—Да.
— Вроде этой? — Друсс указал на восток, где собирались темные тучи.
Молния прорезала небо, и прокатился гром.
— Да, вроде этой. Будем надеяться, что она пройдет стороной.
Через несколько минут небо потемнело, и море разбушевалось. «Дитя грома» качалось на огромных волнах, скользя с одной на другую. Потом полил дождь, все сильнее и сильнее — его ледяные иглы пронзали, как стрелы.
Зибен, скорчившись у левого борта, отыскал взглядом злополучного стрелка. Тот сидел в одиночестве, крепко держась за веревку. Молния сверкнула над самым кораблем.
— Похоже, удача и впрямь переменилась к нам, — заметил Зибен, но ни Друсс, ни Эскодас не расслышали его за воем ветра.
Эскодас крепко уцепился за поручни, продев под них руки. Огромная волна двинула корабль вбок, оторвав нескольких человек от их ненадежной опоры и швырнув через палубу к накренившемуся правому борту. Хрустнула мачта, но никто не услышал этого из-за грома с темного, как ночью, неба. Корабль взобрался на гребень высоченной волны и скользнул вниз, в кипящую водную долину. Матрос со свернутой в кольцо веревкой пробежал по палубе, пытаясь добраться до воинов у правого борта, но вторая волна накрыла его и швырнула на барахтающихся наемников. Правый борт треснул, и двадцать человек в мгновение ока смыло с палубы. Корабль взмыл на дыбы, словно испуганный конь. Эскодас почувствовал, что его хватка слабеет. Он хотел уцепиться покрепче, но корабль снова качнуло, и лучник полетел головой вперед в зияющую дыру посреди правого борта.
Чья-то мощная рука схватила его за лодыжку и оттащила назад. Друсс с усмешкой подал ему веревку. Эскодас мигом обмотал ее вокруг пояса, а другой конец привязал к мачте. Друсс прямо-таки наслаждался бурей. Обезопасив себя, Эскодас оглядел палубу. Поэт цеплялся за не слишком надежные поручни правого борта, а высоко на мостике боролся с рулем Милус Бар, пытаясь вывести судно из бури.
Еще одна мощная волна прокатилась по палубе. Правые поручни хрустнули, и Зибен скользнул к самому краю. Друсс отвязался и встал. Эскодас закричал на него, но тот то ли не услышал, то ли не обратил внимания. Падая и снова поднимаясь, Друсс пробежал по вздымающейся палубе к разбитому борту, стал на колени и втянул Зибена обратно.
Позади них человек, подстреливший дельфина, пытался привязаться к железному кольцу на палубе. Корабль снова стал торчком. Стрелок покатился по палубе, врезался в Друсса и сбил его с ног. Удерживая Зибена одной рукой, Друсс протянул другую несчастному лучнику, но тот уже исчез в бушующей бездне.
Почти в тот же миг солнце пробилось сквозь тучи и дождь стал утихать, а море успокаиваться. Друсс вглядывался в воду. Эскодас отвязался и встал, пошатываясь. Он подошел к Зибену и Друссу. Поэт был белым как мел.
— Никогда больше не выйду в море, — заявил он. — Никогда!
— Спасибо тебе, Друсс, — протянул руку Эскодас. — Ты спас мне жизнь.
— Пришлось, парень, — хмыкнул Друсс. — Ты единственный человек на борту, способный заставить нашего сказителя лишиться дара речи.
С мостика спустился Бодасен.
— Это был безумный поступок, дружище, — сказал он Друссу, — но ты молодец. Я люблю наблюдать храбрость в людях, которые сражаются на моей стороне.
Вентриец пошел дальше, пересчитывая уцелевших, и Эскодаса проняла дрожь.
— Сдается мне, мы потеряли не меньше тридцати человек.
— Двадцать семь, — сказал Друсс. Зибен подполз обратно к краю палубы, и его вырвало в море.
— Ну, скажем, двадцать семь с половиной, — подытожил Эскодас.
