Гэт стоял у самой стены и бесстрашно в упор смотрел на приближающихся людей. Почему-то все сразу поняли, что он их не боится и что он очень молод. Его крупные глаза сияли в свете факелов, как две звезды. Он не шевелился, небрежно опираясь рукой о стену, и не сводил глаз, с людей.
Властимир подскакал так близко, что мог бы с коня срубить гэта мечом, но что-то его удержало. Враг не сопротивлялся, и князь подумал, что это раб или преступник, прикованный в наказание к скале и нарочно оставленный тут на неминуемую смерть. Он уже убрал меч в ножны и приготовился спешиться, но тут гэт надавил на что-то в камне.
Буян сразу все понял.
— Все назад! — крикнул он и ударил Облака и своего коня плетью.
Старый конь шарахнулся в сторону, рядом с ним Воронок осел на задние ноги и попятился задом, наседая на остальных лошадей, которые в панике сбились в кучу, плохо слушаясь ничего не понимающих всадников.
Сверху раздался глухой грохот. Стены дрогнули. Лошади бросились назад, и в эту минуту своды начали рушиться…
От грохота и поднявшейся пыли никто долго не мог ни сдвинуться с места, ни сказать хоть слово. Наконец пыль осела, и глазам всадников предстал тупик.
Обрушившиеся своды хода погребли под собой смертника-гэта и отрезали преследователей от преследуемых. От пола до потолка поднялась груда камней. Внизу из-под них были заметны задние ноги лошади — один из всадников оказался недостаточно проворен.
Оставшиеся в живых помолчали, прощаясь с тем, чьей могилой теперь стали Сорочинские горы и кто вечно будет делить ее с гэтом, и повернули назад — искать другой выход.
О Змее Властимир старался больше не думать — обвал или погубил его под собой, или дал ему возможность уйти. В любом случае, сейчас Змей был для него недоступен. Князь не подозревал, что обвал перекрыл проход только в одном месте и за ним пещеры продолжаются, а значит, Змей и его слуги наверняка живы.
Возвращались шагом. Буян что-то рассказывал своим соратникам. Князь не слушал его, ехал, уронив голову на грудь и размышляя о ближайшем будущем.
Он здорово устал. Болели сразу все ушибы и раны, полученные в битве с первым Змеем. Сначала он не заметил их в горячке боя, но теперь они дали о себе знать. Особенно болела грудь — похоже, у него все-таки было сломано одно или два ребра. Опираясь на луку седла, Властимир ждал возможности спешиться и отдохнуть хоть немного. Он понадеялся на опытного коня и прикрыл глаза — Облак сам следил, чтобы усталый хозяин не свалился с него.
Вдруг конь встал, и князь открыл глаза.
Где-то в боковом гроте полыхало зарево — в гневе восставшие разрушали и поджигали все что можно. Багровые отсветы играли на стенах и доспехах людей. В их свете своды подземных коридоров казались еще мрачнее.
Облак стоял розовый в зареве пожара, опустив морду. Прямо перед ним валялись убитые хазары, гэты и среди них — Беляна.
Глянув на распростертое тело девушки, Буян соскочил с седла, опустился на колени и перевернул ее лицом вверх. Беляна была мертва. Ее длинные пышные волосы, окрашенные кровью, разметались. Распахнутые глаза были неподвижны. На бледном восковом лице застыло выражение ужаса и боли. Левый бок ее был распорот от плеча до бедра. Властимир глядел на кровь и не мог отвести глаз. Ему было тяжело оттого, что он убил такую юную девицу. Но она оказалась ведьмой и изменницей. Буян поднялся и сказал горестно и в то же время с ожесточением:
— Она предала нас — свой народ, свой язык, свои обычаи… Предала и погибла. И так погибнет всякий, кто предаст… — Он вернулся к Воронку, сел в седло. — Оставим здесь лежать?
Властимир не мог отвести глаз от мертвого лица, которое и сейчас еще было прекрасно — так прекрасно, что, не будь на свете Веденеи, сердце резанского князя скорбело бы сейчас о погибшей любви.
— Нет, — услышал он свой голос. — Кто-нибудь останьтесь — похороните ее в земле.
Он не сказал, почему отказывает девушке славянского рода в чести возлечь на погребальный костер, обрекая ее душу на вечные муки подземного житья, и никто не спросил его об этом. Двое новгородцев спешились и подошли к ней, а остальные всадники тронули коней и поехали дальше.
Всюду, где они ни проезжали, было одно и то же. Почти все хазары были убиты, раненых добивали по дороге. Славяне разбрелись по пещере, ища добычу и освобождая пленных. Князя приветствовали криками, подбегали спросить что надо делать. Все единодушно приняли Властимира за главного над собой, и ему пришлось, усилием воли отогнав боль, принять командование. Буян, понимавший, что другу трудно полностью отдаваться этому делу, охотно избавлял его от части забот.
