– А я, знаете ли… – и понеслось!
За пол часа мы выслушали все проблемы его прихода, нравственные терзания паствы, про урожай на брюкву в этом году, и отел коров в прошлом. Соскучился старичок по родной церковной душе. Заметив наши постные лица, купец занервничал: вдруг встанем и уйдем, тогда позора не оберешься! Он попытался было побольше подливать святому отцу. Куда там! Священник тотчас замахал руками: 'Мне нельзя, в боку колоть будет', – и устроил экскурс в историю его болячек. Часа через полтора остервенев от его болтовни, мы готовы были разнести здесь все по камушку. Агнесс от скуки даже порывалась пойти потанцевать, но, увидев бешеное лицо Юозапы, плюхнулась на место.
– С ума сошла! – зашипела та на нее. – Монашки не танцуют! Совсем спятила!
А святой отец вцепился в нас как клещ. Мне приходилось совсем туго, я сидела непосредственно рядом с ним. Наконец хозяева нашли выход: к нему с другой стороны подсадили какого-то почтенного старика, и они о чем-то увлечено заспорили. Пока священник отвлекся, нас увели на другой конец стола, где сидела вся молодежь, и усадили недалеко от жениха и невесты. Но и тут хрен редьки оказался не слаще! Молодые уже вернулись с танцев и теперь переводили дыхание. Едва мы опустились на новые места, как девушка начала ужасно краснеть и смущаться, а жених заметно нервничая, принялся нас разглядывать.
– Я не статуя, чтобы на меня таращится, – не выдержала Гертруда его пристального внимания. Н-да-а. Конфуз может быть!
– Идите, опять потанцуйте, что ли, – посоветовала я им, а то когда так глазеют, кусок в горло не лезет.
Пара, облегченно вздохнув, снялась с места. Слава Богу! Нас оставили в покое! Теперь можно основательно приняться за еду. Что ж всего два часа мучений и ужин задарма состоялся.
Поздно вечером гуляющие разбредались кто куда, половина деревни уползала со свадьбы на бровях. Вот похмелье у народа будет завтра! Мы же не могли позволить себе пить, поскольку нельзя – устав запрещает. Когда более или менее трезвые почетные жители Багрянцев плавно переместились в трактир, мы с сестрами подтянулись туда и теперь сидели вместе со всеми. Уставшая подавальщица наравне с остальными обнесла нас пивом, выставила на стол подкопченное сало и жареные колбаски. Пара музыкантов из оркестра, что перекочевала сюда с улицы, выводила что-то печальное, девушка менестрель милым голоском пела о вечной любви. А пиво оказалось замечательным и очень вкусным: мы с Юзой предпочли светлое, а Гертруда темное. Агнесс налили ягодного компота, мала еще спиртное хлебать. Интересно получается у народа: замуж в пятнадцать выходить это нормально – не маленькая, а если пиво пить незамужней в семнадцать, то рано еще. Так, похоже, меня развозит. Надо на сало налечь – протрезвею. А где Юозапа? Только же была здесь. А вот она! Договаривается с кем-то о провизии, ее с верного пути не собьешь, запасется так, что мы до самой границы с едой будем.
Рядом с нами сидел отец невесты Тревор Борк, ничего компанейский оказался мужик. Как он сам признался, когда нас увидал, так душа, говорит, в пятки ушла. Неужели его Марика не захотела замуж?! А потом ничего, успокоился, вспомнил, как он ее с сеновала гонял. Знает, хитрец, что порченых девок мы не берем.
Агнесс было невесело: танцевать нельзя, пить нельзя, петь тоже нельзя. Юза быстро разъяснила ей, что пусть она и не настоящая боевая сестра, но позорить одеяние ей никто не позволит. Теперь сидит куксится. Гертруда наелась вволю. За столько лет все ни как не перестану удивляться: куда столько в нее помещается? А мне просто было хорошо; копченое сало, вкусное пиво, теплая компания. Ну что еще надо для счастья? Ничего!
