– Что с ним, док?
– Сердечный приступ.
– Но ему уже лучше?
– Да, гораздо. Мистер Престон, Вам сейчас надо думать осебе.
– К чёрту! У меня никого не осталось, кроме отца.
Ослабевший, поддерживаемый парнями он прошёл в палату к Уильяму. Алекса поразило, как постарел отец за короткое время.
– Папа, как ты себя чувствуешь?
– Ты – плохой сын, – был ему ответ.
Уильям еле слышно произнёс эти слова, но идеальный слух сына уловил их. Он отшатнулся.
– Ты хочешь моей смерти, после того, как свёл в могилу мать.
– Папа, не говори так, я люблю тебя.
– Из-за тебя я сюда попал.
– Что я могу сделать для тебя?
– Всё, что надо, ты уже сделал, а твои подручные ухаживают за мной, как за принцем крови.
– Я не об этом.
– Я уже всё сказал. Уходи. Я устал.
…– Лора, как дальше жить? Единственный родной человек отказался от меня.
– Алекс, не придавай значения его словам, он не в себе, мистер Престон любит тебя.
– Нет, ты не понимаешь! Он считает, что я виноват в смерти мамы. Боже, я не могу больше нести этот груз вины…
– Милый, у тебя есть я, дочь, и с отцом у тебя наладятся отношения, я уверена.
– Прости, дорогая. Просто сорвался. Несу всякую чушь…
Она взяла его за руку. Погладила пальцем по ладони, в очередной раз удивившись, какая короткая у него линия жизни. Алекс никогда не берёг руки, пальцы были в мозолях, заживших переломах, и всё же это были руки аристократа, даже китчевые перстни на его длинных пальцах выглядели великолепно.
Он набирал вес, но толстым не выглядел, его легендарной гибкости и пластичности уже не было, но в лучшие дни он выглядел потрясающе. Лора не переставала поражаться его перевоплощениям. Высокий, всё ещё стройный, с яркими синими глазами– он был мечтой каждой женщины, но никто не догадывался, что скрывается за этим шикарным фасадом: человек с демонами огромных размеров в душе, с терзаниями, мешавшими ему спокойно спать, но когда наступало время просветления, это был самый весёлый человек из тех, с кем она встречалась в жизни. Шутки и розыгрыши сыпались из него, как из рога изобилия. Если что-то его смешило, он мог хохотать до слёз, буквально падая на пол. В нём, как будто проживало два человека. Жизнь с ним напоминала аттракцион «Американские горки», на котором Алекс за ночи праздности так наловчился ездить, что мог стоять на сидении, не держась за перекладину.
Лора не всегда понимала, с высоты своего возраста, его переживаний, иногда они казались ей надуманными, но любящее сердце подсказывало, что нужно сказать, что сделать, чтобы смягчить его боль.
В марте он вышел на сцену в Вегасе, и это было одно из лучших его шоу за последнее время. Алекс посмеялся на своим сорокалетним брюшком, которого и не было, как такового, но он, всегда ревностно относившийся к своей внешности, считал, что излишне поправился. Публика, слегка подуставшая от неудачных экспериментов Короля в прошлом году, принимала его горячо и восторженно. И Алекс снова занял свой трон по праву. На концерте присутствовала известная актриса, которая загорелась желанием сняться в одном фильме с Алексом. Сценарий действительно был стоящим, но Полковник рассудил по – своему:
– Алекс это предложение неприемлимо для тебя, для твоего уровня. Ты один из самых высокооплачиваемых актёров, а получаешь роль второго плана, да и гонорар, который они предлагают, маловат для тебя.
– Вы хотите сказать, для Вас?
– Ну и для меня, конечно. Ведь от твоих гонораров, зависят и мои доходы. После всего того, чего ты достиг – это шаг назад.
– Делайте, как знаете, – махнул рукой отчаявшийся Алекс.
