Юозапа нам прочла лекцию о расточительности, припомнив отпущенных скакунов убитых братьев. Бесполезно ее увещевать, что те были верховые, а вьючная лошадь она тоже свою особенность имеет, тут просто так одно под другое не поставишь. И ведь сама все прекрасно знает: кто и куда должен быть применен, но чуть плешь нам этим не проела. Но, не смотря ни на что, мы все равно ее любим и ценим.
На деньги растрясли Агнесс, с обещанием вернуть если не на обратной дороге, то в следующем году через тетку передать. Кстати, девочка все порывалась отправиться в семейные владения; как известно Амтам принадлежит часть провинции Фурток, там же их родовой замок. Реши мы тогда заехать, крюк перед Багрянцами получился бы небольшой, всего дней на пять. А теперь дураков нет. Мало того, что не по пути, так и отец ее, поди, давно на том свете. Как ей в лоб заявила Юза: 'В подвалах Слушающих долго не живут. Помер, и весь сказ! За его душу мы помолимся'. Иногда она бывает такой жестокосердной стервой! Узнала что Агнесс высокородная, перестала с ней церемониться и начала все как есть в лоб говорить. Про матушку заявила, что наверно ее в какой-нибудь дальний монастырь сослали – через год другой отыщется; а если вместе с супругом упокоилась, то и по ее душе молитвы отчитаем. Мы мол, и так из-за девчонки все головой рискуем, нечего к себе лишнее внимание привлекать. После такой отповеди девочка еще пол дня рыдала.
В итоге сборы заняли пару дней, и на рассвете в воскресный день второго осеннего месяца мы покинули Горличи.
Глава 6.
Около четырех сотен лет назад, в год 7324 от сотворения мира и 120-й от создания Церковного союза Папа Декстер II повелел заложить город. Как записано в Скрижалях, которые хранятся в Главном Соборе: 'Дабы могли собираться пастыри Веры и говорить о чаяниях душ людских'.
Тысячи мастеров более шестидесяти лет трудились над его возведением. Небывалый по величине, с широкими улицами, мощенными красным гранитом, где с легкостью могли разъехаться, не зацепив друг друга повозки, с домами не ниже двух этажей и фигурно постриженными деревьями возле них, он потрясал воображение людей. Длинная белоснежная набережная, триумфальные арки на въездах, стелы и храмы, часовни, молельни, маленькие алтари, которые по сей день продолжают строиться наряду с обычными домами.
На площади Всех Соборов расположились храмы десяти Боевых Орденов и одиннадцати духовных, каждый из них был непохож на другой. Все стремились перещеголять соседей пышностью отделки фасада и сложностью резьбы. Их шпили взмывали вверх на добрые четыре сотни футов, где каждый фрагмент, несмотря на высоту, столь же тщательно прорабатывался и украшался. Многоцветные витражные порталы, стрельчатые арки, бестиарий на карнизах…(Ордена Слушающих и Ответственных считаются тайными и храмов не имеют. Боевой Женский Орден Святой Великомученицы Софии Костелийской к тому моменту не был основан, он представлен небольшой часовней в восточном конце площади.)
Единственный Святой Город или Solus Sanctus Urbs, как называли его все служители церкви, действительно поражал своим великолепием и царственностью, а так же грандиозными размерами. Он раскинулся на берегу Аплийского залива в одном из живописнейших мест, где берег полого опускался к морю. Защищенный с запада от холодных осенних ветров невысокими в зеленоватой дымке лесов горами, он долго нежился в тепле уходящего лета.
Люди, привыкшие жить в тесноте обычных городов, где во главу угла поставлена безопасность, а не красота, однажды побывав здесь, навсегда оставались покоренными его величественностью.
Большинство спешивших по своим делам, были облачены в рясы и сутаны священнослужителей, потому как Sanctus Urbs – центр религиозной жизни союза. Здесь на одного обычного человека приходилось по три, а то и четыре духовных лица. Каждое утро начиналось с плывущего над домами многоголосого колокольного звона созывающего на молитву, и горожане от мала до велика шли либо в храмы, либо в ближайшие часовни, чтоб прочесть ее, начав день праведно.
Повозок на дорогах практически не было, потому что транспортом разрешалось пользоваться только верховному духовенству. Крестьяне и торговцы, доставлявшие продовольствие на телегах и тачках проезжали по малым узким проулкам, прячущимся за домами параллельно основным улицам. Там у черного входа или хозяйственных дверей продуктовых лавок они разгружались, а затем незаметно спешили обратно. Рынка, который обычно найдешь в любом городе, тут не было. Лавочники, закупающие товар оптом, раз в неделю собирались на базарной площади ближе к окраине города, и без ругани и громких споров договаривались с поставщиками. Выражения их, пусть и тихие, отличались цветистой заковыристостью.