Глава 4
Молодой император спустился с крепостной стены и зашагал вдоль набережной в сопровождении своих офицеров. Адъютант Небучад шел рядом с ним.
— Мы можем держаться еще много месяцев, государь, — сказал Небучад, щурясь от блеска императорского золоченого панциря. — Стены здесь высокие и толстые, а катапульты не позволят вторгнуться в бухту с моря.
— Стены не помогут, — покачал головой Горбен. — Нас здесь менее трех тысяч, а наашанитов в двадцать раз больше. Видел ты когда-нибудь, как тигровые муравьи нападают на скорпиона?
— Видел, государь.
— Они облепляют его со всех сторон — вот так же неприятель будет штурмовать Капалис.
— Мы будем стоять до последнего, — пообещал один из офицеров.
— Это мне известно, — с гневом в темных глазах обернулся к нему Горбен. — Но смерть не принесет нам победы — верно, Ясуа?
— Да, государь.
Горбен прошел по обезлюдевшим улицам мимо заколоченных лавок и пустых трактиров, направляясь к зданию городского совета. Советники давно покинули город, и дом стал штаб-квартирой ополчения. Горбен прошел к себе, жестом отпустив офицеров и двух выбежавших навстречу слуг — один с золотым кубком, полным вина, другой с надушенным, смоченным теплой водой полотенцем.
Оставшись один, император скинул сапоги и швырнул на стул белый плащ. Перед большим, выходящим на восток окном стоял дубовый письменный стол, заваленный картами и шпионскими донесениями. Горбен развернул самый большой лист — карту Вентрийской империи, сделанную по приказу его отца шесть лет назад.
Император разгладил пергамент, с неприкрытой яростью глядя на чертеж. Две трети империи теперь захвачены врагом. Горбен вспомнил дворец в Нусе, где родился и вырос. Дворец стоял на холме над долиной, над белым мраморным городом. На его постройку ушло двенадцать лет — более восьми тысяч рабов трудились там, поднося блоки гранита и мрамора, стволы кедра, дуба и вяза королевским плотникам и каменщикам.
Из всех городов Нуса пала первой.
— Клянусь всеми богами ада, отец, я проклинаю тебя! — прошипел Горбен. Старый император сократил армию, полагаясь на то, что границы будут защищать его могущественные сатрапы. Но четверо из девяти сатрапов предали его и открыли дорогу наашанитам. Тогда император собрал войско, но полководец из него оказался аховый. Горбену говорили, что сражался он храбро, но иного новому императору сказать и не могли.
Новый император! Горбен подошел к серебряному зеркалу на Дальней стене. Там отразился красивый юноша с напомаженными душистым маслом черными волосами и глубоко посаженными темными глазами. Лицо у него сильное, но император ли он? «Способен ли ты одержать победу?» — спросил он себя мысленно, зная, что слуги могут подслушать каждое его слово. Золоченые латы и плащ уже двести лет служат императорскому дому — но это всего лишь мишура. Суть в человеке, который их носит. «Что за человек ты?» Горбен разглядывал в зеркале широкие плечи и тонкую талию, мускулистые ноги и сильные руки. Это тоже мишура — оболочка души.
«Что ты за человек? Мужчина ли ты?»
Преследуемый этой мыслью, он вернулся к столу и, положив на него локти, снова воззрился на карту. На ней углем была прочерчена новая линия обороны: Капалис на западе, Лариан и Эктанис на востоке. Горбен отшвырнул карту. Под ней лежал план портового города Капалиса. Четверо ворот, шестнадцать башен и одна стена, которая по дуге тянется от моря на юге к северным утесам. Ее длина — две мили, высота — сорок футов, а обороняют ее три тысячи человек, в большинстве своем зеленые новобранцы, не имеющие ни лат, ни щитов.
Горбен вышел на балкон с видом на гавань и открытое море
— Бодасен, брат мой, где же ты? — прошептал он.
Море под ясным небом казалось очень мирным, и император сел на мягкую скамейку, положив ноги на перила.
