Глядя на белый снег, сверкающий на солнце, словно россыпи алмазной крошки, Александра невольно щурилась. Ямщик тоже радовался хорошей погоде и погонял лошадей:
— Э-э-э… Давай, родимые! Дава-а-а-ай!!!
Это протяжное «давай» эхом разносило по всей округе. «Жаль, что колокольчики разрешены только для курьерской почты, — подумала она. — Эх, как было бы весело лететь под радостный перезвон, словно на крыльях! Домой!!!»
В Иванцовку выехали, едва только рассвело. Александра рассчитывала добраться туда засветло, хотя она прекрасно знала, что такое сорок верст по отвратительной дороге. Но день уже заметно прибавился, и это было на руку. Если бы не выпало столько снега, то на пути к отдаленным деревням остались бы одни сплошные ухабы и путники доехали бы чуть живыми. Но по глубокому снегу сани ехали, словно по маслу, из-за ночного мороза и короткой дневной оттепели на сугробах образовалась толстая ледяная корка, которая порою с хрустом ломалась под полозьями, словно сахарная глазурь на торте. Ехать было весело, даже крошка Адель приободрилась. Александра обещала ей теплую комнату и никаких клопов.
— А помыться, мадам?
— У тебя будет столько горячей воды, сколько ты захочешь, — улыбнулась она.
Адель в восторге захлопала в ладоши.
«Одну няню взять в дорогу для Мишеньки или две? — волновалась Александра. — Есть еще Адель, она нам поможет…»
Когда вдали показались крестьянские избы, у Александры екнуло сердце. Здесь прошло ее детство. В наступающих сумерках они подъехали к барскому дому. Александру неприятно удивило царящее здесь запустение. Так лениво к своим обязанностям дворовые относятся лишь тогда, когда нет хозяев. Дорожки оказались не расчищены, на крыше лежал сугроб, следов вокруг дома почти не было. И это при Марии Васильевне, которая проявила себя как замечательная и рачительная хозяйка?!
«Что такое могло случиться?» — всерьез заволновалась Александра.
— И это ваш дом? — ехидно спросил месье Рожер и с усмешкой посмотрел на покосившиеся дворовые постройки. Рядом с ним уныло стояла Адель, которая потеряла всякую надежду на горячую воду и теплую комнату.
— Я сама не понимаю, что могло случиться? — занервничала Александра.
Видимо, их заметили, потому что дверь натужно заскрипела. На крыльцо вывалилась дебелая белесая баба в накинутом на плечи тулупе. Вглядевшись в лицо Александры, баба охнула и чуть было не осела в сугроб:
— Барыня! Осподи! Откуда вы взялись-то? Люди!!! — истошно закричала она. — Барыня приехали!!! Графиня!!!
— Где Мария Васильевна? — строго спросила Александра. — И где мой сын? Они, надеюсь, дома?
— Дома, только… Они у себя дома.
— Я не понимаю… У себя?!
— В усадьбе графа Михаила Алексеевича, — важно сказала баба. — Как вы уехали, так они туда перебрались. Там и живут с тех пор.
— А разве ее не отобрали, эту усадьбу?
— Да кто ж ее отберет-то, барыня? Побойтесь Бога! Михаил Алексеевич, хоть и маленький, но барин. Граф! Всё в округе его, и леса, и поля, и холопы, какие только есть, а Мария Васильевна, пока он в лета не вошел, всем этим хозяйством заправляет.
— Выходит, она меня обманула, — упавшим голосом сказала Александра и резко развернулась к своим спутникам: — Едем!
— Куда, мадам? — растерялась Адель.
— Ко мне домой!
— А это что? — кивнул месье Рожер на заваленный снегом дом.
— Это огромная ложь, которой меня почти год пичкала моя родная сестра!
— Барыня, куда ж вы?! — истошно закричала ей вслед баба в тулупе. — Неужто и чаю не попьете?!
Александра, не обращая на нее внимания, запрыгнула в тесный возок и крикнула ямщику:
— Едем!
— Что все это значит? — спросил месье Рожер, на этот раз садясь рядом с графиней.
— Меня обманули! Моя семья вовсе не подвергается преследованиям из-за моей опалы! А причины обмана я вскоре узнаю!
Она была в бешенстве. С какой целью Мари это сделала? И как на самом деле обстоят дела? То, что все далеко не так, как писала ей сестра, Александра уже поняла. Что ж, она не зря проделала такой долгий путь.
«Ну, держись, Марья Васильевна!»