— Князь! Князь!
По коридору бежал человек. Это оказался Ждан из Ореховца. Он размахивал факелом.
— Князь, поедем за мной! — крикнул он. — Там мы такое нашли… Такое!
— Что там? — спросил Буян.
— Это, — Ждан оглянулся по сторонам, — не для всяких ушей… Едем, князь!
Он настойчиво тянул Облака за узду за собой, и Властимиру ничего не оставалось, как покориться.
Ждан вел Облака в поводу, освещая дорогу факелом. На пути им почти никто не встретился.
Их путь окончился перед каменными дверями, где их уже ждало несколько человек с факелами. В основном это были жители Ореховца из тех, что пришли сюда с Властимиром и Буяном.
— Мы не знаем, что там, — сказал Ждан, — но, наверное, что-то очень важное. Это единственная дверь, которую мы не смогли открыть.
Если бы Властимир не был так утомлен сражением, он бы заметил, что уже проходил здесь, когда преследовал второго Змея, а неподалеку оттуда находился пролом в стене, возле которого он бился с первым.
Буян спешился и дал руку князю, помогая ему сойти с коня. В другое время Властимира это бы возмутило, но сейчас он с благодарностью оперся на руку друга.
— Ломать двери, княже? — спросил Буян нарочито громко. — Или ты так их отопрешь?
— Как? — устало поинтересовался Властимир.
— Точно так же, как склад с оружием. — И гусляр поднял раскрытую ладонь.
Ободренный напоминанием, князь шагнул к дверям и прикоснулся ладонью к соединению створок. Они подчинились мгновенно и распахнулись, заставив многих свидетелей отскочить подальше.
Властимир и Буян остались перед дверьми одни. Изнутри на них пахнуло теплом и сыростью, как из бани. Когда они шагнули в проем, впереди вспыхнул мягкий розовый свет.
Друзья первыми вступили в широкий сводчатый грот. В противоположной стене зиял отчетливо видимый пролом.
В середине помещения было небольшое углубление, выложенное мягкими подушками и перьями птиц. Огромная перина была взбита и слабо шевелилась. Приглядевшись в неверном свете, Властимир не сдержал вскрика — в перине копошились голые слепые существа, маленькие Змеи. Только были они ростом в полсажени, без зубов и крыльев, имели нежные лапки с крохотными когтями. Они, как новорожденные кутята, расползались в стороны, ища мать. Но она была далеко, может быть, погибла под обвалом, а малыши…
Один детеныш подполз так близко, что ткнулся носом в сапог Буяна. Гусляр с проклятьем отдернул ногу и поддал малыша так, что тот с шипением отлетел обратно.
— Какая гадость, — брезгливо бросил он. — Убей их, князь!
Властимир не сводил глаз с отброшенного Буяном детеныша, который сучил слабыми лапками, пытаясь перевернуться на живот. Подчиняясь какому-то наитию, он потянулся и концом меча перевернул малыша.
— Почему я? — не глядя на гусляра, спросил он.
— Это твоя задача, князь. Затем тебя сюда привели.
— Кто?
Властимир глянул через плечо и встретил холодный чужой взгляд.
Он ожидал, что сейчас скрытный Буян начнет по своему обыкновению что-то сочинять, но тот вместо ответа сорвал с шеи оберег.
— Знаешь, что это? — спросил гусляр, протягивая его князю. — Думаешь, это простой резанский оберег, что девушка парню в поход дала?.. Нет! В нем таится сила, и сила та от богов ему досталась. Думаешь, случайно все, что с нами приключилось еще до нашей с тобой встречи и после нее? Нет, князь! Боги следят за твоим путем, тебя они избрали, в тебе сейчас таится надежда всей земли нашей матушки. Боги меня послали, чтобы берег я тебя и на путь добрым советом наставил, если что, а оберег мне силу дает и знание.
Он протягивал вещицу, словно предлагал князю взять ее, но тот медлил.
— Чудны твои слова, Буян-вещун! — молвил он наконец, и невозможно было понять, верит он гусляру или нет. — Коли в твоих словах правда, что ж раньше-то молчал?
— А надо ли было? — Буян повесил оберег на шею. — Не меч супротивника сечет — человек. И даже не рукой, а головой, мыслью своей, что рукою двигает… Каково же мечу, даже княжьему, про себя правду вызнать! Но раз уж начал, скажу — ты и я не своей волей пущены, а потому не раздумывай — исполняй дело.
Властимир посмотрел на свой меч.
