— То есть?
— От меня двоюродный братец не скрывал свою задумку с фальшивыми счетами. Ты думаешь, какое они имели в виду подставное лицо? Мое. Это ж надо: мое лицо — подставное! Только Валера меня совсем за дурака держал. Когда он на балкон пошел с Пашей калякать, я Ольге шепнул, чтобы она послушала, какой Паша ей верный и, заодно, насчет его благородства. Дверку-то в одной из комнат мансарды я предусмотрительно оставил открытой.
— Зачем? — спросил Алексей.
— Ну, во-первых, мне нужен был свидетель, чтобы заложить Валеру Серебряковой. Мне бы одному она не поверила, это само собой. А Ольгу Ирина Сергеевна уважает. За порядочность. Я бы сразу вышел в герои и избавился бы от необходимости жениться на этой белобрысой кретинке, к тому же беременной бог знает от кого. Мой братец вылетел бы с треском. Красть они собирались по-крупному, Серебрякова бы не простила. Это, во-вторых. И, в-третьих, лишил бы девочку ненужных иллюзий. Пора ей уже, как вы правильно давеча выразились, переходить ко взрослому либерализму. Это мне очень понравилось. Надо записать, умные мысли всегда пригодятся. Я их запоминаю, ты уже в курсе. Может, где-нибудь в обществе блесну?
— Ну ты сволочь!
— Сволочью у тебя уже Манцев заделался. А я будущий большой человек, а большие люди называются красивым словом — господа. Я — господин Иванов.
— Большие люди — это большие сволочи. Я тебе морду сейчас набью, Иванов!
— Да бей! Синяки украшают мужчину, а мне сейчас к Ольге идти.
— Значит, ты и есть на фирме серый кардинал? Кукловод, который за ниточки дергает?
— Вроде того, — скромно сказал Саша.
— Все видел, все знаешь?
— Ну, допустим.
— Кто убил Пашу?
— Сам догадайся. Блесни. Не ожидал я, что так все обернется, пришлось переигрывать по ходу. Мне трупы-то не нужны, зачем на похороны тратиться? Серебрякова добрая, наверняка все захочет оплатить за счет фирмы, а фирма теперь моя, так что каждую копеечку жалко.
— Ну, насчет того, что твоя, ты погорячился. Есть еще Костя Манцев, у него должность покруче твоей будет.
— Его Нора быстро проглотит, пойдет по Пашиному пути. Потенциал у Костика хороший для такой неприятной перспективы. А, когда он в долгах завязнет, я его прижму. Серебряков покойный хороший рецепт в наследство оставил: как иметь рабов при том, что рабства уже несколько веков не существует. Официально. Моя конечная цель — слияние верхних и нижних. Под единым руководством. Моим. Уговорить Серебрякову пустить в свободную продажу акции фирмы, и выкупить контрольный пакет. Ее по боку, и все — мне.
— А где деньги на покупку акций?
— А я человек экономный, хе-хе. С зарплаты накоплю.
«Издевается, — догадался Алексей. — Наверняка задумал какие-то махинации со счетами. Вот гад! Тебе-то что? Твое это? Пусть Серебрякова думает!».
— А разве твои траты на Ольгу не обернутся большими долгами? — с усмешкой спросил он.
— Да Ольга теперь землю будет грызть, чтобы Косте отомстить. И Норе. Она сама мне будет помогать фирму к рукам прибирать, так что насчет того, что ее скоро уберут, ты здорово ошибся. Надо пойти девочку утешить и предложить покровительство.
— Посмей только!
— А это уже не тебе решать. Ты свое дело сделал. Сколько я тебе должен? Запиши на мой счет, придешь, когда кабинет отремонтирую.
Вот тут уже Алексей не выдержал. Издевается, гад! Чувствует себя безнаказанным! Он слетел с дивана и накинулся на будущего управляющего, который стоял, опершись на спинку дивана. Поскольку Иванов-младший был мужчина субтильный, Алексею удалось стащить его вниз, на диван. И пару раз хорошо смахать по, пардон, лицу. Со стола посыпалась грязная посуда, звякнуло стекло.
