– Ага, важнее. А платить кто будет – если, ты говоришь, у них расценки зашибенные? Раньше-то Марат за все башлял, а теперь? Ничего, Надька, страшного – переживем!
– Да, конечно, переживем, – согласилась Митрофанова.
Взглянула на часы, обнаружила, что уже два ночи, – и опять переполошилась:
– Господи, Лерочка, поздно-то как, а ты все у меня! Вдруг твоя мама проснется и увидит, что тебя дома нет?
– Да она храпака, как буйвол, дает! – заверила ее Лерочка.
– И все-таки: давай вызовем тебе такси.
– Ладно, давай, – неохотно согласилась девушка. – Вдруг и правда – глаза продерет, меня не застанет – вот крику будет. Да и тебе уже вроде полегче…
– Полегче, – благодарно кивнула Надя. – Спасибо тебе, Лерочка…
– Да ладно, спасибо! – хмыкнула девушка. – Я вроде тебя утешать приехала, а на самом деле ТЫ мне тут целый медосмотр устроила… И сочувствий выдала гору.
– Но мне и правда теперь гораздо лучше, – заверила Надя.
Она не обманывала. Пусть на душе по-прежнему тяжко – но, по крайней мере, ступор, в котором она пребывала весь сегодняшний вечер, отступил. Кошмар – подыстлел, стерся. И сейчас ей хотелось только спать.
Надя проводила Лерочку до машины, вернулась домой, быстро разделась и юркнула в постель. Звонить Полуянову сил уже не было. Да и желания, признаться, тоже – вдруг с ним тоже получится, как с Лерой? Приедет журналист вроде ЕЕ утешить, а получится так, что ОНА его опять будет утешать. Как вчера.
И, уже засыпая, Надя подумала: «А Лерка-то молодец! Хоть и дурочка – но заботливая… сама себя плохо чувствует – а все равно приехала поддержать… Выходит, что фотомодели – тоже нормальные люди…»
* * *Убивать – словно азартная игра. Когда по кругу мечется слепой рулеточный шарик, а у тебя – единственная фишка на поле. Или: семнадцать на руках в блэк-джеке и загадочный взгляд крупье, достающего из «башмака» роковую карту… Или же – жалкая пара двоек против всей мощи казино.
Тот, кто хочет выиграть, всегда умирает.
И Марат – как любой азартный игрок – получил ровно то, что заслуживал. Слишком много этот повелитель глупых овечек-моделей о себе возомнил. Слишком привык, что всегда остается безнаказанным. Слишком уверился, что главный в этой жизни – он. И, конечно, ошибся.
…Получилось так красиво! Когда у него вдруг начался шок – клофелин действует быстро. Когда беспечное кофепитие для одного из собеседников неожиданно обратилось в кошмар… когда глаза Марата наполнились ужасом, а горло схватило спазмом… Смерть ему шла. И кто говорит, что смотреть на умирающих – страшно? Нет.
Умирание полно неизъяснимого очарования. Смерть наполняет жизнь красками. И дает возможность почувствовать себя сильным. Успешным. Роковым. Вершителем судеб.
Марат, ничтоже сумняшеся, пытался бороться. Противостоять людям. Противостоять смерти. Что ж, его агония заняла ровно семнадцать минут.
И так – а скорее даже быстрей и легче – будет с каждым, кто посмеет встать на пути.
Глава 9
НадяУснула-провалилась в сладкую дрему Надя мгновенно, и даже сон приятный начал сниться – будто они с Димой Полуяновым по кромке моря бредут и за руки держатся, и так ей хорошо с ним, надежно, покойно – идти бы рядышком до скончания века… Но Димка (из сна) вдруг предложил: «Смотри, Надюша: на пирсе рыбак сидит. Пойдем посмотрим – много ли наловил?» Наде до рыбы – что в реальной жизни, что в ночных грезах – ни малейшего интереса нет, но раз уж Димочка хочет… «Конечно, пойдем!» Они ступают на пирс, подходят к рыбаку, вежливо здороваются… Рыбак оборачивается. Но вместо дубленной морскими ветрами рыбацкой физиономии Надя видит холеное лицо Марата. С остановившимся взглядом, с перекошенным ртом… «Дима!» – истерически кричит она. Кидается журналисту на грудь – и в ужасе видит, что лицо Полуянова тоже мертво, безучастно, иссиня-бледно… Счастье, что проснуться удалось.
Надя дрожащей рукой дотянулась до настольной лампы, включила свет, тяжело откинулась на подушку… Ф-фу, ну и кошмар! Как же ей дальше-то жить, одной, без теплого мужского плеча под боком – когда такие ужасы снятся?..
