Впрочем, последний разговор с клириком из Святого Георга натолкнул его преосвященство на весьма интересные мысли, заставив задуматься о выборе другой, более высокой цели, чем должность командора ордена. Пока Констанс не мог определиться в своем предпочтении, однако и попытаться усидеть на двух стульях стоящих в разных углах комнаты – задача невыполнимая. Однако бросать старые замыслы и хвататься за новые, тоже было не самой лучшей идеей. Поэтому он решил – пока занять выжидательную позицию, но за оставшееся время до начала военных действий постараться приблизится к окружению Святого Престола.
Первым шагом на этом пути являлась сегодняшняя встреча с младшим прокуратором Геласия IX. Она была намечена в небольшой капелле на улице 'Третьего Дня Возвещения'. (Прокуратор – управляющий)
Его преосвященство Констанс прибыл за четверть часа до назначенного времени, и был этим весьма недоволен. Равномерно распределив злость на послушнике и братьях, что несли паланкин, оставшиеся до встречи минуты он заставил гулять их по соседней улице. Положение складывалось двоякое, с одной стороны: звание младший прокуратор на пару позиций ниже, чем целый епархиальный епископ, с другой – предстоящий разговор очень важен, и опоздать на него – означало проявить неуважение к собеседнику. В идеале Констанс должен был появиться в четко оговоренное время, не уронив своего достоинства. Поэтому за несоблюдение требуемых условий поплатились Марк и носильщики.
Когда же положенный срок настал, паланкин опустился перед входом в часовню. С лица его преосвященства в миг сошло недовольное выражение, и оно приобрело благостное радушие. Перед дверью он осенил себя знамением, а затем вошел.
Внутри капеллы стоял полумрак, слегка разгоняемый горящими свечами. Над алтарем, чуть наклоненный вперед располагался резной, увитый терниями и розами символ Веры – большой крест из торинского дерева. Под ним ниже на позолоченной подставке находилась статуя Великомученицы Кудруны, в простых одеждах и покрывалом на склоненной голове.
Едва его преосвященство оказался возле алтаря, как навстречу ему из ризницы вышел худой высокий мужчина, в светло-серой сутане с тонкой алой оторочкой по низу, указывающей на служащего среднего ранга при Святом Престоле. Из-за слегка вытянутой формы головы лицо его имело довольно сухое и, можно даже сказать, строгое выражение. Впечатление дополнительно усиливали впалые щеки и острый подбородок.
– Господь посреди нас, – первым вступил в разговор мужчина, являвшийся младшим прокуратором.
– Во веки веков. Аминь, – отозвался Констанс, как будто не замечая, что к нему обратились как к равному, а не вышестоящему по положению. – Благостного дня вам прокуратор, – епископ даже опустил полное титулование собеседника.
Когда было необходимо, он смирял гордыню, позволяя небольшое умаление занимаемого им сана. Впрочем, как только надобность в таком человеке исчезала, епископ моментально вспоминал допущенные в свою сторону выпады, и наносил оскорбившему стремительный удар. Прощать, пусть даже мелкие нападки, в Sanctus Urbs было не в чести.
– И вам того же, – отозвался прокуратор с ленцой в голосе. – Вы что-то хотели ваше преосвященство?
– Всего лишь короткую встречу ваше преподобие, – поскольку, его наглость начала переходить все мыслимые границы, епископу пришлось указать на степень при помощи титулования, ведь обращение 'преосвященство' находится на две ступени выше 'преподобия'. – Насколько я знаю, в пятницу Папа Геласий IX дает открытый завтрак в честь дня Святого Бенедикта, и мне бы хотелось в этот праздничный день преподнести Его Святейшеству подарок.
– Епископ, – весьма сухо начал прокуратор. – Распределение приглашений на трапезу Его Святейшества находятся вне моей компетенции.
– Ну что ж, жаль, очень жаль! – как-то неожиданно легко согласился Констанс, от чего непроницаемая маска строгого высокомерия, нацепленная на лицо мужчины, потрескалась, и теперь тот выглядел слегка растерянным. – Видимо, мне придется обратиться к младшему прокуратору Эрманериху.
Мужчину перекосило, едва он услышал имя соперника.
– Я постараюсь что-нибудь для вас сделать, – поспешил туманно заметить он.
– Увы, мне необходимо знать наверняка, – твердо произнес его преосвященство, продолжая давить на собеседника. – А если я буду знать точно, то моя благодарность будет иметь вес, и немалый. Надеюсь, вы понимаете меня?
– Я постараюсь сделать все от меня зависящее, но… – прокуратор заметно оживился, но давать полного согласия пока не решался.
