– Ладно, я подумаю над твоим предложением, собака! – ощерился Люцифер, опустив занесенный кинжал и схватив Милевича за волосы. Затем не без самолюбования мельком взглянул на меня, сидевшего за решеткой на холодном полу склепа, прислонившись спиной к сырой древней кладке. – А сейчас расстегивай джинсы и соси! И попробуй только укусить… глаза вырву.
– Да-да, конечно, – покорно и торопливо запричитал Каллистрат, хватаясь за «молнию» брюк и дергая ее вниз. – Только убери от моего виска лезвие… Иначе я не смогу…
В голосе хитрого оборотня сквозило столько фальши, что я невольно вгляделся в выражение физиономии Люцифера. Неужели он так ослеплен неожиданным шансом круто подняться в жесткой иерархии секты, что ничего уже не видит и не слышит?!
– Поторапливайся, глотай глубже! У нас мало времени! – Словно отвечая на мой немой вопрос, убийца толстяка Пороса довольно хрюкнул и сам расстегнул штаны, окончательно поверив в зигзаг фортуны. Наивный дурак…
В следующую секунду бывший зэк, закаленный в кровавых камерных драках, победоносно оскалил зубы и железной хваткой вцепился в запястье сжимающей кинжал руки. Резко вывернув кисть в сторону и вниз, он сдавил ее с такой чудовищной силой, что лохматый, прежде чем упасть, истошно заорал в голос и выронил на щербатый гранит ритуальный клинок, тут же едва не ставший достоянием униженного, но не сломленного Каллистрата.
В последний момент наркоману все-таки удалось ударом ноги отшвырнуть кинжал в сторону, а потом он, сбитый с ног змеиным броском изменника, тяжело рухнул на каменный пол, отчаянно скрежеща оставшимися зубами и пытаясь сбросить с себя навалившегося сверху Каллистрата. Тот, в свою очередь, более не желал уступать инициативу схватки и изо всех сил пытался дотянуться до горла опасного свидетеля, дабы мертвой хваткой сомкнуть на нем свои тонкие длинные пальцы…
Катаясь по каменному полу склепа, рыча, исходя слюной и истошно матерясь, сцепившиеся не на жизнь, а на смерть нелюди на время позабыли и про кинжал, и про меня. А само дьявольское оружие, пролетев несколько шагов, ткнулось острием в перекосившуюся плиту пола и упало совсем недалеко от ржавой решетки…
Стараясь двигаться как можно тише и незаметней, я стал ползком пробираться вдоль стены к кинжалу, впервые за последние несколько часов вспомнив о ноже-выкидухе, отобранном у Прыща в автомобиле опера Семенова. Пошарив рукой у щиколотки, я ничего не обнаружил. Нож или выпал в офисе «Кобры», или потерялся во время драки в фургоне. А может быть, наученные горьким опытом и двумя трупами сектанты забрали спрятанную выкидуху уже здесь, обыскав меня перед тем, как вколоть морфий с промедолом…
Так или иначе, у меня снова появился шанс завладеть оружием. Для чего? В тот момент я не задавал себе подобного вопроса, просто инстинктивно пытался сделать хоть что-то, дабы избежать мученической смерти. Когда ты, лишенный возможности ходить из-за травмы коленей, вооружен острым клинком, тебя можно убить издали. Но нельзя подойти, схватить и поволочь, как барана на заклание, без риска самому оказаться с перерезанным горлом. А это уже совершенно другой расклад…
Эх, если бы люди имели возможность выбирать себе смерть! Но, увы, о таком щедром подарке Господа не приходится даже мечтать…
Не спуская глаз с дерущихся сектантов, я осторожно лег на камни, просунул руку под решетку и попробовал достать кинжал, ухватившись за кончик лезвия. Но в результате лишь порезал палец об острие. Зато звук скребущего по граниту металла вмиг остудил пыл дерущихся сатанистов. Они оба как по команде повернули головы в сторону забытого в азарте схватки ритуального кинжала и, отпихивая друг друга, стремительными лягушачьими прыжками бросились к заветному оружию.