Роскошь графской усадьбы поразила даже месье Рожера. Все здесь было в идеальном порядке, дорожки расчищены от снега, чтобы можно было беспрепятственно совершать прогулки, мраморные скамейки аккуратно обметены веником, равно как и мраморные статуи, стоящие по всему огромному парку. К беседке вела расчищенная тропинка, оттуда открывался великолепный вид на озеро, по берегам которого заиндевевшие деревья склоняли свои словно бы хрустальные, звенящие на ветру ветви к самому льду. В хорошую погоду все это было похоже на волшебную сказку. С ветвей летел искрящийся на солнце иней, снег раскинулся повсюду, подобный белым, до хруста накрахмаленным скатертям, воздух был вкусен и свеж. Александра не сомневалась, что в хорошую погоду Мари подолгу гуляет здесь с маленьким Мишей.
Лед на озере сверкал, словно зеркало. Та часть, что примыкала к берегу со стороны графской усадьбы, тоже была расчищена от снега, на льду видны были следы полозьев. По дороге к барскому особняку им встретился с десяток крестьян, которые при виде графини поспешно снимали шапки. Все эти крестьяне трудились в парке, видимо, выполняя указания Марии Васильевны.
— Какой прекрасный дом! — взволнованно сказала Адель. — И какой огромный!
Месье Рожер подавленно молчал. Невеста барона Редлиха оказалась отнюдь не нищенкой. Судя по владениям ее покойного супруга, он был богатым человеком, русским вельможей. Парк был разбит в английском стиле, и все здесь обустроено по-европейски и очень красиво. Кто бы мог подумать, что в этой глуши может оказаться такое великолепие?!
— Быстрее! — нетерпеливо подгоняла Александра ямщика. — Здесь вам дадут отдых и все, что вы пожелаете!
Ямщик и так уже понял, что его седоки — люди не простые, потому старался на совесть. Тройка лихо подкатила к парадному крыльцу и остановилась. За ней подъехала другая. Александра в нетерпении спрыгнула на снег. Не обращая внимания на дворовых, которые уставились на нее, как на диво дивное, она птицей взлетела по ступенькам крыльца и, не чувствуя усталости, ринулась в дом.
— Немедленно найдите мне барыню и позовите сюда! — закричала она, увидев дворецкого.
Тот охнул и кинулся исполнять приказ.
— Займитесь моими спутниками, — велела Александра появившейся в прихожей пожилой женщине в накрахмаленном чепце.
— Но…
— Вы что, меня не узнали?! Я — графиня! Ваша хозяйка!
— Простите, барыня, — женщина низко поклонилась. — Только Марья Васильевна…
— Исполнять!
— Кто здесь кричит, в моем доме? — Мари, появившаяся на ступеньках мраморной лестницы, близоруко прищурилась. — Господи… Ты…
— Не ожидала меня увидеть? — Александра легко взбежала к ней по ступенькам. — Я требую объяснений!
— А по какому праву ты здесь распоряжаешься? — огрызнулась сестра.
— По тому праву, что здесь все мое!
— Здесь все принадлежит графу Михаилу Алексеевичу, а вовсе не тебе! — выпалила Мари.
— Я его мать, если ты забыла!
— Это он об этом уже забыл!
— Немедленно принесите мне моего сына! — потребовала Александра.
— Принесите Мишеньку, — сухо сказала Мария Васильевна прислуге. — Да не сюда, дура! В комнаты! Идем, — позвала она младшую сестру.
— Я прекрасно помню расположение комнат в этом доме! — огрызнулась и Александра. — Вели приготовить мне мою.
— Вон какая ты стала! — усмехнулась Мари. — Видать, забыла, что ты изгнанница.
— Я вижу, эти сведения ошибочны, — сказала Александра, идя вслед за сестрой в просторную гостиную.
Но все это мигом было забыто, едва нянька принесла Мишу. Александра кинулась к нему и подхватила сына на руки:
— Мишенька… Сыночек мой… — и она с жаром принялась его целовать.
Мальчик какое-то время испуганно молчал, а потом заревел.
— Дай его сюда! — сердито сказала Мари и протянула руки к ребенку. — Иди сюда, сынок…
— Сынок?! Ты что, внушила ему, что ты— его мать?!
— Не беспокойся, со временем он поймет, что я его тетка, не мать. — Мари взяла ребенка, который у нее на руках тут же примолк. — Зачем ты явилась?
— Забрать сына!
— Как так: забрать?
— Поговорим. — Александра кивнула на диван.
Они с сестрой сели рядом. Александра протянула руки:
— Пусть он посидит у меня на коленях.
— Да, но только не бросайся на него, как тигрица! Ты его пугаешь! — Мари неохотно отдала ей ребенка.
Александра прижала Мишу к себе и уткнулась носом в его пушистые светлые волосы. От него пахло парным молоком и еще чем-то детским. Забытый, дурманящий запах, запах маленького ребенка… Мальчик вдруг засмеялся.
— Вот видишь! — обрадовалась она. — Он меня узнал!
— Вот видишь! — обрадовалась она. — Он меня узнал!
— Ему просто щекотно, — проворчала Мари.