Она взглянула на часы: три утра. В семь – вставать на работу. Голова тяжелая, в глазах щиплет. Но о том, чтобы опять уснуть, – даже подумать страшно… ясно же, что опять какая-нибудь дрянь привидится. Так что придется «тяжелую артиллерию» привлекать. То бишь брать в постель Родиона – и все его десять килограмм. Кинологи, конечно, разоряются, что укладывать псов в кровать – непедагогично и негигиенично. Но какая уж тут педагогика – если такие сны ужасные снятся? А Родька хоть как-то ее успокоит…
Любимый пес не подвел, и время до утра протекло вполне сносно – Родиончик, на соседней подушке, похрапывал столь аппетитно, что Надя, вроде бы за компанию, мгновенно провалилась в сон. И кошмаров ей больше не виделось. Ну, а когда в семь, по будильнику, проснулась – в окно уже ломились солнечные лучи, и в свете весеннего дня давешние черные краски померкли. Не в белоснежные, конечно, обратились – после всего, что пришлось пережить, это было бы странно. Но, по крайней мере, уже можно спокойно – и даже беспечно! – валяться в постели и думать. Здраво, без истерик.
Надя и принялась рассуждать – машинально поглаживая Родьку за теплым, сонным ушком.
Чего она, собственно, вчера так страдала, что закатила в милиции самую настоящую истерику, только что головой о стену не билась?! Да, конечно, ужасно, что Соня погибла и что Марат убит. Но она-то, Надя, тут при чем? Они, оба, – ей друзья, сватья, братья? И что с того, что именно ей выпало первой увидеть обоих мертвыми? Разве это означает, что она причастна к их гибели? Конечно же, нет, уверяла себя Надя. Ей просто не повезло – как насмешничает Полуянов, карма такая, по всей жизни фарта нет… И милиционеры, конечно же, скоро это поймут. Их как на всяких юридических факультетах учат? Qui pro, ищи, кому выгодно. Вот пусть и ищут. И даже не надеются повесить – так, кажется, говорится? – на нее оба этих убийства.
Плохо, конечно, что ее подозревают. До такой степени, что к Лерочке домой приходили, расспрашивали. Но, с другой стороны, нужно ведь полным идиотом быть, чтобы поверить, будто она и вправду могла всадить в Соньку нож, а в Маратов кофе – подлить смертельную дозу клофелина… У ментов, конечно, воображение, когда им надо, богатое – но не до такой же степени! Так что скорее всего они ее просто на понт пытались взять. Ну, а раз уж Надя по горячим следам не призналась – больше и терзать ее не будут.
«У нас не тридцать седьмой год – по одному подозрению не расстреливают, – решила Митрофанова. – Значит, и паниковать нечего. Все образуется».
И она бодрячком выпрыгнула из постели – рассуждать, конечно, дело хорошее, но как бы на работу опять не опоздать…
Быстро умылась, шмякнула в Родионову миску добрую порцию корма (лентяй, впрочем, даже не пробудился – значит, сам виноват, гулять не поевши пойдет), приготовила себе чай… Но думать все равно продолжала. Решение вырисовывалось простейшее: «Забыть, как страшный сон. Или, как говорит молодняк, – забИть. Перечеркнуть этот подлый фотомодельно-рекламный мир жирной чертой. Никаких больше съемок, никаких тусовок и тем паче кастингов. Библиотека – и дом, как я привыкла. Скучно, конечно, – зато спокойно. И гарантировать можно – больше никаких убийств в моей жизни не будет. И обвинять в убийстве никто меня не станет».
«Новую жизнь» – которая кончалась, едва начавшись, – было немного жаль. И обидно, что рекламная карьера не состоялась – работать в свете софитов, да под прицелом камер, конечно, куда приятнее, чем выдавать книжки в библиотеке… Но, с другой стороны, насколько в родной «историчке» все проще! Сослуживцы – симпатичные, безо всяких, как у людей в модельном мире, камней за пазухой и тараканов в мозгах. Читатели – интеллигентные, с одухотворенными лицами. А начальник, директор библиотеки, бородач Василий Семенович со степенью доктора философских наук?! Какой разительный контраст с матерщинником Маратом…
Это – и есть ее мир. Настоящий, искренний. А фотомодель Лерочка – с ее детскими проблемами, но вполне взрослыми амбициями – в Надин modus vivendi никак не вписывается. Так что придется – негрубо, но решительно – юной модели от дома отказать. Очень мило, конечно, что девушка вчера ночью приезжала ее поддержать – но больше, извините, ничего подобного не повторится. Нехорошо, конечно, так говорить, но не нужна ей дружба, от которой одни проблемы.
«Пусть другие и дальше рубят лес. А я больше щепкой быть не хочу. Сыта по горло», – решила Надя.
И, совсем уж повеселев, она побежала будить Родиона – совсем, что ли, обнаглел, спящего прикажете его на прогулку тащить, на руках?!
Утро началось даже не с левой ноги – с хвоста.
