«Интересно, кто надо мной так издевается? И зачем? Зачем меня вообще сюда позвали? И в курсе ли Серебрякова?»
Леонидов поднял голову, вновь приглядываясь к дыре в перилах балкона. Павел Сергеев был худ, Валерий Валентинович грузен. Что ж, проем сегодня был значительно шире, кусок фанеры висел на честном слове, а у дивана валялось несколько щепок.
«Если они через день будут с этого балкона сигать, к концу отдыха все руководство фирмы окажется в морге. Хотя, кто у нас остался из руководства? Разве что сама Серебрякова», — грустно усмехнулся Алексей. Но Ирину Сергеевну таким способом убрать трудно. Она не пьет, не курит, на балкон ей подниматься не за чем. А разве господин управляющий курил? Зачем он туда поднялся? Свидание?
Алексей не выдержал и потянулся к пачке сигарет, лежащей на столе. Там же валялась зажигалка. А что еще делать? Бежать, звонить во все колокола? Вызывать милицию? Оповещать о случившемся? Неужели же они не знают! Как и в первом случае: знают все. Кроме него. Он прикурил сигарету и пододвинул к себе крышку от банки с маринованными огурчиками. Ночью ее кто-то уже использовал вместо пепельницы.
Он сидел, держа в руке зажженную сигарету, и терпеливо ждал. Спустя какое-то время посмотрел на часы. Прошло полчаса с тех пор, как Леонидов обнаружил труп господина управляющего.
«Ну, кто? У кого первого нервы сдадут?» -подумал он.
На лестнице раздались шаги. Снизу поднимался большой человек. Алексей вздохнул. И ты, Брут! В холле появился Серега Барышев. С минуту он смотрел на мертвого управляющего, потом перевел взгляд на Алексея и спросил:
— Давно ты так сидишь?
— А ты пришел проверить? Нашел я уже тело или не нашел?
— Я пришел позвать тебя на завтрак. А ты разве куришь?
— Нет, — сказал Алексей и затушил сигарету. -Это называется: не верь глазам своим.
— А это, — кивнул Серега на тело Иванова. -Тоже не верь?
— Увы! Он-то как раз материален. То есть, уже не материален. Он умер.
— Я заметил.
— Что ж ты не кричишь, панику не поднимаешь? Не бежишь за милицией? Разве перед нами не труп? Событие из ряда вон выходящее!
— Я не баба, чтобы биться в истерике, -оскалился Серега. — Если хочешь знать, я воевал. И трупов видел побольше твоего.
— Значит, ты у нас герой, а я сопляк, так, что ли? Если на мою долю горячих точек не досталось. Ну, извини.
— Злишься? Напрасно. Как говорится, каждому свое. Война — это такая штука, которая всегда где-то есть. Если ищешь место подвигу, никогда не поздно. Только мой тебе совет: не спеши. Там иногда убивают.
— Здесь тоже война. Видишь — убивают, — он кивнул на тело Иванова.
— Это случайность. Он сам упал. Ну, я пошел милицию вызывать.
— Давай. Показания, которые дадите, заранее обсудили на коллективном совете или как?
— Иди ты…
И Барышев затопал вниз по лестнице. Как только затихли его шаги, Алексей поднялся с дивана. Что ж, надо осмотреть место происшествия. Он поднялся на балкон и прошелся по мансарде. Там были летние комнаты. Алексей еще раньше заметил три двери. Поскольку мансарда была щитовая, зимой здесь никого не селили. Зато летом должен быть рай! Если только крыша сильно не нагревается. На всякий случай он толкнулся в каждую дверь. Все три оказались заперты. Алексей внимательно осмотрел замки. Над одним задержался особенно долго, вздохнул, потрогал пальцем, что-то прикинул. Плевый замок! Дамской шпилькой можно открыть. А потом просто захлопнуть дверь. Пожалуй, Иванов вчера был прав. Вот откуда мог взяться третий! Но как доказать его присутствие?
