И Миа захлопнула дверцу.
* * *– Монмартр, улица Пульбо, – сказала она водителю.
Пол проводил такси взглядом и зашагал вверх по улице 29 Июля. Ночь выдалась ясная, настроение у него было веселое, а машина угодила на штрафстоянку.
* * *Ладно, вечер завершился лучше, чем начался, но ты не должна отступать от своих решений. Вернешься к Дейзи – немедленно сотри свою анкету и положи конец встречам с незнакомцами. Пусть это послужит тебе уроком.
– Мадемуазель, я уже двадцать лет кручу баранку, не надо мне всю дорогу рассказывать, куда ехать, – не выдержал водитель.
Ладно, он не псих, но мог же оказаться психом! Что бы ты тогда делала? А если бы тебя узнали в ресторане? Не драматизируй, никто бы тебя не узнал… Никогда никому не рассказывать о происшедшем этим вечером, даже Дейзи, особенно ей, она меня убьет… ни единой живой душе… это будет твоя тайна, ты поведаешь об этом своим внукам, когда будешь старенькой бабушкой, совсем старенькой…
Пол что-то сердито бормотал себе под нос, шагая по улице Риволи.
Почему в этом городе вечно не найдешь такси? Вот так ужин! Сначала я и впрямь принял ее за чокнутую. Надо совсем лишиться мозгов, чтобы податься на сайт знакомств… А некая знакомая мне парочка сейчас наверняка помирает со смеху. Представляю, как они потешаются надо мной, сидя в ресторанчике в Онфлере. Погодите, придет и мой черед над вами посмеяться… Если ты думаешь, что мы в расчете, старина, значит, плохо меня знаешь. Месть – блюдо, которое подают холодным, а я полакомлюсь им в теплом виде. Что вы устроили, решив, что без вашего участия я ни с кем не познакомлюсь? Я встречаюсь с кем хочу и когда хочу! За кого вы меня держите? Все-таки она немножко того, ведь так? Нет, надо быть справедливым, я так говорю, потому что злюсь, а она тут ни при чем. Так или иначе, она мне никогда не перезвонит, я ей тоже. После того, что случилось, это было бы ужасно стыдно. А моя машина?.. Подумаешь, совсем чуть-чуть заехал колесами на пешеходный переход. Этот город совсем нас затравил! Хотя поделом мне!
– Такси! – заорал Пол, бешено размахивая руками.
* * *Она попросила высадить ее на углу улицы Пульбо, расплатилась и вошла в дом.
– Все равно у меня нет номера его телефона, а у него моего, – бормотала Миа, поднимаясь по лестнице. – Не хватало только дать ему свой номер телефона! – Она стала рыться в сумочке в поисках ключа и наткнулась на незнакомый предмет. – Черт, его телефон!
Дейзи она застала на кухне, с ручкой в руке.
– Уже вернулась? – спросила Миа.
– Между прочим, уже половина первого, – ответила Дейзи, не поднимая глаз от блокнота. – Что-то твой фильм затянулся.
– Да, то есть нет, я опоздала на восьмичасовой сеанс и дожидалась следующего.
– Тебе по крайней мере понравилось?
– Начало немного странно, потом получше.
– Что ты болтаешь?
– Рассказываю про ужин незнакомых друг с другом людей.
– Это был шведский фильм?
– Что ты делаешь?
– Занимаюсь бухгалтерией. Вид у тебя какой-то не такой, – заметила Дейзи, ненадолго оторвавшись от цифр.
Миа постаралась не встречаться с ней взглядом и, зевая, скрылась в своей комнате.
* * *Вернувшись домой, Пол уселся за письменный стол и включил компьютер, чтобы приступить к работе. На рамке экрана он увидел записку и узнал почерк Артура: тот любезно оставил ему логин и пароль для входа в аккаунт сайта знакомств.
8
После завтрака Пол хватился мобильника. Он вывернул карманы пиджака, перерыл наваленные на столе бумаги, пошарил на всех книжных полках, заглянул даже в ванную, попытался вспомнить, когда и как в последний раз пользовался телефоном. Когда дал почитать Миа сообщение Артура! А потом забыл телефон на столике. Злясь на себя, он позвонил в ресторан «Ума», но нарвался на автоответчик: заведение еще не открылось.
Если телефон нашла официантка, она, скорее всего, унесла его с собой, ведь он оставил ей щедрые чаевые. Он набрал собственный номер – чем черт не шутит?
* * *Миа завтракала в обществе Дейзи, когда со стороны окна до нее донесся голос Глории Гейнор, исполнявшей «I Will Survive». Подруги удивленно посмотрели друг на друга.
– Это где-то на диване, – безразлично бросила Дейзи.
– У тебя музыкальный диван? Как странно!