Первым до вырезанной в форме змеи ручки дотянулся взмыленный, всклокоченный, лишившийся в драке клока слипшихся патлов Люцифер. Под его левым заплывающим глазом багровел фингал, край рта был разорван, отчего казалось, что с пергаментного лица наркомана не сходит злорадная ухмылка. Заграбастав кинжал, он вцепился в него всей пятерней, резко перевернулся на спину и сильнейшим ударом ног в живот откинул от себя опоздавшего Каллистрата. Потрепанный, перемазанный сочащейся из пореза кровью гуру протяжно взвыл и тряпичной куклой отлетел к противоположной стене склепа, жестко приземлившись на пятую точку. Практически одновременно оба врага с завидным проворством вскочили на ноги и принялись кружить друг возле друга в дьявольском танце смерти. Люцифер, выставив перед собой кинжал, делал стремительные выпады, но Каллистрат в самый последний момент успевал увернуться и снова забегал противнику за спину, чем приводил практически ослепшего на один глаз сектанта в бешеное неистовство, заставляя забыть об осторожности и сломя голову снова и снова бросаться в атаку. В конце концов бывший зэк сумел замотать выдохшегося, уставшего без толку рубить воздух Люцифера и, в очередной раз ускользнув от удара кинжалом, заставил совершить роковую ошибку.
Отпрянув в сторону, Каллистрат неожиданно сделал бросок вперед, схватил сжимающую клинок руку противника, вывернул ее сначала в одну, затем в другую сторону, заставив вскрикнувшего от боли сектанта повернуться к нему спиной, после чего резко согнул ее в локте и по самую рукоятку воткнул кинжал Люциферу между ребрами…
Отстранился, тяжело, прерывисто дыша. Наслаждаясь одержанной трудной победой, наблюдал, как из распяленного в беззвучном крике рта упавшего на колени лохматого сатаниста толчками вырывается наружу пузырящаяся кровавая пена. Взявшись за рукоятку, рывком выдернул кинжал из тела противника и кулаком, брезгливо-надменно, словно боясь испачкаться, толкнул его в плечо. Люцифер боком повалился на каменный пол, судорожно подтянул подрагивающие колени к груди и, в последний раз утробно захрипев, затих.
– Пером меня пугать вздумал, тля белобилетная… Я таких в Воркуте шнурками душил и пачками раком ставил! Проваливай к своему тезке, выродок, – выдавил устало Каллистрат, снимая с ремня драных джинсов Люцифера старинные кожаные ножны. Зачехлив клинок, дрожащей рукой промокнул краем рваного свитера липкий лоб и уже совершенно без сил опустился на каменный пол в углу между мокрой стеной и решеткой. Прильнул виском к холодному мшистому камню и словно уснул. Лишь неровно вздымалась и опускалась грудь с висящим на ней сатанинским символом.
В наступившей гнетущей тишине единственными звуками был лишь тихий стук падающих с потолка на каменный пол капель воды и еще более слабый треск догорающей в стенной нише восковой свечи…
Просидев в неподвижной позе не менее минуты, Каллистрат очнулся, поднял веки, повернул ко мне голову, долго смотрел сквозь меня стеклянными пустыми глазами и наконец, едва шевеля губами, устало выдавил:
– Я передумал, Аверин. Я не стану пить твою кровь… – Выдержав паузу и не дождавшись моей реакции, оборотень добавил совсем уж отрешенно: – Я вырежу и съем твое еще трепыхающееся в судорогах сердце! Это будет красивое зрелище, плебс оценит по достоинству. Полные придурки вообще кончат в штаны, не сходя с места. Ты уже труп, капитан… Но твой совет насчет перебора я, пожалуй, учту. Возможно, уже завтра или на днях я неожиданно исчезну, навсегда и для всех, и вскоре мое место займет кто-нибудь из настоящих идейных безумцев, скорее всего садюга и извращенец Тамерлан. И отныне копыта моего не будет в этом мертвом и сыром городе на болотах. Меня будут считать мертвым, а я буду жить! Смотреть со стороны, жрать, пить, трахать дорогих сучек с силиконовыми сиськами, плевать всем на головы и смеяться! Только ты этого никому не расскажешь, падре. Конец игры… Гейм овер!
Каллистрат, в облике которого после схватки с Люцифером произошли разительные перемены, медленно встал, придерживаясь рукой за стену, перешагнул через лежавшего в темной маслянистой луже мертвеца и удалился прочь, пошатываясь словно пьяный.
Я отчетливо слышал, как шаркают по невидимым каменным ступенькам родового склепа подошвы его сапог со скошенными высокими каблуками и острыми, укрепленными металлом носами…
Слова оборотня вмиг отрезвили меня. С моих глаз мгновенно упала застилавшая их много часов подряд пелена ярости. Прорвавшийся из глубины подсознания отчаянный и циничный вояка Аверин вдруг исчез, растворился, уступив место прежнему отцу Павлу. Это было страшное возвращение!
…Впервые с тех пор, как связал свою жизнь с церковью, я сорвался, отступил от клятвы Господу и сейчас корил себя за то, что позволил жажде возмездия затмить мой разум, что позабыл о святом сане духовного отца и опустился до банальной очной схватки с сектантами, вместо того чтобы в храме молить Господа о помощи. А милиция и спецслужбы сами сделали бы свое дело. Нет, мое раскаяние не было вызвано тем, что теперь я более чем когда-либо приблизился к порогу физического небытия. Суть его была куда глубже и несравнимо горше!