– Я буду ОЧЕНЬ благодарен! А вам подобное содействие не доставит неприятностей, – заверил его Констанс, видя, что лишь неуверенность в собственной безопасности удерживает собеседника от безоговорочной капитуляции.
– Хорошо, – наконец решился прокуратор. – Сегодня же вечером у меня будет требуемое приглашение, правда на место за столом вы можете не рассчитывать, будете лишь только как наблюдающий.
– Этого достаточно, – заверил его епископ.
– Тогда необходимо что бы кто-нибудь забрал бумагу у меня прямиком из паласта. После окончания ночной службы, я буду ждать вашего человека у третьего кипариса слева возле входа в парковый лабиринт.
– Замечательно, – его преподобие позволил себе скупую улыбку. – К вам подойдет кто-нибудь из моих братьев, а чтобы вы не ошиблись, скажет 'Святая Витеге, будь милостива к моему урожаю', заодно и передаст вам мою благодарность. После чего вы поймете, что сотрудничать со мной одно удовольствие.
На подобное замечание мужчина ничего не ответил, но слегка склонил голову в знак согласия, а затем решил распрощаться.
– Спаси вас Господи.
– И вас, – кивнул ему в ответ Констанс.
Прокуратор развернулся и ушел в ризницу. Епископ постоял еще немного, подняв глаза к Божьему знаку, потом, склонив седую голову с круглой шапочкой на макушке подобно Великомученице Кудруне, осенил себя знамением, и вышел на улицу. Едва он показался в дверях капеллы, как с его лица слетело все благодушие, на скулах заходили желваки, до того крепко он стиснул зубы. Нетерпеливый взмах рукой, и носильщики чуть ли не бегом сорвались с места, поспешив опустить паланкин перед его преподобием.
– Зарвавшийся щенок! – бросил он со злостью, и, выдохнув, добавил. – В ауберг! Живо!
За присутствие на открытом завтраке Его Святейшества Папы Геласия IX епископу Констансу пришлось выложить крупную сумму в 30 золотых. Единственным оправданием такой расточительности служило то, что место, доставшееся его высокопреосвященству, было внизу на стуле, а не на балконе, как у многих.
Открытые завтраки, обеды или ужины были самым привычным делом у пресвитерия в Sanctus Urbs. В просторном зале с узкими внутренними балконами по двум сторонам устанавливался большой стол, за которым трапезничали глава мероприятия и его гости. За этим процессом могли наблюдать приглашенные зрители. Попасть на такое застолье считалось очень почетным. Конечно же, верхом важности было оказаться за одним столом с хозяином, но и стать наблюдающим было не менее престижно. Среди зрителей, первые по степени значимости, являлись посаженные на стулья непосредственно в зале, вдоль одной из его стен. Вторыми – люди, стоящие на балконах и смотрящие вниз на накрытый стол.
Утренний зал, в котором давал открытый завтрак Его Святейшество, был очень большим и светлым. В окна, выходившие на восток, уже вовсю заглядывало солнце, переливаясь на стенах забранных белой парчой расшитой золотыми узорами из роз, которые так любил нынешний глава престола.
До начала открытого завтрака первыми провели приглашенных на балконы, вторыми тех, кому предназначались стулья. Констанс пришел на завтрак, облаченный в полагающуюся ему по сану фиолетовую сутану с широким полотняным поясом малинового цвета с белой окантовкой, указывающей на степень primus fidem merens. С собой он принес завернутую в шелковый плат книгу, приобретенную за баснословную стоимость у книготорговца в прошлую пятницу. Оказалось, что рядом с ним будут сидеть еще двое: епископ адмонитианцев и недавний собеседник епископ-суффраган Герран. Едва войдя в зал, они легким кивком поприветствовали друг друга, и более ни единым жестом или действием не показали, что знакомы.
Слегка затянув паузу, к столу прошествовали четверо гостей. Последним в зал вошел сам Папа Геласий IX – весьма бодрый старец, сильнейший глава Единой Церкви за последние шестьдесят лет. Он с подслеповатым прищуром окинул всех собравшихся, желчно усмехнулся: 'Полна шкатулка…' – и уселся в кресло. Следом на сиденья опустились гости, потом епископы, прочие же остались стоять.
Его Святейшество Геласий IX был приблизительно одного возраста с Констансом. Небольшого роста, сухой старец со смуглой кожей и черными глазами урожденного халисийца. Белоснежные от седины волосы пушистым облаком вились вокруг лица, и солнце, что падало со спины, заставляло светиться их, образуя ореол над головой.