– О, если ты, неблагочестивый Карипок, еще раз привезешь мне увядшую зелень, то ниспошлет тебе Пресвятой Риарио дожди на три недели и гусениц на огороды! – с достоинством тихо выговаривал один.
– Да простит меня Святая Витеге! Если бы твой плешивый помощник меньше копался, протирая свои неосвященные утренней молитвой глаза, и вовремя поставил ее в воду, то моя чудеснейшая петрушка не поникла бы как кающийся Ивон! – столь же неспешно раздавалось ему в ответ.
Знание всех святых и грешников было обязательным залогом успешного ведения дел.
Марк, впервые приехавший в город Святого Престола, вертел головой по сторонам, стараясь узреть как можно больше. Домов и зданий такой красоты он прежде не видел, от величия многочисленных соборов захватывало дух. Даже брат Боклерк постоянно сопровождающий епископа в поездках, каждый раз возвращаясь сюда, не оставался равнодушным.
Погода была теплая и мальчик, сидя радом с возницей смотрел как они неспешно, все ближе и ближе подъезжают к высокой арке, на барельефе которой многочисленные всадники на длинногривых лошадях салютуют своему полководцу. Каменные фигуры словно бы застыли на мгновение, и чудилось, что с их губ вот-вот сорвется победный кличь.
– Пос-тав-ле-но сие в честь Глав-но-го Бей-ли-фа Эппо, при-сое-ди-нив-шего в год 288 Пре-а-тию… – вслух прочел он надпись, выполненную футовыми буквами под копытами лошади, на которой восседал запечатленный в камне главнокомандующий. – Ух ты! Здорово!
Повозка втянулась в проезд, и Марк закинул голову, рассматривая густо орнаментированный сводчатый потолок.
– Красотища! – ща-ща-ща… покатилось отраженное от стен эхо, перекрывая небольшой шум толпы.
Секретарь высунул свою кислую физиономию в окошко и недовольно глянул на виновника безобразия. Парнишка стушевался и слегка присмирел. Но вы попробуйте утихомирить двенадцатилетнего ребенка, увидевшего единым махом столько нового и необычного. Это не возможно!
Карруса проехала триумфальную арку, и Марк с прежним интересом и энергией принялся рассматривать все вокруг, то привставал на сиденье, то восклицал удивленно, благо его возгласов не было слышно из-за гула спешивших по своим делам людей.
Двадцать дней проведенных в дороге непоседливому мальчишке дались тяжело, пока шли дожди, приходилось сидеть в тряской повозке, которая подпрыгивала на каждой кочке или выбоине. Епископ, привычный к подобному способу передвижения, дремал или читал книгу, не обращая внимания на неудобства. Брат Боклерк с постным лицом сидел напротив его преосвященства и глядел на медленно проплывающие за окном пейзажи. Изредка Констанс задавал ему вопросы, а тот отвечал на них ровным, не выражающим ни толики эмоций голосом. Робкие расспросы мальчика или редкие попытки затеять разговор, заканчивались ничем. Ни епископ, ни его секретарь не удостаивали мальчика своим вниманием. И если выдавался погожий день, ему приносило гораздо большее удовольствие сидеть рядом с возницей, задавать кучу 'отчего' и 'почему', весело болтая на разные темы, чем безучастно созерцать потолок каррусы.
Его преосвященство епископ Констанс возвращался обратно спустя полтора месяца. Въехав в северные ворота, повозка пересекла центр города – площадь Всех Соборов и повернула на запад к замку ордена Святого Варфоломея Карающего. Ворота аубергов всех орденов были обращены внутрь города, в сторону Главного Собора. Sanctus Urbs не нужны были крепостные стены, его защитой служили орденские цитадели, замкнутые вокруг него в кольцо, оставляя лишь небольшой промежуток для набережной и четырех врат сориентированных по сторонам света. Двадцать три ауберга – двадцать три неприступных крепости на пути сумасшедшего; если ли таковой отыщется и рискнет захватить город и Паласт Святого Престола, расположенный внутри города. (Паласт – неукрепленный дворец)
Проезжая по улицам епископ Констанс решал, какие действия перво-наперво необходимо предпринять, ведь против него играло время – самый неумолимый соперник. Он не знал, с как быстро распространяются сведения, сообщенные в письме, неважно правдивые или ложные, однако использовать их собирался себе во благо. Если допустить: что данные верны, то исполнение задуманной интриги, которую он планировал и выстраивал в течение нескольких лет, придется отложить.