Они наконец друг друга рассмотрели.
— А ты постарела, сестра, — безжалостно сказала Александра. — Хотя, судя по всему, живешь в достатке и всем довольна.
— А ты опять похорошела, — усмехнулась Мари. — Мужчины, как всегда, без ума от тебя? Похоже, что всю красоту в нашей семье ты забрала себе. Это несправедливо.
— Тебе ли жаловаться! когда-то и ты была хороша.
— Да, но мне всегда недоставало твоей наглости. Сначала ты связалась с господином Соболинским, потом подцепила графа и даже заставила его жениться на себе. А потом убила и стала богатой вдовой. А что господин Соболинский? Удовлетворила ты свою прихоть? Нашла его?
— Я не хочу об этом говорить. Потому что нам надо поговорить о деле. Как я уже сказала: я приехала за Мишей.
— Разве твое положение изменилось?
— Нет, но скоро изменится. Я выхожу замуж.
— И за кого? — после легкой заминки спросила Мари.
— За барона Редлиха.
— Он что, знатен? Богат?
— И знатен, и богат. Он банкир, финансовый магнат. Его состояние огромно, и он занимает пост министра в правительстве.
— Где? Во Франции?
— Да.
— Стало быть, он католик?
— Да! Он католик! — с вызовом сказала Александра.
— И ты, выходит, решила сделаться католичкой. Я так и думала, что чем-нибудь подобным закончится, — удовлетворенно кивнула сестра.
— Тебе-то что за дело? Не ты же переходишь в другую веру!
— А как же Мишенька, — кивнула Мари на мальчика. — Какая участь его ждет?
— Самая завидная. Его отчим хорошо о нем позаботится.
— Навяжет ему свою веру? — усмехнулась Мари. — Да кто ж тебе позволит?
— Не понимаю, о чем ты? — нахмурилась Александра.
— Ты, может быть, не знаешь, как на самом деле обстоят дела, — вкрадчиво сказала Мари.
— Нет, но ты мне все расскажешь. Во-первых: зачем ты меня обманывала?
— А я тебя не обманывала. Государь простил Мишеньку, но не тебя. И уж конечно, не господина Соболинского. Все имущество твоего покойного супруга, согласно императорскому указу, перешло к единственному сыну графа Ланина, Михаилу Алексеевичу, рожденному в законном браке. А его вдове — ничего.
— Как так: ничего?
— А на что ты рассчитывала? Ты уехала за границу без всякого на то дозволения. Император и по сию пору на тебя гневается. Так что не обессудь: Мишу я тебе не отдам. В том же указе я назначена его опекуншей.
— Как так: не отдашь? — оторопела она.
— А так. Здесь его дом, его владения, он вельможа, хоть и маленький. Его уже определили в гвардейский полк. Его ждет блестящее будущее, такое же, как у его отца. А ты можешь выходить замуж за кого угодно и рожать детей сколь тебе будет угодно.
— Но я приехала за сыном!
— Чтобы его увезти? Оторвать от родины? Лишить его всего?
— О господи, нет! Чтобы все ему дать!
— У него и так все есть. — Мари нагнулась к мальчику и нежно его поцеловала.
— Но у него нет матери!
— Я ему прекрасно ее заменяю. Или ты сомневаешься?
Миша устал сидеть на коленях у матери и опять заплакал.
— Унесите его в детскую, — велела Мари. — Не беспокойся, — сказала она, видя, что сестра этого не хочет. — Разговор у нас серьезный. Мы сначала обсудим наши дела, а потом играй с ним сколько тебе угодно. Никто его у тебя не отнимает, пока ты здесь.
Александра неохотно позволила няне унести сына.
— А теперь поговорим, — сказала Мария Васильевна уже совсем другим тоном, тоном старшей сестры. — Итак, на этот раз ты подцепилабанкира.
— Почему ты говоришь со мной в таком тоне? Эрвин меня любит.
— Я и говорю: подцепила. Небось завлекала его, как только ты это умеешь. Не сомневаюсь, что вы уже делите одну постель. Еще бы ты удержишься! Ты никогда не могла жить без мужчины! Это все дурная кровь нашей общей матери! Слава богу, отцы у нас разные! Я-то благородного происхождения, а вот ты… Скажи спасибо, что папенька дал тебе нашуфамилию. Выскочка ты, сестрица. Почти что дворовая девка! Как же! Графиня! А теперь, вишь, баронессой решила стать! Подумать только! Шурка Иванцова — баронесса Редлих!
— Ты совсем огрубела, Мари, в этой своей глуши, — поморщилась Александра. — Тебе надо в столицу. А лучше — в Париж. Набраться хороших манер.
— Мне и здесь хорошо. Всего у меня в достатке. И у Миши тоже.