Слегка затянув паузу, к столу прошествовали четверо гостей. Последним в зал вошел сам Папа Геласий IX – весьма бодрый старец, сильнейший глава Единой Церкви за последние шестьдесят лет. Он с подслеповатым прищуром окинул всех собравшихся, желчно усмехнулся: 'Полна шкатулка…' – и уселся в кресло. Следом на сиденья опустились гости, потом епископы, прочие же остались стоять.
Его Святейшество Геласий IX был приблизительно одного возраста с Констансом. Небольшого роста, сухой старец со смуглой кожей и черными глазами урожденного халисийца. Белоснежные от седины волосы пушистым облаком вились вокруг лица, и солнце, что падало со спины, заставляло светиться их, образуя ореол над головой.
За накрытым столом с двух сторон от Геласия IX сидели четверо гостей: Командор ордена Святого Георга главный бейлиф его высокопреосвященство Цемп, кардинал ордена Слушающих главный инквизитор его высокопреосвященство Тамасин де Метус, командор ордена Святого Жофре Благочестивого главный госпитальер его высокопреосвященство Ортфрид и ее благочестие или главная надзирающая за женскими орденами при Святом Престоле ее высокопреподобие Саския – единственная женщина в паласте.
Со всеми сидящими за столом Констанс был шапочно знаком, но более тесного общения до этого момента старался избегать. Самым безобидным из присутствующих являлся главный бейлиф Цемп – верный пес Папы, готовый в любой момент сложить за него голову. Епископа усадили лицом как раз к нему; бейлиф если узнал его, то не подал вида. Остальные же были людьми опасными, на пути у которых вставать никому не рекомендовалось. Главный госпитальер был завзятым интриганом, идущим к намеченной цели по головам, а точнее по трупам. Инквизитор Тамасин де Метус – единственный кому дозволили оставить за собой право именоваться фамилией семьи – слыл человеком страшным, фанатиком своего дела, но безмерно преданным главе Святого Престола. Ее благочестие Саския – родная сестра Геласия IX, была единственной женщиной, допущенной в паласт за последние семьдесят лет. Маленькая, всегда закутанная с ног до головы в черное, она являлась обладательницей несгибаемой воли и гадючьего нрава. А в крепости и стойкости веры могла потягаться с сидевшим напротив ее кардиналом Тамасином. В общем, теплая компания.
Его высокопреподобие Констанс опасался из присутствующих на завтраке лишь одного человека, а точнее одну – благочестивую Саскию. Если он, как епископ боевого ордена, для кардинала Тамасина не был подчиненным, то для сестры Его Святейшества не существовало подобных препятствий. Разделения на духовные и боевые ветви Единой Церкви она попросту игнорировала. Впрочем, из-за возможного пристального внимания со стороны этой дьяволицы он не собирался отказываться от своего нового намерения – занять одинаковое с ними положение. Как говориться: уравняем силы, а потом посмотрим кто кого.
Личный брат-прислужник положил Папе на тарелку порцию приготовленной на пару луфари и маленький похгутский хлебец. В бокал налил белой малвазии. Его Святейшество отправил первый кусочек в рот, немного пожевал, проглотил и запил вином.
– Сносно. Братец положи-ка мне вон того соусу, желтого, – приказал он, замершему за его спиной прислужнику. Тот поспешил исполнить.
После того как глава Святого Престола попробовал первое блюдо к трапезе уже могли приступать все присутствующие за столом. Командоры и кардинал накладывали себе разнообразные явства, благочестивая Саския положила себе маленький кусочек от карпа с раковым кулисом и вяло без аппетита в нем ковырялась.
Безусловно, стол был впечатляющим и радовал разносолами: терины с крылами в пуре зеленом, крыла в пармезане, котлеты из вепря в сливовом соусе, тешка из северной рыбы, кальмары с ветчиною, пулярды с трюфелями, тартелеты, соленые персики и гато из зеленого винограда.
Епископ не был особо удивлен разнообразием поданных блюд, он сам мог позволить себе не менее грандиозный завтрак, обед или ужин. Однако выбрасывать такие деньги на удовлетворение своих прихотей считал чрезмерным расточительством.
– Сегодня весьма погожий день, не так ли?! – обратился главный бейлиф Цемп к сидящей рядом с ним Саскии.
– Не так, – буркнула та, не поднимая на него глаз. Цемп немало не смутившись, продолжил.
– Вы считаете, что день Святого Бенедикта должен быть дождливым?
– Я считаю, что день Святого Бенедикта должен быть, – последовал ответ.
– Саския, душа моя, вы сегодня не в настроении? – осведомился Папа со своего места во главе стола.