— Значит, мы, — в раздумье спросил он, — только стрелы в руках Перуна?
Буян ободряюще улыбнулся и положил руку на плечо князя.
— Стрелы! — воскликнул он, — Но не всякую стрелу для подобного дела в лук вложат… Не печалься, князь! Конец у всякой твари один, долг у всякой твари един. Наш известен — постоять за землю-матушку. Мы сами этот долг выбрали. А потому не медли, князь! — Голос его звенел под сводами пещеры, поднялся под потолок. — Убей зло, пока оно само еще зла не наплодило! Вырастут они, по земле нашей расползутся, сердца людей отравят, землю нашу осквернят.
Он подтолкнул князя к гнезду.
Властимир поднял было меч, примеряясь для первого удара, но тут один из детенышей поднял голову и распахнул рот в беззвучном крике-зове. Мать бы его услышала…
И Властимир сунул меч в ножны.
— Не могу! — крикнул он в ненавистную сейчас улыбку гусляра. — Не могу! Дети ведь!.. Вырастут — вот тогда, может быть… А пока они невинны, зла нет на них.
Он устало опустил голову, ожидая упреков от Буяна, но тот оскалился весело и обнял князя.
— И снова говорю тебе, княже! На тебя надежда всей земли нашей матушки!.. Слушай меня, князь! — Гусляр схватил друга за плечи, развернул к себе. — Будет время, будет сон — мы туда не попадем… Будут многие испытания земле нашей и от этих детенышей, и от слуг их, что не родились пока. Вечно они будут вредить земле этой — реки кровью наполнятся, города разрушатся, но ничто не разрушит духа руса-чей. Всегда найдутся люди, в ком жив будет дух земли нашей: твой дух, княже, и дух богатырей, что придут после тебя. И так будет вечно, ибо дух — мое слово и слово мое — дух!
Буян умолк, и, словно подтверждая его слова, где-то наверху ударил далекий, но ясно различимый раскат грома.
Три часа спустя славяне собрались наконец все вместе. После битвы с гэтами и хазарами осталось около шести десятков воинов, да несколько человек было ранено. Среди пострадавших оказался и Горицвет, брат Ратибора, ^ он был первым, кого нашло хазарское копье еще в гроте полоняников. Копье вытащили из раны, остановили кровь, но юноша лежал на ложе бледный с закушенной губой и уже успел попрощаться с жизнью. Ратибор не отходил от брата ни на шаг и не сводил с него глаз. Он даже не позволял девушкам, что ухаживали за другими ранеными, подходить к нему и все делал сам.
Всего людей, считая и девушек, набралось более девяти сятков. Нескольких принесли из пытален гэтов. Но побы-1 вшие там люди почему-то не рассказывали обо всем уви-енном, хотя их расспрашивали. Видно, то, что предстало их взорам, было слишком тяжело. Оно наполняло сердца людей мстительной ненавистью, и, попадись им в это емя живой гэт или даже детеныш, его бы ждала самая жестокая казнь, какую они только смогли бы придумать.
По счастью, Властимир и Буян не рассказывали об оставленных детенышах, и люди покидали пещеры, не подозревая о них. На складах нашли достаточно телег, упряжи, припасов и скота, чтобы снарядить караван. На телеги уложили раненых, припасы. Каждый брал, что хотел и мог унести. Не дожидаясь начала нового дня, двинулись в путь.
Было уже за полдень, но солнце уже ушло из ущелья. Караван растянулся по узкой горной дороге, направляясь на север. Всадники окружали караван со всех сторон, готовые встать на защиту только что завоеванной свободы. Люди торопились, стремясь поскорее покинуть ставшие ненавистными для них Сорочинские горы.
Никто не заметил других всадников, что замерли на гребне хребта. Они умело прятались среди камней и внимательно следили за уходящим караваном.
Один из них был волхвом — об этом говорил его наряд: белая длинная рубаха и штаны, плащ с символами и амулеты на груди. Человек рядом с ним казался воином чужого народа — одежда из выделанной кожи, длинные волосы и безбородое узкое лицо. Породистый конь под ним тянул тонкую шею и грыз удила.
— Пошли лучших людей, Лисохвост, — негромко сказал ему волхв. — Полоняники должны без помех и потерь добраться до Ореховца. Они сделали что могли — честь им за это и хвала.
— А что их теперь ждет? — Лисохвост тронул коня.
— Не ведаю пока. Надо проследить за некоторыми — они узнали слишком много.
— Гусляр или князь? — Лисохвост повернулся в седле. — Насколько я помню, этот резанец так и не взял твоего перстня, что пытался вручить ему муромский жрец.