Он постоял немного у дыры в перилах, обозревая место происшествия, и снова спустился в холл. Тишина стояла мертвая, никто не собирался выходить из номера. На завтрак они, что ли, не собираются? Припасы Серебряковой подошли к концу. Разве что кофе остался.
В конце концов, надо сообщить жене. Почему Татьяна Иванова до сих пор не забеспокоилась? Муж в номере не ночевал. Или это для нее привычно? Очутившись у двери люкса, на которой значился роковой номер «тринадцать», Алексей осторожно в него постучал. С плохими вестями никто не торопится.
Открыли ему почти сразу. Татьяна Иванова стояла на пороге умытая, причесанная и даже слегка подкрашенная. На ее губах была светлая, почти бесцветная помада. Словно жена управляющего собралась в гости. На именины. Не на завтрак же. В туфлях на шпильке. На улице не лето.
— Здравствуйте, Татьяна. Не спится? — спросил он, несколько удивившись.
— Я рано встаю.
— Какое совпадение! А Валерий Валентинович, видимо, совсем не ложился? — и он кивнул на застеленную кровать.
— Мы поссорились вчера вечером, и он, вероятно, ушел спать в боковую комнату. Ту, что приспособлена под продуктовый склад.
— Может быть, управляющий туда и направился вчера вечером, только не дошел, — осторожно сказал Алексей. Кто знает? Вдруг у нее начнется истерика?
— Что вы хотите этим сказать?
— Ваш муж лежит в холле. И он, увы, не дышит.
— Валерий умер? — она удивилась этому, не больше, чем известию о том, что вновь пошел снег. «Значит, она в команде», — подумал Алексей и кивнул:
— В общем, да.
Она прошлась по номеру, поправляя разложенные вещи. Потом обернулась и спросила:
— Что ж, я должна туда пойти?
— Это вам решать. Если я не ошибаюсь, вы за ним замужем. Были.
— Послушайте, если бы вы вчера вели себя по-другому, ничего бы не случилось.
— Не понял. А как я себя повел?
— Вам все говорили, что Валерий убил Пашу. Не надо было доказывать обратное.
— Это еще почему?
— Вы виноваты во всем. И нечего из себя строить дурака.
— Это не я строю из себя дурака, а ваш коллектив его из меня делает. Пойдите, хотя бы поплачьте над ним ради приличия. А то некрасиво получается.
— Не переживайте, там есть, кому устроить истерику, — презрительно сказала Татьяна.
Словно в ответ на ее слова из коридора донесся затяжной женский вопль. Утробный. И сразу же, словно дожидались этого момента, начали распахиваться двери комнат. Алексей не успел опомниться, как послышались шаги и голоса. Много голосов.
И тут произошло неожиданное. Флегматичная жена управляющего отшвырнула его с дороги и ринулась на крик. Он упал на ковер и только и успел увидеть, что мелькнувшие женские ноги в туфлях на шпильке. Ну и силища у женщины! Хотя, имея такой вес…
Он поднялся и покачал головой. Вот у кого нервы сдали! И пошел в холл, где разыгрывалась настоящая драма. В духе популярных мелодраматических сериалов. Татьяна Иванова сражалась с рыдающей Эльзой. И даже попыталась бить ее по щекам. При этом жена управляющего безобразно ругалась.
— Тварь, мерзавка! Шлюха!— кричала Татьяна.
Сотрудники фирмы удерживали ее от нападения на бедную немочку. Татьяна же шипела, как разъяренная кобра. Изо рта ее ядом брызгала слюна. Прическа растрепалась, помада стерлась. Наконец, мужчинам удалось оттащить жену управляющего на безопасное расстояние.
— Я его на улице подобрала! Человека из него сделала, чтобы он тебе, что ли достался?! — уже из угла выкрикивала Татьяна.
— Вы все его убили! Ненавидели все! Потому что он был лучше вас всех! И умнее! И я вас ненавижу! А ты, Танька, забеременеть не можешь, вот и бесишься! — не осталась в долгу Эльза.