В этот теплый, тихий день трудно поверить, что империя подверглась такому ужасающему разгрому в столь короткий срок. Горбен, закрыв глаза, припомнил прошлогоднее летнее празднество в Нусе. Отец праздновал свое сорокачетырехлетие и семнадцатую годовщину восшествия на трон. Пиршество длилось восемь дней, сопровождаясь цирковыми игрищами, спектаклями, рыцарскими турнирами, состязаниями в стрельбе из лука, беге, борьбе и конными скачками. Все девять сатрапов были налицо, они улыбались и пили за здоровье императора. Горбен представил себе Шабага, высокого, стройного, с ястребиными глазами и жестоким ртом: тот всегда, даже в самую жаркую погоду, носил черные перчатки и наглухо застегнутые шелковые камзолы. А вот Бериш, толстый и жадный, но чудесный рассказчик, всегда с какой-нибудь фривольной или смешной повестушкой наготове. Вот Даришан, Северный Лис, прославленный улан с длинными, по-женски заплетенными в косы серебристыми волосами. И, наконец, Ашак-Павлин, любитель мальчиков с глазами ящерицы. Они занимали почетные места по обе стороны императора, в то время как старший его сын сидел за нижним столом, взирая оттуда на этих могущественных вельмож!
Шабаг, Бериш, Даришан и Ашак! Имена и лица, сжигающие душу Горбена. Изменники! Они клялись в верности отцу, а сами обрекли его на гибель, его земли — на разорение, его народ — на истребление. Горбен открыл глаза и с глубоким вздохом произнес:
— Я отыщу вас всех до единого и заставлю расплатиться за измену.
Угроза его была столь же пустой, как сундуки его сокровищницы, и он это знал.
В дверь тихо постучали, и он сказал: «Войдите». Вошел Небучад и отвесил ему низкий поклон.
— Прибыли разведчики, государь. Враг находится менее чем в двух днях пути от города.
— Что слышно с востока?
— Ничего, государь. Видимо, нашей кавалерии не удалось пробиться.
— Как обстоит дело с провизией?
Небучад извлек из-под камзола пергаментный свиток.
— У нас шестнадцать тысяч пресных хлебов, тысяча баррелей муки, восемьсот голов рогатого скота, сто сорок коз. Овцы еще не сосчитаны. Сыра осталось мало, зато овса и сушеных фруктов в избытке.
— Ну а соль?
— Соль, государь?
— Как мы сохраним мясо, забив скот?
— Можно забивать по мере надобности, — покраснев, предложил Небучад.
— Скот кормить надо, а чем? Надо забить его полностью, а мясо засолить. Обшарьте весь город. И еще, Небучад...
— Да, государь?
— Ты ничего не сказал о воде.
— Но через город протекает река.
— Да, это так, но что мы будем пить, если враг запрудит ее или отравит?
— Должны быть еще подземные скважины.
— Отыщи их.
Молодой адъютант понурил голову:
— Боюсь, государь, что недостаточно хорошо служу вам. Я должен был все это предусмотреть.
— У тебя и без того хватает забот, — улыбнулся Горбен. — Я доволен тобой, но тебе нужна помощь. Возьми Ясуа.
— Как прикажете, — с сомнением ответил Небучад. — Он тебе не нравится?
— Не в этом дело, государь. Просто он... презирает меня. Горбен сощурился, но сдержал гнев. — Скажи, что я велел ему помогать тебе. Ступай. Дверь закрылась, и Горбен бессильно упал на атласную кушетку.
— Властители небес, — прошептал он, — неужто мое будущее зависит от столь ничтожных слуг? — Его взгляд вновь устремился к морю. — Ты мне нужен, Бодасен. Ах как нужен!
Бодасен стоял на мостике и, прикрыв рукой глаза, вглядывался в горизонт. На палубе матросы чинили пробитый борт, сращивали снасти и закрепляли оторвавшиеся тюки.