— Да, это правда. — Волхв посмотрел на перстень с орлом и спиралью, что опять украшал его руку. — И я очень жалею об этом, но, с другой стороны, даже лучше, если такие люди останутся в памяти народной.
— Чистомысл, ты можешь мне сказать, почему ты выбрал именно Резань? — вдруг спросил Лисохвост. — Разве мало Других городов?
— Городов немало, и много среди них достойных, но у Резани есть одно преимущество — она более других способна дорожить старинными ценностями… Где, кроме нее, сохранилось от времен Ящера древнее искусство оберегов? Сам Ящер предсказал имя этого города — только он считал, что город будет основан в другом месте… Ну и просто мне понравилась резанская земля, — добавил он чуть смущенно.
— А лучше сказать, те две сестрицы из Ласковы! — со смехом молвил Лисохвост.
— Иди! — рассердился Чистомысл. — Они сейчас скроются из виду, а нашему отряду не следует привлекать их внимание — простые люди не должны о нас догадываться!
Лисохвост тронул коня по крутой тропке. Помедлив, Чистомысл тоже стал съезжать вниз.
— А ты куда? — обернулся Лисохвост. — Я сам справлюсь, не надо за моими делами следить.
— Я не лезу в твои дела, — ответил Чистомысл. — Я хочу проникнуть в пещеры — посмотреть, что там осталось, все ли убиты или кто-то успел уйти. Что бы я ни нашел, все представляет для нас интерес.
Не обращая больше внимания на своего спутника, волхв подъехал к отодвинутому камню, из-за которого два часа назад выехал караван, и, спешившись, вошел под своды опустевших пещер.
Лисохвост догнал его немного погодя у входа в гнездо Змея. Чистомысл обернулся на его шаги:
— Ты?
— Я послал вместо себя другого, — махнул рукой Лисохвост. — Они и без меня справятся… Что там?
— Смотри сам. — Волхв посторонился, давая дорогу. Лисохвост вошел в грот, пригляделся и воскликнул:
— Какая гадость! Что это?
— Это, — Чистомысл подошел, встал рядом, — доказательство того, что я не ошибся в выборе посланцев. Право слово, я горжусь славянами, детьми Рода! За ними будущее, они были милосердны и сохранили потомство Змея.
Волхв склонился над детенышами, осторожно потрогал одного, что побольше.
— Ведь это драконы? — догадался Лисохвост.
— Называй так, если хочешь. Одно точно — они похожи на Ящера так, что мне даже немного жутко. Возможно, Ящер и они в родстве… Во всяком случае, когда-то, даже еще во времена Рода, драконов было гораздо больше, а до того. У ариев, они были приручены, как лошади. Мои предки летали на них, перевозили грузы. Существовала даже особая каста воинов на драконах… После гибели цивилизации ариев часть драконов одичала. Оставшиеся вырождались, а диких постепенно перебили. Несколько штук, уже дряхлые и немощные, еще живут где-то, но настоящих драконов у нас остались еденицы. Эти детеныши — спасение вида от гибели. Мы их вырастим, и они станут нашими помощниками… Конечно, мы оставим жить только самых больших и сильных.
Волхв поднял ближайшего к нему крупного детеныша. Мордочка с закрытыми кожей глазками и беззубым ртом оказалась на одном уровне с его лицом. Лапки с нежными, как у ребенка, пальчиками упирались волхву в грудь.
Внезапно Лисохвост расстегнул куртку и протянул руки:
— Дай-ка мне!
Взяв у Чистомысла детеныша, он прижал его к себе. Почувствовав тепло, новорожденный дракончик притих, зачмокал губами и заурчал. Лисохвост обнимал его двумя руками — малыш был больше двух локтей в длину.
Чистомысл наблюдал за своим спутником. Лисохвост еще очень молод, но уже умен. Следует порекомендовать его вождям уцелевших ариев, что теперь всеми назывались дэвсы.
— Побудь пока с ними, — молвил Чистомысл, — а я пройдусь здесь еще. Я не все осмотрел… Там еще кто-нибудь остался?
— Еще трое.
— Позови их сюда — пусть охраняют малышей. Я поищу средство связи — оно наверняка здесь есть!
Они разошлись в разные стороны. Лисохвост, бережно прижимая к себе малыша, поспешил к выходу, а волхв отправился на второй уровень пещер.
Любопытный Лисохвост нашел Чистомысла спустя два часа. Волхв сидел в огромном зале перед сплошной стеной приборов — Лисохвост никогда не видел ничего подобного, хотя и знал, что это за штуки. Чистомысл задумчиво барабанил пальцами по панели, лицо его было сурово.
— Они ушли, Лисохвост, — мрачно промолвил он. — Не убиты, а сбежали.
— Все?