Вместо этого Термит содрал листы бумаги с холодильника. Достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Узкий, как лезвие стилета, язычок пламени лизнул рукописные цифры и схемы. Осторожно держа полыхающие листы над раковиной, Термит прикурил от них. По мере того как пламя разгоралось, он повернул их вверх и отпустил только в самый последний момент, едва не опалив пальцы. Отвернул кран. Вода с журчанием слизала хлопья пепла и обугленные хрупкие частицы бумаги.
"Вот так. И с Анной нужно поступить также. Если я собираюсь сделать то, что собираюсь сделать, рядом со мной не должно быть никого. Никаких привязанностей, никаких любовниц, никаких друзей".
Он поднял телефон. На экране еще светилось имя его женщины.
Термит нажал на кнопку меню.
Уничтожить "Анна" - Y/N.
- Yes, - прошептал Термит, мгновение помедлил и... нажал на красную кнопку отбоя. - Ерунда, у меня куча женских номеров. И встречаемся мы с ней, только чтоб потрахаться!
Телефон согласно мигнул.
- Займемся делами насущными, - пробормотал Термит.
Он двинулся было к столу, но на полпути остановился. В таком состоянии, когда он устал и расстроен, не стоило собирать хрупкую аппаратуру и тем более возиться с ампулами, содержимое которых так дорого.
Термит подождал, пока уйдет легкий запах гари и выключил вытяжку. На кухне воцарилась тишина. Щелкнул выключатель - и погасла лампа на потолке, оставив экраны компьютера и телефона единственными источниками света. Полумрак был приятен - на уставшие, воспаленные глаза словно опустилось прохладное покрывало.
Снова телефон. Адресная книга, прокрутка. Имена и номера мелькали, сливаясь в сияющую полосу. Добравшись до середины списка, Термит замедлился, в пару щелчков нашел Котова и нажал на вызов.
Приятель ответил почти сразу.
- Привет, Термит.
- Привет. Ты как?
- Нормально. Только не выспался.
"Мягче, мягче с ним".
- Понимаю. Но вообще, все хорошо. В новостях не было ни слова.
- Ох, я, я думаю, зря мы, надо было сразу заявить...
"Черт!"
- Нет! Зачем дергать людей. Мы сами можем справиться со всем. Если тебе тяжело...
- Тяжело, но я это переживу. Не в этом дело. Просто это неправильно.
"Господи, моралист несчастный..."
- Просто забудь обо всем этом. С тобой уже связалась организация?
- Пока нет. Они, наверное, еще ждут пока Тройка выйдет на связь. Честно говоря, теперь я не хочу иметь с ними никаких дел. Я ничего уже не хочу.
"Ах ты ублюдок!"
- Понимаю. Но будь осторожен. Они очень не любят отказов.
- Я знаю. Боюсь, у меня нет выбора.
- Все будет хорошо. Слушай, потом как-нибудь встретимся, поговорим. Только не делай глупостей, окей?
- Окей. Пока...
Термит положил телефон назад на стол. Подошел к окну и поднял жалюзи.
В темени не замечалось и проблесков утра. Светлые прямоугольники окон и огни трассы казались далекими звездами. Термит приложил пальцы к ледяному стеклу.
"Как я и думал, над Котовым нельзя ослаблять контроль. Слабак... хотя на встрече он повел себе лучше, чем я ожидал".
Перед глазами вновь возникла грязная кирпичная стена с расплывающимся багровым пятном.
С пластикового стула медленно сползало то, что секунду назад было телом Тройки. Упавшая на колени правая кисть превратилась в ошметки плоти. А то, что когда-то было его головой, вместилищем его мозга, его мыслей, желаний и понтов - оно стало пятном на стене. К кирпичам прилипли кусочки серой ткани, и ручейки крови медленно текли вниз.
Термит стоял у окна и смотрел на труп. Свет от неоновой рекламы стал синим, и алое в комнате превратилось в черное.
Котов хватал ртом воздух, будто задыхался. Его била дрожь.
-Наган взорвался. Не думал я, что все так повернется.
Термит говорил спокойно, чуть печально. Котов понемногу отходил от шока, понимал, что жив, что им повезло.
- Это судьба.
- Кто же знал, что Тройка станет стрелять...
- Тварь! Чертов бандит!
- Да, он сволочь. Был.
А потом они вместе вытерли кровь, завернули тело в плащ Термита, погрузили его в машину Котова и отвезли к каналу.
- Не бойся, Тройка, - прошептал Термит, глядя на темный город. - Твоя смерть будет не такой напрасной, как твоя жизнь.
"Прогресс нельзя остановить, но можно предвосхитить. Пусть я не самый гениальный скриптор, но если я правильно скомпилировал куски чужих разработок, то новый импульс потрясет этот город".