Но Иванов неожиданно начал сопротивляться. Завязалась самая настоящая драка. Алексей вконец разозлился.
— Убью, — выругался он.
Удалось провести захват и удушающий прием. Иванов захрипел:
— Пусти, у нее же таблетки…
— Какие таблетки? — он слегка разжал руки, наложенные на шею будущего управляющего. Тот мгновенно напрягся и вывернулся ужом. Алексею показалось, что в его субтильном теле вовсе нет костей. Одни хрящи.
— Которые тебе в чай подсыпали. Еще наглотается. — Иванов пытался выровнять дыхание. — Ну, ты больной! Тебе бы в психушку! Чего на людей кидаешься?
— Кто ей дал?
— Манцев, кто, кто.
— А у него откуда?
— Нора отдала.
— Зачем?
— Спроси у нее.
— Вот гадина! Отомстила! За Пашу!
— Остынь, — Иванов на всякий случай отполз на безопасное расстояние.
— Я сам у Ольги заберу, — сказал Алексей.
— Ты свое слово уже сказал, она тебя просто в номер не пустит.
— А тебя пустит? К тому же там еще и Марина!
— Марина давно с Колькой спит. Конкретно у меня в номере. А я, как всегда, в боковушку ушел, вроде получаюсь благородный.
— Вот я дурак! Надо было проверить! И как только ты туда проник? Незаметно для меня?
— А я такой. Незаметный. Ты, небось, других в поле зрения держал. А меня в расчет не принимал.
— Я не хочу, чтобы ты сломал Ольге жизнь.
— Да ей уже другие давно сломали, а я исправить хочу. Откуда ты знаешь, что для девочки лучше? В конце концов, пусть сама выбирает, она совершеннолетняя.
— Да она же никогда тебя любить не будет!
— Любовь — это в наше время неактуально. Чьи слова? Подумаешь, делов-то, ноги раздвигать!
— Я тебе еще сейчас врежу!
— Хорошо, что не все на свете такие психи, Иванов проворно вскочил с дивана и уже издалека сказал: — Я на тебя телегу накатаю. Твоему начальству. Опишу твои подвиги в этом санатории.
— Ничего мне не будет. У нас в милиции дефицит кадров.
— Зато нервы потреплют. И тебе, и жене.
Алексей тоже вскочил, но Иванов-младший оказался проворнее. Он метнулся к Ольгиному номеру и стукнул в дверь. Алексей плюнул и опустился обратно на диван. Внимательно прислушиваясь к диалогу. Наконец, она его впустила, ключ со скрежетом повернулся в замке…
Минут десять он неподвижно сидел на диване. Потом спохватился: чего ж тебе еще? Все тайны раскрыты. Никто больше сюда не придет. Саша Иванов будет ночевать в номере у Ольги Минаевой. Костя Манцев строить планы. Ирина Сергеевна молча смотреть в темноту. Ему стало холодно.
Алексей поднялся, взял подушку и пошел в свой номер. Осторожно открыл дверь. В комнате было темно, Сережка посапывал носом, Саша лежала, отвернувшись к стене.
— Саша, — позвал он, — помоги мне, Саша!
Она сразу проснулась, села на кровати.
— Что случилось? Нагулялся?
— Пойдем в ванную, у меня лицо болит.
— Господи, Леша! Ночь на дворе!
— Кажется, у меня кровь… -жалобно сказал он.
Без лишних слов жена прошла вместе с ним в ванную комнату и зажгла там свет. Потом всплеснула руками:
— Леша? Ужас какой! Что это?
Леонидов глянул в грязное зеркало: ну и видок! На щеке три глубокие царапины, размазанная кровь. Ногтями он, что ли провел? Вот гад! И стукнул в глаз! Потому что синяк! Но Иванову досталось больше. Что успокаивает. И морально удовлетворяет. Но лицо! Что с ним теперь делать? К тому же, одежда испачкана остатками еды. На джинсах масляное пятно.
