– И способ их накачать.
– Добавить чуточку чего-то в дурь, или что он им там предложил. Самую малость чего-то еще. И они делаются покорными. Не в беспамятстве, нет – какой смысл? Какая с этого радость? Просто одурманенные, податливые, глупые. Раздеть – по одной – и сделать то, что хотел. Наполнить ванну. Теплой водой – от холодной они могут прийти в чувство и затеять борьбу. Они погружаются. Может, чуточку подергаются, инстинктивно – и все.
Она помолчала.
– Сядь-ка туда, как если бы там еще стояла ванна.
– А? – У Пибоди округлились глаза, она заморгала. – Что?
– Как будто сидишь в ванне. Мне надо кое-что проверить.
– Не хочу я сидеть «как будто в ванне»!
– Марш! – приказала Ева, сунула пакет с недоеденным сэндвичем в сумку, которую отложила в сторону вместе с банкой пепси.
– О черт! Раздеваться не стану, хоть убей!
– Голая ты мне не нужна, мне просто нужно, чтобы ты как будто сидела в ванне.
С ворчанием Пибоди уселась между старых труб.
– Думаю, он связывал им руки и ноги, но не туго. Только чтобы они не слишком брыкались. После этого ему остается лишь…
Одной рукой она взяла Пибоди за запястья, а другой нажала на голову.
– И ты сразу идешь под воду, без малейшего шанса всплыть. Если вот так держать тебе руки, то ты просто скользишь вниз. И ты слишком одурманена, чтобы связанными ногами нащупать стенку или дно и отпихнуться. Отсюда он может следить за твоим выражением, видеть, как тебя охватывает паника. Ты можешь кричать, но отсюда крик воспринимается почти как музыка. Потом глаза твои стекленеют, и вот оно! Он понимает, что дело сделано.
Она отпустила руки напарницы и снова взялась за сэндвич.
– Страшно! Серьезно – страшно. – Пибоди торопливо встала на ноги.
– Карли ходила в церковь. Лупа тоже. И этот дом ведь тоже был связан с верой, так? Фрестер прямо соловьем поет про высшую силу и все такое прочее. Плохие девчонки.
– Кто, наши жертвы?
– Это их Пак так назвал. Ну, хозяин лавки. Плохие девчонки, плохие мальчишки. А что, если все это как-то связано с искуплением грехов? Типа – смоем грязь, а?
– Как покреститься, что ли?
– А что? – Ева, нахмуря брови, изучала выщербленный пол, разбитые трубы, представляла себе старую белую ванну. – При крещении ведь макают с головой?
– Кажется, в каких-то конфессиях – да. Церковь Нового Века это не практикует. Думаешь, какой-то извращенный ритуал?
– Гипотеза. Если ты все равно собираешься тела спрятать, то убить можно всякими способами. Насколько можно понять, он не экспериментирует. Никаких переломанных костей, следов избиений, удушений. Просто погрузить в воду. Почти нежно.
Она откусила кусок индейки, продолжая выхаживать по помещению.
– Не похоже, чтобы он их долго удерживал. У него масса вариантов. Он мог накачать их наркотиками, связать и держать много дней, всячески с ними забавляясь, мучая, а сам получая от этого удовольствие. Вспомни Маккуина.
– Лучше не надо! Маньяк. Больной на всю голову.
– Он своих жертв держал на цепи. Неделями. Месяцами. Некоторых еще дольше. Получал от этого большой кайф. Но наш парень ничего подобного не делает. Это его дом. Приходя сюда, они что, становятся его девочками? Которых он должен очистить от грехов и убить?
– Кажется, ведьм топили.
Ева озадаченно остановилась.
– Ведьм?
