Гориллоподобные выродки-качки послушно подволокли меня к «алтарю». Скорее для большего антуража, чем по необходимости, наградив ударом пудового кулака по лицу, они бросили меня на гранитную плиту. Я лежал поперек надгробия, голова свисала вниз, лицом к фигурам в балахонах, рядом дрожали на ветру оплывшие свечи, стоял желтоватый человеческий череп, кубок с «кетчупом» и прочие малопонятные атрибуты бесовского культа.
Один из обломов-охранников по-турецки уселся мне на ноги, для уверенности лапами прижав их к земле, другой схватил за волосы и подбородок, запрокинув голову и обнажив шею, двое других крепко держали руки. Я был словно распят на могильном камне и мог пошевелить разве что пальцем…
Все, что я мог реально сделать как священник, – это вслух читать «Отче наш». Я повторял святые слова снова и снова, не обращая внимания на удары по разбитому и без того лицу.
– Отче наш, иже еси на небесех… Да святится имя твое… да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
В конце концов один из державших руки громил, повинуясь нараставшему гулу толпы и категоричному жесту Каллистрата, накрыл мне рот шершавой, бугристой от мозолей ладонью и надавил сверху всем своим весом – в его бычьей туше было никак не менее полутора центнеров. Кости черепа у меня заскрипели, дышать стало невозможно, и я начал терять сознание. Однако все еще ни на секунду не переставал, уже мысленно, повторять слова святой молитвы. Перед глазами все плыло…
Сквозь застилавшую взгляд кровавую пелену я увидел, как Каллистрат, взяв с плиты череп, вручил его подобострастно опустившемуся на одно колено Самуэлю. Приняв импровизированную чашу для жертвенной крови, удостоенный высокой чести свершить ритуальное убийство сектант медленно поднялся, расправил плечи и с видом палача шагнул ко мне, в одной руке держа череп, а другой сжимая сверкающий обоюдоострый кинжал…
Опахнув меня ароматом мало уместного здесь и сейчас дорогого французского одеколона, Воланд на миг застыл, по-актерски подчеркивая торжественность наступившего момента, а затем растянул в оскале тонкие губы, обнажив два ряда белоснежных фарфоровых зубов, и резким, решительным взмахом занес над моей оголенной шеей дьявольский клинок…
В этот момент воздух возле моего разбитого лица вдруг знакомо колыхнулся. Я отчетливо уловил кожей этот характерный толчок и горячую волну…
Мне ли, бывшему боевому офицеру, не знать, что это за волна!
Снайперская пуля.
Во лбу продюсера-сатаниста появилась маленькая, похожая на раздавленную ягоду красной смородины дырочка, а затылок вместе с мозгами разлетелся во все стороны, обдав студенистыми сгустками рожу и балахон Каллистрата. Вмиг обмякший Воланд начал оседать, складываясь пополам, словно невидимая рука схватила его за задницу и разом выдернула позвоночник…
«Господи, неужели… еще не конец?» – как-то слишком отстраненно пронеслось в моей гудящей голове. Сердце больно защемило.
Но радость моя была преждевременной – рука с кинжалом, занесенная для удара, успела набрать инерцию и сейчас помимо воли мертвеца летела отвесно вниз. Остановить ее, отвести в сторону снайпер был не в силах.
Повинуясь врожденному инстинкту самосохранения, я всем телом что было сил рванулся в сторону, последним усилием пытаясь высвободиться из цепких лап распявших меня на могильном надгробии боевиков Нессельроде, все еще не понимавших, что произошло, и тупо хлопавших глазами. Тщетно. Вцепившийся в жертву дрессированный бультерьер-убийца, а тем более целых четыре сразу ни за что не разожмут свои челюсти. Только если им прикажет хозяин…
И тут в который уже раз мне на помощь пришел сам Господь!
…Удар клинка, зажатого в падающей руке Воланда, пришелся в грудь – прямо в незаметный под рясой серебряный православный крест. Однажды, в камере маньяка Маховского, он уже спас меня от заточки!
Скользнув по кресту, ритуальное оружие выпало из разжавшихся мертвых пальцев сектанта на сырую кладбищенскую землю…
Зияющий пустыми глазницами череп, так и не напоенный жертвенной кровью, выпал из другой руки Самуэля и, как пустая консервная банка, покатился в сторону.
До собравшихся на кладбище сатанистов наконец-то стал доходить смысл происходящего. Но бежать, даже на автомобиле, было уже слишком поздно. Вторая снайперская пуля угодила точно в правый глаз держащего мою голову амбала. Отброшенный ударной силой, тот забулькал и повалился назад, раскинув руки в стороны…
Трое ошалевших громил, еще недавно похожих на автоматически выполняющих команды зомби, заполошно заорали и отпрыгнули в стороны с таким сайгачьим проворством, какого трудно было ожидать от этих неуклюжих с виду качков.