— Я, кажется, понимаю, в чем тут дело! Почему ты не хочешь мне его отдавать! Ты ведь получила над ним опеку! Пока он не стал совершеннолетним, всеми его владениями управляешь ты, а это приносит огромный доход! Известно, кому здесь, в округе, все принадлежит!
— Да, ты права. Здесь все принадлежит Мише.
— И ты на этом наживаешься!
— Если бы у меня был выбор, отказаться от всего или от этого ребенка, оставив себе все, я бы без малейших колебаний выбрала Мишу, — тихо сказала Мари. — А вот что выберешь ты?
— Не понимаю, о чем ты?
— Я не дам тебе его увезти. Можешь броситься в ноги государю и умолять его о милости. Возможно, он тебя и примет, ты ведь стала еще краше прежнего, — насмешливо сказала Мари. — Но тогда тебе придется остаться здесь и ответить на его чувства. Ты к этому готова?
— Я не собираюсь этого делать!
— Тогда Миша останется здесь.
— Я его увезу! Я его мать!
— Ты не посмеешь, — почти что ласково сказала Мари. — Посмотрим, чьи распоряжения слуги будут выполнять, твои или мои? Ты думаешь, они отдадут тебе маленького графа, своего хозяина? Им очень неплохо при мне живется, не станет здесь Миши, не станет и меня. Кто знает, кому отойдут эти владения?
— Ты же сказала, что есть императорский указ!
— Государь мигом может сменить милость на гнев. Не забывай, что все мы — его подданные.
— Опомнись, Мари! — взмолилась она. — По какому праву ты так со мной поступаешь?
— По праву любви. Потому что Мишеньку я люблю гораздо больше, чем ты. Моя любовь к нему сродни материнской, только она гораздо сильнее, потому что тут не было мужчины. И я ее ни с кем не делила, свою любовь. В отличие от тебя, которая бросила сына и погналась за своим любовником. И не забывай, это из-за тебя я так и не вышла замуж. Не родила детей.
— Я-то здесь при чем?
— Ты довела нашу мать до удара. Ты, по сути, убила отца своими выходками. И все хозяйство легло на мои плечи. Мне пришлось нелегко, и ты прекрасно это знаешь! В то время как ты блистала на балах и в великосветских салонах, я трудилась как вол. И Господь надо мной сжалился. Мишенька послан мне в утешение. Мне, а не тебе. А ты, беспутная, являешься сюда и собираешься забрать у меня единственную радость! Чтобы увезти его в страну, которая ему чужая! Отдать человеку, который ему чужой! Какому-то барону Редлиху! Католику!
— Барон прекрасный человек!
— Да я-то откуда это знаю?
— Нет ничего плохого в том, что Миша выучится за границей.
— Выучится, когда время придет. А сейчас он еще слишком мал, — отрезала Мари.
— Я вижу, что ты еще более упряма, чем в моем детстве. Я устала с дороги, у меня нет сил, чтобы продолжать этот разговор. Я ехала сюда почти месяц, меня ноги не держат. Вели позаботиться о моем спутнике и о моих слугах.
— Спутнике? — удивленно подняла брови Мари. — С тобой мужчина?! Очередной твой любовник?!
— Это друг Эрвина! Он меня сопровождает в поездке по просьбе барона.
— Вот как, — усмехнулась Мари. — Что ж, я немедленно отдам все необходимые распоряжения. Скоро накроют ужин, там мы все и перезнакомимся. Как долго ты собираешься здесь пробыть?
— Я уеду, как только ты одумаешься и соберешь в дорогу моего сына.
— Никогда! — отчеканила Мари.
— Но без него я не уеду!
— Это твое дело. Повторяю: тебя никто не гонит. Выбирай: либо Миша, либо барон.
— Но это жестоко!
— Это по справедливости. Как Мишина опекунша, я имею на него все права вплоть до его совершеннолетия. Извини, сестренка, мне надо позаботиться о том, чтобы у нас был ужин. И чтобы еды хватило на всех.
— Постой… А что Жюли? Я хотела бы ее навестить.
— Они с мужем проводят эту зиму в Петербурге, — сухо сказала Мари. — Я знаю, на что ты рассчитывала: думала, Юлии удастся меня уговорить. Но она слишком занята своими детьми. И мужем. Который когда-то был влюблен в тебя. Между вами с Юлией никогда не будет прежней любви, как во времена вашего девичества, и даже дружбы. Запомни это. И на госпожу Лежечеву не рассчитывай. К тому же, как я сказала, она сейчас в столице и пробудет там вплоть до мая.
Мари ушла. Александра без сил опустилась на диван, от досады кусая губы. Как жаль, что Жюли уехала в Петербург! Но тут же она встала: надо идти к сыну! Как же она соскучилась! Мари наверняка одумается. Где это видано: не отдавать ребенка матери?
Это будет битва! Но Александра не сомневалась, что она ее выиграет.