То ли западные склоны пика меньше подвергались натиску дранг-бурь, то ли так сложились в этом месте камни, но ветер не заносил в ущелье пыли. А значит, песок не стер бы тела в прах вместе с костями. Что-то осталось бы.
Сайкс умер не там, где говорил отчет. И не там, где отключился его биодатчик.
Ситуация становилась все более нелепой. Неужели Адит Дев не отдавал себе отчета, как легко разоблачить его недоговорки и вранье? А если отдавал — зачем вообще пошел на подлог? Что он скрывает? Даже если Сайкс погиб случайно, нестыковок в отчете уже хватало, чтобы начбез Пенроузовской Академии вернулся на Землю ближайшим лифтом. В обезволивающем браслете.
Сама идея скрыть, замаскировать случившееся так нагло отдавала неосознанным высокомерием службиста, не привыкшего объясняться в своих действиях… но рават Адит не производил впечатления человека, опоенного властью. Преданный служака, скованный безумным кодексом чести — раджпути, — едва ли не более жестоким на свой лад, чем самурайское гири. Он мог действовать по приказу Этьенса. В это я поверил бы — но по-прежнему не находил мотива.
Причины не было.
Вздохнув, я поднялся с разогретого уступа. Воздух на высоте плато был холодным и разреженным — атмосфера планеты буквально стекла в океанские ложа — но, пока светило солнце, темный камень накапливал тепло. В кармане перекатывались трубочки; я машинально вытащил одну, скусил сладковатый кончик и втянул в рот отдающее кровью содержимое. Пора было возвращаться. А я так ничего и не узнал толкового. Вопросы все множились, и в их круговерти терялся один, главный: как мой начальник узнал, что дело нечисто? Почему не поверил елейно-лживому отчету?
Работники Колониальной службы — голубцы, как презрительно называют их в доменах — гибнут нечасто. Не так просто лишить жизни человека, состоящего из синтетики хотя бы на четверть. Но бывает, что гибнут. Не просто служаки — администраторы, ревизоры, но к активный состав. Это считается нормальной платой за поддержание спокойствия. И не вызывает бурного шевеления на нижних этажах горы Шайен, где в подземных бункерах, клаустрофобическом наследстве системы противоракетной обороны США, обитает Директорат. Драконы, чутко дремлющие в скальном логове…
Я готов был допустить, что Сайкс-старший испытывает к племяннику родственные чувства — взамен детей, которых ему по статусу не полагалось иметь. Но это по-прежнему ничего не объясняло.
Всю обратную дорогу я так и этак обкатывал в мозгу разные варианты, вплоть до попахивающих изменой. Снижение лояльности — так это называется в полном недоговорок служебном жаргоне и может иметь печальные последствия. Для меня едва ли не более мрачные, чем для штатных колониалыциков. Тем, если мыслепреступление выявится при анализе памяти, грозит всего лишь трибунал. А меня — уволят.
Из памяти интелтронного помощника-секретаря вычистят все коды доступа, все программы голько-для-служебного-пользования. Мое имя войдет в черный список, так что ни одно правительство Земли не примет меня на службу и никакой голубец не пропустит к лифту, даже если я распродам себя по частям и все, деньги завещаю ему. Сделать карьеру в частном бизнесе невозможно уже лет триста. Не знаю, удастся ли мне сохранить накопленные деньги — я только недавно расплатился за последние наращения — но их все равно не хватит надолго. Придется перейти со сложного химкоктейля на выжигающую синапсы смесь нейюрина с ГАМК… и медленно терять рассудок. Конечно, всегда остается преступность, но это из воров получаются хорошие полицейские, а наоборот — вряд ли.
Мы огибали штормовой фронт с юга. Глядя, как мимо проплывает тускло-бурая в лучах заката, поминутно озаряемая изнутри зелеными, как антикварные пивные бутылки, молниями туча — край несущейся вслед за солнцем дранг-бури, — я уже пытался найти светлые стороны в ожидающей меня судьбе вегетирующего безработного. И вот тогда секретарь зашелся трезвоном в моей сосцевидной кости.
— Вызов принят. — закрыв глаза, машинально отозвался я, прежде чем сообразить, что сигнал идет со спутника — мы еще не вошли в зону ретрансляции.
Передо мной возникло лицо равата Адита Дева. Раджпут был мрачен. За спиной его маячили кривые голые ветки и сумрачное небо.
— Господин Михайлов, — начал он без предисловий, — я должен сообщить вам, что мой отчет оказался прискорбно неточен. Полчаса назад колониальная полиция обнаружила тело Бертрана Бартоломью Сайкса.