Едва провизжал будильник (мамик специально такой подобрала, чтоб звонок погромче да попротивней был), как на пороге возникла родительница. Одета по-домашнему – в халате и бигуди, но вид – будто уже на работе, то бишь решительный. С такой физиономией только в собес ходить. И тут же, даже проснуться толком не дала, принялась толкать гневную речь. Смысл, ясное дело, такой: она, Лера, – позор семьи. Толком не учится, бездельничает, шляется, в школьной сумке зажигалка лежит… Ну, и самый писк: «Уже милиция домой приходит! Позор!»
Лерочка мамахена, недоделанного оратора, не перебивала – в первый раз, что ли, та язык разминает? Пусть выскажется, не жаль – пока слушаешь, лишние пять минут можно в постели поваляться. Ну, а когда наконец родительский пыл иссяк и маман смолкла, Лера устало спросила:
– Что ты вообще хочешь, ма?..
– Я хочу, чтобы ты вела нормальную жизнь. Как у всех, – отрезала мамуленция.
– У всех – это у кого? – едко поинтересовалась дочь. – С кого пример брать? Вон Маринка, соседка, прямо в подъезде травку курит… И с мужиками на лестнице обжимается.
– Ты мне зубы не заговаривай, – рыкнула мама. И обрисовала картину: – С сегодняшнего дня будет так: только школа, библиотека, уроки, и дома чтоб не позже десяти. Ясно?
Картина, на Лерин взгляд, получалась ужасающей.
– Угу, договорились! – хмыкнула она. – Хочешь, я вообще в институт буду готовиться?
– В какой еще институт? – изумилась мама.
– В библиотечный, например, – кротко повторила Лера. – Как Надя Митрофанова. Моя новая подружка. Та, что в рекламе «Пет-гри» снимается. И труп Марата нашла.
– А о Наде этой я чтоб больше не слышала! – снова начала закипать маман. – Я вообще к ней домой поеду, скандал устрою! Чтоб она моего ребенка в свои грязные делишки не впутывала!
«Это кто еще кого впутал», – подумала Лера. Но, конечно, озвучивать мысль не стала.
Вместо этого поинтересовалась:
– Мам, а ты на работу не опоздаешь?
– Не смей так со мной разговаривать!
И где логика? А еще говорят, что дети должны с родителей пример брать. Мудрости у старших учиться.
– Ну, хватит, мамик, правда… – заканючила Лера. – Смотри, уже без пятнадцати восемь, я в школу опаздываю…
– Хорошо, – царственно кивнула маман. – Собирайся в школу. Но вечером мы к этому разговору еще вернемся.
«О, господи!» – простонала про себя Лерочка. Нет, маминых обличительных речей она не боялась – не первый раз и, к сожалению, явно не последний. Хорошо хоть, реального «преступления» – что Лера вчера ночью к Наде в гости ездила и только в три часа домой вернулась – родительша не раскрыла. Просто материнский гнев оказался некстати – самочувствие-то ни к черту. Лера, пока маминым монологом наслаждалась, прислушалась к организму и убедилась – за ночь ей поправиться не удалось. И слабость никуда не исчезла, и голова раскалывается, и в животе – будто привидения поселились. И от одной мысли, что в школу надо идти, колбасить начинает не по-детски. Может, остаться дома, переболеть? Но как об этом заикнуться разъяренной мамане? Вон, у нее лицо от гнева – будто в свекольном соке и глазищи, как в книжках пишут, «молнии мечут».
– Ты сегодня в какую смену? – осторожно спросила Лера.
– Мужика хочешь привести? – проницательно взглянула на нее маман.
– Что ты несешь, – вздохнула Лерочка.
– Да от тебя что угодно теперь можно ждать.
– Мамуль, заткни фонтан, а? – Лера уже и сама начинала заводиться. – И без тебя тошно…
Нет бы спросить дочку: «Ты хорошо себя чувствуешь?» Пожалеть, что бледная. Предложить, для поднятия тонуса, крепкого кофейку… Впрочем, нет – пусть уж лучше ничего не замечает. И Лера решительно выбралась из постели – хорошо бы, маман не обратила внимания, как ее качает.
Собралась быстро, завтракать не стала – от одной мысли, что придется впихивать в себя гренки и кашу, мутило.
– Ты что не ешь? – подозрительно спросила маман.
– Ты б больше орала с утра пораньше, – буркнула дочка. – Мне теперь некогда, у нас история первая…
– Возьми с собой! – всполохнулась родительница. Принялась заворачивать гренки в видавшую виды фольгу (в их семье, из экономии, ее использовали не по разу, как положено, а пока не изотрется).