– Когда я вижу большие суммы, выбрасываемые, чтобы пустить пыль в глаза, то испытываю крайнее недовольство. Такие деньги могли бы расходоваться более целесообразно! – едко ответила благочестивая.
– Вы всегда слыли экономной, душа моя, – заметил Геласий IX, нисколько не смущенный резкой отповедью сестры. – Однако этот завтрак оплачивает кардинал Тамасин.
– Лучше бы он построил себе новый каземат, – тихо прошипела она.
– Спасибо, ваше высокопреподобие, у меня достаточно, – равнодушно ответил инквизитор Тамасин, прекрасно расслышав задавленное шипение с противоположного края стола. Он неспешно намазывал серебряным ножом на похгутский хлебец паштет из языков. – В день покровителя всех паломников, думается мне, можно потратить небольшую сумму, чтобы угостить завтраком столь преданную дочь веры и нашей Матери Церкви.
На последовавшую за тем четверть часа за столом воцарилось молчание, прерываемое лишь звяканьем столовых приборов о фарфоровую посуду. Но вот Папа, утолив первый голод, принялся оглядывать зал.
– Я смотрю, у приглашенного нами…- обратил он внимание на сидящих возле стены. – Епископ Констанс из ордена Варфоломея Карающего, если я не ошибаюсь?!
– Ни в коей мере, Ваше Святейшество, – подтвердил тот, деликатно склонив голову.
– Я смотрю у вас какой-то сверток в руках?
– Да, Ваше Святейшество, это подарок сей светлый день Бенедикта.
– Вот как? Интересно. Сын мой, подойдите-ка сюда. Кто-нибудь поставьте стул и приборы для епископа. Насколько я помню, вы не просто епископ, а primus fidem merens?
– И это истинно, Ваше Святейшество, – согласился Констанс, подходя к Папе и еще раз кланяясь.
– Вот сюда, – указал Геласий на место рядом с собой брату, который принес стул. – Мне любопытно, что у вас?
К епископу подошел личный прислужник Папы принял у того завернутый фолиант и поднес к Его Святейшеству.
– Посмотрим… – Геласий лично принялся разворачивать шелковый плат, добираясь до содержимого. – Великолепно!
– Ключ, Ваше Святейшество, – епископ протянул главе Единой Церкви футляр, внутри которого на бархатной подкладке лежал маленький ключик. Тот слегка шевельнул рукой, брат-прислужник опустил фолиант на подставленный стул, и, забрав из рук его преосвященства коробочку, открыл ее. Потом достал серебряный ключ и раскрыл книгу на первой странице.
– Что ж символично! – произнес Папа, прочтя название. – Где вы ее нашли? Эти жизнеописания считались давно утерянными.
– Папа Филипп VII подарил эту книгу маршалу Бонифацию, после чего она долгое время хранилась у рода Кроке. Зная, что вы ищите подобные вещи, я поспешил выкупить ее у младшего сына барона, – пояснил Констанс, стоя рядом с братом-прислужником.
– Это замечательно, что есть столь верные сыны у Церкви. Прошу, сын мой, – книгу унесли, и Констанс аккуратно опустился на подставленный стул.
– Благодарю вас, Ваше Святейшество, – он положил на тарелку немного паровой луфари и приступил к еде.
Все! Можно сказать – взлет сделан стремительный, теперь самое главное – не упасть.
– Скажите, епископ, – обратился к нему главный госпитальер Ортфрид, подаваясь вперед, чтобы ему было лучше видно из-за сидящего рядом кардинала Тамасина. – А что бы вы сказали ее благочестию Саскии на замечание об излишней трате средств?
Казалось, что все сидящие за столом затаили дыхание. Вот оно, началось! Главный госпитальер Ортфрид, как прожженный интриган первым решил прощупать вновь-прибывшего. Естественно он был наслышан о хитром варфоломейском Лисе, и хотя не сталкивался с ним нос к носу, но краем уха уловил слухи об его коварности.
– В какой-то мере я разделяю осуждение ее высокопреподобия о напрасном расходе денег на столь пышный завтрак, – осторожно начал Констанс. – Хотя стол и выше всех похвал. Но я бы израсходовал эти суммы на другие цели.
– Вот как? – улыбнулся командор, предвкушая возможную атаку инквизитора на дерзновенного.
– Именно так, – подтвердил епископ. – У меня бы были немного другие способы потратить эти деньги.
– И куда бы вы их потратили? – холодно поинтересовался кардинал Тамасин, повернув голову к сидящему рядом епископу.
– Я ценю старинные книги и рукописи, кои стремлюсь собирать и возвращать в ведения Церкви и ордена в частности.