Это послужило спусковым крючком. Теперь он пустился во все тяжкие. За редкими исключениями его концерты представляли нечто среднее между рутиной и провалом. Только провинция встречала его с восторгом. Билеты распродавались за несколько часов, и публика не выказывала никаких признаков усталости, но критики крупных изданий Нью-Йорка или Лос-Анжелеса были менее снисходительны, порицая Короля за ненужный шум, не имеющий ничего общего с качеством, которое некогда его прославило.
– Всё настолько плохо, Дик?
Перед Алексом лежала кипа утренних газет.
– Нет, Эл. Конечно, это не «Алоха», и не 1969 г., но ты ещё ого-го!
– Только не надо лести! Я прекрасно отдаю себе отчёт, что я уже не тот, что был раньше.
– У меня и в мыслях не было льстить или врать, да и судить я могу, как обычный зритель, а не как музыкальный критик, но ты даёшь великолепные шоу.
Он помолчал, а потом добавил:
– Конечно, не всегда. Иногда, мы все в недоумении. На некоторых концертах ты выглядишь усталым и измученным, но это скорее исключение, чем правило. Ты же знаешь журналистов, кому-то не угодили, вот и плохой отзыв. Лучше скажи, что с тобой происходит? Что у тебя со здоровьем?
– Да так, мелочи. Проблемы с горлом, глазами. Спасибо тебе, ты меня успокоил, хотя я и сам знаю, что мои шоу оставляют желать лучшего.
– Ты просто изначально поставил для себя очень высокую планку. И не все понимают, как тяжело удерживать такой уровень изо дня в день. Тем более, гастроли проходят по такому плотному графику. Ты хоть успеваешь отдыхать?
– Успеваю, – беспечно отмахнулся Алекс.
– По тебе не скажешь. Выглядишь больным.
– Плохо выспался. У нас всё готово к следующему туру?
– Конечно, Босс! – Дик шутливо отдал честь.
– Вот единственное, что меня интересует.
…– Парни, мы едем по магазинам! – объявил Алекс скучающим друзьям.
В автосалоне он долго рассматривал роскошные кадиллаки, всё не решаясь сделать выбор. У него уже был внушительных размеров автопарк, но страсть к дорогим автомобилям с годами становилась только сильнее. И вдруг, Алекс увидел, что за окном стоит пожилая женщина, с восторгом рассматривая в витрине сверкающие машины.
Король вышел на улицу и подошёл к ней.
– Здравствуйте, мэм! – вежливо поздоровался он.
Женщина, узнав, кто перед ней стоит, оторопела. Алекс улыбнулся.
– Какая машина Вам нравится, мэм?
– Вон та, красная, – вышла из ступора та.
Певец подозвал продавца.
– Джим, оформите тот красный кадиллак на эту милую леди. Я всё оплачу.
– Хорошо, мистер Престон.
– Осторожней за рулём, мэм!
Посмеиваясь, Алекс вернулся в салон.
– Ну что, парни, вы определились?
Узнав об этом дорогостоящем подарке совершенно незнакомому человеку, Уильям был в отчаянии. Счета, приходящие в Роузленд росли день ото дня, и он решил в очередной раз поговорить с сыном, надеясь его образумить.
– Алекс, ты безумен! Ты уже тратишь больше, чем зарабатываешь!
– Папа, сколько можно? Хватит считать каждый цент.
– Сто тысяч, только за этот месяц.
– Парни, оставьте нас!
Когда все вышли, Алекс отбросил гитару, на которой играл, и подошёл к отцу. Его глаза от еле сдерживаемого гнева потемнели до черноты.
– Папа, ты работаешь на меня, насколько мне помнится?
– Да, сын.
– Так вот. Если ты не перестанешь обсуждать мои распоряжения, я тебя уволю.
Уильям был шокирован. Таким он сына ещё не видел.