— Пираты не замедлят показаться, если они близко, — сказал Милус Бар. Бодасен кивнул.
— С теми двумя дюжинами людей, что у нас остались, я хотел бы надеяться, что они не покажутся вовсе.
— Жизнь не всегда благосклонна к нашим надеждам, мой вентрийский друг, — хмыкнул капитан. — Я, к примеру, не хотел этой бури — не хотел я также, чтобы моя первая жена уходила, а вторая оставалась. Что ж поделаешь.
— Я вижу, вы не слишком беспокоитесь.
— Я верю в судьбу, Бодасен. Чему быть, того не миновать.
— Сможем ли мы уйти от них? Милус Бар пожал плечами:
— Зависит от того, с какой стороны они появятся. От ветра. Если сзади, то сможем. На всем океане нет судна быстрее, чем мое «Дитя грома». Если спереди, ближе к западу — тоже возможно. А вот спереди и ближе к востоку — нет. Они нас протаранят. Их преимущество в том, что многие их суда — триремы с тремя рядами весел. Вас, мой друг, удивит скорость, с какой они способны двигаться и таранить корабли.
— Долго ли еще до Капалиса?
— Два дня, а то и три, если ветер ослабнет. Бодасен спустился на палубу и подошел к Друссу, Зибену и Эскодасу, стоявшим на носу.
— Вы-то нам и нужны, — сказал Друсс. — Мы говорили о Вентрии. Зибен уверяет, что там есть горы, которые достают до луны. Правда это?
— Всей империи я не знаю, но, если верить нашим звездочетам, луна отстоит от земли более чем на четверть миллиона миль — так что вряд ли.
— Восточная премудрость, — фыркнул Зибен. — Один дренайский лучник как-то выстрелил в луну. У него был волшебный лук, называемый Акансин, двенадцати футов длиной. Черная стрела, пущенная им, называлась Пака. Он прикрепил к стреле серебряную нить, взобрался по ней на луну и сидел там, пока луна совершала свой путь вокруг Земли.
— Сказки, — бросил Бодасен.
— Эта повесть хранится в дренайской библиотеке — в разделе «История».
— Это лишь доказывает, сколь ограниченны ваши знания о Вселенной. Неужто вы до сих пор верите, что солнце — золотая колесница, влекомая шестью белыми крылатыми конями? — Бодасен присел на бухту каната. — Верите, что Земля держится на спине слона или еще какого-то животного?
— Нет, не верим, — улыбнулся Зибен, — но не лучше ли было бы верить? В сказках есть своя прелесть. Как-нибудь я сделаю себе большой лук и выстрелю в луну.
— На что мне луна? — сказал Друсс. — Я хочу узнать побольше о Вентрии.
— Согласно переписи, начатой покойным императором пятнадцать лет назад и завершенной только в прошлом году, Великая Империя насчитывает 214 969 квадратных миль, а население ее составляет пятнадцать с половиной миллионов. Если бы всадник отправился в путь вдоль ее границ, все время сменяя резвых лошадей, он вернулся бы к месту, откуда начал, через четыре года.
Удрученный Друсс проглотил комок.
— Неужто земля эта так велика?
— Да, — кивнул Бодасен. Друсс сощурился.
— Я найду ее, — сказал он наконец.
— Конечно, найдешь. Она уехала с Кабучеком, а он наверняка направляется к себе домой в Эктанис — стало быть, должен причалить в Капалисе. Кабучек — человек известный, главный советник сатрапа Шабага. Найти его не составит труда, если только...
— Если только что?
— Если только Эктанис уже не пал.
— Парус! Парус! — раздался крик с мачты.
Бодасен вскочил, вглядываясь в сверкающее море, и увидел на востоке корабль со свернутыми парусами — три ряда его весел блестели, как крылья.
— К оружию! — крикнул Бодасен, выхватив саблю.
Друсс надел на себя колет и шлем и стал на носу, глядя на скользящую к ним трирему. Даже с такого расстояния он видел на ее палубах вооруженных людей.
— Великолепное судно, — сказал он.