— Лешка, ты где был?! — всплеснула руками Саша.
— Подрался, — коротко сказал он.
— С кем?!
— У тебя вата есть? И йод?
— Где же я в темноте ее найду? Давай просто промоем царапины водой.
— Да чем угодно.
— Раздевайся и залезай в душ.
— Какой душ в четыре утра?
— А какая драка в четыре утра? Что, я с тобой с таким в постель лягу? Ты же пахнешь какой-то дрянью!
— Это шпроты.
— Где?
— На мне.
У нее от смеха задрожали губы. Алексей обиделся. Ей смешно! Он страдает, а ей смешно! Он же не виноват, что со стола на них с Ивановым посыпались грязные тарелки? Да, драка не получилась красивой. Но это не мешает ей быть настоящей. Мужчина подрался, а его за это не уважают! И даже заставляют мыться! Из-за того, что боевые раны смазаны шпротным маслом!
Дрожа от холода, он сбросил одежду. Тело сразу покрылось мурашками, отчего кожа стала похожа на апельсиновую кожуру. Слава богу, вода была горячей, и он быстро согрелся. Как хорошо! Через десять минут в ванную заглянула Саша.
— Леша, ты здесь уснул?
— Тебе-то что? — буркнул он.
— Выходи. Эх, джинсы жалко! Теперь на них останется масляное пятно!
— А щеку мою тебе не жалко? Тоже останется пятно.
— Кровь остановилась?
— Это же не пулевое ранение.
— Вылезай. Мне холодно, я в ночной рубашке.
— Залезай, — Алексей отодвинул занавеску.
— Ну, тебя! Четыре утра!
— Что еще не делают нормальные люди в четыре утра? Не принимают душ, не дерутся, не занимаются любовью…
— Ну, на счет любви я ничего не говорила, я только не люблю, когда мокро.
— Ладно, беги в постель, я сейчас.
— Ну, на счет любви я ничего не говорила, я только не люблю, когда мокро.
— Ладно, беги в постель, я сейчас.
Он постоял еще немного под горячими струями, закрыл воду и нашарил полотенце. Потом оделся и побежал в комнату. Упал в кровать и окунулся в знакомый запах ландышей. Саша подвинулась:
— Ты теплый?
— Да.
— Как всегда врешь! Холодный. Хитрый, на нагретое место!
— Иди сюда, — он притянул жену к себе.
— Что у вас там случилось? С кем подрался-то?
— Да ну их! Лучше поцелуй меня. И пожалей.
— Вот еще ребенок, — проворчала она, гладя Алексея по голове. — Бедный, бедный, несчастный Лешик. У нас болит щека, нам мордочку набили…
— Это я набил, — обиделся Леонидов, отодвигаясь. — Я!
— Ну, хорошо: мы мордочку набили… Постой. А зачем тогда тебя жалеть?
— У меня рука болит. Я слегка погорячился.
— Леш, давай спать?
— Спи. А я все равно не усну.
Саша отвернулась к стене, сладко вздохнула и через несколько минут уже дышала глубоко и ровно. Алексей понемногу успокаивался.
Все пройдет. И это тоже. Завтра он расстанется с этими людьми навсегда. Жаль, что недооценил Сашу Иванова. Жаль. С другой стороны: что бы это изменило? Главное: трупов больше не будет. Это главное. А все остальное… Сам же сказал: так устроен мир. Существующий порядок вещей не изменишь. Он сладко зевнул и закрыл глаза. Вскоре к нему пришел сон.
А за окном уже был новый день. И если бы он знал, что неприятности еще не кончились, то ни за что не уснул бы.
Глава 11
ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ
В половине восьмого утра он открыл глаза и подумал: неужели же это никогда не пройдет? Дурная привычка просыпаться в одно и то же время? Саднила расцарапанная щека, болела рука. Он тут же вспомнил ночную драку. И как теперь показаться людям на глаза? У жены в косметичке должен быть тональный крем. Алексей проворно вскочил с постели.