Впрочем, их можно было понять: две подряд снайперские пули со смещенным центром тяжести, которые на их глазах вошли между бровей лощеного брата Самуэля и коллеги-бройлера, залепив рожи подельников ошметками мозгов, заставят бежать без оглядки кого угодно!
Да только кто им, отморозкам, теперь позволит? Спецназ, как известно, на то и существует, чтобы всякий раз появляться внезапно и действовать с предельной жесткостью. Тем более в случае захвата всякой мрази, которую любой нормальный человек с ходу назовет отребьем рода человеческого. А если кто из сектантов рискнет оказать сопротивление, потянется за припасенным стволом, разговор у суровых мужиков в масках и камуфляже короткий. Одно движение указательного пальца, и собаке – собачья смерть…
– Внимание, вы, уроды!!! – прогремел, казалось, сразу со всех сторон утопавшего в промозглой ночи кладбища усиленный мегафоном грозный голос капитана Томанцева. В эту минуту он показался мне таким родным и близким, словно мы с оперативником были братьями.
– Здесь спецназ МВД! Всем оставаться на местах! В случае сопротивления или попытки к бегству огонь открывается без предупреждения! А тебя, Милевич, это особо касается, – после короткой паузы на полтона тише добавил из темноты опер. – Только пошевели грабкой, мразь поганая, и пиздец тебе!.. Впрочем… как хочешь…
Эмоции капитана явно били через край, иначе он публично не позволил бы себе матерщину. Впрочем, ситуация, что и говорить, соответствовала на все сто. Тут уже не до сантиментов и нормативной лексики…
– А ты, я гляжу, остроумный… мент, – с вызовом процедил Каллистрат, зыркая по сторонам в поисках предъявившего ультиматум Томанцева. Однако с места все-таки не сошел, прекрасно зная, что за этим последует. Не исключено, что бойцы спецназа именно попытки к бегству от него и ждали. Один выстрел и никакого суда, никакого адвоката, вообще никаких сложностей. Во времена тотальной «демократии» и свободы вероисповеданий спецназ только в одном случае может быть уверенным в неотвратимости наказания – если сам приведет приговор в исполнение. Думаю, чем больше будет помилований и смягчений приговоров, тем чаще задержание убийц и насильников будет заканчиваться «ликвидацией при попытке к бегству»…
– Ладно, ваша взяла, псы! – сплюнул под ноги оборотень. – Банкуйте…
…Я спихнул с себя на траву труп Воланда, скатился на землю с гранитной плиты Анне-Марии Гордон, лег на спину и, глядя на звезды, мерцающие в разрывах плывущих по ночному небу грозовых туч, сделал первый глубокий вдох. А затем, не шевелясь, лежал в таком положении целую вечность, совершенно не ощущая терзающей все тело боли и истово благодаря бога за чудо.
Лежал и с застывшей на лице улыбкой внимал одной из самых приятных, как мне тогда показалось, музыкальных мелодий среди всех, что мне приходилось когда-либо слышать…
Странное дело, до той минуты мне и в голову не могло прийти, что эта весьма своеобразная музыка, до зубного скрежета знакомая большинству питерских бандитов, музыка, звучащая в злачных местах моего любимого города едва ли не каждые день и ночь и всякий раз вызывающая у криминального люда легкий озноб, переходящий в судорожную икоту, – что это музыкальное сопровождение спектакля под названием «маски-шоу» когда-нибудь доставит мне такое удовольствие!
