Она ополоснула посуду в раковине и сложила ее в посудомоечную машину. Потом вычистила раковину и положила посудные полотенца в стиральную машину вместе с одеждой, обнаруженной в бельевой корзине в ванной комнате. Она вычищала сушилку, когда вдруг вспомнила неловкий момент, когда ей на секунду показалось, что Уилл Трент приглашает ее на свидание.
Энджи Поласки. Впервые за время знакомства с этим человеком Фейт стало его жаль. Что там говорят насчет чужих объедков? А как насчет объедков, оставшихся после тысяч других мужчин? О победах Поласки слагали легенды. Новичкам даже объясняли, что если они хотят стать самыми лучшими в городе полицейскими, то обязательно должны отметиться между ее ног.
Уилл не мог не знать об этих слухах. Или же он был из тех людей, которые не умеют применять профессиональные навыки к своей личной жизни. Когда сегодня вечером Фейт стояла в дверях его кабинета, наблюдая за тем, как он работает на компьютере, ее поразило исходящее от него ощущение одиночества. А когда Уилл ее увидел, его буквально подбросило на стуле. Из-за кровоподтеков вокруг глаз он был похож на испуганного енота.
Было еще кое-что. Как он собирался удержаться на работе после драки, в которую ввязался с Полом Кампано? Кстати, о полицейских сплетнях. Хэмиш Пател сплетничал не хуже женщины. Фейт все узнала по телефону от одного из коллег по убойному отделу, еще не успев покинуть территорию Теха.
Уилла этот вопрос, похоже, нисколько не тревожил. Аманда была строга, но она умела быть и очень справедливой. Хотя, возможно, в Бюро расследований нынче было в ходу другое модное словечко — «толерантность». За два дня Фейт успела назвать Уилла засранцем и обезьяной, а он все равно не вышвырнул ее из расследования. Он всего лишь вручил ей пробирку с серым порошком и попросил нарушить закон.
Начал звонить ее мобильный, и Фейт бегом, как взволнованная школьница, вернулась в кухню, ожидая услышать голос Джереми.
— Дай угадаю. Ты хочешь пиццу, — произнесла она в трубку.
— Фейт?
Она нахмурилась, пытаясь узнать голос.
— Это Виктор Мартинес.
— А-а, — только и смогла выдавить она.
— Вы ожидали услышать кого-то другого? — спросил он.
— Я подумала, что это мой сын.
— Как поживает Джереми?
Фейт не припоминала, чтобы сообщала ему это имя, но все равно ответила:
— Хорошо.
— Я сегодня с ним познакомился. Он живет в Гленн-холле. Симпатичный молодой человек.
— Прошу прощения, — начала она, — а почему вы с ним разговаривали?
— Я разговаривал со всеми студентами, которые жили рядом с Адамом Хамфри. Я хотел убедиться в том, что с ними все в порядке, и в том, что они знают, что в случае чего им есть к кому обратиться.
— Продолжаете прикрывать свою задницу?
— Я показался вам настолько бесчувственным?
Фейт, запинаясь, пробормотала какие-то извинения.
— У меня был очень трудный день, — добавила она.
— У меня тоже.
Она закрыла глаза, думая о морщинках в уголках глаз Виктора Мартинеса, когда он улыбался. Настоящей улыбкой, а не прикрывающей что-то вроде: «О черт, твой сын учится в моем университете!»
— Фейт?
— Я слушаю.
— На Хайленд есть один итальянский ресторанчик. Вы его знаете?
— Э-э… — Фейт потрясла головой, словно пытаясь прочистить уши. — Да.
— Я знаю, что уже поздно, но, может, вы не откажетесь там со мной пообедать? Или просто чего-нибудь выпить?
Фейт была убеждена, что поняла его неправильно.
— К-конечно. Х-хорошо, — заикаясь, пробормотала она.
— Через десять минут?
— Договорились.
— Тогда до встречи.
Фейт, замерев, стояла до тех пор, пока автоматический голос не начал умолять ее отключиться. Выронив трубку, она, как безумная, заметалась по дому в поисках чистых джинсов, потом остановила свой выбор на юбке, как оказалось, только для того, чтобы обнаружить, что она не только ей тесна, но и украшена пятном от гуакамоле, полученным во время последнего выхода в свет с мужчиной, — если, конечно, считать таковым Джереми. В итоге она надела сарафан без бретелей, но от самой двери вернулась, рассмотрев свое отражение в зеркале: бледная кожа под мышками выдавилась резинкой сарафана, как сметанная глазурь на булочке с голубикой из «Старбакс».
