– Можно вас спросить? – не сводя глаз с Никиты, вдруг сказала она с какой-то отчаянной решимостью в голосе и при этом так зыркнула на Гришу, что он поспешно бормотнул: «Извините», – и смущенно отошел.
– Что случилось? – удивился Никита.
Однако решимость Валентины, похоже, тут же угасла. Она опустила голову, потянула из кармана скомканное письмо, начала его расправлять, разглаживать…
– Письмо получила? – спросил Никита об очевидном, чтобы хоть немного привести ее в себя.
– Да… из армии, от мужа.
– А-а. Ну и что он пишет? Как служба?
– Да ничего. Ему уже немного осталось. Скоро вернется.
– Вот и отлично, – бодро отозвался Никита, понимающе кивнув в то же время Грише, который нетерпеливо показывал ему на приближающуюся со стороны города электричку. Никита прикинул, что хорошо бы прочесать и ее: может быть, «брюнет» появится сейчас? Основной поток дачников схлынул, едут опоздавшие на первый поезд. Народу мало, пройтись по вагонам можно успеть. Он уже хотел проститься с Валентиной, когда она подняла наконец глаза:
– Скажите, а когда вы… поймаете того, кто убил… вы к нам на Садовую не будете приезжать?
Никита не знал, что и говорить.
– Валя, – произнес растерянно, но она вдруг резко повернулась и бросилась вниз по лестнице.
Подошла электричка. Гриша вошел в вагон, Никита, чуть помедлив, следом. В проходе свободно. Даже места есть. Они миновали вагон и вышли в скрежещущий тамбур.
Поезд тряхнуло. Гриша – ничего, устоял, а Никиту швырнуло на дверь, он едва не упал, только рванул ветровкой за ручку двери. Хрястнуло. Выпрямившись, оглядел себя – карман куртки вырван чуть ли не с мясом.
– Ого… осторожнее надо, – сочувственно сказал Гриша.
– Ладно.
Другой вагон был полупустым. На передней лавке самозабвенно целовались цыган с цыганкой, оба молоденькие, небольшого росточка. Он – в джинсах и смешных, давно уже не модных туфлях на высоких наборных каблуках, она – в ворохе крепдешиновых юбок, косынке, стянутой на груди узлом, с босыми, грязными точеными ногами.
Гриша стеснительно оглянулся на Никиту, неловко усмехнулся, поторопился пройти вперед, но у самого выхода не удержался – снова поглядел на черноволосые головы, одну кудлатую, другую – с окрученными вокруг лоснящимися косами. Впрочем, туда смотрели все. Никита, тоже оглядываясь, зазевался, и двери, сдвигаясь, стукнули его с обеих сторон.
«Да что со мной такое?!»
Шагнул в вагон – и ткнулся взглядом в напряженные Гришины глаза.
– Она здесь!
– Кто? – не понимая, спросил Никита.
– Она… мать того Олега!
– …Подождите! – Гриша потянул Никиту назад.
– Что? – непонимающе оглянулся тот.
Автобус нетерпеливо просигналил, заставляя их уйти с дороги, и пришлось отступить в жухлые лиловенькие ромашки.
Автобус проехал, облако сухой глины плавно осело. Ромашки стали желтыми. Гриша виновато смотрел, как Никита смахивает с лица рыжий налет. Вдали загрохотал грузовик с прицепом.
– Ну уж нет! – Никита перескочил придорожную канаву, дернув за собой Гришу.
Тот послушно прыгнул, но едва они сделали несколько шагов, снова замешкался:
– Подождите, Никита Викторович! Можно, вы останетесь пока, а я пойду? Я хочу первым. Просто посмотреть. – Он просительно заглянул в лицо Никите и отвел глаза.
Никита вздохнул:
– Да, брат ты мой… Не надо так, слышишь?
Гриша досадливо отстранился.
– Нет уж, ты не дергайся, – мягко сказал Никита. – Если ты такой – я тебя не отпущу. Ты что думаешь, у него на лбу черная метка будет? Повторяю: мы ведь даже не знаем, имеет ли эта четверка отношение к делу. А ты уже сейчас готов взглядом душу прожечь.
Гриша быстро глянул на него.
– Я не могу забыть, – глухо сказал он. – Маша так закричала…
– Ладно, – сказал Никита обреченно и, словно удерживая сам себя, резко сел под дубком, привалившись спиной к его тоненькому стволу. – Иди. Только прошу тебя…
– Я только взгляну на него, честное слово, и сразу назад. – Гриша побежал, потом пошел, потом снова побежал.
Никита сбросил с плеча муравья. Тот мягко приземлился в траву. Было тихо. Ребята, конечно, все в поле. Хотя сегодня воскресенье. Наверное, они не работают. И все равно, не сидят же на месте. Можно было и не останавливать Гришу. Все равно он никого не найдет.
Но Гриша нашел. Вернее, его нашли. Едва он приоткрыл дверь одного из длинных, приземистых домиков, образовавших каре вокруг просторной площади с флагштоком и натянутой посредине волейбольной сеткой, как кто-то с силой втолкнул его в коридор. Он удержался на ногах, упершись в стену ладонями, быстро обернулся к нападавшему, сжал кулаки… В прохладной темноте коридора перед ним стоял невысокий коренастый паренек его лет.
– Ну, ты… – сказал он, переводя дыхание, будто долго бежал за Гришей. – Явился! Тут из-за тебя…
Гриша озадаченно уставился на противника. Похоже, его ждали? Интересно! Это ж просто телепатия. Еще сегодня утром Гриша и не подозревал, что окажется здесь. Но после того, как они с Лосевым узнали от встреченной в электричке Галины Петровны Табуновой, что ее сын Олег сейчас находится в лагере труда и отдыха в пригородном совхозе, оба просто не в силах были ждать понедельника. Если бы даже Лосев не смог поехать, то Гриша все равно добрался бы сюда сегодня.
Увидеть Олега, все прочесть в его глазах… А то и прямо спросить. Ведь его мать вспомнила: был, был Олег на каком-то пикнике в мае. Ездил будто бы с одноклассниками. Несколько человек хотели провести выходной у них на даче, но вместо этого сошли на другой станции, где у кого-то из товарищей была родня, что ли…
Она задумалась, припоминая, а Гриша, глядя в ее доверчивое, озабоченное, пухлое лицо, подумал зло, что этот Олег, конечно, врет ей без всякого зазрения совести при каждом удобном случае, а она всему верит. Конечно, бывало, и Гриша отводил глаза родителям, но только если совсем уж край, зарез, а потом, его маму так просто не обманешь, она насквозь его видит, а эта Галина Петровна – наивная… прямо как дикуша. Гриша читал об этой редкой и редкостно доверчивой птице. И сейчас, вспомнив ее мгновенно опавшее от тревоги лицо, он всем сердцем пожелал, чтобы Олег оказался ни при чем… Однако чего же все-таки хочет от него этот парень? Набросился – ну прямо гангстер!
Тут рядом с Гришей открылись две двери, кто-то включил свет в коридоре. Рядом столпились незнакомые ребята, появились и взрослые: полная хмурая женщина и молодая – рыжеволосая, в джинсиках, но ясно сразу – тоже учительница. Вышел невысокий, черноволосый, очень смуглый мужчина. Все они с любопытством смотрели на Гришу.
– Да ведь это не он! – с досадой сказала пожилая учительница и пошла из коридора.
Лицо у «гангстера» вытянулось. Ничего не понимая, кроме одного: его с кем-то спутали, Гриша выпалил:
– Как мне найти Олега Табунова? – и даже отпрянул, так поспешно обернулась к нему пожилая учительница.
Круг снова сомкнулся вокруг Гриши. На него опять смотрели с непонятным ожиданием. Черноволосый мужчина подошел ближе:
– Тебе зачем Олег?
– По делу… – растерялся Гриша.
Смуглый задумчиво посмотрел на него:
– Дело есть дело, конечно, но, понимаешь, Олег исчез, – произнес он негромко. – Я из милиции, капитан Дуглас. Так что надо рассказать, какое у тебя дело к нему.
Гриша недоверчиво огляделся. Тот, коренастый, который набросился на него при входе, подступил ближе:
– Чего замолчал? Говори, зачем тебе…
Гриша молча отодвинулся от него.
– Да, – сказал Дуглас, – идите, ребята. – Он, словно извиняясь, улыбнулся учительницам, взял за плечи Гришу и «гангстера»: – А вы… пойдемте-ка.
Все трое вышли на крыльцо, и пасмурный день показался встревоженному Грише внезапно посветлевшим, потому что по двору торопливо шел Лосев.
Не без удивления Гриша смотрел, как Дуглас с Лосевым подают друг другу руки. Значит, знакомы? Гриша не уловил, насколько сдержанным было это приветствие.
– Олег исчез! – торопливо сообщил он следователю.
Лосев выжидательно посмотрел на Дугласа. Тот кивнул.
– Непонятная какая-то история. Вот этот, – он снова тронул за плечо «гангстера», – со своим приятелем «пасет» городских. Мне рассказали, как несколько дней назад эти «деятели» пришли сюда отнимать деньги, а потом этак презрительно их подбросили. Даже нашу дежурную группу пришлось вызывать.
– Во вторник, что ли? – улыбнулся Лосев. – Наталья мне рассказывала.
– Да, – сказал Дуглас тускло. – А потом они решили попугать ребят, но это им пока не удалось.
– Зачем попугать и вообще – зачем все это? – повернулся Лосев к «гангстеру».
Тот набычился, всем своим видом показывая, что отвечать не намерен.
– Ну, ну! – поторопил его Лосев. – У вас что – счеты?
– Какие там счеты! – буркнул тот, недовольный, что его все-таки вывели на разговор. – Приехали… благодетели!
– Что, что? – склонился к нему следователь.
– Зачем попугать и вообще – зачем все это? – повернулся Лосев к «гангстеру».
Тот набычился, всем своим видом показывая, что отвечать не намерен.
– Ну, ну! – поторопил его Лосев. – У вас что – счеты?
– Какие там счеты! – буркнул тот, недовольный, что его все-таки вывели на разговор. – Приехали… благодетели!
– Что, что? – склонился к нему следователь.
– Да, – отмахнулся парень, – смотреть тошно! По четыре часа в день в борозде продремлют – и мучеников из себя строят. А поля как стояли в сорняке, что свеклы не разглядишь, так и стоят. А у этих флаг! Линейки! Грамоты! У меня отец на тракторе всю жизнь, мать доярка, и я с пяти утра на работу… И ничего. Я хотел на будущий год в политехнический на автодорожный, а отец говорит: кто будет народ кормить, если все в инженеры пойдут? Пусть городские себе придумывают развлечения, а нам работать надо. И так, говорит, позор, что этих вынуждены на помощь звать. Нельзя же, говорит, всю страну в города упустить. Все есть хотят. А работать? Вон, приехали! Для них тут будто стойбище какое-то. «Местные, деревенские!» – зло передразнил он кого-то. – А сами – как тряпки, руки не туда вставлены.
– Ин-те-рес-но! – задумчиво протянул Лосев.
– Да… прямо платформа! – покачал головой Дуглас.
– А? – обернулся Лосев к Грише. – Как тебе эта платформа?
Гриша нахмурился:
– Все равно, я – за!
– Эй! – недоверчиво присвистнул парень. – А сам после школы куда толканешься? В институт торговли? Или в культуру, на библиофак?
– А ты бы хотел, чтобы он прицепщиком на трактор пошел? – вмешался Лосев насмешливо, но «гангстер» ответил вполне серьезно:
– А что? Я бы его поднатаскал!
Солнце вывалилось из-за облаков, и тотчас же от прежней прохлады не осталось и следа.
– Ну ладно, – сказал Лосев. – Сотрем на время противоречия между городом и деревней. Значит, Олега нет… Судя по тому, о чем мы буквально два часа назад говорили с его матерью, она и представления не имеет об этом.
– Он домой не возвращался, – подтвердил Дуглас. – Отцу мы уже позвонили, осторожненько так спросили. Не появлялся. А исчез вчера, часа в два. Семен видел его, – кивнул он на «гангстера».
– Да, с ним был какой-то невысокий… Не из отряда, я его тут раньше не встречал. Олег был будто напуганный, а тот ему что-то говорил, зло так.
– Что говорил? – растерянно спросил Лосев.
Семен тоскливо посмотрел на него:
– Ну откуда я могу знать? В автобусе давка была. Да мне и ни к чему. Откуда я знал, что надо слушать? На вокзале сошли, это я видел. Но я пошел в одну сторону, они – в другую.
– Куда? К поездам? Или на площадь?
– Нет, не на площадь. Я их там не видел. Ну вот, а сегодня утром в лагере уже шум, гам. Начальница милицию вызвала. Я с двумя ребятами из лагеря знаком был… познакомился, значит… да и попался им на глаза. Вспомнили мои к ним горячие чувства! Спросили. А что толку? Я сказал, что знал. Все собрались, судачат. Я вышел, смотрю, вот этот, – он ткнул пальцем в Гришу, – бежит. Я со спины перепутал. Обрадовался – Олег. Они ведь похожи немного. – И он виновато улыбнулся, наморщив крепкий, как молодая картофелина, нос.
Гриша невольно улыбнулся в ответ.
– Да, – с иронией произнес Лосев. – Стало быть, следствие продолжается?
Наши дни
– Куда?! – воскликнул Анненский. Вслед за этим послышался короткий резкий удар в ту дверь, около которой сидела Алена, сильный толчок, Алену швырнуло в сторону, она завалилась на свою шубку, лежащую на сиденье.
Нина вскрикнула.
«Господи помилуй, неужели в нас врезался трамвай на переезде? Нет, если бы трамвай, меня бы, наверное, уже протаранило бы!»
Эти мысли мелькнули ну вот правда что со скоростью мысли.
Привстав, Алена огляделась. Нина держалась за голову – то ли от страха, то ли ударилась о боковое стекло. Анненский пытался открыть свою дверцу, но не мог: ее прижало крылом какого-то автомобиля. Ну да, их стукнул не трамвай, а автомобиль, поняла Алена. Она увидела серебристо-бежевый блеск. А за стеклом маячило что-то белое, ужасное, раздутое и призрачное, словно лик фантома…
Алена вскрикнула от ужаса. Взвизгнула Нина. В следующее мгновение водительская дверца неведомого автомобиля распахнулась (он стоял прижатым к «Ладе» пассажирской дверцей), и оттуда выскочил невысокий светловолосый мужчина в толстом свитере и джинсах. Ворот его свитера был натянут до самых глаз. А в руках… в руках у него был пистолет.
Обежав «Ладу», он рванул дверцу рядом с Ниной, сунулся в салон… Нина взвизгнула, чуть ли не упав на Анненского… Алена совсем быстро увидела очень светлые, чуть зеленоватые, словно стоячая вода, глаза незнакомца… Они приковались на миг к ее глазам, потом скользнули к Анненскому… Внезапно незнакомец отпрянул и метнулся к своей машине. Стремительно скользнул за руль, заработал мотор, несколько мгновений колеса прокручивались на месте, перемалывая снег, потом автомобиль все же тронулся, рванулся вперед и скрылся за поворотом.
Нина снова взвизгнула и умолкла. У Алены больно отдалась в ушах внезапно наступившая тишина…
– Теперь-то что? – тихо сказал Анненский. – Какой смысл теперь визжать?
Нина послушно умолкла. Обернулась к Алене – бледная-бледная:
– Вы видели?! У него был пистолет! Пистолет! И какой страшный! Почему такой короткий? С четырьмя дырками! Ужас! Это не пистолет, а пулемет какой-то! Скорей в милицию звоните!