— Да я просто не хочу! Не хочу! Поняли вы все? Я просто не хочу!
— Тебе завидно, да, что я беременна?! Завидно?! — надрывалась Эльза.
— Да плевать мне на твоего ребенка, если бы он был не от моего мужа!
— Рада, что он умер, рада? И ты его убила! Все!
— Женщины, да вспомните, наконец, что вы женщины! — не удержался Алексей. — Уймитесь! Принесите же им воды!
— Какая она женщина, если рожать не может! — продолжала кричать Эльза в своей половине холла.
«Татьяна сейчас ее убьет!» — покачал головой Леонидов и прикинул силы державших жену управляющего мужчин. Он уже испытал на себе взрывную реакцию Татьяны. И готов был в любой момент прийти на помощь. Но Манцев с Липатовым были мужчины сильные и держали крепко. Татьяне оставалось только ругаться, что она и делала:
— Заткнись! Сама ты ничего не можешь! Что, не обломится тебе теперь ничего? Не обломится! Думала, мой муж будет тебя с выродком содержать, не дождешься! Забирай теперь себе этот мешок с дерьмом!
Обе в запальчивости говорили вещи обидные и злые.
— Все, брек! Разведите дам по комнатам, — сказал Алексей. — Обеим надо успокоиться.
— Я сама уйду. Да не держите вы меня! — стряхнула, наконец, с себя Манцева Татьяна Иванова. Могучая Лиза на всякий случай прикрыла собой Эльзу. Алексей тоже был настороже. Но Татьяна Иванова не сделала попытки к броску и с надменным видом прошествовала мимо. Через несколько секунд громко хлопнула дверь ее люкса.
Эльза опять принялась рыдать. Леонидов мягко тронул ее за плечо:
— Вы плохо себя чувствуете, вам лучше не оставаться у тела. Женщины вас уложат, водички дадут. Эльза! Вы меня слышите?
Эльза опять принялась рыдать. Леонидов мягко тронул ее за плечо:
— Вы плохо себя чувствуете, вам лучше не оставаться у тела. Женщины вас уложат, водички дадут. Эльза! Вы меня слышите?
Она глянула так, что он похолодел:
— Сволочь! Чтобы тебе тоже завтра сдохнуть!
Алексей вздрогнул и отшатнулся. А он здесь при чем? Его-то за что? Бедная женщина! Это гормоны. Наконец Лизе вместе с Ольгой Минаевой удалось увести рыдающую женщину в ее номер. Манцев, нервно приглаживая волосы, пробормотал:
— Да, сценка неприятная. Вы как? — и глянул на Алексея.
— Никак. То есть, скверно. Не каждый день меня с такой горячностью проклинают. Хорошо, что Александра не слышала.
— Бывает. Беременные — они все такие нервные.
— Большой опыт? — усмехнулся Алексей.
— Тьфу, тьфу, тьфу!
— А что, все знали, что Иванов — отец ее ребенка?
— Ну, если жена знала… Говорят, что последней узнает именно она, так что, делайте вывод.
— А прямо сказать было нельзя: мол, вся фирма знала, что управляющий Иванов хочет бросить свою супругу и вступить в серьезные отношения с Эльзой?
— Да какие серьезные отношения? Кто Эльза и кто Татьяна!
— А кто Татьяна?
Манцев оглянулся: не слышит ли кто? Потом сказал:
— На пару слов.
И отвел Алексея в сторонку. Потом заговорил тихо:
— Валера до женитьбы был кто? Мальчик из провинции, босяк. А стал москвич. Теща ему досталась еще та! Влиятельная дама. Зятя даже прописывать запретила на своей территории: нечего на драгоценные метры претендовать. Это на работе он был царь и бог, а дома — Валера туда, Валера сюда. Попробовал бы он дернуться — с дерьмом бы смешали, до нитки раздели, и в чем пришел на улицу бы выкинули. Все было записано на жену. И машина, и прочее имущество. У него в кармане денег не водилось.