У меня отвисла челюсть.
— Не может быть! — сорвалось с языка прежде, чем до меня дошло, что ничего глупее сказать было невозможно.
Индус пожал плечами с заметной задержкой.
— Я могу передать вам все наличные материалы уже сейчас…
— Будьте любезны, — перебил его я. — А поговорим, когда я вернусь в зону устойчивого приема.
— Но… — Адит осекся, когда мои слова достигли его слуха. — Конечно. Мы постараемся выяснить все возможное.
Я молча кивнул и прервал связь.
Солнце, во время пути к горе Сикорского цеплявшееся за небосвод с отчаянием утопающего, теперь лишилось сил и на глазах соскальзывало за низкий окоем. Белые от света небеса меркли, наливаясь сапфировым блеском; даже когда от нестерпимо яркого светила остался лишь узкий серпик, прожигавший горизонт, сверкание его не пригасало, а косые лучи все так же легко прорезали хрустально-ясный воздух. Лишь на востоке, напротив заходящего Адоная, колыхалось в лазурной бездне ложное солнце, препоясанное радужными кругами. Мглистая пелена заволокла север; в недрах ее просверкивали зарницы, почти незаметные в слепящем блеске заката.
Я раскрыл файл и принялся за чтение. Времени хватало — крюк в высокие широты затягивал полет ещё на добрых полчаса.
Доктор Фукс не сказала мне — не знала или не сочла нужным упомянуть, — что внизу под обрывом Ласточек, на институтском берегу Узкого моря, располагался поселок металлургов с красивым названием Ласточкино Гнездо: там выходили над водой отложения полиметаллических руд, вынесенных из глубины разлома. Планета не испытывала дефицита полезных ископаемых, но для работы комбината требовался доступный хладагент — а что может быть эффективнее воды, даже если ее приходится предварительно обессоливать? Экономика взяла верх над политикой, разделявшей Габриэль на две зоны — открытую и закрытую для колонистов. Именно сюда будущие самоубийцы и приезжали мериться крутизной.
Тело обнаружил альпинист-экстремал, поднимавшийся на обрыв. Долгие сутки планеты не позволяли жить в согласии с местным циркадным ритмом, поэтому ничего удивительного не было в том, что кому-то пришло в голову забираться на многометровый уступ перед закатом, наоборот — это время считалось самым неудобным для восхождения, а значит — наиболее престижным. Но спускаться покорителю гор пришлось уже в сумерках. Взять с собой инфор ему в голову не пришло. А это еще на добрый час оттянуло ту минуту, когда власти узнали, что на вершине лежит труп.
Я потянулся к интерфейсу управления автопилотом, задал новый маршрут, проверив, хватит ли топлива на крюк в сорок километров. С равата Адита станется снабдить меня горючим без запаса: шаг вправо, шаг влево — и аварийная посадка.
Начбез не упомянул об этом прямо, но у меня сложилось впечатление, что колониальная полиция примчалась на место первой и, только когда стало ясно, чей труп нашли, с большой неохотой обратилась к институтским. Теперь те и другие больше спорили о том, в чьем ведении должно находиться дело, чем о том, как вообще тело человека, полагавшегося мертвым уже неделю, обнаружилось в тысяче километров от места гибели, в месте настолько неприступном, что добраться туда можно или на коптере, или при помощи альпинистского оборудования.
«Внимание, — проскрипел секретарь. — Маршрут проходит в виду зоны, закрытой для полетов. Внимание. Проходит плановый эксперимент».
Солнце скрылось за горизонтом, и небо тут же потемнело. Погасли красочные гало впереди. Землю залили чернила теней. И почти сразу же вдалеке полыхнуло белое пламя. Оно обжигало глаза, но не освещало ничего вокруг себя — только бился в темноте жаркий факел, секунду, две, три, а потом экран потемнел, защищая мое зрение от вспышки, и медленно распустился во мраке алый фонтан. Я ожидал, что взрыв будет похож на ядерный, но похоже, что мощности его не хватило, чтобы вырастить посреди пустыни исполинский мухомор. Струи испарившегося камня били ввысь на сотни метров, тут же превращаясь в клубы черной пыли. Потом все погасло. Еще несколько минут на краю мира тлел стынущий кратер, потом и он скрылся из виду.
— Вам не повезло, — заметил рават Адит, появляясь перед моими глазами. — Сдали фокусирующие обмотки. Когда образуется флазма, зрелище бывает несравненно более красочным.