Когда она наконец вошла в ресторан, Виктор сидел у барной стойки. Перед ним стоял полупустой бокал чего-то похожего на виски. Он расслабил узел галстука, а пиджак повесил на спинку стула. Стрелки на часах над баром приближались к одиннадцати. Тем не менее Фейт продолжала сомневаться в том, что это и в самом деле свидание. Возможно, он пригласил ее как друга или человека, которого считал себе ровней, чтобы побеседовать о Гэбриеле Коэне. Возможно, он просто не любит пить в одиночестве.
Увидев ее, Виктор встал со стула, и его губы расплылись в ленивой, усталой улыбке. Если это не было свиданием, Фейт была самой грандиозной дурой на планете, потому что при виде его ее колени начали подкашиваться.
Он провел ладонью по ее руке, и она едва не замурлыкала от удовольствия.
— Я решил, что ты передумала, — переходя на «ты», сказал он.
— Одежда, — призналась она. — Я переодевалась четыре раза.
Он окинул взглядом ее наряд. С тех пор как они познакомились, он уже несколько раз видел ее в чем-то подобном.
— Ты выглядишь очень… компетентно.
Фейт опустилась на стул, чувствуя, как усталость берет верх над желанием. Она была уже слишком взрослой, чтобы вести себя как влюбленная школьница. В последний раз, когда это произошло, она забеременела и ее бросили.
— Можешь мне поверить, с учетом того, что я обнаружила у себя в шкафу, все могло быть гораздо хуже.
Он придвинул свой табурет ближе к ней и тоже сел.
— Ты мне очень нравишься без жетона и пистолета.
Хотя без них Фейт чувствовала себя голой, она решила, что не стоит делиться с ним этой информацией.
— Что ты будешь пить?
Фейт посмотрела на ряды бутылок за барной стойкой. Она знала, что должна выбрать что-нибудь женственное, вроде вина с содовой или «Космополитена», но не смогла заставить себя это сделать.
— Джин с тоником.
Виктор поманил бармена и сделал заказ за нее.
— Что там с Гейбом? — спросила Фейт.
Виктор развернулся к ней. Она увидела, что искорки в его глазах немного потускнели.
— Это официальный вопрос?
— Да.
Он обхватил пальцами бокал с виски.
— Я вижу, что честность для тебя не проблема.
— Увы, — кивнула Фейт.
Она еще не встретила мужчину, который считал бы это качество достоинством.
— Можно задать тебе вопрос? — снова заговорил Виктор. — Когда ты мне сегодня позвонила, то сказала, что не хочешь запускать Гейба в систему. Что ты имела в виду?
Фейт молчала, потому что в этот момент бармен поставил перед ней большой бокал джина с тоником. Она позволила себе один глоток, прежде чем ответить.
— Наверное, правильнее всего будет сразу признать, что полиция славится тем, что заколачивает кувалдой канцелярские кнопки. У нашего департамента для каждого случая имеется определенная процедура. В случае с Гейбом я могла поместить его под опеку с целью защиты. Для этого я вызвала бы карету скорой помощи либо лично доставила его в больницу Грейди. Я бы сказала им то, что он сказал мне. Он признался в том, что раньше уже пытался себя убить. Он признался в том, что снова об этом подумывает. Самоубийство стоит восьмым в списке самых распространенных причин смерти среди молодежи. Мы очень серьезно относимся к таким вещам.
Все это время он продолжал пристально смотреть ей в глаза. Фейт уже не помнила, когда в последний раз встречалась с мужчиной глазами на сколько-нибудь продолжительное время. Когда мужчина так внимательно слушал то, что она говорит. Ну, за исключением тех случаев, когда она зачитывала им их права. Но эти случаи вряд ли могли льстить ее самолюбию.
— Итак, предположим, ты отвозишь его в больницу. Что происходит после этого?
— За ним установили бы двадцатичетырехчасовое наблюдение. Потом, если бы он распсиховался и отказался от лечения, что в его случае было бы вполне объяснимо, он имел бы право подать прошение об освобождении и предстать перед судом. В зависимости от того, как бы он изложил свою просьбу, от того, счел бы судья его вменяемым или нет, и от того, успел бы осматривавший его врач явиться в суд или нет, его или освободили бы, или отправили обратно для более тщательного обследования. В любом случае его имя попало бы в компьютер. Его личная жизнь навеки оказалась бы записана в общенациональной базе данных. И это при условии, что его не арестовали бы за какое-нибудь правонарушение.