«Куда в такую рань, чучело?» — обозвал он сам себя. Но лежать не хотелось. «Тело, как фарш, только-только из мясорубки. Пока очухаешься, слепишься в котлету, и уезжать уже пора. Рука болит. Зато зарядку можно не делать! Производственная травма — лучшее оправдание лени. Не могу же я в таком состоянии болтаться на перекладине?».
Он сладко зевнул и пошел умываться. Приняв водные процедуры, вернулся в комнату и сел в кресло. Покосился на спящих Сережку и жену.
«Спят. Дрыхнут. Как цуцики. А я тут ходи! Даже поговорить не с кем!»
— Сашка, спишь? — позвал он. — Где твой тональный крем?
Она что-то пробормотала под нос и закуталась в одеяло. Косметичка лежала на подоконнике, он давно уже это заметил. А жену пытался разбудить из вредности. Выудив из жениной косметики крохотное зеркальце и тюбик тонального крема, Леонидов принялся замазывать синяк под глазом. Изведя с полтюбика, понял, что вышло еще хуже, чем было. И как только бабы это делают? Красятся, то есть. Жирно, противно. Но чтобы оправдаться в потраченном креме, оставил все, как есть.
Стараясь не шуметь, вышел в коридор. И на всякий случай закрыл глаза. Потом открыл. Еще раз закрыл. И открыл. Ничего. Трупа на полу не было. Ну, слава тебе!
Потом он осмотрел место ночной засады. Да, хорошо порезвились! Пара казенных стаканов разбита, диван сдвинут, по обивке размазано шпротное масло, на полу ошметки раздавленной еды. И бардак. То есть, бардак и на полу тоже.
«Ничего, Серебрякова заплатит. Главное, что мебель цела, а казенная посуда немного стоит. Не из золота же! Стакан граненый в количестве две штуки. Тарелка глубокая одна. Разбиты в результате ночной драки. Результат на лице».
Зато на душе покой. И больше никаких трупов.
«Не зря я лежал в засаде. Пойти, что ли, Барышева разбудить? Одуреешь тут со скуки! И поделиться не с кем!»
Барышев пришел сам. На зов души друга. Минуты через три раздались его тяжелые шаги. Потом показались квадратные плечи.
— Не спится? — ядовито поинтересовался Леонидов. Пряча лицо в профиль. Синяком в сторону окна.
— С добрым утром!
— И тебя.
— Ты живой?
— Что за вопрос? — подозрительно спросил Алексей.
— Если бы я все это придумал, то первым делом спустил бы с балкона тебя.
— Ну, спасибо. За откровенность.
Лицо у Алексея затекло. Неудобно разговаривать боком. Когда все твое злорадство адресовано окну, эффект практически нулевой. И он развернулся. Барышев удивленно присвистнул:
— Тю… Бандитская пуля?
— Это синяк. В тональном креме. И пара царапин.
— Женщина, что ли, маникюром провела?
— Завидуешь?
— А то! Когда чемоданы будем паковать?
— А мне все равно, я не спешу.
— Значит, будем дожидаться, когда народ подтянется? Тогда на завтрак не худо бы сходить. Женщин будить будем?
— Сколько же ты можешь съесть? — вздохнул Алексей.
— С тобой в два раза больше. Без тебя мне твою порцию не дадут.
— Пусть наши жены спят, они все равно на диете. А ребенку я еды принесу. — Алексей нашел на столе пару чистых одноразовых тарелок. -Сколько времени?
— Без пятнадцати девять. Пошли, что ли? Воздухом подышим, Алексей Алексеевич, который Леонидов, господин капитан. Что нам сегодня наврал прогноз?
— Повсеместное таяние льдов в Гренландии, Арктике и Антарктиде. Одевайте ласты, товарищ Барышев. Хотя я сомневаюсь, что на складе есть ваш размер.