Проснулись мы у старосты на сеновале, похоже на том знаменитом, с которого Борк свою ненаглядную дочурку гонял. Ночевать нас к себе зазывали чуть не половина сидевших в трактире, но мы отказались. Скажите на милость, какая радость в том, чтобы остаток ночи провести, слушая храп хозяев или дышать перегарными ароматами. Дома в деревне были сплошь большие и справные, но отдельную комнату нам вряд ли бы предложили.
Встали поздно, потому что легли далеко заполночь, можно сказать почти утром. Солнце успело пройти уже половину небосвода.
– Славно посидели, – выдала Герта, сладко потягиваясь на душистом сене.
– Ты хотела сказать: сильно погрешили? – поправила ее Юозапа.
– Юза, вот что ты за человек такой?! – вяло отмахнулась та. – Две кружки пива в год, разве это грех?
– Нам по уставу не положено, – похоже, совесть по имени 'боевая сестра Юозапа' заговорила вовсю.
– Ты что хочешь стать как сестра Бернадетта? По-моему только она способна соблюдать все заповеди Я же не такая! – ну началось…
Пока ссора не успела начаться, я постаралась перевести разговор в иную плоскость:
– Юза, родная, у нас только Берна после строгого месячного поста способна мечом махать, а если меня и Гертруду не кормить нормально, то мы через неделю в своих железках на коня не влезем.
На мою отповедь сестра только фыркнула. Что ж все как обычно! Эта дискуссия ведется между нами уже много лет. После очередного застолья, а подобное действительно бывает не больше пары раз в год, Юза начинает читать нам проповедь: какие же мы грешные. Сами прекрасно осознавая, что она права, мы соглашаемся и начинаем каяться, но хватает нас буквально на четыре-шесть месяцев, а потом все по новой. К тому же столь малое прегрешение как кружка пива или пара бокалов вина раз в полугодие не являются смертным грехом. Да и жить без таких редких дней отдохновения будет очень скучно. А вот отправься с нами сестра Бернадетта, мы бы обломились со вчерашними посиделками, ведь такой праведницы как она еще поискать. Что удивительно: Берна непрестанно изнуряет себя постами и молитвами, но при этом сильна и вынослива, как Гертруда на усиленном питании. Воистину чудо!
– Юозапа, я тебе обязуюсь праздничный молебен на коленях отстоять, – меж тем пообещала ей Герта.
– А куда ты денешься! Не отсидишь же. У нас все службы на коленях проводятся.
– Хорошо, я самую толстую свечу поставлю…
– У тебя денег нет.
– А чего ж ты хочешь? – не выдержала старшая сестра.
– Ничего.
– То есть как это?
– Ты не мне должна обещать, я вчера с вами грешила. Ты Ему должна обещать, и у Него покаяния просить, – указала та пальцем вверх. – Мы уже три дня утренние молитвы не проводим.
– А я читала, правда про себя, – как нашкодившая девочка призналась я. – Позавчера пол ночи твердила, чтоб не заснуть. И вчера утром тоже.
– Сестры, ну как вы не можете понять! – возмутилась Юозапа. Она встала, отряхнула сюркот от налипших соломинок.- Не надо ничего мне объяснять и доказывать. Вы для себя должны решить служите ли Ему или нет. Нельзя же быть немного мертвым или чуть-чуть беременной. (Сюркот – одежда в виде туники, расшитая герольдическими знаками одевается поверх доспеха.)
– Я служу Ему, верую, но не могу себя переделать. Стараюсь изо всех сил, но не получается! – резко ответила ей Герта, она тоже поднялась и начала приводить одежду в порядок.
Ну все, начали с утра… И что Юозапе спокойно-то не живется?!
– Так все, хватит! Заканчивайте свой теологический диспут! Не веруй мы, нас бы сегодня здесь не было. У всех свои слабости и мы с ними боремся, но у каждого свой путь. И закрыли тему! – постаралась я закруглить их разговор. – Вы лучше скажите, где Агнесс?