Я, однажды и навсегда поклявшийся более никогда в жизни не прибегать к насилию и не брать в руки оружие, совершил непростительную ошибку, усомнился во всесилии Спасителя нашего Иисуса Христа, доверил свершение возмездия над чертопоклонниками грубой силе своих некогда наученных убивать рук. И в результате не добился ничего, но потерял все… Да, я сломался. И отныне уже не имел морального права носить сан священника. Как отступник от веры может учить и наставлять других на путь истинный, если сам до конца не верит в то, что делает и говорит?!
Прислонившись затылком к холодной стене склепа, я впервые за много лет беззвучно заплакал, чувствуя, как медленно и одиноко стекают по щеке горячие соленые капли…
Очнулся я только тогда, когда лестница наполнилась гулким топотом торопливо, уверенно спускающихся по ней нескольких пар ног. Стук подошв по камню почему-то сразу напомнил мне о дьявольских копытах…
– Господи, прости меня за все!.. – прошептал я, перекрестился и чисто инстинктивно до судорог в суставах стиснул кулаки.
Увы, я был лишен даже элементарной возможности в последний раз постоять за себя, когда четверо рослых звероподобных монстров с какими-то словно размазанными лицами, мельком взглянув на скрюченный труп Люцифера, в полном молчании ключом отперли висячий замок, распахнули решетчатую дверь, с ходу скрутили меня несколькими четкими движениями тренированных сильных рук и, подхватив под локти, волоком потащили вверх по лестнице к распахнутому выходу из мрачного подземелья.
Глава 38
Оборотень не обманул. Это действительно было старое католическое кладбище с массивными гранитными надгробиями, заросшими бурьяном неухоженными могилами, кое-где стояли покосившиеся металлические кресты за коваными оградами. Вверху, над головой, гулял ветер и тихо шумели, перешептываясь меж собой, могучие кроны высоких сосен. Моросил мелкий дождь. Пахло сырой землей, хвоей и озоном. Слышались отдаленные раскаты грома…
Два сектанта, не останавливаясь, с упорством бульдозеров быстро волокли меня к виднеющемуся впереди странному пятну яркого света, которое создавали несколько сходящихся в одной точке направленных лучей. Словно вывернутое наизнанку холодное солнце – солнце ада. Два других громилы шли рядом, словно эскорт телохранителей, оберегающих ценный объект на случай непредвиденных осложнений…
Вскоре наша странная процессия остановилась у края освещенной площадки, и я, с трудом приподняв голову, смог кое-что разглядеть…
Пятно яркого света было образовано светом фар десятка выстроившихся в круг автомобилей – ощетинившихся хромированными отбойниками джипов и сверкавших лакированными боками престижных «Мерседесов» и «БМВ». Лишь знакомый уже мини-вэн «Кобры» и красная «десятка» несколько выбивались из общего строя этого импровизированного автопарада…
Рядом с лимузинами смутно угадывались колеблющиеся на ветру огоньки свечей, тонущие во мраке многочисленные фигуры людей, среди которых, как мне показалось, было немало молодых женщин…
Но самое главное было в центре освещенного круга! Возле выщербленного временем высокого обелиска с полустершейся надписью «Anne-Marie Gordon. 1867-1884», увенчанного взметнувшимся вверх гранитным крестом, на гладкой и широкой могильной плите горело тринадцать свечей и лежало несколько предметов, среди которых мой взгляд сразу выхватил череп, острые серебряные стилеты и высокий кубок на витой хрустальной ножке, до краев заполненный чем-то неестественно алым, по виду напоминающим дешевый кетчуп. Здесь же лежала старая книга в потертом черном переплете с медными замками, вытисненным на обложке перевернутым крестом и надписью на латыни: «TRIBLE»… Вокруг импровизированного дьявольского алтаря неподвижно застыли полукругом пять фигур в длинных черных балахонах, перепоясанных красными веревками. Лица четырех из них скрывались под надетыми на голову капюшонами. Пятым, как и следовало ожидать, был сам Каллистрат. Он стоял посредине и не скрывал обращенного в мою сторону лица. На нем застыла обманчивая маска полной отрешенности, хотя в черном нутре оборотня, я не сомневался, клокотал сейчас целый вулкан. В правой руке он держал тот самый ритуальный кинжал, которым недавно убил «идейного» адепта сатанизма Люцифера…
Волочащие меня боровы сделали было шаг вперед, но, словно наткнувшись на невидимую стену, остановились как вкопанные, следуя повелительному взмаху руки Каллистрата, и с благоговением взирали на своего повелителя. Знали бы они, какой хитрый и расчетливый мошенник кроется под личиной одного из вернейших слуг ближнего круга так почитаемого ими нечистого божества…
Повернувшись лицом к могиле и воздев руки, Каллистрат стал громко бормотать какое-то заклинание, в котором я почти сразу распознал известное мне по старинным книгам моление черных колдунов к темным силам открыть врата ада. Вздумай обычный человек любопытства ради произнести его вслух после захода солнца – и его начинали мучить кошмары, он слышал голоса, призывающие к самоубийству, осквернению христианских святынь и совершению гнусных поступков. За время служения в Троицком храме я много повидал таких несчастных…
Похоже, Каллистрата ночные кошмары не мучили. Его договор с дьяволом был составлен еще в день его рождения.