Его преосвященство епископ Констанс возвращался обратно спустя полтора месяца. Въехав в северные ворота, повозка пересекла центр города – площадь Всех Соборов и повернула на запад к замку ордена Святого Варфоломея Карающего. Ворота аубергов всех орденов были обращены внутрь города, в сторону Главного Собора. Sanctus Urbs не нужны были крепостные стены, его защитой служили орденские цитадели, замкнутые вокруг него в кольцо, оставляя лишь небольшой промежуток для набережной и четырех врат сориентированных по сторонам света. Двадцать три ауберга – двадцать три неприступных крепости на пути сумасшедшего; если ли таковой отыщется и рискнет захватить город и Паласт Святого Престола, расположенный внутри города. (Паласт – неукрепленный дворец)
Проезжая по улицам епископ Констанс решал, какие действия перво-наперво необходимо предпринять, ведь против него играло время – самый неумолимый соперник. Он не знал, с как быстро распространяются сведения, сообщенные в письме, неважно правдивые или ложные, однако использовать их собирался себе во благо. Если допустить: что данные верны, то исполнение задуманной интриги, которую он планировал и выстраивал в течение нескольких лет, придется отложить.
Продемонстрировав герб ордена изображенный на бортовых щитах, тем самым заявив всем любопытным, кто именно прибыл в Sanctus Urbs, карруса неспешно подкатила к воротам ауберга ордена Святого Варфоломея. Перед ними в карауле в парадных доспехах с гвизармами в руках застыла тройка боевых братьев. Их обязанностью была не столько охрана, сколько демонстрация богатства и силы ордена. Солнечные лучи, слепя глаза, играли на начищенных до зеркального блеска нагрудниках кирас, избегая красного простеганного жупона, они перескакивали на наголенники, отражались от сабатонов и вновь взмывали вверх к шапелям. Попасть сюда в стражники считалось почетным, и при желании можно было сделать неплохую карьеру. Правда, после такой синекуры многие седели раньше положенного срока, да на старости лет просили о переводе куда подальше, а не в фирмари при ауберге. (Гвизарма – вид алебарды с длинным узким, слегка изогнутым наконечником, имеющим прямое, заостренное на конце ответвление. Первый клинок, прямой и длинный, служил для поражения врага, а вторым искривленным клинком перерезали сухожилия у лошади противника. Жупон – простеганная шерстью или льном куртка приталенная по фигуре, достигает середины бедра, может быть расклешена от талии, к нему на плетеных шнурах крепились части доспеха. Жупон так же служил повседневной одеждой. Сабатон – латный ботинок. Шапель – шапель-де-фер – шлем пехотинца с полями по форме напоминающий шляпу. Синекура – (без заботы (лат.)) должность, дающая хороший доход, но не требующая труда. Фирмари – больница в орденском замке, служившая одновременно приютом для престарелых боевых братьев.)
Повозка, миновав внешний двор, въехала во внутренний, и едва успела остановиться, как к ней подбежали двое братьев-прислужников и опустили борт. Епископ, кряхтя и опираясь на протянутые руки, спустился на мощеный плитами двор. Утвердившись на ногах, с трудом выпрямил согнутую спину и расправил плечи. Растрясло в дороге – все-таки не молодой юноша.
Брат Болерк выбрался следом, держа в руках оставленные внутри книги и походный сундучок, а помощники, что помогали епископу выбраться из каррусы, принялись за разгрузку вещей.
Его преосвященство Констанс хозяйским взором окинул двор – как ни крути второй человек в ордене после командора – и неторопливо направился в свои апартаменты, расположенные в правом крыле. Марк не зная, что делать, потянулся, было за ним следом. Но секретарь, подозвав одного из братьев вышедших поглядеть на прибытие, перепоручил заботу о мальчике, а потом устремился за Констансом.
Двор крепости был чрезвычайно просторен. Посреди него, притягивая к себе взгляды, возвышался белоснежный каменный исполин – бергфрид – главная башня замка, которая должна была служить последним оплотом для обороняющихся на случай захвата. Однако при отсутствии военной опасности на протяжении нескольких веков, она была перестроена и дополнена всеми удобствами для проживания командора. Справа и слева от башни, во флигелях располагались апартаменты епархиальных епископов и их свиты. Несмотря на кажущуюся простоту отделки фасадов, все говорило о достатке, непрозрачно намекая на финансовые возможности его обитателей. Вход в апартаменты его преосвященства епископа Констанса ничем не отличался от прочих: лестница из белого мрамора, перила и надвратная арка, покрытые резьбой из перевитых виноградных листьев и лоз, дверь из мореного дуба с бронзовой головой льва посередине, держащая в пасти кольцо с молоточком.