– Скорее у твоей сумки поутру прорезался голос.
Миа вытаращила глаза и бросилась к подозрительному предмету. Она засунула в сумочку руку, но певица умолкла.
– Бедняжка Глория устала?! – насмешливо крикнула Дейзи из кухни.
Песня возобновилась.
– Нет, она вышла на бис. Глория молодчина, знает, как завести публику!
В этот раз Миа успела ответить.
– Да, – пробормотала она. – Нет, я не официантка. Да, это я. Не думала, что вы станете трезвонить в такую рань. Я все поняла, это шутка… Да, могу… Где это? Понятия не имею… Перед Опера Гарнье в час дня? Договорились, до встречи… Конечно, я вас умоляю… До свидания.
Миа убрала телефон в сумочку и вернулась за стол. Дейзи налила ей чаю и вопросительно уставилась на нее.
– Билетер тоже был шведом?
– Что?..
– Что еще за Глория Гейнор?
– Человек забыл в кино телефон, я его подобрала, он позвонил и просит вернуть.
– Ох уж эта мне английская вежливость! Ты потащишься к Опере, чтоб вернуть незнакомцу мобильник?
– Разве этого не требуют приличия? Если бы я потеряла телефон, то была бы счастлива, если бы его нашел вежливый человек.
– А официантка при чем?
– Какая официантка?
– Проехали. Лучше ничего не знать, чем думать, что ты принимаешь меня за идиотку.
– Ничего подобного! – Миа лихорадочно соображала, как выйти из щекотливого положения. – Фильм был скучный, я вышла из зала, мужчина с соседнего кресла тоже, мы столкнулись на тротуаре и выпили по рюмочке на террасе кафе. Он ушел, забыл свой телефон, я его забрала и теперь собираюсь вернуть. Ты довольна? Теперь ты все знаешь.
– И как тебе мужчина с соседнего кресла?
– Никак. Ну, то есть ничего, симпатичный.
– Никак или симпатичный?
– Перестань, Дейзи, мы выпили по рюмочке, только и всего.
– Странно, что ты ничего мне не рассказала вчера вечером, когда вернулась. Накануне ты была гораздо разговорчивее.
– Я смертельно заскучала, захотелось чего-нибудь выпить. Умерь свою фантазию – больше ничего не было. Я отдам ему телефон, и точка.
– Точка так точка. Ты поможешь мне в ресторане сегодня вечером?
– Почему бы и нет?
– Вдруг тебе захочется опять пойти в кино?
Миа встала, отнесла тарелку в раковину и молча отправилась принимать душ.
* * *Пол ждал ее на ступеньках перед Оперой, в гуще толпы. Он сразу узнал ее среди выходящих из метро. Она была в темных очках, в платке, с сумочкой на руке.
Он помахал ей, она ответила робкой улыбкой и направилась к нему.
– Не спрашивайте, как это произошло, я понятия не имею, – проговорила она вместо приветствия.
– Что произошло? – спросил Пол.
– Говорю вам, я не знаю, наверное, он соскользнул.
– Слишком ранний час, чтобы предположить, что вы выпили.
– Минуточку. – Она запустила в сумку руку.
Поиск ничего не дал. Она подняла ногу, поставила сумку себе на колено и стала в ней рыться, ловко держа равновесие.
– Розовый фламинго?
Она укоризненно покосилась на него и торжествующе извлекла из сумки телефон.
– Я не воровка. Не понимаю, как он очутился в моей сумочке.
– Я ничего такого не имел в виду.
– Эта встреча не считается, хорошо?
– В каком смысле не считается?
– Вы позвонили мне не потому, что вам захотелось, я тоже приехала не потому, что захотела. Единственная причина – ваш телефон.
– Хорошо, не считается. Вы мне его вернете?
Она отдала ему телефон.
– Почему Опера?
Пол повернулся к дворцу Гарнье:
– Это место действия моего следующего романа.
– Понимаю.
– Вряд ли. Все происходит главным образом внутри.
– Понимаю-понимаю.
– Какая вы упрямая! Вы хотя бы там бывали?
– А вы?
– Десятки раз, в том числе когда здание закрыто для публики.
– Хвастун!
– Вовсе нет, я подружился с директором.
– Что же происходит в этой Опере?
– Ничего вы не понимаете, сами видите! Моя героиня – потерявшая голос певица, которую неудержимо тянет сюда.
– Вот оно что!
– Что – вот оно что?
– Ничего.
– Вы же не уйдете, оставив меня здесь с вашими «вот оно что» и «ничего»?
– Что я должна, по-вашему, сделать?
– Понятия не имею, надо что-то придумать.
– Можно несколько минут полюбоваться фасадом.