— Зато тебе даже женские подойдут, с бантиками. На твой детский размер ноги. Пойду куртку возьму. Ты спускайся давай вниз. Я догоню.
…Алексей оказался прав: на улице заметно потеплело. Но ветер был сильный и по-зимнему холодный. Мужчины невольно поежились.
— Короткими перебежками к месту кормежки марш! — заорал Барышев и тут же перешел на рысь, чтобы согреться.
Леонидов вспомнил, что сегодня по состоянию здоровья отказался от зарядки и ленивым галопом припустился следом. Они быстро добежали до столовой и ворвались в тепло. В фойе было немноголюдно. То есть, никого.
— Они были первыми! — крикнул Барышев. -Хотя… Не рановато ли мы пришли, товарищ Леонидов?
— Так это вы рвались. Зато никакой очереди в гардероб. Пойдем, что ли, пока в буфет?
— Пиво пить?
— Мне бы не помешало.
— Кстати, с кем это ты ночью подрался?
— Не скажу, — буркнул Алексей.
— Из скромности?
— Ты будешь смеяться.
Серега удивленно вскинул брови. Потом хмыкнул:
— Но ты-то хоть в долгу не остался?
— Я сделал все, что мог, — и Алексей скромно опустил глаза.
— Ну, тогда я мигом вычислю твоего противника.
— Если только он не собрал тональный крем со всего санатория. Мне-то почти удалось замазать синяк.
— Да? Ты и в самом деле так считаешь?
Алексей невольно потрогал щеку. В коттедже еще осталось человек тридцать. Если каждый спросит…
…Когда они с Барышевым вернулись в коттедж, было уже десять часов утра. В холле на втором этаже Валерия Семеновна Корсакова, ругаясь, ликвидировала последствия ночной драки. Увидев Леонидова, она скривила тонкий рот и сказала в никуда:
— Конечно, коттедж дежурной сдавать будут другие. Ирина Сергеевна заплатит, Валерия Семеновна приберет…
Леонидов поспешил ретироваться в свой номер. Сережка чистил зубы, Саша уже умылась и теперь причесывала волосы перед зеркалом. Он поставил на стол тарелку со столовской едой и виновато сказал:
— Саш, я там ночью устроил маленький погром, повариха ругается. Может, ты ей поможешь все убрать?
— Маленький погром, это как? — осторожно спросила Саша.
— Ну, разбил пару стаканов.
— Маленькая ты моя свинья. Кстати, а что это у тебя на лице? Боже! Это же мой французский тональный крем! Причем весь!
— Там еще осталось.
— Леша!
— Жадная, да? Я тебе новый куплю.
— Не пройдет и года. Ладно, иду, — вздохнула жена и вышла в холл.
Вскоре там начали появляться и другие женщины. Послышались голоса. Алексей прислушался:
— Сейчас позавтракаем, и будем собираться. Надо домой заехать, а потом уже на кладбище, сказал кто-то.
Алексей подумал, что пора, и вышел в холл. Разбитую посуду и грязные тарелки уже убрали. Вскипел чайник. Кутаясь в любимый вязаный платок, вышла Серебрякова. Последним появился Саша Иванов. Его вид Алексея полностью удовлетворил. Синяк под глазом у Иванова был гораздо больше. Разумеется, все это заметили. И соединили их взглядами. Но подкалывать стали только над Сашей Ивановым. Алексей списал это на французский тональный крем. Не зря он извел полтюбика. А Барышев врет.
Когда сели за стол, Ирина Сергеевна задумчиво сказала:
— Что-то Оленьки не видно.
— Наверное, спит еще, — неуверенно предположил кто-то.
— Надо разбудить, — заметила Марина. — У нас не так уж много времени: на похороны опоздаем. А нам еще коттедж сдавать. Сколько можно спать?
— Да-да, — кивнула Серебрякова. Манцев направился к двери Ольгиного номера, постучал и громко сказал: