– То есть вы не собирались разводиться с женой?
– Конечно, нет! У нас прекрасная семья, моя жена замечательный человек… – Он запнулся – до него дошла нелепость славословий по адресу жены в данной ситуации. – Вы же меня понимаете… Лара… Она была как луч света! Яркая, жизнерадостная, жадная до жизни. Но… как бы вам это сказать… Она была женой для художника, понимаете? Мы были очень разные… Я работаю по двенадцать часов в сутки, а ей нужны были развлечения, понимаете? А меня развлечения утомляют… Мы никогда не обсуждали возможность брака, честное слово!
Речь его стала гладкой, ему казалось, он нашел верный тон и слова, чтобы донести до опера смысл своих отношений с Ларой. Чисто по-мужски, в силу мужской солидарности… Тот должен понять, что Лара – красотка, девушка для развлечений, на время… А он серьезный человек, у которого замечательная жена, и разводиться он не собирался.
– Муж Лары знал, что она встречается с вами?
– Конечно! – поспешил Дронов. – Он не хотел давать ей развод, ревновал, он избил ее.
– Откуда вам это известно?
– Она сама рассказывала, я видел синяки на руке, вот здесь. – Он показал на своей руке, где были синяки.
– И вы решили с ним поговорить?
– Я? Ну… да.
«Страшно не было?» – вертелось на языке капитана.
– Но не успели? – сказал он вслух.
– Так получилось… – Дронов развел руками. – Не могу поверить…
– Когда вы говорили с ней в последний раз?
– Я звонил ей каждый день два-три раза. Последний раз в субботу утром, мы поговорили…
Он запнулся, вспомнив, что Лара требовала, чтобы он приехал на выходные, а он сказал, что задержится, нужно поработать… но постарается. Она назвала его мудозвоном и отключилась. Оля тоже была недовольна, что он снова в командировке, но держала свои чувства при себе. Оля… Такая спокойная, умница, им всегда есть о чем поговорить… И она его безумно любит! Он вдруг почувствовал, как ему хочется домой. В их красивую дорогую квартиру, где так уютно… Боже, какой дурак! Ведь чувствовал, что связь с Ларой – ошибка, за которую придется дорого заплатить. А что, если Оля не простит его? Тогда он будет на коленях вымаливать прощение…
– Больше вы ей не звонили? – прервал его размышления капитан, с любопытством за ним наблюдавший.
– Звонил, но она не отвечала. Понимаете, она на меня обиделась…
– За что?
– Она хотела, чтобы я приехал на выходные…
– Сегодня среда, – заметил капитан. – Она не отвечала на звонки с вечера субботы… Вас это не насторожило?
– Нет. Понимаете, у Лары взрывной характер, она могла исчезнуть из дома на день-другой, отключиться…
– И куда же она исчезала?
– Я не знаю, – сказал Дронов после паузы.
– И никаких мыслей?
– У нее было много знакомых…
– Мужчин в том числе?
– Да, наверное… Я не знаю, она про них не рассказывала.
– На чем вы добирались до Зареченска?
– Я был на своей машине.
– Вас кто-нибудь видел в субботу вечером?
– Я был один у себя в номере, взял из офиса бумаги… Неужели вы думаете, что я мог… Я любил ее! – Он закрыл лицо руками. – Как это случилось?
– Лара была задушена шарфом.
– Шарфом? Где?
– Здесь, в квартире.
– Здесь? – вскричал Дронов. – Как здесь? Как он сюда попал?
– Возможно, у убийцы был ключ, так как следов взлома мы не обнаружили. Или Лара впустила его сама.
– Ключ? Но… откуда у него ключ?
– Сколько всего было ключей?
– У меня один, у Лары и еще один в тумбочке в прихожей. Нужно проверить! – Он вскочил, готовый бежать проверять.
– Мы нашли этот ключ, – остановил его капитан. – Больше не было?
– Нет, по-моему. Как же он вошел?
– Я вижу только одну возможность.
– Вы думаете, его впустила Лара?
– Его или ее. Мы не знаем, кто убийца.
– Женщина?! Вы думаете, это могла быть женщина?
– У Лары были подруги?
– Не знаю, я ни одной не видел. Или нет, подождите! Видел! Зовут Дашей. Один раз всего, мы заехали за вещами на квартиру Лары, они вместе снимали…
– Как долго вы вместе?
– Четыре месяца.
– Вы не собирались расстаться с ней? Если Лара подала на развод, то она на что-то рассчитывала, – снова поднял тему капитан. – Возможно, она встречалась с вашей женой?
Дронов усиленно соображал.
– Не думаю, Оля бы сказала… Моя жена – прекрасный человек… – добавил он ни к селу ни к городу.
– Или собиралась встретиться?
– Она мне об этом ничего не говорила. Не думаю…
– Почему?
– Ну, как бы вам… Не те у нас были отношения, понимаете? Никаких претензий, никаких ожиданий, сегодня вместе, а завтра…
– Но квартиру ей вы сняли.
– Ну, да… снял. Скорее для себя. Иногда хочется отдохнуть от семейной жизни, побыть одному… – Дронов окончательно запутался и замолчал.
– Квартиру вы сняли четыре месяца назад, и с Ларой вы вместе четыре месяца, и она проживала в этой квартире, – бил и колол капитан. – Как часто вы приходили сюда отдохнуть от семейной жизни?
– Вы как-то все не так понимаете… – пробормотал Дронов.
– У вашей подруги был розовый шарф?
– Не помню. Я женскую одежду не очень запоминаю.
– В квартире хранились ювелирные изделия, деньги?
– Ну да… наверное. Не могу сказать точно, не знаю.
– Анатолий Владимирович, завтра попрошу к нам на беседу, в двенадцать ноль-ноль. Надеюсь, вы не собираетесь покинуть город?
– Не собираюсь. А вы… вы будете информировать мою жену?
– Нам придется с ней побеседовать.
– Она ничего не знает!
– Теперь узнает, – безжалостно сказал капитан. – Вы домой сейчас? Пошли.
* * *– Какой-то он хлипкий, – доложил капитан Астахов полковнику Кузнецову спустя полтора часа. – Я застал его врасплох. Он вернулся из командировки и первым делом прибежал на квартиру, а там я. Судя по его испугу, он ничего не знал об убийстве. Или хороший актер. Он принял меня за мужа Лары… Или сделал вид, что принял. Юлил, заикался… Причем не столько переживал из-за любовницы, как из-за того, что узнает жена. Мелкий пакостник. Дорого одет, хорошая должность, хорошая зарплата – такая квартира стоит немало. Если хотите мое мнение, то эта Лариса крутила им как хотела. Она подала на развод – он проговорился с перепугу, но они, по его словам, не обсуждали тему возможного брака. Представляете себе ситуацию: любовница заявляет, что подала на развод, а он в ответ молчит… Потому и подала, что рассчитывала на брак, как я понимаю. Она уже два года не живет с мужем, а на развод подала только сейчас, когда встретилась с Дроновым. Он как огня боится жены, аж в лице переменился, когда я сказал, что собираюсь поговорить с ней.
– Ты думаешь, он способен на убийство?
– Не знаю. Он трус. Но если Лара настаивала, а он не собирался связывать себя… Она могла угрожать ему. Черт его знает! Трусы тоже способны на крайние меры.
– Алиби у него есть?
– Алиби нет. По его словам, он был один в номере. Вернулся только сегодня, в среду, в час дня. Ездил на своей машине. Я вызвал его на завтра на двенадцать.
– Лады. А жену? Как ее?
– Ольга Павловна Дронова, директор банка «Авизо». Я зайду к ней на работу завтра. Сегодня он с ней поговорит, покается, попросит прощения…
– Она ничего не знала?
– Дронов говорит, что не знала. Спросим.
– Я знал жен, которые убивали любовницу мужа, – заметил Кузнецов. – А этот художник, ее муж, он что, действительно бил ее?
– Дронов говорит, что он ее страшно ревновал, а недавно избил, показывал, где были синяки. Но вряд ли бил, не тот типаж. Художник подойдет к нам завтра в десять. Знаете, странно, что в квартире не найдены ювелирные изделия и деньги. Дронов не знает, что там было – врет, по-моему. Не хочет признаваться, что дарил любовнице дорогие подарки. И следы обыска отсутствуют. Похоже, убийца знал, что брать и где это лежит. Кстати, он побежал к любовнице, а не домой, это говорит в его пользу – он ничего не знал. Но не принес цветы! – обличающе сказал капитан. – Он должен был принести ей цветы.
– И о чем это говорит, по-твоему? – Кузнецов с любопытством смотрел на подчиненного.
– Может, все-таки знал и зашел забрать какие-то вещи или бумаги, а его испуг – спектакль? Или… Или он собирался серьезно поговорить с ней и поставить точку в их отношениях. Тут не до цветов. В командировке все обдумал и решился. Я уверен, что она требовала, чтобы он оставил жену.
– Что она за человек? Была…
– Муж сказал, красивая, яркая, жизнерадостная… Нигде не работала. Дронов содержал ее. Почему-то я думаю, что характер у нее был сильный, и с ней не справлялся ни муж, ни любовник. Знаете, такие сильные личности часто нарываются… Убийца ее боялся, чем-то она его достала. Причем они были знакомы, и она, скорее всего, сама ему открыла.
– Спроси у хозяйки, сколько было ключей.
– Уже спрашивал. Четыре. Три ключа она отдала Дронову, один оставался у нее. Она живет одна, ключ все время при ней, взять некому. Мы все их нашли. Один по-прежнему у Дронова, другой в сумочке у жертвы, третий в тумбочке в прихожей.
Глава 18
Дела давно минувших дней…
А ларчик просто открывался…
Иван Крылов. «Ларчик»…Шаги затихли под дверью. Мы окаменели – сидели словно в столбняке. Петя вдруг дунул на свечи, и они погасли. Тьма наступила кромешная. Из-под двери вырвался слабый луч света. Галка судорожно втянула в себя воздух. В дверь ударили – похоже, ногой, и она с грохотом распахнулась. Нас поочередно обежал луч фонарика, остановился на полупустой бутылке и стаканах, и мужской голос рявкнул:
– Вы что тут, с ума все посходили? Киряете в темноте! Втихаря!
– Виталя! – выдохнул Петя. – Как хорошо, что ты пришел!
Глеб защелкал зажигалкой. Снова вспыхнули свечи.
– Знакомься, Виталя. Это Галина, это Катя, мои друзья. А это Виталий Вербицкий, режиссер Молодежного.
– Девочки, привет! Интересно, с какого перепугу вы сидели в темноте?
– Мы же не знали, кто там ходит… – туманно объяснил Петя.
– Вроде как спрятались? – уточнил режиссер. – Красивая задумка. Кого же вы боялись?
Давно я не чувствовала себя так по-идиотски.
– Мы были на чердаке, потом разговаривали… – неуверенно произнес Петя.
– На чердаке? Вы все поперлись на чердак? Зачем? Тебе, Глебыч, мало прошлого раза? Если бы не я, сидел бы ты там об сю пору. И ты, Петруччо, туда же! Про висельника уже доложился?
Режиссер назидал и вразумлял нас как малых детей. У него был глубокий звучный голос, и сейчас в нем слышались издевательские нотки. Мне показалось, что он любуется собой.
Вербицкий был культовой фигурой. Его знал весь город. Он был эксцентричной личностью, о которой ходили легенды, равно как и анекдоты. Он мог позволить себе все, от расхаживания по городу в тоге римского сенатора и лавровом венке на длинных белых локонах до репетиций в полночь на Черном озере, где и днем-то страшновато. Но мы, молчком сидящие в темноте за бутылкой, оказались выше его понимания. Я представила нас со стороны – четыре пары уставившихся на него перепуганных глаз – и фыркнула. Галка пихнула меня коленкой, пробормотав что-то вроде «веди себя прилично».
Глеб вдруг сказал:
– Подожди, Виталя, здесь действительно что-то происходит.
– В смысле? – снисходительно спросил режиссер.
– Я слышал голос.
– Тебе был голос? – преувеличенно удивился Виталий. – И что он сказал?
Я протянула ему листок, и он пробежал глазами набросанные вкривь и вкось строчки. Поднял на нас глаза. Пауза затягивалась.
– Добавь сюда висельника, – произнес Петя Жабик в никуда.
– Забудь! – окоротил его режиссер. – Не было висельника. А это… – Он вертел в руках листок. – Белая горячка? – предположил. – Глебыч, ты как с этим делом?
Глеб пожал плечами и промолчал.
– Вы прямо как дети. Вот, читайте! – Он вытащил из папки газету, бросил на тумбочку, которая служила нам столом. – Третья страница. Раздел «Краеведение». Свежая пресса.
Это был последний номер местной «Нашей газеты».
Петя развернул газету, наклонился ближе к свечам и с выражением прочитал: «Уголок краеведения. Памятники архитектуры. Дом с химерами».
Оказывается, бывшее общежитие культпросвета было не чем иным, как архитектурным объектом, известным в городских анналах как Дом с химерами. Изначально по обе стороны крыльца стояли два мраморных сфинкса – химеры. Они исчезли примерно в девятнадцатом году прошлого столетия, во время Гражданской войны. Были не то украдены, не то разбиты и выброшены на свалку. Построил дом в середине девятнадцатого века архитектор Иван Шобер, из немцев. Его предок Карл Шобер, как гласит семейная легенда, в 1630 году или около того прибыл в Польшу в свите французского инженера де Боплана, приглашенного королем Владиславом IV для возведения фортификационных сооружений по южным границам Украины – она входила тогда в состав королевства Польского. Домой он не вернулся – переезжал из Польши в Литву, оттуда в Россию, снова на Украину, пока, пятидесяти лет от роду, не осел в нашем городе, где женился и обзавелся детьми.
Его правнуку Степану Яковлевичу Шоберу был пожалован дворянский титул за заслуги в градостроительстве. Его потомок Иван Петрович Шобер служил по инженерному ведомству и даже строил у нас в городе железную дорогу.
Последняя представительница рода Шоберов, Каролина Августовна Хоменко – умерла полгода назад в возрасте девяноста восьми лет. Всю жизнь она трудилась на ниве просвещения – учительницей немецкого языка во второй городской школе. Детей у нее не было. Автор статьи имел честь быть с ней знакомым, от нее он узнал о семье Шоберов – скромных тружеников, инженеров, архитекторов, учителей…
Дом Шоберов, или Дом с химерами, сегодня находится в плачевном состоянии, что есть несмываемый позор для городских властей! Пару лет назад его пытались снести, но Обществу охраны памятников удалось отстоять ветерана, и теперь он медленно разрушается. Бездушные мздоимцы-чиновники пытаются доказать, что никакой исторической ценности здание не представляет, что Иван Шобер был никому не известным местечковым архитектором, а значит, кто даст больше, того и право. И вот снова поползли упорные слухи, что уже есть решение снести Дом с химерами – принятое тайно, в кулуарах, за закрытыми дверями. Кому-то не терпится захватить лакомый земельный участок около реки…
«Господа, будем реалистами! – восклицал автор статьи. – Возможно, Иван Шобер и не являлся выдающимся архитектором, но дом, которому чуть ли не двести лет, заслуживает уважения, как свидетель исторических событий, имевших место в нашем родном городе. Как ветеран, переживший несколько войн и революций.