– Да ничего страшного, – очень спокойно проговорил Анненский. – Это травматик. Травматический пистолет, стреляет резиновыми пулями, а не настоящими. Я в марках не очень разбираюсь, но, кажется, это была «оса».
– Резиновыми? – нерешительно пробормотала Нина, явно успокаиваясь. – Так он нас попугать хотел?
Алена нахмурилась, стиснула руки, унимая дрожь. Дрожь послушно унялась… В самом деле – стало полегче. Резиновые пули – это не столь страшно… Но почему так защемило сердце при этих вроде бы успокаивающих словах? Что-то недавно она слышала или читала, связанное с резиновыми пулями… именно страшное.
Вспомнила.
Руки снова задрожали.
Да что происходит?!
– А вы марку машины не заметили? – постаралась спросить она как можно более спокойно, ловя в зеркале взгляд Анненского.
– «Лексус», – посмотрел тот Алене в глаза. – Седан. Не внедорожник, а седан.
«Не внедорожник»… Интересное уточнение. Да, похоже, он о многом уже догадался.
– Опять «Лексус»?! – изумилась Нина, которая ни о чем не догадывалась и, на ее счастье, догадаться не могла. – Слушайте, а это не тот самый, который нас обгонял по обочине? Вроде по цвету похож… такой бежево-серебристый… Да!!! – вдруг чуть ли не завопила она. – А что у него было в салоне, такое ужасное, белое, как труп распухший?
– Ну ты скажешь, – ухмыльнулся Анненский. – Труп распухший! Сработал аэрбег, воздушная подушка, подушка безопасности, называйте как хотите. Правда, впервые вижу, чтобы она от такого незначительного удара срабатывала. Но, видимо, всякое бывает на свете, может, бракованный пиропатрон оказался.
«Дежавю, – подумала Алена. – Все это уже было. Вот так же было… аэрбег… «Лексус»… точно такой же! Или не такой? Ну очень похожий! Бракованный пиропатрон… Тот же самый? Что происходит? Не много ли «Лексусов»-«Лехусов» в этой одной отдельно взятой истории?! «Лексусов» и бракованных пиропатронов. И резиновых пуль…»
– Незначительный удар? – возмутилась Нина. – Да ведь я чуть головой не ударилась!
– Но не ударилась же, – успокоил Анненский. – А вы как, целы?
– Вполне, – кивнула Алена.
– Тогда осмотрим внешние повреждения, – предложил Анненский, и все выбрались из машины. Дверцу свою он открыл не без труда.
Внешними повреждениями оказалась довольно глубокая вмятина на передней пассажирской дверце. Ручка слегка погнулась.
– Ага, – злорадно сказала Нина, – думаю, «Лексусу» крепче досталось, нерасчетливо он нас таранил.
– Не говори ерунды, – миролюбиво произнес Анненский. – Никто нас не таранил. И в мыслях ни у кого ничего такого не было. Вечно вам, курсантам, что-то такое мерещится, у вас мания преследования прогрессирует перед экзаменами. На самом деле парень не справился с управлением. И ты в этот момент вильнула, я отлично помню… Вот и поцеловались взаимно. Оба хороши вы, гуси-лебеди. Но, понятно, владельцу такой крутой тачки охота было поквитаться с теми, кто ему, вольно или невольно, причинил повреждения. Вот он и выскочил с травматиком наперевес. А увидел, что, во-первых, машина учебная, во-вторых, имеется в наличии мужик, который ему очень запросто навешает, – и слинял. А травматик у него наверняка незаряженный был, просто для виду. Так что, Нина, давай думать, как мы будем перед Сусанной Марковной оправдываться за вмятину и неисправную ручку.
«Сусанна Марковна – это мадам Стороженко, – догадалась Алена. – Эх, вот имя, прямо в точку. Сусанна – с усами!»
Нина растерянно моргнула, и на ее лице отразилась неуверенность. Она привыкла верить инструктору – поверила и теперь. Поверила не очевидной картине, а его спокойному, чуть насмешливому голосу, невозмутимому взгляду, уверенности, которая сквозила в каждом слове.