Я слушал, как ругаются матом, отрывисто кричат, бряцая оружием, бойцы спецназа, как истошно воют, получив удар пониже живота, сникшие двухметровые громилы, как скулят от боли в почках и ребрах лежащие на брюхе с заломленными за спину руками в «браслетах» облаченные в балахоны «жрецы», как испуганно визжат дамочки и сперва качают права, а потом, вскрикнув, гнусаво ноют разбитым носом холеные господа, приехавшие на шабаш в своих роскошных авто… Я слушал эту музыку и улыбался, ибо лично для меня этой промозглой ночью она означала только одно: ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
Глава 39
Я отказался во второй раз ложиться в больницу: не слишком веселое это место, лучше лечиться дома. К тому же врачи при обследовании не нашли у меня архисложных повреждений, требующих ежечасного внимания медперсонала, – только сотрясение мозга, два сломанных ребра, тяжелые множественные ушибы ног, пара десятков саднящих царапин по всему телу и один разрыв мягких тканей. Плюс приличный фронт работ для стоматолога-протезиста…
На первый этап выздоровления, после которого я, даст бог, смогу передвигаться самостоятельно, не опираясь на костыли или чужое плечо, отводилось примерно шесть недель, и эти недели я провел на даче капитана Томанцева в окрестностях Шлиссельбурга, под присмотром его младшей сестры-художницы. Когда оперативник неожиданно сделал мне предложение погостить у него, я решил не отказываться. Ведь именно благодаря Томанцеву, который не раз имел веские основания выражать недовольство моими поступками, я в конце концов остался жив. А что касается памятного предложения капитана устроить отцу Сергию фиктивную страховку на сгоревший дом и последовавшей за этим ссоры, то мы о них больше никогда не вспоминали…
Томанцев, имевший законное право оформить меня не только потерпевшим и свидетелем, но и подозреваемым в преступном самоуправстве, делать этого не стал. Хотя с точки зрения буквы закона дров я наломал многовато… Начиная от нападения на оперуполномоченного в кабинете РОВД, похищения табельного оружия и заканчивая несколькими не без моего участия отправленными в иной мир сектантами. Тяжелым камнем висела на моей душе трагедия, разыгравшаяся в Сертолове, когда от рук водителя мини-вэна и Сибирской Язвы погибли оказавшие мне помощь охранники «Кобры». В итоге в деле секты чертопоклонников фигурировало такое количество эпизодов ее преступной деятельности, что процесс обещал быть очень громким. От коршунов-журналистов в пресс-службе ГУВД и УФСБ не было отбоя. Однако Томанцев пообещал, что мое личное присутствие на слушаниях дела не потребуется, вполне достаточно будет письменных показаний. Как только я встану на ноги, никто не станет препятствовать моему возвращению на Каменный. К слову сказать, обещание свое капитан выполнил…
На даче меня навестил уже оправившийся после пожара отец Сергий. Едва осведомившись о моем самочувствии, настоятель сообщил, что сразу несколько частных строительных организаций вызвались отстроить новый дом в Стрельне на месте сожженного сектантами дряхлого сруба. Работы по расчистке участка начнутся в будущую среду… Я порадовался за старика и тут же, не удержавшись, поделился с духовным наставником своими сомнениями и горькими мыслями, мучившими меня на пороге мучительной смерти. Мне важно было знать его мнение, преступил ли я, священник, закон божий настолько, что впредь не имею права быть пастырем? В ответ я услышал простые и согревшие мою душу слова:
– Никогда не ошибается лишь тот, кто не живет. Священник – тоже всего лишь человек, хоть и живущий церковной жизнью. Если оступился, главное – вовремя понять свою ошибку и сделать для себя правильные выводы. Когда разъяренная толпа хотела забросать камнями грешницу, Спаситель сказал им: пусть первым бросит в нее камень тот, кто сам без греха. Люди, подумав, побросали камни на землю и разошлись… Разве отступил ты от закона божьего три года назад, когда попавший на крючок к бандитам тюремный доктор рассказал тебе на исповеди о готовящемся побеге опасного преступника Завьялова? Нет. Хотя тогда, чтобы не допустить побега убийцы, тебе тоже пришлось применить физическую силу… Сейчас, конечно, несколько иной случай. Ты лишил людей жизни… Но разве монах Пересвет, защищая свою землю, не вышел на святую битву с татарским воином Челубеем? Да, жажда мести иссушает человеческую душу. Пытаясь отомстить, ты отступил от своих обязанностей пастыря, это верно. Но ради чего ты решил в открытую сразиться с этими нелюдями, поклоняющимися нечистой силе? Ради личной выгоды?.. Идя на поводу у порока жестокости к ближнему?! Нет. Убивал ли ты невинных, когда твоей жизни ничто не угрожало? Или, может, ты перестал верить во всевидящее око Спасителя, воздающего каждому по делам его? А может, ты сам больше не хочешь быть пастырем и служить Господу?
– Нет, отец, – покачал я головой. – Я по-прежнему тот, кем был. А после всего, что произошло со мной, моя вера в Господа стала еще крепче…
– Тогда не мучай себя и не изводи понапрасну, Павел. Из всего, что с нами происходит, нужно извлекать урок. Ты не сделал ничего такого, за что лишают сана…
– Храни тебя Господь, отец…
– Поправляйся. Там, на острове, ты нужнее, чем в этой кровати, – сказал на прощание настоятель Троицкой церкви.
…Разумеется, капитан Томанцев, приехав на дачу, рассказал мне о том, каким образом ему удалось узнать о Каллистрате и шабаше на старом погосте.
Многое он, правда, утаил, сославшись на милицейские секреты, а кое-что (я понял это лишь спустя полгода) вообще до невозможности запутал.
Как я и предполагал в самом начале, маленькая Лиза Нагайцева была похищена и едва не вывезена за границу именно сектантами, давно наладившими преступные связи с зарубежным мафиозным синдикатом, специализировавшимся на поставках и «разборке» российских детишек на «запчасти». Подонок Струков и его подельники на поверку оказались активными членами секты сатаны.
Вкупе с подключившимся к грязному бизнесу наркоманом Люцифером, использовавшим в качестве транспорта джип Пороса, они действовали по прямому указанию одного из приближенных Каллистрата, некоего Стаха, курировавшего в секте киднепинг. После ареста Струкова и других членов банды Томанцеву через известного в городе адвоката Перельмана неожиданно поступило предложение выкупить у следствия некоторых участников группы за весьма приличные деньги. Требовалось лишь на время оформить подписку о невыезде и отпустить их на свободу до суда. Одновременно по каналам ФСБ пришла информация, что одного из арестованных неоднократно видели в ночном клубе «Зевс» в компании с лохматыми типами, которые носили на груди перевернутые кресты… Через час активной терапии в звуконепроницаемом помещении следственного изолятора «Кресты» Струков и компания рассказали все. Затем оперативно задержали и «раскололи» адвоката и его нанимателя. Таким образом, причастность сатанистов к похищениям детей была подкреплена документально…
Что касается сборища на католическом кладбище в день так называемого падшего ангела, то здесь славно поработали коллеги из «конторы» генерала Корнача, которых в питерском милицейском главке издавна называли «старшие».
Следуя личным неформальным договоренностям, «старшие» сразу передали информацию ведущей расследование группе сыщиков Томанцева. Дальше было совсем просто…
Вот вкратце и все, что счел необходимым рассказать мне капитан о работе органов по делу секты. Детали не столь важны, главное в другом – верхушка сатанинского гнезда во главе с Каллистратом арестована и по окончании весьма не простого следствия обязательно предстанет перед судом. Органами велась активная кропотливая работа по установлению связей секты с властными и деловыми структурами. Капитан не сомневался, что на этом направлении следствие столкнется со множеством сюрпризов. Хотя честно признавал, что многим из власть имущих – тем, кто за пристрастие к малолетним прочно сидел на крючке у чертопоклонников и выполнял их волю или, что не менее гнусно, в погоне за острыми ощущениями за большие деньги принимал участие в грязных ритуалах в качестве зрителя, – увы, удастся по обыкновению уйти из поля зрения правосудия… И все-таки результаты операции обнадеживали. По крайней мере они давали причастным к расследованию мужикам в погонах чувство удовлетворения от профессионально выполненной работы. А для «правильного» оперативника, «мента в законе», это уже немало.
Еще капитан сказал, что, как бы там ни было, без моего непосредственного участия добраться до Каллистрата и взять его с поличным было бы значительно труднее. Говоря это, он как-то странно отводил взгляд в сторону.
Может, он лукавил и моя самодеятельность была не только не оправданной, но и вредной? Кто знает…
А через пару дней Томанцев словно между прочим озвучил уже давно промелькнувшую у меня в голове мысль: если Милевича, защищать которого приглашены лучшие адвокаты, берущие по сто долларов в час, все-таки приговорят к высшей мере и, как сейчас водится, заменят «вышку» пожизненным заключением, то, возможно, через год или два мы с ним снова встретимся. На острове Каменном, где сатанинскому гуру предоставят камеру-одиночку, в которой он будет медленно гнить до конца своей никчемной жизни…
Однако может статься, что даже в случае осуждения Каллистрата по максимуму новой встречи не произойдет. С тех пор как в России прекратили расстреливать, количество преступников, осужденных на смерть в рассрочку за тюремными стенами, непрерывно растет. И на деньги гуманной Европы уже начато строительство сразу двух новых узилищ для убийц – непременно с соблюдением всех норм содержания, принятых в цивилизованных странах. Обитатели этих тюрем – сплошь маньяки, насильники, потрошители и душегубы – будут, по слухам, иметь возможность смотреть телевизор, читать прессу, заниматься на тренажерах и вообще чувствовать себя с биологической точки зрения несравненно лучше, чем многие их свободные сограждане, мыкающиеся в поисках пропитания, перебивающиеся с хлеба на воду и живущие в трущобах. Вот только голосовать за народных избранников обитатели этих резерваций не смогут. Хотя… мир меняется, и всякое может произойти. Еще десять-пятнадцать лет назад жизнь огромной страны была совершенно другой, совсем не похожей на нынешнюю.