Дом с химерами – наше прошлое, наше историческое наследие. Мы не позволим его разрушить или продать в жадные лапы нуворишей и олигархов!» – заканчивалась статья.
Петя Жабик читал громко, с выражением, словно был на сцене. Он закончил читать, отложил газету. Мы молчали, переваривая информацию.
– Все слышали? Вот так! – сказал режиссер, как припечатал. – Никаких кровавых драм, никаких душераздирающих убийств, никаких привидений. Заурядный дом, заурядная семья. Бюргеры. Понятно? И эта последняя представительница не упоминает ни о чем подобном…
– Кто автор? – спросила я.
– Какой-то тип из музея. Историк-краевед… – ответил Петя. – Сейчас посмотрю! Евгений Гусев, дыр исторических наук. Кстати, в горле чего-то опять пересохло… кто будет? – Он потянулся за бутылкой.
– Всем все понятно? – подводя итоги, спросил режиссер. – И не надо тут изображать из себя этих… блокбастеров! Наливай, Жабик!
Мы снова выпили. Я – без всякого удовольствия. Голоса, привидения, стоны… Я почувствовала, что с меня хватит – да что это за вечер такой потусторонний выдался!
Наступила тишина. Все, кроме Виталия Вербицкого, выглядели какими-то пришибленными – как хулиганы, которых строгий учитель застал на месте преступления и устроил выволочку.
– Мне пора, уже поздно… – Я поднялась. Галка, к моему удивлению, не запротестовала. Ребята тоже…
…Они гурьбой вышли проводить нас. Мы постояли на крыльце, дожидаясь такси. Было уже совсем темно; из полумертвого сада наползала зябкая сырость. Я старалась туда не смотреть. Над нами слабо светилось окно – в комнате Глеба горели свечи. Мне показалось, я увидела мелькнувшую там тень, и поспешно отвернулась. Хватит!
– Спокойной ночи! – Глеб вдруг привлек меня к себе, прикоснулся губами к виску. – Я позвоню! – шепнул.
Глава 19
О Ларе Андрейченко
– Что случилось? – спросила Галка в машине.
– Ничего, просто настроение какое-то потустороннее… после всех этих аномалий. Поехали ко мне. Позвони своим… Пожалуйста! – взмолилась я.
Детишек ее все-таки вышибли из лагеря за дурное поведение, и теперь они хулиганили дома. Галка молча достала из сумочки мобильный телефон.
– Вень, это я, привет! Как вы? – С минуту она слушала, потом закричала: – Где? Ты потащил их к своим родителям? Мы так не договаривались! Я не гуляла, я была с Катюхой, я же говорила! Иди ты знаешь, куда! – Она швырнула телефон обратно в сумочку. – Нет, ну ты подумай! – Разгоряченная, она повернулась ко мне: – Зла не хватает! Раз в жизни попросила посидеть с детьми, так он потащил их к мамочке! Полюбуйтесь, мол, какая она мамаша! Детей бросает на произвол судьбы, а сама шляется неизвестно где. Они меня и так терпеть не могут. Бегемот проклятый!
Галка старше Веника на семь лет, чего ей никогда не могла простить свекровь. В перечень грехов добавлялся также нагулянный в ранней юности ребенок – мальчик Павлик. Плюс невоспитанность общих троих – близнецов Славика и Лисочки и младшенькой Ритки. И бедный Веник, у которого слабое здоровье, должен кормить всю эту ораву. Бегемотом Галка назвала его с досады, Веник скорее похож на мелкого грызуна. Он не очень заморачивается прокормом оравы и вечно сидит без работы. Блуждает в Интернете и пишет стихи о прогулках в астрале; время от времени сбегает к мамочке. Содержат семью Галка и старшенький Павлик, кругом положительный молодой человек, который трудится у бизнесмена Ситникова. Я вздыхаю, вспомнив о Ситникове, – прямо условный рефлекс какой-то! Как Ситников – так вздох больной коровы.