– Ну, то есть женщин, которых считали ведьмами. Это давно, в Мрачное Средневековье или что-то в этом роде. Ну, и у сектантов каких-то. Кажется, их еще вешали и сжигали, в разных местах по-разному. Но топили точно. Привязывали к ним камни для груза и кидали в воду. Если пошла ко дну – значит, не ведьма, а просто утопленница. Если останется на поверхности – значит, точно ведьма, и тогда ее надо было умертвить каким-то иным способом – повесить или сжечь на костре. Да только женщины все как одна тонули.
– Вот незадача! Это интересно. Значит, это был своеобразный тест?
– Наверное. Только тест уж больно извращенный. Невежество, что тут скажешь…
– Это интересно, – повторила Ева. – Вот тебе и еще одна гипотеза. Значит, если греховны – как, к примеру, ведьмы, – тогда они не захлебнулись бы, когда он держал им голову под водой. Или наоборот: если они достаточно чисты, то они не утонут. Хм-м… Как хочешь, так и понимай. Давай-ка еще разок навестим Джонсов.
Ева завернула недоеденный бутерброд в пакет.
– Ты почему не ешь?
– Большой больно. Вкусный, но очень большой. – Ева протянула пакет. – Хочешь?
Подобно женщине, отгоняющей от себя дьявола, Пибоди повернулась и выставила вперед руку.
– Прекрати! Убери сейчас же. Иначе я его и правда съем. Лучше найди поскорее урну.
– Отличные сэндвичи делает сестра нашей жертвы. – Спускаясь по лестнице, Ева расправилась с остатками пепси. – Давай я тебе расскажу про Лемонта Фрестера, – начала она.
Матушка Шивиц была вся в черном и то и дело промокала усталые глаза.
– Не спала совсем. Глаз не сомкнула. Всю ночь без сна пролежала. – Она шмыгнула носом, промокнула его платком. – Как подумаю об этих девочках, этих бедняжках… Вам удалось установить, кто они? Кто они были?
– Мы уже начали процесс идентификации. Нам хотелось бы поговорить с мистером и мисс Джонс.
– Мисс Джонс сейчас нет. Один мальчик дежурил на кухне и порезался, так она повезла его в травмпункт. Думаю, это ненадолго. А мистер Джонс сейчас ведет круглый стол. Еще минут двадцать будет занят. Если что-то срочное…
– Мы можем обождать. Вы хорошо знали Шелби-Энн Стубэкер?
– Шелби-Энн, Шелби-Энн… А! Шелби! Да. Да. – Шивиц подняла обе руки и потрясла ими в воздухе. – Сущее наказание. Можно сказать, нам она устраивала постоянные испытания, вечно на грани дозволенного. Но, между прочим, когда ей хотелось, она была вполне адекватной девочкой, к тому же смышленой. Я помню, какое облегчение испытала – и не боюсь в этом признаться, – когда ее наконец отдали в приемную семью.
– Мне понадобятся все документы. Когда, куда, к кому. Я уже звонила на этот счет мисс Джонс, она в курсе.
– Ох ты, боже ты мой, она, наверное, забыла мне сказать. Закрутилась с этим Зиком и его травмой, да еще у нас тут драка вышла. Двух девочек пришлось разнимать…
– Матушка! Давайте не будем отвлекаться от Шелби Стубэкер и ее передачи в приемную семью. Когда, как, куда?
– Да, да, конечно. Господи, сколько уж лет прошло! – Она почесала в затылке. – А, я, кажется, вспоминаю. Да, я точно помню, это было как раз когда мы переезжали. Тогда-то и пришли эти бумаги. Не припомню, куда ее отдали, даже если и знала в тот момент. А это важно?
– Это важно, потому что никаких сведений о том, что ее куда-то отдали, нет.
– Но ее точно отдавали! – Шивиц терпеливо улыбнулась, как, наверное, делала, общаясь с особо непонятливыми воспитанниками. – Я отчетливо помню, как говорила об этом с мисс Джонс, и сама помогала в оформлении и подготовке Шелби. Когда мы отдаем воспитанников приемным родителям, мы всегда снабжаем их полным комплектом книг, значком нашего учреждения, диском с торжественной клятвой и так далее. Я все для нее собственноручно собрала. Я всегда старалась так делать, еще и коробку печений клала. Так… побаловать немножко.