– С этого момента, ты только занимаешься счетами без лишних разговоров. И ещё, я слышал, ты разошёлся с Ди?
– Да.
– Молодец, папа, так держать! – с издёвкой произнёс Алекс и, похлопав отца по плечу, вышел из гостиной.
Когда Уильям через три месяца после смерти жены сошёлся с этой женщиной, сыну это было не по нраву, так как та была замужней дамой, к тому же поначалу молодая тридцатилетняя женщина имела виды на самого Алекса, да и земля на могиле матери не остыла. Скрепя сердцем, он всё-таки дал благословение на эти отношения. А детей Ди после её развода взял под своё крыло. Будучи старшим братом пока они были маленькими, а потом всех их нанял на мелкие должности, но вскорости младшего Стэнли за его пристрастие к наркотикам пришлось уволить. Сцена увольнения была отвратительной. Рик пытался обвинять сводного брата в том, что тот сам подсадил его на эту гадость, давая в подростковом возрасте амфетамины, да и самого Алекса чуть не назвал наркоманом, но вовремя остановился, увидев, как у Короля сошлись на переносице брови, и предпочёл ретироваться. Всем был известно на что способен хозяин Роузленда, когда выходит из себя.
Увольнение Рика Алекс переживал тяжело. К тому же в его ближайшем окружении уже были смерти от передозировки. В Рике он видел себя самого, увещевания не помогали, сводный брат отказывался признавать, что у него проблемы, так же как и Алекс, отмахивался от разговоров на эту тему. И хотя лекарства, которые певец принимал не имели ничего общего с тяжёлыми наркотиками, их действие было подчас посильнее героина. Алекс, подробно читая инструкцию, понимал, что их прописывают только раковым больным в последней стадии. Иногда он пытался задумываться над тем, какое разрушение они наносят его организму, но приходила боль, затмевающая проблески сознания, и благие мысли тут же забывались. Он был вынужден принимать эти лекарства, чтобы, хотя бы на время, боль отступила, и он смог выйти на сцену. Алекс отдавал себе отчёт в зависимости от этих препаратов, но обойтись без них уже не мог, но и объяснять всем, почему он продолжает их употреблять, не собирался.
Когда, после шоу он, еле живой, попадал в гостиничный номер, терпел до последнего, а потом, понимая, что доктор Ник ему ничем не поможет, принимал за короткие промежутки несколько доз дилаудида. В теле происходили какие-то изменения, оно уже не слушалось его, живя своей жизнью, причиняя этим хозяину невыносимые страдания. Диагнозы менялись один за другим по мере смены врачей, окружавших Короля, на гастролях, дома, в больнице. Каждый раз прописывались разные препараты, которые давали лишь кратковременную передышку.
Всё чаще Алекс обращался к Богу, моля того о терпении.
– Я слаб, Господи! – молился он – я неудачник, ибо осуждая самоубийц, сам иногда думаю об этом. Что меня держит в этом мире? Помоги мне, дай совет!
С течением времени молитвы становились всё исступлённее.
Осознание того, что разбитую жизнь не склеить, убивало.
Я превратился в развалину, старую, больную развалину! Господи, я стал забывать слова, чего раньше никогда не было. Король! Называют они меня. Да какой я, к чёрту, Король! Шут у трона Короля.
