд. Инфляция – это разорительный налог на сбережения. А низкая инфляция – это снижение налогов. Когда ценность финансовых активов повышается, терпеливые вкладчики и инвесторы будут вознаграждены ценовой стабильностью. Снижение налогов также стимулирует образование капитала, экономический рост и появление нового бизнеса. Экономический рост не приводит к инфляции, низкая инфляция приводит к росту»{304}.
В этих восьми предложениях Кудлоу объяснил суть «клинтоновского бума». Невозможно недооценивать важность правительственной поддержки доллара с середины 1990-х гг. Многие консерваторы все еще считают, что Биллу Клинтону просто повезло стать президентом именно во время стремительного развития интернет-технологий. Но так думать неправильно.
Интернет-бум неотделим от политики, которую Клинтон проводил по отношению к доллару. Когда деньги обесцениваются, инвесторы занимают оборонительные позиции – они ищут безопасность. Но если они знают, что их инвестиции не пострадают от девальвации, они пойдут на риск. Сильный доллар при Клинтоне стал тем самым фоном низкой «энтропии» для инноваций высокой «энтропии», которые наполнили Кремниевую долину.
Доллар – это важнейшая единица измерения цены в мире, и цена доллара часто дает направление другим мировым валютам. Когда доллар крепок, другие валюты также переживают подъем. Я еще раз повторю, что деньги – это ни что иное, как единица измерения. В идеальном мире деньги не могут быть ни сильными, ни слабыми, они могут быть только стабильными. Поэтому, несмотря на то, что США не вернулись к неизменному доллару во времена Рейгана – Буша – Клинтона, Натан Льюис все-таки заметил, что в 1982–2000 гг. «цена доллара была грубо говоря стабильна – $350 за унцию»{305}.
За стабильностью последовал экономический бум. В 1980–1990-е гг. снизились налоги на трудовую деятельность, налоги на правительственные расходы, государственное регулирование стало менее навязчивым, торговля более свободной, доллар – крепким и стабильным. Все это необходимые основы для экономического роста. Гонка на рынке ценных бумаг, начавшаяся в 1980-е гг., продолжилась в 1990-е гг., а индекс S&P 500 вырос за последнее десятилетие на 314 %{306}.
Что же произошло? По какой причине такая процветающая экономика вдруг резко замедлила рост, почему остановилась деятельность рынков ценных бумаг, почему в 2000-е гг. разразился кризис? Почему самое богатое государство на планете вдруг потеряло экономическую устойчивость?
Точно так же, как Стив Янг и Билл Уолш следят за ногами квотербеков на поле, мы с вами можем следить за долларом. Президенты получают тот доллар, который им нужен, и с избранием Джорджа Буша-младшего в 2000 г. политика слабого доллара снова вошла в моду – к несчастью для США и всего мира. Министры финансов должны публично высказываться о долларе, поэтому их очень хорошо натаскивают, учат тому, что они должны говорить. Их слова могут изменить курс доллара. Первый министр финансов во время президентства Буша Пол О'Нил объявил, что сильный доллар не является приоритетом для государства. Сменивший его Джон Шоу снова взял курс на пропаганду дешевых денег и даже задал вопрос на саммите большой восьмерки в 2007 г.: «А что плохого в слабом долларе?»{307}.
Администрация Буша навязала новые пошлины на импорт стали, пиломатериалов и креветок. Картер (как, впрочем, и Рейган) постоянно жаловался на слабость японской иены, а Джордж Буш-младший, следуя моде, начал жаловаться на слабый китайский юань. Это был очевидный сигнал о том, что правительство хочет, чтобы доллар был слабым, и рынок предсказуемо пошел на уступки. Ни один инвестор не будет конфликтовать с президентом, который контролирует Федеральную резервную систему. И какого бы вы ни были мнения о войне в Афганистане и Иране, война и большие деньги отнюдь не всегда коррелируют друг с другом.
И доллар начал падать. В 2001 г. после инаугурации Буша он стоил 1/266 унции золота, а к июлю 2008 г. – 1/940 унции{308}. Цена на нефть за этот период ожидаемо выросла, в итоге достигнув исторического максимума – $145 за баррель. В 1998 г. нефть стоила всего $10 за баррель, в 2001 г. – $25. Это были не «нефтяные шоки», это были долларовые шоки. Если считать в долларах, цена на нефть выросла на 459 %. Если считать в других валютах, нефть все равно дорожала, хотя и не настолько. В швейцарских франках баррель нефти подорожал на 216 %, а в евро – на 198 %{309}.
Цены на сырьевые товары определяются каждый день на биржах по всему миру. Эти цены определяются в долларах, и когда доллар дешевеет по отношению к золоту, дорожает не только нефть. Странные заголовки публикаций в газетах – «Конфликт между штатами из-за воровства меди»{310} и «Медь: легкая добыча для воров»{311} – прямо указывают на проблему. Когда медь, из которой чеканится пенни, стала дороже, чем сам пенни, один конгрессмен предложил выпустить закон об отмене запрета американского казначейства переплавлять медные монеты{312}. Застой 1970-х гг. начинался снова. Богатство прошлого становилось более привлекательным, чем богатство будущего, которое зависело от рынка ценных бумаг.