Зибен, стоящий рядом с ним, кивнул:
— Лучшее из лучших. Двести сорок весел. Глянь-ка на его нос!
Над водой сверкнул золотой блик.
— Вижу.
— Это таран, продолжение киля. Он окован закаленной бронзой. С тремя рядами весел, гребущими в полную силу, он способен пробить насквозь самое крепкое судно!
— Так они и поступят с нами? — спросил Друсс.
— Вряд ли. Они захотят ограбить судно. Подойдут поближе, уберут весла и пустят в ход абордажные крючья.
Друсс поднял повыше Снагу и оглянулся. Уцелевшие наемники, облачившись в доспехи, стояли в угрюмом ожидании. Лучники, в том числе и Эскодас, взобрались на ванты и привязались там, готовые к бою. Бодасен в черном панцире стоял на мостике.
«Дитя грома» повернуло на запад и устремилось обратно. Вдали показались еще два паруса.
Зибен выругался.
— Со всеми сразу нам не сладить.
Друсс всмотрелся во вновь замеченное судно:
— Это не трирема. Оно шире, и весел на нем нет. Если мы управимся с триремой, они нас не догонят.
— Так точно, капитан, — хмыкнул Зибен. — Преклоняюсь перед вашим знанием моря.
— Я быстро всему учусь, потому что умею слушать.
— Меня ты не слушаешь никогда. То и дело засыпаешь, когда я говорю.
«Дитя грома» снова повернуло, пытаясь уйти от триремы. Друсс, выругавшись, пробежал по палубе и поднялся к Бодасену и Милусу Бару.
— Что вы делаете? — крикнул он капитану.
— Вон отсюда! — гаркнул Милус.
— Если вы пойдете этим курсом, нам придется драться с тремя судами.
— У нас нет выбора, — вмешался Бодасен. — С триремой нам не справиться.
— Почему? Они ведь тоже люди.
— Их там около сотни, не считая гребцов, а у нас двадцать четыре бойца и несколько матросов. Против такого не поспоришь.
Друсс оглянулся на парусники, идущие с запада:
— А там сколько?
Бодасен развел руками, а Милус Бар, подумав, сказал:
— Больше двухсот на каждом корабле. — Сможем мы уйти от них?
— Если туман ляжет или если они не догонят нас дотемна.
— Какова возможность того и другого?
— Очень мала.
— Так давайте хотя бы сразимся.
— Как ты себе это представляешь, молодой человек?
— Я не моряк, — улыбнулся Друсс, — но мне сдается, что главное преимущество триремы заключается в веслах. Нельзя ли их сломать?
— Можно, — согласился капитан, — но для этого надо подойти к ним так близко, что они смогут бросить крючья. Тогда нам конец — они ворвутся к нам на борт.
— Или мы к ним! — рявкнул Друсс.
— Ты в своем уме? — рассмеялся Милус.
— Нет, не в своем, но он прав, — сказал Бодасен. — Они травят нас, как волки оленя. Давай сделаем, как он говорит, Милус!
Капитан, посмотрев на обоих воинов, выругался и налег на руль. «Дитя грома» устремилось навстречу триреме.
Его звали Эарин Шад, но никто из команды не пользовался этим именем. В лицо его величали Повелителем Морей, или Великим, а за глаза пускали в ход наашанское прозвище Боджиба — Акула.
Эарин Шад был высок, строен и плечист, шея у него была длинная, глаза отливали перламутром, безгубый рот никогда не улыбался. Никто на борту «Черного ветра» не знал, откуда он родом — знали только, что он пиратствует более двадцати лет. Говорили, что он владеет дворцами на нескольких из Тысячи Островов и богат, как восточный царь, но по нему этого не было видно. Он всегда носил простой панцирь из фигурной бронзы и крылатый шлем, взятый на торговом судне двенадцать лет назад. На боку у него висела сабля с рукоятью из полированного дерева и эфесом из простой меди. Эарин Шад не любил выставляться напоказ.