— А я считал запутанной университетскую систему, — покачал головой Виктор.
— Почему бы тебе мне о ней не рассказать? — предложила она. — Поверь, офисная политика гораздо интереснее правил полицейского делопроизводства.
— А я считал запутанной университетскую систему, — покачал головой Виктор.
— Почему бы тебе мне о ней не рассказать? — предложила она. — Поверь, офисная политика гораздо интереснее правил полицейского делопроизводства.
Он положил руку на спинку ее стула. Сквозь тонкую хлопчатобумажную блузку она ощущала тепло его тела.
— Сделай мне одолжение, — сказал он.
Во всяком случае, это было то, что услышала Фейт. Слух начал отказывать ей, как только Виктор к ней прикоснулся. Возможно, все объяснялось игрой ангелов на арфах или взрывающимися вокруг фейерверками. Может, ее напиток оказался слишком крепким или ее сердце слишком одиноким.
Сделав над собой усилие, Фейт наклонилась вперед и сделала большой глоток из бокала.
Виктор поглаживал ее по спине большим пальцем, и она не могла понять, он с ней флиртует или побуждает продолжать рассказ.
— Что повлек бы за собой арест? — поинтересовался он.
Прежде чем перечислить все пункты ответа на этот вопрос, Фейт глубоко вздохнула.
— На него надели бы наручники, доставили его в участок, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, забрали ремень и шнурки, а также все личные вещи, после чего поместили бы его в камеру вместе с отбросами общества. — Она оперлась подбородком о ладонь, представляя себе Гейба Коэна в одной камере с пьяницами и наркоторговцами. — Учитывая приближение вечера, ему пришлось бы провести в этой камере ночь, а наутро его повезли бы в суд, где бы он на протяжении трех-четырех часов ожидал слушания о залоге. Потом ему пришлось бы дождаться, пока свершится процедура его освобождения из-под стражи, а потом ожидать собственно суда. — Фейт сделала еще более внушительный глоток и откинулась на спинку стула и руку Виктора. — С этого момента всякий раз, когда он будет получать штрафной талон за превышение скорости, или если его работодателю вздумается проверить его анкетные данные, или даже если неподалеку от его дома будет совершено преступление и всплывет его имя, его будут подвергать проверке, от которой покраснел бы даже проктолог.
Виктор снова заработал большим пальцем, и снова Фейт не поняла, следует ли ей считать это подбадриванием или более интимным жестом.
— Сегодня ты оказала ему услугу.
— Я в этом не уверена, — призналась она. — Лично мне кажется, я просто спихнула его тебе.
— Я рад, что ты это сделала. В прошлом году у нас была одна студентка, которая приняла слишком большую дозу оксикодона. Она жила не в общежитии, и нашли ее не сразу.
Фейт было несложно представить, что предстало глазам тех, кто ее нашел.
— Мой опыт подсказывает, что те, кто об этом говорит, обычно этого не делают. Беспокоиться надо о самых тихих, о тех, кто замыкается в себе.
— Гейб вел себя не тихо.
— Согласна. Но, возможно, он просто не успел закрыться. — Не зная, куда девать руки, Фейт заказала еще один напиток. — Кто знает.
— Отец отвез его в частную больницу, — сообщил Виктор.
— Хорошо.
Он еще немного ослабил галстук.
— Что еще случилось сегодня? Как продвигается расследование?
— Я уже и так много наговорила, — несколько смутившись, спохватилась Фейт. — Расскажи мне о своем дне.
— Можешь мне поверить, в моих днях нет ничего интересного. Я разбираюсь в дрязгах между студентами, ставлю печати на просьбах о разрешении построить в общежитии чердак, сижу на бесконечных заседаниях по вышеупомянутым вопросам и, если очень повезет, имею дело с избалованными сопляками вроде Томми Альбертсона.
— Как интересно. Расскажи подробнее.
Он усмехнулся над ее поддразниванием, но его следующий вопрос прозвучал очень серьезно.
— Как ты думаешь, вам удастся найти ту девушку?
— Я думаю, что… — Фейт почувствовала, что мрак возвращается, затягивая ее в свою бездну. — Я думаю, что себе я тоже больше нравлюсь без жетона.
— Справедливое замечание, — кивнул он. — Расскажи мне о Джереми.
У Фейт уже зародилось подозрение, что он пригласил ее сюда из праздного любопытства.
— Мы среднестатистическая семья рейгановской эпохи.
— Это похоже на дежурный ответ.
— Так и есть, — согласилась она.