— Не понимаю… Он же, наверняка, хорошо зарабатывал?
— А траты какие? Жена, машина, евроремонт в жениной квартире, вояжи за границу: они же чуть ли на каждые праздники в романтическое путешествие отправлялись. По должности и стиль жизни. Может, и скопил немного, чужая душа потемки. Но… Во всяком случае, на квартирку для жизни с разлюбезной Эльзой ему бы ни за что не хватило. Причем, в активе осталась бы еще и скандалистка теща, мастерица на всякие пакости. Это до нее еще не дошли слухи об амурах зятя, она бы ему показала, кто в доме хозяин! Баба oro-го! В Московской Думе заседает! Короче, Валера оказался в отчаянном положении: Эльзу необходимо было куда-то пристроить, и из фирмы по-тихому убрать. А куда?
— А у Эльзы, что, нет никакой жилплощади?
— В том-то и дело: полная труба. В двухкомнатной хрущебе она с родителями, парализованная бабка, да малолетний братец. Не хватает только Валеры и грудного ребенка.
— Вот куда деньги шли! — покачал головой Алексей. — Теперь понятно! Что ж она на аборт не решилась?
— Любовь, наверное, — пожал плечами Манцев.
— Так сильно влюбилась в Иванова?
— А любовь, говорят, зла… Ее Паша-то бортанул. Слышали, небось? Сначала Эльза решила ему назло с Валерой закрутить. Они часто по вечерам оставались балансы сводить, ну и свели, в конце концов. Да так здорово свели, что получилась неприятность. Ха-ха, что было-то! Жена вечером домой, а они — в кабинет Валерия Валентиновича.
— Да где ж там можно?
— Извините, пикантными подробностями не интересовался. Только у них дело сладилось. Не знаю, хотела наша Эльза ребенка или не хотела, только, когда залетела, загордилась перед Валеркиной женой.
— А что, Татьяна, и правда забеременеть не может?
— Разве она скажет? Но, если так все пошло, значит, у нее с этим проблема. Не у него. Самое смешное, что бабы между собой все давно уже выяснили, а бедняга Иванов все по углам шарахался.
— Думал, что жена ничего не знает?
— Представьте себе! Он перед своей Танькой, как перед армией Наполеона дрожал. А перед тещей, как тот же Наполеон перед Кутузовым. Умора!
— А вы, Константин, человек независимый, ни перед кем спины не гнете? Никого не боитесь? А жениться, часом не собираетесь?
— А вот это уже тема для другого разговора.
— Надеюсь, мы к нему еще вернемся?
— Не уверен, — усмехнулся Манцев.
— Почему?
— Потому что это не актуально.
— Вот как?
— Что касается Валеры… Сам он с балкона упал.
— Вот как? Он сам, и Паша сам? — удивился Алексей. — А разве так бывает?
— Мир полон чудес.
— И все они происходят на вашей фирме. Ваши сотрудники что — дипломированные фокусники?
— Все шутите? Это хорошо. Лишь бы не лезли не в свое дело.
— А как же добро, которое дала мне Ирина Сергеевна на частное расследование?
— А в вашем расследовании отпала необходимость. За отсутствием лидеров враждующие стороны примирились, компромисс найден, рабочие места освободились, передел власти пройдет к взаимному удовольствию оставшихся.
— Вот как? А что с двумя трупами?
— Потерпите, Алексей Алексеевич. Все выяснится.
В этот момент, словно в ответ на его слова, в холле, наконец, появилась и Серебрякова. Алексей удивился: неужели она столько времени одевалась? Крики в холле давно должны были разбудить Ирину Сергеевну. Как и прочих.
Серебрякова замерла в проеме, глядя на тело Валерия Иванова, и, едва шевеля губами, спросила:
— Что случилось?
— То, что и должно было случиться. Теперь все на своих местах, — успокоил ее Алексей.