— Только не скажите, что опыты проводятся исключительно ради фейерверков, — хмуро пошутил я. — Надо полагать, коптер уже доступен для прямого сигнала?
— Только не скажите, что опыты проводятся исключительно ради фейерверков, — хмуро пошутил я. — Надо полагать, коптер уже доступен для прямого сигнала?
Индус солидно кивнул.
— Тогда покажите мне место, — попросил я.
Адит помедлил, склонив голову — наверное, манипулировал с настройками инфора. Потом картинка сменилась. Камера стояла чуть в стороне от прикрытого белым пластиковым саваном тела. Двое экспертов, один в голубом мундире, второй — в таком же кафтане, как мой собеседник, возились с мерниками. Еще трое полицейских стояли чуть поодаль и, по-моему, просто напускали на себя важный вид. Фонарь свисал с ветвей местного дерева, проросшего корнями в песчаник, и свет лился сквозь узкие желтоватые листья, как через тюремную решетку.
Раджпут вошел в кадр сбоку.
— Что-нибудь можете добавить? — поинтересовался я.
— Пока нет. — Он покачал головой и поправил выбившийся из усов невидимый волосок. — Коронер прибудет с минуты на минуту. Тогда, может быть, станет ясно, отчего Сайкс умер.
— Видимых травм?..
— Никаких. Но тело в таком состоянии… — Индус поджал губы. — Могли не заметить.
Я вопросительно поднял брови.
— Похоже, что оно лежало где-то на солнце всю неделю, — объяснил Адит. — Можно сказать, мумия.
Нуда — низкая влажность, соль, ультрафиолет…
— Попробуйте посадить коптер вон там. — Аугмент передал бы мне файл-картинку с пометками. Адит просто развернул камеру и ткнул пальцем в темноту. — Там ровная площадка… думаю, машина поместится.
— А как вы сами поднялись? — спросил я с интересом, внося поправку в автопилот.
Индус пожал плечами.
— В нашем гелипарке есть вертолеты, — ответил он. — Колеоптер — для дальних поездок.
— Тело перенесли сюда так же? — спросил я, не особенно ожидая ответа.
Адит остро глянул на меня.
— Возможно, — промолвил он. — Во всяком случае, оно лежит здесь недавно. На площадке обычно отдыхают альпинисты, прежде чем отправиться в обратный путь.
Я хотел спросить, а как еще можно поднять труп, даже иссохший, на высоту трех километров, когда мне пришел в голову ответ. И он мне совсем не понравился. Кто-то из альпинистов мог затащить его с собой. Особенно если действовал не один. Правда, возникал риск быть пойманным, если бы кто-то из членов клуба самоубийц выбрал для восхождения то же время и тот же отрезок обрыва. Но если знать заранее, что на маршруте — никого…
— Во всяком случае, — проговорил я, затягивая беседу, — теперь мы уверены, что это было убийство.
Раджпут кивнул.
— А вот и коронер, — заметил он, отворачиваясь от камеры. — Если что-то прояснится до вашего прибытия, я вас вызову.
Он оборвал связь, и я спешно поднял потемневшие пеки.
На обзорном экране клубился свет. Мне отчего-то думалось, что ночи на Габриэле непроглядно темны — отражающая способность обоих лун, что крупной внешней, что небольшого захваченного астероида на низкой орбите, была так мала, что, даже вместе взятые, они давали лишь небольшую долю лунного света, — а звезды усыпают небо россыпью стразов. Ничуть не бывало. Яростное светило и в ночи давало о себе знать. Ионосфера под обстрелом частиц солнечного ветра полыхала неоновой лампой. В вышине полоскались розовые, зеленые, белые простыни, озаряя пустыню трепетным сиянием. Звезд не было и следа.
Впереди уже завиднелся первый провал — скат с континентальной равнины на шельфовую, пологий в сравнении с угрожающими обрывами прибрежья, но все равно мрачный, пересеченный предательски изменчивыми тенями расколотых эрозией утесов. С высоты видно было, как шаг за шагом отступало море, оставляя на склоне штрихи береговых линий. Отход его то задерживался, то превращался в постыдное бегство — по его темпам можно было изучать историю климата на планете. Потом океан ушел в расселину Узкого моря, и под корпусом-крылом коптера протянулась его серая равнина. Я поискал взглядом следы людского жилья, но тщетно. Даже на Земле трудно заметить с высоты слабые огни поселков и деревень Периферии, а здесь, на безлюдном холодном Габриэле, где немногочисленное население рассеяно по редким городкам, поближе к умеренным широтам, где близок край полярной шапки, — Бэйтаун еще из самых северных… что говорить!