– Хорошо вам шутить! Творческий процесс – хрупкая материя, вы даже не представляете, до какой степени хрупкая. Своим «ничего» вы можете на три дня лишить меня вдохновения.
– Мое «ничего» обладает такой силой? Уверяю вас, оно совершенно безобидно.
– По-вашему, четвертая сторона обложки – это что-то безобидное? Между прочим, она может подарить книге жизнь или обречь ее на смерть.
– Какая еще четвертая сторона обложки?
– Краткое содержание на задней стороне обложки.
– Успокойте меня: то, что вы рассказали про будущую книгу – это ведь не краткое ее содержание?
– Чем дальше, тем хуже! Теперь я целую неделю не смогу сочинить ни словечка.
– Раз так, мне лучше помолчать.
– Поздно, вред уже причинен.
– Вы меня дразните.
– Вовсе нет. Принято считать, что это легкий хлеб, и с определенной точки зрения так оно и есть. Ни тебе графика, ни начальства, ни структуры, но в том-то и дело, что работать без структуры – все равно что болтаться в шлюпке посреди океана. Стоит проморгать одну-единственную волну – и шлюпка переворачивается. Спросите актера, как чихнувший в разгар пьесы зритель заставляет его забыть роль. Нет, вам этого не понять…
– Вероятнее всего, – ответила Миа надменно. – Мне ужасно совестно, я вовсе не хотела так вас удручить своим легкомысленным «ничего».
– Простите, наверное, я просто не в духе. Вернувшись вчера вечером, я не выжал из себя ни единой строчки, а ведь сидел до поздней ночи…
– Из-за вчерашнего ужина?
– Я совсем не то имел в виду.
Миа внимательно наблюдала за Полом.
– Здесь слишком много людей! – воскликнула она.
Видя его растерянность, она схватила его за руку и потянула к лестнице дворца Гарнье.
– Садитесь! – приказала она и уселась на две ступеньки ниже его. – Итак, что происходит с вашей героиней?
– Вам действительно интересно?
– Иначе я бы не спрашивала.
– Никто не понимает, в чем причина ее недуга, никакой болезни у нее не находят. Устав от бесполезного лечения, она живет затворницей в своей квартире. Опера – вся ее жизнь, а ей даже не на что купить туда билет, приходится наняться билетершей. Те, кто раньше не жалел денег, чтобы насладиться ее пением, теперь дают ей чаевые за то, что она помогает им найти место. Потом ее узнает один музыкальный критик.
– Хорошая, многообещающая роль. Что дальше?
– Дальше я еще не написал.
– Кончается хоть хорошо?
– Откуда я знаю!
– Нет уж, давайте условимся: конец должен быть хороший.
– Бросьте, я еще ничего не решил.
– Вы считаете, что в жизни не хватает трагедий, что людям мало бед, лжи, подлости, нищеты? Собираетесь еще добавить? Украсть у них время, рассказывая истории с плохим концом?
– Романы должны опираться на реальность, иначе получаются слащавыми и сентиментальными.
– Пошлите к чертям тех, кому не по душе счастливые финалы, пусть и дальше барахтаются в своей безнадежности. И так от них спасу нет, зачем еще оставлять за ними последнее слово?
– Есть и такая точка зрения.
– Нет, это вопрос здравомыслия и смелости. Что толку играть на сцене, писать книги, рисовать, ваять, – словом ввязываться во все это, если не приносишь другим радость? Выжимать из обитателей хижин слезу, потому что это престижно? Знаете, чего в наши дни стоит завоевать «Оскар»? Это хуже, чем лишиться рук или ног, отца или матери! Щедрая порция бедствий, гнусности, низости – и все рыдают и кричат: «Гений!» Тот, кто вызывает смех, заставляет мечтать, не вызывает уважения. Хватит с меня культурной гегемонии маразма. У вашего романа будет хороший конец, и точка.
– Договорились, – с опаской проговорил Пол.
Его сбило с толку ее волнение, и он не решился ей противоречить.
– К ней вернется голос? – не унималась Миа.
– Там видно будет.
– Лучше пусть вернется, иначе я не куплю вашу книгу.
– Я вам ее подарю.
– А я не стану читать.
– Хорошо, я буду работать в этом направлении.
– Рассчитываю на вас. А теперь идемте выпьем кофе и вы расскажете мне, как поступит этот критик, узнавший бывшую певицу. Какой он, кстати, – симпатяга или мерзавец?
Прежде чем у Пола нашелся ответ, она продолжала с прежним пылом:
– Вот было бы хорошо, если бы сначала он был мерзавцем, а потом благодаря ей исправился, а она благодаря ему снова бы запела. Разве не богатая идея?
Пол достал из кармана ручку и подал Миа.
– По пути в кафе настрочите мой роман, а я тем временем приготовлю буйабес.