– А кто за ней приезжал?
– Я… Кто-то из органов опеки, это точно. Или же кто-то из нас отвез ее к новым родителям. Не уверена, что я была здесь, когда она уезжала, я имею в виду – буквально здесь. Но я не понимаю…
– Мне надо взглянуть на копии документов, касающихся постановления суда и ее передачи в приемную семью.
– О, ну, это потребует некоторых усилий. Я же говорю, столько лет прошло, да еще все это происходило в разгар переезда. Это мне придется поискать.
– Да уж придется.
Улыбка сменилась твердо сжатыми губами.
– Ни к чему так раздражаться, юная леди! У нас в документах полный порядок, и ее бумаги наверняка сохранились в архиве. Документы пятнадцатилетней давности не лежат под рукой. С чего бы нам…
Ева следила, как дама наконец сложила два и два и на ее лице вместо легкой обиды появилось болезненное осознание.
– Шелби? Она была среди… Она одна из них?
– Мне необходимо увидеть документы.
– Я их найду! – Она буквально подбежала к двери – благо всегдашние удобные туфли это позволяли – и покричала секретарше, чтобы подняла архивные записи.
– Наслушалась, Квилла? – спросила Ева, не поворачивая головы.
Та бесшумно, как змейка, скользнула вниз по лестнице.
– Я тоже сущее наказание.
– Тем лучше для тебя.
– Эй, да вам кто-то по лицу съездил!
– Так и есть. И теперь эта особа сидит за решеткой и гадает, сколько ей дадут за нападение на офицера полиции.
– В лицо! Вот сука! – прокомментировала Квилла со знанием дела – видно было, что ей нередко доставалось. – Короче, все равно у нас тут все только об убийствах и говорят. Надзиратели заперлись в офисе и целый час просидели.
– Надзиратели?
– А чем они лучше-то? Здесь как в тюрьме. Матушка орет, всем надо сделать себе черные повязки и носить на рукаве, хотя мы никого из этих убитых девчонок знать не знали, их уже сто лет как на свете нет. Потом нас грузят дополнительной медитацией, чтобы мы помогли их душам совершить переход.
– Переход куда?
Квилла показала на потолок.
– Или еще куда, мне по барабану. Я эту медитацию на дух не выношу. Скука смертная! Да еще я слышала, как мисс Джонс сказала… – Она замолчала, глядя на лестницу.
– Что сказала?
– Здравствуйте, мисс Бригэм, – произнесла Квилла.
– Здравствуй, Квилла. – На верхней площадке показалась Серафима. – Лейтенант. Детектив, – поздоровалась она, уже спускаясь по лестнице. – Вами кто-нибудь занимается?
– Матушка Шивиц пошла подобрать для нас кое-какие документы.
– Мы сегодня все немного не в своей тарелке. – Она погладила Квиллу по плечу. – Квилла, а ты разве не на уроке должна быть?
– Может, и на уроке. Я просто их увидела и решила, не дело им здесь одним стоять.
– Очень любезно и предусмотрительно с твоей стороны. Теперь моя очередь, а ты ступай в класс.
– О’кей. – Она украдкой бросила на Еву взгляд и заспешила прочь.
– Любопытна до невозможности, – заговорила Серафима. – Да дети почти все такие. Для них это не столько трагедия, сколько тайна и приключение. Нормальная реакция для их возраста. Хотя мне сказали, у двух или трех особо чувствительных девочек сегодня были ночные кошмары.
– Вы не сказали Матушке Шивиц, что Шелби уже опознана.
– Нет. Я никому не говорила, а надо было? Прошу прощения, – добавила она, не дав Еве вставить слово. – Я настолько привыкла хранить тайну частной жизни, что ни с кем не стала делиться.