– А она не спит? – удивилась Герта.
– Она, в отличие от нас, не пила, поэтому давно встала. Слоняется, поди, где-нибудь поблизости, – язвительно ответила Юза.
– Сестра, сбавь тон! – жестко сказала я; если сейчас это не прекратить, то перессоримся. – Герта извинись перед Юзой и мной, я перед тобой и Юозапой, а ты передо мной и Гертой. Ну, живо! Мы сестры, а не склочные торговки на базаре!
Если сейчас кто-нибудь зашел на сеновал, он стал бы свидетелем удивительной сцены. Три взрослых женщины стоят друг против друга, каются, просят прощения, а после обнимаются со словами: 'Прощаю тебя сестра, как Господь прощает'.
Позже мы разыскали Агнесс, та сидела, привалившись спиной к стене, и гладила разомлевшую кошку. Серая мурлыка прищурив глаза, улеглась у нее на коленях, и благосклонно принимала свалившиеся на нее ласки.
– Поехали? – спросила она, когда мы вышли из ворот сеновала. Я кивнула. – Лошади на конюшне у купца Борка, можем хоть сейчас забирать, сумки там же.
Лихо наша тихоня управляться научилась! Все успела.
Мы пошли следом за Агнесс. На улице было пусто, деревня отсыпалась после вчерашнего. Девочка привела нас к большущему двухэтажному дому, обнесенному высоким забором, и проскользнула в створку ворот. Едва мы зашли во двор, как пара цепных собак зашлась хриплым лаем и рванулась к нам. Откуда-то из дворовых построек вышел мальчишка лет девяти, оглушительно свистнул, псы умолкли.
– Здравствуйте тетеньки. Вам лошадок, да?
– Здравствуйте тетеньки. Вам лошадок, да?
– Лошадок, – подтвердила Герта.
– А поможете мне их заседлать, а то одному подойти боязно, уж больно злющие. Вчерась вот Корка покусал один, а вдруг и меня покусает.
– Пойдем, – согласилась я; собаки заворчали нам в след, но кидаться уже не посмели.
Конюшня у купца была большой и чистой. В паре стойл были привязаны наши кони. Пятый радостно всхрапнул, и потянулся ко мне, прося угощения. Вытянула загодя припасенные ломти хлеба, он мягкими губами аккуратно взял с ладони поданное лакомство. Потрепав его по шее, я принялась пристраивать на спине потник, потом накинула седло и затянула подпругу. Вставила трензельное железо и застегнула оголовье. Жеребец начал перекатывать грызло, пристраивая его поудобнее.
– Кто-нибудь о провизии договаривался? – спросила Герта, когда мы вывели лошадей со двора.
– Сейчас в трактир заедем, там сумки дадут, – ответила Юза и села в седло.
На улицу выбежал пацан, что помогал седлать лошадей.
– Тетеньки, тетеньки, а меч дайте подержать?
– Во-первых: не тетеньки, а сестры. Во-вторых: ты его не удержишь, – ответила ему Герта.
– Ну пожалуйста-а-а. – заныл он.
– Это девчачий меч, – давать в руки оружие, кому не попадя, я не собиралась, поэтому на такой случай имела идеальную отговорку: – Настоящие воины с такими не ходят. Ты же не девочка? – мальчишка помотал головой. – Вот и незачем.
Когда мы тронулись к трактиру парнишка, ковыряя грязным пальцем в носу, смотрел вслед. Получив сумки с провизией, направились к броду. В этом месте Вихлястая раскинулась вширь, и неспешно перекатывала свои серебристые воды. Ее пологие песчаные берега поросли травой и осокой. Весной, когда таяли снега, река разливалась, они скрывались под серебристо-синей гладью, осенью же русло мелело, и вода местами доходила коню до брюха.