Она не знала, как объяснить ему все, что с ней произошло. За какой-то месяц она перешла от распевания песен «Дюран-Дюран» в щетку для волос в ванной перед зеркалом к тревогам о геморрое и гестационном диабете.
— Расскажи мне, как это было, — мягко настаивал Виктор.
— Я не знаю. Все было так, как ты и можешь себе представить. То есть ужасно. Я, сколько могла, скрывала все от родителей, а потом было уже слишком поздно что-то с этим делать.
— Твои родители религиозны?
Она догадалась, что он спрашивает об аборте.
— Очень, — созналась она. — Но они также реалисты. В частности, моя мама хотела, чтобы я поступила в колледж и завела детей, когда буду к этому готова, чтобы я имела возможность делать осознанный выбор. У папы были некоторые сомнения, но он поддержал бы любое мое решение. Можно сказать, что они оставили выбор за мной.
— Так что же все-таки случилось?
Фейт сказала ему правду:
— Для легального аборта было слишком поздно, но оставалась возможность отдать ребенка на усыновление. Мне очень неприятно в этом признаваться, но я была эгоистичной и непокорной дочерью. Я не думала о том, как тяжело все это будет и как это скажется на моих близких. Что бы ни советовали мне родители, я плевала на последствия и поступала строго наоборот. — Она рассмеялась и добавила: — Что объясняет, почему я, собственно, и забеременела.
Виктор смотрел на нее так же внимательно, как и во время первой встречи, когда от этого взгляда у нее что-то екнуло в груди.
— Ты очень красивая, когда смеешься.
Она покраснела, и это было еще наименьшим из зол, потому что первым ее побуждением было броситься ему в ноги. В его присутствии Фейт испытывала возбуждение и какое-то смирение, объяснявшееся тем, что она понятия не имела, что чувствует к ней он. Задает ли он все эти вопросы из праздного любопытства? Или на самом деле его интересует что-то более глубокое? Она была слишком неопытна, чтобы разобраться в этом самостоятельно. С другой стороны, она была достаточно взрослой, чтобы ее это волновало.
Фейт прихватила с собой сумочку, и это было с ее стороны уступкой женственности после того, как панические поиски одежды закончились облачением в категорически несексуальный, зато относительно чистый рабочий прикид. И сейчас она принялась рыться в сумочке. Она готова была заняться чем угодно, лишь бы не таращиться, подобно потерявшемуся щенку, в непостижимую глубину его красивых глаз.
«Клинекс», бумажник, жетон, запасные колготки, пачка жевательной резинки. Она понятия не имела, что предположительно ищет, перерывая содержимое сумочки. Тыльной стороной руки она коснулась чего-то напоминающего образцы духов, которые вручают покупателям в торговых центрах. Но это была пластмассовая пробирка с серым порошком, которую ей дал Уилл Трент. В самый последний момент Фейт бездумно бросила ее в сумку. Она сжала пробирку в ладони, борясь с подступающей к горлу тошнотой и пытаясь не думать о последствиях, которые могла повлечь за собой эта кража.
— Что-то случилось? — забеспокоился Виктор.
Она выдавила из себя вопрос, прежде чем рассудок успел закрыть ей рот.
— В Техе есть кто-нибудь, кто специализируется на… — Она не знала, как это сформулировать. — На почве?
Он усмехнулся.
— Мы занимаем седьмое место в списке лучших государственных университетов страны. У нас есть целый почвенный факультет.
— Я хочу попросить тебя об одолжении, — сказала она и замолчала, не зная, как продолжить.
— Все, что угодно.
Фейт понимала, что это ее последняя возможность передумать, что она может перевести все в шутку, сменить тему разговора и остаться добропорядочным копом, каким ее учила быть мать.
Но Фейт тоже была матерью. Как бы она себя чувствовала, если бы какой-нибудь коп так неукоснительно придерживался правил, что это стоило бы Джереми жизни?
Виктор сделал знак бармену.
— Возможно, еще один напиток развяжет тебе язык.
Фейт с удивлением обнаружила, что ее бокал уже пуст, и накрыла его ладонью.
— Я за рулем.
Он отнял ее руку от бокала, но продолжал сжимать ее пальцами. Она почувствовала, что второй рукой он обнимает ее за талию. Теперь у нее не оставалось никаких сомнений относительно его намерений.
— О какой услуге ты хочешь меня попросить? — Виктор гладил ее пальцы, и она ощущала тепло его кожи и исходящую от него уверенность. — Я позабочусь о том, чтобы ты добралась домой целой и невредимой.
День третий
Глава 12