Чтобы скоротать время, я вызвал пакет последних новостей. Обмен информацией между доменом и Метрополией происходил с той же частотой, с какой перемешалась туда-обратно кабина лифта. Это значило, что новости поступали сюда с получасовым опозданием, зато в таких объемах, что мой секретарь тревожно заверещал от перегрузки линка. Ничего особенно любопытного на родной планете не происходило — эпидемии, стихийные бедствия, мелкие бунты. Блок колониальных новостей я вырезал, сделав исключение только для Габриэля, но как раз о нем не прозвучало ни слова. Первый закон бюрократии — скрывай.
А как насчет местных новостей? Скука, должно быть, смертная. На моей малой родине существует узкая прослойка шакалов клавиатуры, способных раздуть скандал из любого чиха, но в доменах таких не кормят. И действительно — сухой, будто склоны пика Сикорского, отчет о достижениях нархоза. Введен в строй, исправлены неполадки, повышены нормы… Судя по траурным рамкам, какими отчеркивал секретарь каждое сообщение, подобной ерундой местных жителей пичкали ежепакетно, и интерес к ней скатился к нулевой отметке. Красным были выделены только два блока. Их я просмотрел внимательно. Инициативными группами жителей поданы две петиции: с требованиями предоставить домену самоуправление и уменьшить финансирование профшкол соответственно. Видимо, с этими идеями к губернатору приставали не в первый раз — похожие сообщения фиксировались библиотечным сервером не реже раза в квартал.
Я пробежался пальцами по стенке кабины, намечая одну за другой командные мудры — секретарь домыслит их, стоит лишь подумать о нужном жесте. Клип расширился на все поле зрения, я нырнул в него поглубже — на тот уровень, который обычному читателю неинтересен, к подписям под петицией, числом двадцать одна тысяча восемьсот двенадцать.
Имя Тадеуша Новицкого стояло в списке первым. Для надежности я заглянул в другое прошение — там поляк не засветился, больше того — кросс-сравнение с членскими списками клуба любителей экстремального спорта не дало совпадений, при том что первый при этом засиял рождественской елкой. Для надежности я приказал секретарю выделить и всех, чьи имена в базе данных связаны с рискунами. На список стало больно смотреть.
Я был прав — команда альпинистов-самоубийц действительно оказалась политической силой местного масштаба. А пан Новицкий — ее вожаком. Или носовой фигурой на корабле… идущем курсом на рифы. Потому что колониальщики ревниво относятся к своим привилегиям. Самоуправление — это удел миров, отданных на откуп странам Ядра, как альфанская система, или таких, которые не представляют интереса для Службы, вроде земной Луны. Я задал секретарю параметры сложного контекстного поиска и принялся ждать.
Глава 4
Рават Адит Дев вызвал меня, когда коптер заложил очередной вираж в опасной близости от скал Непреклонного хребта.
— Коронер закончил, — сообщил он, едва прорисовавшись у меня на веках. Одновременно с ним показалась, меняя цвета, иконка принятого файла — отчёт уже попал в цепкие лапы секретаря и теперь проходил подробный анализ на всех смысловых уровнях: от двоичного кода, на предмет вживленных алгоритмов, и до семантического.
— Его квалификация? — решил уточнить я. Уровень преступности в колониях достойно подражания низок, потому что если с Земли уголовников выселяют на каторжные миры, то из доменов — обычно в мир иной, еще лифт ради них гонять! Поэтому опытных судмедэкспертов найти здесь непросто.
Начбез пожал плечами.
— Вообще-то он патолог в бэйтаунском городском морге. Полиция господина Торсона обычно не нуждается в коронере.
«Торсон, Джеймс Райт, — подсказал секретарь, — майор Колониальной службы в должности администратора домена Габриэль». А слова Адита Дева можно было понимать двояко: то ли преступность в колонии под чутким руководством Торсона опустилась до невиданных низот, то ли, что вероятнее, его громилы не слишком пекутся о соблюдении форм и приличий.
Еще это означало, что выводы коронера всегда можно будет оспорить. Если они мне не понравятся.
— Тело, — продолжал раджпут, — безоговорочно мертво, как и предполагалось. Смерть наступила сто пятьдесят часов назад с точностью до десяти процентов, и все это время тело находилось в условиях местного континентального плоскогорья.
Я уцепился за эту фразу.
— То есть ниже того уровня, где оборвалась передача с биодатчика?
Индус покачал головой.
— Теперь мы вовсе не уверены, что биодатчик находился в теле Сайкса до последнего момента.