Сороколетие ознаменовалось судебными разбирательствами, впервые за свою жизнь Алекс выступал в суде потерпевшим. При продаже одного из самолётов, принадлежавших его семье, Уильям впутался в мафиозные разборки. Он заключил договор купли-продажи с одной из влиятельнейших группировок Америки. На этой сделке Престоны потеряли около миллиона долларов. Алексу даже предложили программу защиты свидетелей. Он наотрез отказался. Прятаться всю жизнь под чужой фамилией, отказаться от сцены, для него это было смерти подобно. И хотя он понимал, что тех искромётных спектаклей, какие давал раньше, уже не будет, Алекс хотел петь, отдавать всего себя, работать на пределе возможностей, пока есть время. Смерть сидела у него на плече, всё чаще он чувствовал её смрадное дыхание. Болезни обступили со всех сторон, депрессия вцепилась мёртвой хваткой, с Линдой отношения разваливались, участились скандалы. Молодая женщина устала, устала каждое утро прислушиваться к его дыханию, устала жить в золотой клетке, устала от попыток достучаться до него. Алекс всё меньше уделял ей внимание, он чувствовал, что теряет к ней интерес. И это пугало больше всего, он не знал, как сказать ей об этом. Она что-то чувствовала, не было уже той ясности и лёгкости в их отношениях, которые связывали их всего лишь каких-то пару лет назад. Алекс мог закрыться в своей спальне и не выходить оттуда неделями, что он там делал, никто не знал. Время от времени он вызывал к себе Ларри, тот привозил очередную порцию книг, они обсуждали их, и Грэхэм уезжал.
И всё же… Иногда наступали и хорошие дни. Тогда Алекс спускался в гостиную, дарил какую-то безделушку Линде, просил у неё прощения за невнимание, даже сбегал с ней в какой-нибудь ресторанчик. И они, державшись за руки, долго бродили по ночным улочкам Мемфиса. Как подростки, они целовались в укромных уголках. И Лора в такие моменты думала, что более очаровательного человека, чем Алекс, нет и быть не может. В Роузленде такие прогулки заканчивались страстными занятиями любовью.
Но Лоре, как и любой женщине, хотелось стабильности, тяжёлый характер любовника, его мрачность и раздражительность не давали расслабиться, а находиться в постоянном напряжении она уже была не в силах. Поэтому, когда пианист Алекса стал уделять ей знаки внимания, она ответила ему взаимностью. Певец видел, что происходит, но заострять на этом внимание не стал. Ему уже было всё равно, он даже обрадовался, что всё может разрешиться наилучшим образом. Он больше не хотел мучить эту девочку, зная, что ничего не может ей предложить. И предоставил ей возможность самой принять решение.
… Глаза стали болеть настолько, что даже при осмотре врачом, Алекс не мог сдержать стоны.
– Док, нужно что-то сделать, через час я должен быть на сцене.
– Ну что же, мистер Престон, тогда предстоит очень болезненная процедура: укол в глазное яблоко, и, боюсь, анестезия в этих случаях невозможна.
В номере повисла гнетущая тишина. Алекс посидел несколько секунд с закрытыми глазами, а потом решительно кивнул. Ламар наблюдал за рукой друга, лежавшей на столе, пока продолжалась процедура. Алекс, сжав зубы, не проронил ни звука, но рука с такой силой сжала металлический поднос, что, когда всё было кончено, тот был согнут пополам.
– Закройте глаза и посидите десять минут. Сейчас должно стать легче.
Алекс склонил голову на согнутые руки. Его тело дрожало от пережитой боли, но, когда он, спустя некоторое время, посмотрел на парней, стоящих вокруг, улыбка появилась на его губах.
– Чёрт возьми, это действительно помогает.
Впервые за долгое время певец мог без малейших дискомфорта и боли смотреть на окружающий мир. Он испытал от этого колоссальное облегчение.
Алекс пошатнулся, когда резко встал со стула, тут же подскочил Джо.
– Я в порядке! Что там у нас по плану?
Король взял себя в руки.
То был один из лучших концертов за весь сезон. Алекс прекрасно себя чувствовал, и тело не подводило его. Конечно, так легко, как раньше, он уже не мог двигаться, но управлять многотысячной толпой он ещё не разучился.