— Вы, должно быть, шутите? — с недоумением посмотрела на него Серебрякова. — Валерий, он…
— Умер.
— Боже! Я…
— Вам плохо?
— Я, пожалуй, пойду к себе…
— Я вас провожу.
Манцев вновь усмехнулся. «Зря стараешься», — понял Алексей. Что, вдова ничего не скажет? Он поддержал Ирину Сергеевну под локоток. Она неуверенной походкой шла по коридору.
— Прошу, — сказал он, распахивая дверь ее люкса.
Серебрякова сразу же направилась к кровати. Лицо у нее было бледное, под глазами темные круги.
— Вы плохо себя чувствуете? — участливо поинтересовался Алексей.
— Да, мигрень замучила, — и Ирина Сергеевна привалилась к стене, подложив под спину подушку. Потом пальцами стала растирать виски.
«Господи, откуда такая деликатная болезнь у простой деревенской бабы?» — разозлился вдруг Леонидов. Он прекрасно знал, откуда родом Ирина Сергеевна, и как при жизни драгоценный Саша держал ее на задворках, развлекаясь с молодыми длинноногими любовницами. Пока вообще не решил бросить. Если бы не его преждевременная смерть, не видать бы Ирине Сергеевне ни фирмы, ни денег. Мигрень у нее! Скорее, совесть замучила!
— Может, таблетку дать, Ирина Сергеевна?
— Нет, спасибо. Я просто полежу.
— Сожалею, что вынужден вас побеспокоить. Но позвольте узнать, зачем вы притащили меня в этот санаторий?
— Вы сами знаете. Я уже объясняла, что хотела избежать всего того, что случилось.
— А теперь, когда избежать ничего не удалось, вы заинтересованы в результате расследования?
Она задумалась. Потом медленно сказала:
— Не все ли теперь равно? Отдых не удался. Нора звонила: Пашу завтра будут хоронить, поэтому с утра мы все уезжаем. Если хотите, можете остаться со своей семьей в санатории, путевки оплачены. Встречайте Рождество, отдыхайте, Алексей Алексеевич.
— А как же истина? Как же справедливость? На кого будут списаны два трупа? Сейчас милиция приедет. Их наверняка заинтересует факт повторного появления мертвого тела у стола под балконом. Это уже не смешно. Происшествием заинтересуется прокуратура. Возбудят уголовное дело. Подключат сотрудников из убойного отдела. Учитывая, что преступник принадлежит к обществу присутствующих в этом здании людей, его не так уж трудно будет вычислить. Такие дела не относятся к разряду «глухарей». Как с этим?
Серебрякова прикрыла глаза. Левое веко у нее заметно дергалось. Потом Ирина Сергеевна устало сказала:
— Вы здесь как частное лицо, Алексей Алексеевич, поэтому совесть моя может быть спокойна. Какое вам дело до всего этого? Кроме испорченного отдыха никаких неприятностей. Взыскание по службе никто не предъявит, да и благодарность за раскрытие убийства начальство не объявит. Что случилось, то случилось. Я думаю, что к вечеру все разъяснится, и завтра мы уедем отсюда. Жизнь пойдет своим чередом. И у вас тоже. Разве вам мало забот? Или работой не загружены?
— Работой загружен. И насчет благодарности вы правы. Это вообще не мое дело. Но я вам удивляюсь. Вы мне казались человеком с принципами. Как и кто сумел вас уговорить замять это дело? Вы боитесь сделать ошибку? Искалечить чью-то жизнь? Боюсь только, что эта доброта не от сердца, а от желания замолить грехи. Вы знаете, в чем разница?
— В чем? — спросила Серебрякова только для того, чтобы не обидеть Алексея молчанием. Вид у нее был равнодушный.
— В том, что ваша доброта — та же корысть. Вы просто пытаетесь оправдаться за то, что живете лучше других. Думаете, Бог вас пожалеет? Платить по счетам не придется?