– Ну, и хорошо. Не ваше это дело – ставить кого-то в известность. Мне просто любопытно почему.
– Вы приезжали поговорить со мной к моей бабушке. Для меня это равносильно тому, что мы беседовали конфиденциально.
– Ясно.
– И по той же причине – из соображений профессиональной этики – я не предлагаю принести вам пузырь со льдом на щеку. Болит ведь, наверное?
– Все в порядке. Но все равно спасибо.
– Ну, ладно. Лейтенант, я хотела поблагодарить вас за то, что разыскали Ли Крейн.
– Ее нашел Рорк.
– Я знаю, но мне было очень важно знать, что у нее все в порядке, что она довольна жизнью. Я ей позвонила. Не могла решить, стоит ли это делать, но бабушка с Джеком – это мой жених – меня убедили. И я так этому рада! На той неделе мы с ней идем вместе обедать.
– Прекрасно.
– Кажется, да. – Она сияла. – Должна вам сказать, мы с ней говорили об этих девочках. Коротко, но она о них тоже слышала. И она мне сказала, что после очередного побега в Обитель так больше и не вернулась. Боялась показываться рядом с тем местом – вдруг ее отец там ищет.
Она немного помолчала и на всякий случай окинула взглядом лестницу.
– Мне кажется, мы обе с ней понимали, что если бы она вернулась, то могла оказаться среди этих несчастных. Но вслух мы, конечно, этого не сказали. А теперь у нее есть любимая работа, любимый человек, а скоро появится малыш.
– Можете ей сказать, если она что-то вспомнит из тех времен, что могло бы иметь отношение к делу, пусть она со мной свяжется, хорошо?
– Мы об этом тоже немного поговорили. Я дала ей ваши координаты, но я вам, кажется, уже говорила, что она тогда была очень прилежной.
– О’кей. Если у вас сейчас есть минутка, могу показать вам, кого мы еще опознали.
– Тогда давайте сядем. В это время все ребята должны быть на уроках или в кружках. Включая Квиллу, между прочим. – Она снова окинула взглядом лестницу, затем оба коридора и только после этого присела на стул возле стойки Шивиц и взяла в руки распечатки. – Боже, какие молоденькие! Были. Этих девочек я не помню. Наверное, я их не знала. А вы уже знаете, что с ними произошло? С ними всеми?
– Расследование еще не закончено. – Ева достала запищавший телефон, просмотрела присланное сообщение и фотографию. Укрупнила фото до размера монитора и протянула Серафиме. – А эту девочку?
– Еще одна? Даже подумать страшно… Да! Господи, это же Микки – я вам о ней вчера рассказывала. Шелби, Микки, Стейк. Микки… Как же ее фамилия-то?
– Микки Венделл.
– Да, правильно. Но ее вернули родителям. Я это точно помню. Я запомнила, потому что это было практически сразу, как заведение переехало сюда, – через неделю, что-то около того. Мы с бабушкой приезжали посмотреть новое здание. Я так волновалась, – прошептала она с едва заметной улыбкой. – Вновь со всеми повидалась… Тогда я и услышала – Делонна мне сказала, – что Шелби и Микки перевели. Шелби – к приемным родителям, а Микки – домой.
Фамилия Венделл попадалась ей в документах заведения, вспомнила теперь Ева. Но заявлений о ее исчезновении от приемных родителей не поступало.
– Пибоди, подними данные на Микки Венделл. А вы не знаете, – она опять повернулась к Серафиме, – они с Шелби не общались после того, как покинули Обитель?
– Мне очень жаль, но нет, не знаю. От меня самой тогда требовалось немало усилий, надо было перевернуть эту страницу, обрести себя, встать на путь истинный, чтобы меня оставили с бабушкой. Я ни с кем из здешних девочек не поддерживала отношений.
В последний раз взглянув на распечатки, она протянула их назад Пибоди.