Брат Боклерк, опередив епископа, спешно поднялся по лестнице и коротко постучал. Дверь почти сразу пошла вовнутрь, ее с натугой открывал прислужник. Он был облачен в серую рясу, подпоясанную широким ремнем, поверх был одет скалипур того же цвета, только капюшон оказался откинутым на плечи, что по уставу разрешалось лишь старшим братьям.
– Слава Господу! – произнес он, явно обрадованный приездом главы своей епархии.
– Во веки веков! – сухо ответил секретарь.
– Аминь, – Констанс поднялся и подставил руку для поцелуя. Брат коснулся губами аметистового перстня и отступил в сторону, продолжая удерживать массивную дверь.
– С приездом ваше преосвященство, – поприветствовал прислужник, не спеша более выражать свою радость, поскольку прекрасно знал – епископ не любит словоохотливых.
– Спасибо, Эжен, – поблагодарил тот брата отворившего дверь и, войдя в холл, отдал распоряжения: – Как можно скорее подготовь купальню, и воду сделай погорячее, я весьма устал в дороге. А после подай легкий ужин в мой кабинет. Предай брату Джарвису, чтоб тот поспешил доложить Боклерку о произошедшем за мое отсутствие. Командор сейчас в ауберге?
Вот так, сей же миг разговор пошел о делах. Брат-прислужник привычный к особенности епископа озадачивать массой дел сразу, ответил на все разом.
– Купальня будет готова через пол часа. Рулады из кроликов в имбирно-клюквеном соусе с зеленым горошком, печеные перепелиные яйца, сдобные хлебцы с паштетом из гусиной печени, галеты из устриц и буженину с медово-коричной корочкой подадут, как только вы пожелаете. Командор в Паласте Святого Престола и неизвестно когда прибудет.
Изнутри апартаменты выглядели не столь сдержано, как снаружи: затянутые цветными шпалерами стены, мебель из торинского розового дерева, мозаичный пол. На второй этаж, непосредственно в епископские покои вела лестница, покрытая яшмовыми плитками. Брат-прислужник еще раз поклонился и пошел на кухню. Констанс начал подниматься к себе, секретарь двинулся следом, зная, что теперь последуют приказания для него; верно – они посыпались как из рога изобилия.
– Боклерк, к утру собери сведения о матери настоятельнице боевого женского ордена, появившейся так некстати с этим посланием. Выясни, по-прежнему ли наше высокопреосвященство Сикст и Папа на ножах, это обязательно сделать до того, как мне придется явиться к нему на аудиенцию. Узнай как дела у нашего 'непримиримого епископата', не слишком ли сильно они продвинулись в своих намерениях, и что предпринял по этому поводу командор. А то опять мне придется в этом… – он слегка шевельнул кистью, будто бы стараясь подобрать слово помягче. – В этом серпентарии наводить порядок. Как там наш secundus fidem merens (второй достойный доверия)? Я ему не слишком доверяю, – епископ слегка приподнял уголки губ, улыбнувшись своему каламбуру. – Жду тебя после завтрака. Когда командор прибудет, сообщи ему, что я прошу принять меня завтра, после вечерней молитвы. Так что еще?
Пока его преосвященство отдавал распоряжения, они поднялись по лестнице, прошли по коридору. Секретарь отворил дверь, и они вошли в личный кабинет епископа, смежный со спальней и купальной комнатой. Интерьер помещения, выдержанный в светлых тонах, столь модных в этом десятилетии, радовал глаз своей изысканностью. Небесного цвета портьеры на окнах гармонировали с серо-голубой обивкой кресел и стульев. Тончайшая резьба на мебели из розового дерева повторяла сложный узор ковра на полу.
Боклерк положил сундучок в кресло, стоявшее подле двери.
– И узнай так же: внес ли Сисварий положенную для него мзду, и насколько велики были эти поступления. Уж слишком часто он вновь замелькал возле Святого Престола. Теперь все, можешь идти.
Секретарь коротко поклонился и вышел, закрыв за собой дверь. Епископ Констанс выглянул в узкое окно – каррусу уже убрали. Внизу хлопнула дверь, значит, скоро принесут его вещи. Что ж, здравствуй омут церковной жизни, полной скрытых страстей! Кто бы тогда в его молодости мог подумать, что он четвертый сын, пусть и очень знатного рода д'Гем, несмотря на субтильное телосложение и малый рост станет епископом, а затем и primus fidem merens (первый достойный доверия) в одном из самых больших и могущественных боевых орденов. Правда, его уже не устраивало, что он на протяжении двенадцати лет остается епископом. Что ж пора бы исправить подобное упущение.