Чтобы попасть на другой берег мы втроем с сестрами разделись до исподнего, упаковав всю одежду по сумкам. Вода оказалась холодной, но вполне терпимой, для того чтобы плыть рядом с лошадьми. Заставлять окунаться Агнесс не рискнули, она не была закаленной как мы, и запросто могла простудиться. Пришлось усаживать ее верхом, заставляя скрестить ноги на луке седла, для страховки заставив покрепче ухватиться за невысокую спинку. Девочка покачивалась на спине своей лошади как индюшка на насесте, оставалось надеяться, что она не свалиться при переправе. Ухватив своего и коня старшей сестры за уздечки, я первой вошла в воду, следом Герта с Агнесс, Юозапа замыкающей. В этом году река сильно обмелела и была неглубокой, мы больше брели, чем плыли. Однако когда перебрались, уже зуб на зуб не попадал. Все-таки не лето. В зарослях негустого ивняка, переоделись в сухое белье и покрепче отжали мокрое, ничего – вечером высушим. Гертруда глядя на мои синие губы, велела отхлебнуть из своей фляжки. А что, дельный совет. Сделала пару глотков, и настойка огненной дорожкой побежала в желудок. Протянув фляжку звонко стучащей зубами Юзе, я спросила:
– Будешь?
– Д-давай. – согласилась она не думая.
После недолгих споров как лучше ехать, мы направились дальше, держа путь на Каменцы.
В майорат Рибургов мы въехали по Битунской дороге, вновь вернувшись на нее недалеко от границы. Полями удалось срезать довольно большой кусок пути, сэкономив при этом едва ли не полтора дня. Ленные владения герцогов с разбросанными тут и там скромными деревушками особым богатством не отличались. Да и земля была здесь каменистой и скудной на урожай.
Стоило только пересечь границу, как в первой же убогой деревне, где располагался приграничный контроль, у нас дважды проверили проездную бирку: один раз орденские и тут же герцогские служаки. Даже невооруженным глазом было видно, что они терпеть не могут друг друга и в любой момент готовы подложить противнику свинью, но, тем не менее, с вежливыми оскалами общаются друг с другом. Несмотря на церковные разъезды бедных братьев Святого Симеона, Рибурги дополнительно охраняли свои владения, содержа на службе наемных солдат. Хотя чего там охранять-то? Громадина замка на господствующей высоте, с которого просматривались окрестности, пять плешивых коз на каждое селенье и непролазные буреломы еловых лесов, в которые ни один нормальный человек не сунется.
Мы заявились ближе к вечеру, предполагая остаться в деревне на ночлег. В доме, где велся приграничный учет въезжающих, орденским предъявили проездную бирку, и им оказалось этого достаточно. А вот служивые Рибургов хоть и не посмели расспрашивать нас, кто мы и откуда, потому что вид четырех сестер в боевом облачении вызывал уважение, но, тем не менее, тщательнейшим образом записали все сведения. Пока наши имена вносились во въездную книгу, Юозапа отправилась раздобыть чего-нибудь съестного, выполняя как всегда роль главного снабжающего. За четыре дня пути все, что брали из Багрянцев, мы подъели подчистую.
Сестра вернулась смурная и заметно нервничавшая. Не пожелав ничего нам объяснять, и не слушая причитаний Агнесс, она чуть ли ни пинками загнала нас обратно в седла. На недоуменный вопрос Гертруды страшно прошипела: 'Все потом', и с места рванула в галоп.
Остановились мы минут через пять.
– В конце-концов, ты можешь объяснить, что случилось? – взвилась Герта, едва спешились. Мы шли пешком, ведя коней в поводу, чтоб, не дай Бог, не запалить. – Тебя кто за зад укусил, что ты дернула из деревни как ошпаренная? Ладно бы по дороге, так заперла нас в какую-то глушь! Чудом лошадям ноги не переломали. Подобное я только за Фирей замечала!