Пришлось, чтоб не затевать беспредметной дискуссии, брать – и потом притормаживать у мусоропровода, выкидывать, а то сумка прогорклым маслом провоняет на раз. Вышвырнула гренки и удивилась: ну и ослабла же она – еле ковш вытянула! И голова продолжает кружиться…
Нет, в школу идти нельзя – мигом сдохнешь. Особенно на истории. Вернуться домой, цыкнуть на маму и юркнуть в постель? Тоже не вариант – если маман такой бешеный. Пинками, конечно, обратно в школу не погонит – но охота была болеть и слушать при этом ее отстойные вопли…
Но куда ж ей тогда деваться? Девчонки – у кого можно пересидеть – все на учебе, из их агентства одна задавака-Ленка уже школу закончила, но к ней не попросишься, шибко важная стала… Марат – он иногда выручал, позволял поболтаться в своем офисе, если уж очень учиться не хотелось, – погиб… Может быть, Наде Митрофановой позвонить – чтобы приютила?
Лера решительным шагом (чтоб мамину бдительность усыпить – наверняка в окно за ней наблюдает) обошла дом, завернула за угол, достала мобильник… Но Нади дома не оказалось. И на работе телефон тоже не ответил: в пути, наверно, библиотекарша. «Что, право, за колхоз! – раздраженно подумала Лера. – Надо будет ее научить: чтобы с первого же гонорара мобильник себе купила».
Кого ж еще потрясти?.. Эх, была бы Сонька жива! Сколько раз случалось: выходишь из дома, звонишь, спрашиваешь: «Але, гараж, учиться охота?» Школу подруга не жаловала еще больше, чем Лера, – так что после такого разговора подруги, если совсем уж важных контрош у кого-то не было, вместе двигали в «Макдональдс» или в киношку, на утренний дешевый сеанс… Но Соньки теперь тоже нет.
Диме Полуянову, что ли, позвонить? Но журналист на нее, наверно, обиделся – она и правда вчера себя как идиотка вела… Лопотала, будто чокнутый попугай: «Без комментариев»… Да и потом – не домой же к Диме проситься? Он, верно, не откажет – но набросится. С порога, со всем пылом чувств. И отбиваться глупо: сама пришла. А звать журналиста на нейтральную территорию, в кафе, и строить из себя там великосветскую даму Лере сейчас не под силу…
Стрелка часов тем временем перепрыгнула на половину девятого – в школу, особенно на историю, теперь точно не сунешься. Что ж, остается только бродить по улицам. Или сидеть где-нибудь в сквере, на лавочке – тоже не лучший вариант: тут же всякие козлы кадриться начнут. Их, давно замечено, бледным видом не распугаешь.
«Хоть топись – так все плохо», – мрачно подумала Лера.
И тут вдруг ее осенило: она ведь сейчас болеет, так? И жизнь ей видится в мрачных красках исключительно потому, что она плохо себя чувствует. Значит, нужно просто пойти – и вылечиться! Тогда, наверно, и окружающий мир другим колером расцветет. Жаль, конечно, что нету денег на нормальную медицину – то есть на доктора Блохину, – но ведь можно, на крайняк, и бесплатной поликлиникой удовольствоваться! Заодно и справку для школы дадут.
И девушка обратилась к первой же встречной старушке:
– Скажите, пожалуйста, а где тут у нас ближайшая женская консультация?
НадяНадя выскочила из метро без трех минут девять. Никак ей не удается соблюсти должностную инструкцию – хоть раз явиться на работу за десять минут до начала присутственных часов и, пока не подтянулись читатели, проветрить зал.
Впрочем, за опоздания – не вопиющие – начальство не ругало, ну, а читатели – и в духоте посидят. Как говорит профессор Славушкин, постоянный посетитель Зала всемирной истории, «запах книг – лучшая амброзия».
«Хорошо все-таки, что я в библиотеке служу, – думала Надя, поспешая от метро «Китай-город» по улице Забелина. – Вон, кругом – суета, нервы, машины сигналят, клерки портфелями толкаются, интриги небось у всех на работе ужасные. А у нас – тишина, покой, благость. Люди симпатичные…»
Жаль только, что никого из коллег по пути не встретила – вместе опаздывать веселее.
Надя повернула за угол, в Старосадский переулок, – и нос к носу столкнулась с Машкой Кисленковой из отдела периодики. Машка, как всегда, расфуфырена – прозрачная белая кофта (под ней – черный бюстгальтер), короткая юбка «почти из кожи», босоножки на шпильках. Но вот странность! – идет не в библиотеку, а, наоборот, от нее, к метро.
– Привет! – удивленно поздоровалась Надя. – Ты куда?
– Ой… – пискнула коллега. И уставилась на нее с таким изумлением, что Надя даже испугалась: может, она юбку забыла надеть? Бывают, говорят, такие случаи, что замотаешься и выскакиваешь на улицу в неглиже… Но в метро-то на нее никто не пялился!