– У вас, часом, не дурной характер?
– Полагаю, нет.
– Потому что у меня нет никакого желания пить кофе в компании человека с дурным характером.
– Уверяю вас, я не такой.
– Ладно, но это все равно не считается.
– Наверное, у вас на кухне весело, с таким-то шефом, как вы!
– Это комплимент или насмешка?
– Осторожно, не угодите под колеса! – крикнул он, хватая ее за руку и не давая выскочить на проезжую часть. – Здесь вам не Лондон, а Париж, машины появляются с другой стороны.
Они устроились на террасе «Кафе де ла Пэ».
– Хочу есть, – объявила Миа.
Пол подал ей меню.
– Ваш ресторан не обслуживает в обеденные часы?
– Почему, обслуживает.
– Кто там трудится сейчас?
– Моя партнерша, – ответила Миа, опустив глаза.
– Иметь партнершу очень практично. Увы, в моем ремесле это было бы затруднительно.
– Эту роль отчасти исполняет ваша переводчица.
– Не пишет же она за меня романы в мое отсутствие! Почему вы уехали из Англии и подались во Францию?
– Для этого нужно всего лишь пересечь Ла-Манш, а не океан. А вы?
– Я первым задал вопрос.
– Захотелось, и все. Чтобы изменить жизнь.
– Дело в вашем бывшем… друге? Вы же не вчера здесь объявились?
– Я бы предпочла не говорить об этом. Лучше расскажите, почему вы покинули Сан-Франциско.
– Сначала сделаем заказ. Выяснилось, что я тоже голоден.
Как только официант отошел, Пол поведал ей об эпизоде, последовавшем за изданием его первого романа, о своей внезапной славе, ставшей для него суровым испытанием.
– Вас подкосила известность? – заинтересовалась Миа.
– Не будем преувеличивать, писателю не приходится даже мечтать о славе рок-певца или кинозвезды, но я не играл роль, а вывалил на бумагу свои собственные внутренности – в переносном смысле, разумеется. И это при моей болезненной стеснительности! Поверите ли, в колледже я даже принимал душ в трусах!
– Сегодня ваша физиономия красуется на первой полосе газеты, а уже завтра в эту газету заворачивают жареную рыбу. Вот и вся цена известности, – проговорила Миа.
– Вам часто приходится подавать клиентам жареную рыбу?
– Фиш-энд-чипс снова стала модным блюдом, – ответила она с улыбкой. – Как ни странно, сейчас мне самой ее захотелось.
– Тоска по родине?
– Нет, это мне несвойственно.
– Он так вас измучил?
– Я свалилась с большой высоты, я была единственной, кто не видел изнанки экрана.
– Какого экрана?
– Это так, к слову.
– Любовь ослепляет.
– Думаю, эта вопиющая банальность – как раз обо мне. Что вам мешает отправиться к вашей переводчице? Писатель может творить где угодно, разве нет?
– Не знаю, хочет ли этого она. Если бы хотела, то, наверное, подала бы мне сигнал.
– Необязательно. Вы много общаетесь?
– По скайпу раз в неделю, в выходные. Иногда по электронной почте. Мне знаком только маленький уголок ее квартиры – тот, который попадает в камеру ее компьютера, остальное отдано на волю воображения.
– В двадцать лет я влюбилась в одного ньюйоркца. Наверное, расстояние усиливало мои чувства к нему. Невозможность видеться, прикасаться друг к другу подогревала воображение. Однажды я собрала все, что сэкономила, и купила билет на самолет. Я провела там одну из лучших недель в своей жизни. Вернулась опьяненная, полная надежд, с решением найти способ уехать туда жить.
– И как, получилось?
– Где там! Стоило мне сообщить ему о своем плане, как все изменилось. Он стал гораздо реже звонить, а с приближением зимы наши отношения и вовсе зачахли. Я мучилась, пока его не забыла, но никогда не жалела, что пережила это приключение.
– Я остаюсь здесь по той же самой причине: чтобы забыть.
– Боязнь летать, выходит, ни при чем?
– При чем, она служит удобным предлогом. А каким предлогом пользуетесь вы?
Миа отодвинула тарелку и залпом выпила стакан воды.
– Какой предлог можно найти для нашей следующей встречи? – спросила она с улыбкой.
– Разве он нужен?
– Нет, если вы захотите позвонить первым.
– Нет-нет-нет! Это слишком просто. Нет такого закона о дружбе, согласно которому мужчинам полагалось бы делать первый шаг. Более того, я считаю, что во имя равенства полов эта привилегия должна принадлежать женщинам.
– Категорически с вами не согласна.
– Разумеется, поскольку вас это не устраивает.
Они немного помолчали, разглядывая прохожих.