– Герта, охолони маленько, – перебила я старшую сестру, привычно не замечая шпильки в свою сторону. – Дай отдышаться. Прекрасно знаешь, что Юза не паникер, без причины бы оттуда не сорвалась. Чего разворчалась?
– Да я задом, с размаха запрыгивая, на край седла рухнула!
– Тебе не привыкать! – огрызнулась Юза, но потом совершенно другим тоном продолжила. – Там в деревне я наткнулась на двойной разъезд варфоломейцев: вестовой и пять братьев сопровождающих. Все с заводными конями. У вестового перевязь со 'срочной лентой'. Направляются к августинцам. Никому ничего не напоминает?
– Погоди, ты точно уверена, что к ним? – переспросила ее Герта, напрочь забыв о своем возмущении.
– Своими ушами слышала, как тебя сейчас.
– Они тебя видели? – тревожно спросила я, а то ничего себе картиночка вырисовывается!
– Нет. Я у одной бабки сыр покупала, а там корзины высокие, так что не заметили.
– Точно? – продолжала допытываться я.
– Да точно, точно! Это же с поездки к ним в монастырь все проблемы начались, поэтому я и решила убраться по-быстрому. К тому же у нас довесок за спиной, – сестра кивнула в сторону Агнесс, которая ковыляла позади с мученическим выражением лица. – Так что сцепляться с ними я бы не рискнула.
– Да с Агнесс это становится проблематично, – согласилась я. – Милочка это точно не по твою душу? – решила напоследок уточнить у девочки; та испуганно замотала головой. – Из-за чего весь сыр-бор?! Сиди, думай, голову ломай! Бродим словно с завязанными глазами, ни хрена не понятно!
– Не ругайся, – по привычке одернула меня Юза. – Лучше давайте решать, что делать? Дальше по дороге поедем или для безопасности дальним путем попробуем?
– Сталкиваться с ними я совершенно не желаю, – определилась я.
– А кто ж хочет! – веско бросила старшая сестра, а потом, глянув на небо, обеспокоено сказала: – Похоже, к ночи тучи натянет, может дождь пойти. Юза ты не слышала, они там на всю ночь останутся или дальше поедут?
– Кто их знает! – пожала плечами та. – Проще нам в поле заночевать, чем гадать, где они остановились. Если мы здесь останемся, то точно не пересечемся, – и, вздохнув, обрадовала нас: – Но в монастырь они первые прибудут, с ними нам бесполезно в скорости тягаться.
– Ясен пень, что первые! – согласилась Герта, а после предложила: – Может к Измальцу выйти, а там на Канкул?
– Не далековато в пути будет? – усомнилась Юза.
– А ты хочешь с ними нос к носу столкнуться? Мне не горит.
– Ладно, сестры, все это мелочи где пограничную метку ставить, – прервала я их, и высказала то, что больше всего беспокоило. – Меня другое волнует: что нас по приезду в монастыре ордена Святого Августина ждет? Мне не особенно охота туда соваться, не понимая чего ожидать.
– И что ты предлагаешь? Весточку Матери слать, что мы в монастырь боимся ехать!? Что страшно, аж жуть берет?! – едко поинтересовалась старшая сестра.
– Герта не ерничай!
– А ты не умничай! Сейчас бесполезно мозги напрягать! Дорога теперь длинная предстоит, вот заодно и подумаем.
– А мне что делать? – вдруг подала голос молчавшая доселе Агнесс.
– Тебе? – улыбнулась Гертруда. – Держаться нас и исполнять что велено. Так что не переживай малышка.
Тоже мне жизнелюбка нашлась!
Мы добирались до Горличей целую неделю, и все семь дней шел непрерывный моросящий дождь. В единый миг осень решила вступить в свои права. Листва разом пожелтела и наметилась опадать. Чахлые березы и осины обреченно повесили ветки, и лишь могучий ельник темнел суровой стеной. Дороги развезло, и они превратились в мешанину цепкой грязи, в которой вязли как кони, так и люди.