– С Шелби я бы в любом случае не общалась. Она была беспутной, как это теперь ни горько звучит. А я и без того уже нахлебалась. А Микки… – теперь, имея опыт, и задним умом я это понимаю лучше – она была очень прилипчивая и все время старалась угодить. Она бы все сделала, лишь бы Шелби ее похвалила. И делала. Мне кажется, у нее до Шелби и подруг-то не было. Шелби, Делонна, Стейк – они все вместе тусовались.
– Нашли! – влетела Шивиц, потрясая диском и бумажками. – Ой, Серафима, как я расстроена! Порой кажется, я этого просто не перенесу.
– Сейчас трудный момент, Матушка. – Серафима поднялась и обняла коллегу. – Трудный и непостижимый. Но мы отвечаем за детей.
– Я знаю, знаю. Там, среди тех… оказалась Шелби Стубэкер. Ты ее должна помнить. Ее трудно забыть.
– Да, я в курсе.
– Но от нас она уже ушла, – с нажимом произнесла Шивиц и протянула документы Еве. – Ее отдали в приемную семью. Это было уже после твоего ухода, Серафима, в самый разгар переезда. Даже на бумагах еще стоят печати Обители.
– Угу. – Ева просмотрела документы, покачала головой. – Небрежно выполненная подделка.
– Подделка?! – возмутилась Шивиц. – Что вы хотите сказать? Это же абсурд!
– Такой же абсурд, как написание некоторых слов. Компьютером орфографию проверяли? Есть и еще кое-что, но и этого достаточно.
– Дайте взглянуть. – Шивиц выхватила у нее бумаги, уткнулась носом и побелела. – Господи ты боже мой! Ничего не понимаю. Ума не приложу, как такое могло произойти.
– Вы сядьте. Сядьте и отдышитесь. – Серафима усадила Шивиц в кресло.
– Откуда взялись документы? – спросила Ева.
– Я не знаю. Я правда не знаю. Это какая-то ошибка. Это же может быть просто техническая ошибка?
– Не думаю.
Наверху начали открываться двери, зазвучали голоса, раздался топот ног. Серафима обернулась.
– Может, продолжим в кабинете мистера Джонса? Пойду его поищу. Он должен знать, может, и вспомнит что-нибудь.
– Давайте так и поступим. – Ева дала знак Пибоди. Напарница кивнула и, продолжая говорить по телефону, направилась к кабинету.
– А вы что помните? – спросила Ева у Шивиц.
– Ничего. Правда. Толком ничего не помню. Мы же таскали коробки, столы, стулья – да столько всего… Внутрь, наверх, вниз. Кто-то мне сказал – не припомню, кто именно, – что Шелби берут в приемную семью. Я еще тогда подумала, ну вот, на новом месте хоть поспокойнее будет. В нашем новом доме.
– В чем тут проблема? – Нэш Джонс деловито вбежал в кабинет и закрыл дверь.
– Документы касательно перевода Шелби-Энн Стубэкер из-под вашей опеки в приемную семью оказались поддельными.
– Я уверен, что это абсолютно невозможно. – Он взял в руки бумаги, прошел к столу и сел. – Внешне все в порядке. Не понимаю, что вы… – Он осекся.
– Заметили?
Он наклонился ближе и, теребя волосы, вчитался заново.
– Как это могло проскочить? Это же не моя подпись. Матушка, Серафима, это не моя подпись!
Серафима придвинулась и заглянула в документы через его плечо.
– Не ваша. Похожа, но не ваша.
– Это мы сможем проверить. И обязательно проверим, – пообещала Ева. – А сейчас, может, вы мне скажете, как это могло случиться?
– Понятия не имею. Дайте подумать. Дайте подумать… – Он закрыл глаза и задышал глубоко и размеренно – по-видимому, догадалась Ева, это была форма медитации.
Она знала, что еще минута – и она выйдет из себя. Но Джонс закончил и открыл глаза.