Щелкнули полоски жалюзи, возвращаясь на свои места. Пальцы погладили холодно блеснувший автошприц.
- Нет, я не отступлюсь. Будь уверен. В конце концов, я убил тебя не ради того, чтобы воплотить справедливость или судьбу.
Термит усмехнулся и аккуратно положил шприц в гнездо пенала, выложенное мягким пластиком. Неделей раньше на этой самой кухне, на этом же столе он разбирал старый наган. Вынимал ненужные детали механизма и начинял полости взрывчаткой, превращая оружие в бомбу. Нажатие на гашетку - и вот вам аккуратный направленный взрыв, прямо в лицо стрелку. Конечно, куда сложнее было заставить "сдетонировать" Тройку, спровоцировать его на выстрел по бывшим друзьям...
5. Охота
Воскресный вечер был слишком теплым для начала осени, а воздух - тяжелым и наэлектризованным. Рестораны, бары и клубы распахнули двери, привечая тех, кто решился пожертвовать бодростью завтрашнего утра.
Для сотрудников радио-такси "Харон" понедельник не был тяжелым днем. Ночная смена заступала на работу в воскресный вечер, и попасть в эту смену мечтали все работники. Именно в эту ночь в офисе не было начальства. Значит, можно между вызовами и соединениями использовать дарованные драйвером ресурсы для игры в "слепой пасьянс" по сети.
Впрочем, впрыснуть в кровь тягу к активной деятельности никто не спешил. Девочки варили кофе и спорили, кто пойдет за булочками, листали глянцевые журналы, одновременно умудряясь принимать звонки и связываться с таксистами.
Полукруглая стойка ресепшена тонущим лайнером вырисовывалась в полутьме. Ночью посетителей, естественно, не принимали, и свет в холле был погашен. Только мигали лиловые светодиоды, шедшие по верхнему краю стойки и добавлявшие ей еще больше сходства с кораблем. На вертящемся стуле у ресепшена лежала белая болонка. Питомица одной из диспетчеров, она терпеть не могла оставаться ночью одна. Поэтому хозяйка брала ее в ночную: рядом с людьми собачка вела себя на удивление тихо.
Под потолком красновато поблескивали глаза видеокамер. Как водится в большинстве мелких фирм, ради экономии электроэнергии камеры отключили.
По одной девочки заходили в маленькую комнату возле холла. Пол, стены и потолок в ней были покрыты слоем асептического биопластика. В центре тихо урчал аппарат в форме металлической колонны, генератор драйверов. Диспетчеры вставляли микропроцессорную карточку в прорезь и подставляли ладони для капсулы. Вкус рабоспособности и трудолюбия был, как всегда, немного вяжущий. На легкое горько-сладкое послевкусие никто не обратил внимания.
Улица, на которой располагался офис "Харона", связывала деловой район города с крупной транспортной магистралью. Воскресным вечером движение на ней было не слишком интенсивным, зато наблюдалось немало народу, посвятившего себя шоппингу. Магазины и бутики работали допоздна. В сумерках ярко горели огни витрин, бежали строчки неоновой рекламы, улыбались красотки и красавцы на бигбордах. Отдаленный шум магистрали казался шепотом морского прибоя, прилежащие проулки - узкие и темные - представлялись горными ущельями. Над крышами лавок и офисов угадывались далекие очертания небоскребов с красными лампочками на пронзающих небо антеннах. Самое высокое здание с вершиной в форме зиккурата принадлежало корпорации "Войд".
Кружились листья. Черные листья, поднятые ветром, царапали асфальт, как когти призрачных зверей. Сумерки наливались лиловым. В воздухе пахло предчувствием непогоды.
Группа девушек, двигаясь почти синхронно, вышла из офиса "Харона". На ветру развевались полы расстегнутых белых рубашек, подолы юбок и распущенные волосы.
Вслед за людьми из раскрывшихся стеклянных дверей выбежала озадаченная болонка. Повиливая хвостиком, она засеменила к одной из женщин, смешно переставляя короткие лапы. Но постепенно хвост замер, потом опустился. Собачка замедлила бег и скоро остановилась. Ветер волнами гнал шелковистую шерсть. Болонка постояла так мгновение, а потом, поджав хвост, кинулась назад. Приткнулась к захлопнувшимся дверям. И завыла. Тоненько и слабо, но с такой волчьей тоской, что у немногочисленных прохожих мурашки побежали по спинам.
Сотрудницы "Харона" переместились с тротуара на асфальт. Они шли, рассредоточившись по всей улице, и все же оставались спаянной группой. Шагали в ногу, как солдаты, выражения их лиц были одинаковыми - сосредоточенные и ищущие.
Болонка выла, шелестели палые листья. Полы белых блузок летели по ветру, как сорванные паруса. Дочери, жены и возлюбленные - сейчас они стали частью стихии. Прохожие сторонились их, прижимаясь к витринам, автомобили останавливались.
К вою болонки стали присоединяться другие собаки. Подавали голос холеные породистые псы, выведенные на прогулку, или сидящие в салонах авто, или лежащие дома на уютных подстилках, а то и в хозяйских постелях. Все они пели, запрокинув морды, протяжно и торжественно, пели, как матерые волки. Их голоса сливались с шумом надвигающийся бури.
Хозяйка болонки полоснула себя по шее накладными ногтями. Острые пластины акрила процарапали кожу чуть пониже уха. Лак цвета "цветущая сакура" забрызгался алым. Женщина даже не сбилась с шага. Она впилась ногтями в рану, углубляя ее. Проходивший мимо служащий с возгласом удивления отпрыгнул к витрине кондитерской. Ему улыбнулись ряды марципановых зайчиков и карамельных медведей.
Женщина выдернула ногти из раны, словно стилет из ножен. Их кончики влажно поблескивали. Служащий прижал ладонь к губам и почти в тот же момент по ней полоснули окровавленным акрилом. Бедняга вскрикнул. Уронив "дипломат", он оттолкнул женщину и выставил вперед кулаки. Ноздри служащего раздувались - он был готов к драке, был готов заломить руки этой ненормальной... Но женщина уже потеряла к нему интерес. Вернувшись на середину улицы, она вновь влилась в странное шествие. Она продолжала зорко оглядываться по сторонам, время от времени прикладывая пальцы к шее.
Кое-кто из других женщин последовал ее примеру, смочив ногти в собственной крови. Большинство диспетчеров, однако, обошлись без кровопускания. Они действовали чуть иначе. Стоило кому-то из прохожих поймать их взгляд, и к нему тянулись осторожные, но уверенные руки, и губы прижимались к губам.
Девушки с горящими глазами, с волосами, наполненными ветром, страстно целовали незнакомцев, а потом, оттолкнув, продолжали свой путь. Кто-то из жертв смеялся, приняв все за странный перформанс, кто-то матерился и звал полицию.
Чуть дальше по улице, напротив офиса "Харона" располагалась дешевая пиццерия. Там подавали лазанью и "маргариту", на стенах висели рекламные плакаты и постеры к нано-фильмам, а из динамиков доносился треп поддатого ди-джея.
Держа в руках пластмассовые тарелки с кушаньями, посетители столпились у стеклянной стены. Глотая пиццу, шумно втягивая спагетти, запивая луковые пирожки пивом, они глазели на странный марш девушек-диспетчеров.
Термит поставил на пол бумажный стаканчик с кофе - его била мелкая дрожь, и он едва не расплескал напиток. Он смотрел на творение рук своих, и сердце его колотилось в бешеном ритме, то подскакивая к горлу, то ухая в пятки. Чувство ужаса и торжества накатилось как цунами, как взрывная волна от детонации атомной бомбы. Хотелось плакать и кричать от радости. Такое, должно быть, переживает художник, только что написав шедевр, поэт, сумевший выразить словами ярость и ласку, танцовщица, заразившая толпу своей страстью.
В конце концов, не этого ли всегда добивалось искусство - передать эмоции, поделиться фантастическими образами. Имплантировав часть чужой души, он, Термит, всего лишь пошел на шаг дальше. То, что он сотворил, было искусством, так же как сонаты Шекспира, портреты Мане или симфонии Чайковского. Да, это было насилием, но ведь искусство, настоящее искусство - оно с клыками и когтями. Оно не спрашивает, хотите ли вы, уважаемые, испытать катарсис. Оно вгрызается в сознание, заставляет чувствовать и думать. Оно вторгается во внутренний мир, чтобы слиться с ним в резонансе или потрясти.
Термит вышел из пиццерии и смешался с потоком пешеходов. На его место у прозрачной стены тут же встрял бородатый байкер, перевернув стаканчик с кофе. Темная жидкость амебой расползлась по светлым плиткам пола.
Капли дождя падали вниз, сверкая в желтых огнях фонарей. Пока еще они были редкими, первые гостьи, посланники ливня.
Мокрые волосы змеями обвивали плечи, одежда липла к телу.
Странное, лихорадочное движение на улице продолжалось. Только теперь проявились изменения в поведении "отмеченных" диспетчерами прохожих. Кто-то стоял на коленях на грязном асфальте и кричал, кто-то смеялся и глубоко вдыхал горький осенний воздух. Но все громче и чаще звучали проклятия. Двое мужчин уже пытались силой остановить одну из девушек, она молча и сосредоточенно царапалась. Вдалеке ревела полицейская сирена, едва слышная за воем собак.
Термит быстрым шагом нагнал основную группу диспетчеров. Несколько метров он прошел рядом с ними, печатая шаг так же, как они. Девушки не обратили на него внимания.
Остановившись, Термит провел ладонями по лицу, стирая капли дождя, и тут кто-то ласково, но настойчиво потянул его за плечо. Он обернулся и увидел девушку. В светлых волосах раскаленными струнами горели метализированные пряди, дождь капал с длинных накрашенных ресниц. На одной из туфлей сломалась шпилька, и девушка шла, хромая при каждом шаге. Глаза ее ярко блестели, в них отражались рекламные слоганы с ближнего бигборда. Левой рукой она крепко вцепилась в куртку Термита, правой расширяла рану под ключицей. На кончиках ее пальцев темнела кровь.
- Это необязательно, - прошептал Термит.
Он взял девушку за подбородок и склонился к ее губам. Это не был поцелуй - зубы ударились о зубы, мужчина и женщина впились друг в друга, продолжая контакт. Она опустила руки ему на талию, выдернула полы заправленной в джинсы рубашки и прикоснулась к спине. Сначала нежно и трепетно, подушечками пальцев. Потом подняла руки выше, до его лопаток, и вонзив ногти в кожу повела вниз, оставляя глубокие царапины. Термит вздрогнул, но поцелуя не прекратил. Проведя вдоль спины десять кровоточащих полос девушка сама оттолкнула его.
- Это было необязательно, - поморщившись, пробормотал Термит.
Но она его не слушала, она уже продолжала свой путь.
- Ты, мразь! - металлический роботизированный голос проревел, заглушив все остальные звуки улицы. - Я говорю с тобой, с тем ублюдком, который издевается над людьми с Тисовой улицы, заставляя девчонок исполнять программу.
Термит заозирался. Впрочем, заозирались все пешеходы, даже многие водители высунули головы из машин.
Рекламные бигборды, установленные каждые несколько метров вдруг погасли. Черные поля мигнули, выдали три секунды статических шумов и наконец сложили из черно-белых полос извилистую букву "М".
- Да, я Мордред. И я найду тебя, кто бы ты ни был. Ты ответишь за свое сегодняшнее развлечение!
По бигбордам снова поползли полосы помех. Термит не стал дожидаться новых откровений. Полицейская сирена орала совсем близко, на другом конце улицы уже виднелись красно-синие вспышки.
Термит нырнул в один из темных малолюдных проулков. Петляя и прячась по углам, он прошел квартал и остановился в закутке позади продуктового магазина. Фонарь рядом был разбит, из стоявших у заднего входа контейнеров воняло гнилыми овощами.
Прислонившись к кирпичной стене, Термит содрогался в конвульсиях. Он то тер ладонями виски, то зажимал рот, чтобы не кричать. На его щеках слезы смешивались с дождем.
6. Фазаны
"Забудь, забудь, забудь", - мысленно повторяя эти слова, будто мантру, Термит старался не шевелить губами. Помимо него в вагоне монопоезда ехало еще с десяток человек. Он сидел на скамье, вытянув ноги, капли дождя стекали с его куртки и волос. Перед закрытыми глазами плавали красные овалы и дуги.
Термит чувствовал себя как удав, заглотивший слишком большую добычу и отчаянно пытающийся ее переварить, невзирая на позывы к рвоте. Блоки в его памяти были снесены, и утерянные видения всплывали одно за другим.
Вот мама жарит яичницу-глазунью поутру, а они с братом попеременно разбивают яйца - осторожно, чтобы остались целыми желтки. Вот он, четырехлетний малыш, бежит, держась за холку соседского ротвейлера. Вот компания дворовых рябят сидит под цветущей черемухой и излагает теории появления детей, одна другой удивительнее. Первая любовь. Первая вспышка яростной ненависти, по прошествии лет кажущаяся умилительной. Все чувства, которые он когда-то испытывал, все, что было сокрыто от него за стеной психоблока.
Искусственно стереть память - почти то же самое, что стереть личность. Отличный, гуманный и действенный способ борьбы с преступностью. Пусть враги общества забудут о своих мотивах и начнут создавать себя заново под умелым руководством психотерапевтов. На бумаге, как оно обычно и бывает, идея выглядела красивее, чем в жизни. Попадая в прежнюю среду, преступники брались за старое, а коррупция и махинации, связанные с попытками подставить и стереть память врагов, конкурентов и наследодателей приняли небывалый размах.
В те времена, когда идея коррекции личностей осужденных казалась еще очень привлекательной, а коррупция стремительно набирала обороты, пятеро подростков, называвших себя бандой "Grassa-Grassa" напились пива и пошли развлекаться. Как и большинство жителей окраин, они испытывали неприязнь к полиции. И, увидев полицейский экипаж, не придумали ничего умнее, чем пошвыряться в него пустыми бутылками.