Закончив читать заклинание, Милевич скрестил на левой руке указательный и средний пальцы и осенил себя выворотным сатанинским крестом, после чего повернулся к сгрудившимся за автомобилями, в полосе мрака, участникам сборища и произнес с хриплым надрывом:
– Братья! Сегодня, в день падшего ангела, верные слуги нашего повелителя – бесы – преподнесли нам поистине царский подарок!.. И мы должны сейчас принести его в жертву владыке мира на этом святом для братства месте – могиле девственницы, рожденной в седьмое полнолуние, в високосный год – год, когда адский легион возглавил двенадцатый Князь тьмы – Ваал!
По своре мракобесов прошел одобрительный гул. Я видел, как сатанисты стали осенять себя дьявольским крестом и свечами чертить во мраке замысловатые символы.
– К сожалению, наш ритуал омрачен неожиданным инцидентом. Брат Люцифер, которого сегодня должны были посвятить в слуги Ваала, не сможет свершить жертвоприношение, наполнить череп кровью одного из врагов Князя тьмы, к тому же лично виновного в гибели двух наших братьев… – продолжал, грозно нахмурив седые брови, Милевич. – Пребывая в состоянии дурманящего отречения от внешнего мира, брат Люцифер, имея при себе этот священный кинжал, задумал раньше времени расправиться с жертвой. Сводя старые счеты за убитых братьев, он готов был лишить всех нас возможности принести крещеное человеческое мясо в дар владыке! Но ангел-истребитель помешал безумцу – посредством моей руки покарал за отступничество и раньше времени отправил на суд повелителя, где будет решаться его дальнейшая участь… Поэтому, с учетом заслуг перед братством, святое право забить животное переходит к брату Самуэлю!.. Ты готов пролить кровь христианина ради верховного предводителя адских легионов, брат Самуэль?!
Не дожидаясь ответа, заранее известного всему копошащемуся за кругом света сборищу бесноватых, оборотень торжественно протянул кинжал стоящему слева от него нелюдю в балахоне. Тот, поклонившись, с благоговением принял ритуальное орудие убийства, перевернул его острием вниз и троекратно перекрестил себя им, громко произнося какие-то непонятные слова, видимо очередную из дьявольских молитв-перевертышей…
Налетевший порыв ветра задул несколько восковых свечей на алтаре и сорвал капюшон, скрывающий облик «брата Самуэля»…
Прежде чем он успел набросить капюшон на голову, я узнал холеного продюсера группы «Гниющие внутренности», известного также по кличке Воланд. Того самого лощеного отзывчивого прохожего с профилем аристократа и манерами банкира, которому удалось обвести меня вокруг пальца на Петергофском шоссе и на время спасти от расплаты ныне более чем заслуженно пребывающих в преисподней трусливого богатенького толстяка Пороса и наркомана Люцифера. То, что оба они погибли от рук таких же сектантов, вполне символично. Ибо сатана – зло в чистом виде, а зло не способно щадить даже тех, кто ему самозабвенно служит…
– Я готов, брат, – закончив заклинание и склонив голову, сказал Самуэль. – Во имя Ваала!
– Во имя величайшего из величайших и в его день. Да будет так! – Бывший пахан и лжесвященнослужитель подал державшим меня громилам знак рукой.
Гориллоподобные выродки-качки послушно подволокли меня к «алтарю». Скорее для большего антуража, чем по необходимости, наградив ударом пудового кулака по лицу, они бросили меня на гранитную плиту. Я лежал поперек надгробия, голова свисала вниз, лицом к фигурам в балахонах, рядом дрожали на ветру оплывшие свечи, стоял желтоватый человеческий череп, кубок с «кетчупом» и прочие малопонятные атрибуты бесовского культа.