Вдруг в дальнем левом углу сцены Алекс заметил маленькую девочку. Не прерывая песни, он подошёл к ней и опустился на колени. Девочка была похожа на ангела с распущенными локонами и голубыми, широко распахнутыми глазами, но что-то странное было в её взгляде. Спустя несколько секунд, Алекс осознал, что маленькая поклонница слепая. Он снял с шеи шарф, поцеловал его кончик и провёл по глазам девочки, потом взял её за руки, положив микрофон на сцену, и стал разговаривать с ней:
– Ты очаровательна, милая, ты чудо Божье. Пусть Бог благословит тебя! А я обещаю, что помогу тебе. Надо только надеяться. Ты мне веришь?
– Да, верю. – певец положил маленькие ручонки к себе на шею, и малышка прижалась к нему. Ощутив запах её волос, Алекс вспомнил Лизу-Марию, и сердце зашлось от нежности к такой маленькой и такой сильной женщине.
После концерта состоялся разговор с доктором Ником.
– Надо устроить консультацию с детским офтальмологом, док.
– Кому?
– Спросите у парней, они Вам всё скажут. И держите меня в курсе. Для меня это очень важно.
…– Это случайно не его дочь? Он так печётся о ней.
– Да Вы что, док! Насколько мне известно, у Алекса нет детей, кроме Лизы-Марии. Просто захотел помочь.
– И часто у него возникают такие желания?
Сонни рассмеялся.
– Постоянно. Ему нравится делать людей счастливыми, и если Вы поможете ему в этом деле, он будет Вам очень благодарен. Так что Вы уж постарайтесь.
Девочку звали Алисой, она была слепой от рождения, требовалась корректирующая операция.
– Мистер Престон, посмотрите расценки. Вы должны быть в курсе, за что Вы платите деньги.
– К чёрту, док, я ничего не смыслю в цифрах. Просто назовите окончательную цену, и я всё оплачу.
– Всё? Но это достаточно дорого!
– Если эта операция даст малышке хоть какой-то шанс увидеть мир, я готов заплатить вдвое больше. Договоритесь обо всём, это должен сделать самый лучший врач.
– Хорошо, мистер Престон.
Алекс был счастлив узнать, что Алиса хорошо перенесла операцию, идёт на поправку, и доктора дают самые положительные прогнозы.
– Мистер Престон, вот Вы всем помогаете…
– Что Вы, док! – смущённо улыбнулся Алекс – Далеко не всем. А в мире так много боли!
– Я не об этом. У Вас у самого очень серьёзные проблемы, и они требуют немедленного разрешения.
– Проблема одна, и она заключается в том, что врачи не могут поставить окончательный диагноз. Приходится принимать всё подряд.
– Консультируйтесь хотя бы со мной. Не надо бесконтрольно пить таблетки. Это очень опасно. Вас уже несколько раз спасали от передозировки и отравления лекарствами. Вы не боитесь того, что в следующий раз вам никто не успеет помочь?
– Да я скорее умру от этой адской боли и этих дурацких диет. Мне всего лишь сорок, а я выгляжу и чувствую себя, как древний старик.
– Ну не преувеличивайте. Выглядите Вы прекрасно. Намного моложе своих лет.
– Когда-то…
– Вы просто ведёте неправильный образ жизни, не слушаетесь моих советов, как я могу помочь Вам, если Вы сами этого не хотите.
– У меня нет времени на длительное лечение.
– Здоровье важнее.
– Может быть, но для меня главное – петь, когда я на сцене, чувствую себя почти здоровым.
– Да, конечно, особенно, когда Вы чуть не потеряли сознание во время концерта. Вам надо серьёзно лечиться.
– У меня рак, док?
– С чего Вы взяли? Обследование ничего такого не показало.
– Тогда откуда ощущение, как будто всё тело выворачивает наизнанку, а кости превращаются в желе?
– У Вас столько заболеваний, но про онкологию, я даже не думал. Вряд ли…
– Последнее время моё тело перестало меня слушаться. Меня привыкли видеть пластичным и лёгким, в конце концов, этими движениями я сделал себе имя, а теперь даже согнуться не могу, в спине что-то мешает.