Причиной кулинарной нелюдимости Стэмпина была его любовь к американской кухне. Он ненавидел устриц, паштет из гусиной печени — в общем, все то, чем обычно пичкают на деловых приемах. Всем этим изыскам он предпочитал бифштекс с кровью, картофель фри или отварной рис, салат с капустой и ананасами. А на десерт обязательно яблочный пирог. Грубая калорийная пища, напоминающая о беззаботном детстве в Канзасе.
И на этот раз его заказ был неизменным — бифштекс с поджаристой корочкой и сочный внутри, горка желтоватого отварного риса и большая пиала салата из грубо нарезанных листьев пекинской капусты и долек свежего ананаса. Пирог обычно подавали позже, вместе с большой чашкой кофе без кофеина.
Но приступить к трапезе Стэмпин не успел — дверь отворилась, и в кабинет вошел незнакомый мужчина.
— Язва ануса чудовищно прекрасна, — произнес незнакомец и криво ухмыльнулся.
— Кто вы такой и что вам нужно? — держа в левой руке вилку, а в правой нож, холодно спросил главный менеджер «Нового Космоса», возмущенный наглостью незнакомца. Но в его глазах появился страх разоблачения.
— Артюр Рэмбо, поэт-гомосексуалист, воспевающий страсть к себе подобным. А я человек, которому известно о ваших проблемах и который в состоянии их усугубить или, наоборот, разрешить за вас, — невозмутимо произнес Триш. — Если мы, конечно, сможем договориться.
— Обойдемся без загадок, говорите начистоту, — стараясь скрыть свой испуг, сказал Стэмпин, нарочито небрежно бросая на стол салфетку.
— В самое ближайшее время вас ждет грандиозный скандал за разбазаривание средств компании «Дженерал Кирк», входящей в конгломерат «Новый Космос». Скорее всего, вас с позором уволят и, что еще вероятнее всего, ваша супруга подаст на развод. Вы останетесь нищим безработным, потому что, взяв вас на работу, любая фирма подмочит свою репутацию. И это еще помимо того, что в любой момент может всплыть история с Шоколадным Голиафом.
— Что вам нужно? — вместо того чтобы поинтересоваться, чем же ему может помочь незнакомец, устало спросил Винсент.
— Меня интересует проект «Кентавр». — Майкл с полуслова понял своего собеседника и также дал прямой ответ.
— Это невозможно. — Лицо американца исказила кривая ухмылка. — Я всего лишь управляющий и не имею к научным разработкам никакого допуска. Даже в Совет директоров вхожу в качестве консультанта. Так что даже при всем желании помочь вам не смогу.
— Нас не интересует документация на спутник «Кентавр». Нам необходимо сорвать его запуск.
— Вы работаете на конкурентов, — почти шепотом проговорил Винсент, хотя понятия не имел, кто может конкурировать с международным конгломератом, где шестьдесят процентов капитала принадлежат государствам — мировым лидерам, а еще сорок — крупнейшим финансовым группам. Более того, «Новый Космос» не является закрытым орденом для избранных, в конгломерат мог вступить любой желающий, имеющий свободные средства. Здесь крылось что-то другое…
— Какая разница, кто, что и для чего будет делать, — начал психологическую обработку главного менеджера Майкл Триш. — Главное в другом, вы — человек с гениальными умственными и организаторскими способностями. Ворочаете миллиардами, получаете миллионы за свой труд и при этом не имеете своего цента. Вы как раб на галере под названием «Госпожа Кирк». Я же вам предлагаю выход на свободу во всех смыслах. — Англичанин положил на стол два чека, на которых отчетливо была видна сумма — пятьсот тысяч евро. — Это для начала. Когда всё будет закончено — я заплачу вам пять миллионов. С этими деньгами вы сможете спокойно уехать на какой-нибудь тропический остров и прожить остаток дней со своим другом счастливо, в покое и уединении.
— Почему пять миллионов, почему не десять? — Неожиданно Винсент Стэмпин в упор посмотрел на Триша.
— Потому что я плачу вам ровно столько, во сколько обойдется вся операция по срыву старта «Кентавра», — не моргнув глазом, солгал Триш. Операция, им задуманная, стоит куда больше, чем названная американцу сумма.
— Логично, — понимающе улыбнулся управляющий, прекрасно понимая, что всему есть своя цена. — Что я должен буду сделать?
— До запуска еще два года, поэтому работайте как обычно, — произнес Майкл и, указав на чеки, добавил: — Теперь, когда у вас появилась финансовая возможность, можете побаловать своего Шоколадного дружка. А когда наступит время, я скажу, что нужно делать. Ничего сложного для вашей должности не будет.
— Согласен, — с готовностью ответил Винсент Стэмпин. Сгребая со стола два чека, сунул их в боковой карман пиджака, как обычную мелочь, и взял в руки столовые приборы.
Майкл Триш вышел из кабинета. К нему тут же присоединился Кипер, все это время находящийся в соседнем кабинете. Британец, как всегда, был сама элегантность. В левой руке держал элегантный кейс из крокодиловой кожи, где лежало шпионское оборудование, позволяющее делать скрытые записи при помощи портативной видеокамеры.
Вся беседа с главным менеджером «Нового Космоса» была записана и теперь служила дополнительной гарантией того, что тот с крючка не соскочит.
Мужчины вышли из ресторана вместе. Джон Кипер закурил и вопросительно глянул на своего патрона:
— Что дальше?
— Дальше? — задумчиво переспросил Триш, глядя куда-то вдаль, и тут же ответил: — А дальше мы займемся русским профессором…
Москва (наши дни)
Черный «двести двадцатый» «Мерседес» с тонированными стеклами и синей мигалкой на крыше, как лосось, идущий на нерест, выпрыгнул из бесконечного автомобильного потока, заполнившего Кутузовский проспект.
Машина, мягко шурша широкими шинами, замерла у полосатого шлагбаума, прикрывающего въезд во двор. Моложавый постовой, сидящий в стеклянном «стакане», едва заметив знакомый номер, тут же надавил кнопку автоматического подъемника шлагбаума. «Мерседес» мягко вкатился во двор.
Охрана здесь была не столько роскошью, сколько осознанной необходимостью. В этом доме проживали государственные деятели, члены правительства, депутаты Государственной думы, а также видные ученые.
Черный, поблескивающий антрацитом «Мерседес» с номерами Главного управления охраны обеспечивал безопасность ведущего специалиста Института ядерной энергии имени Курчатова академика Вячеслава Андреевича Никифорова.
Машина остановилась перед первым подъездом. Из салона выбрался молодой человек высокого роста, коротко стриженный блондин с атлетической фигурой. Черный костюм, белая рубашка и черный галстук делали его похожим на офицера КГБ, какими их обычно показывали в советских фильмах.
На самом деле мужчина никакого отношения к КГБ не имел. Когда развалился Союз и канул в Лету его передовой отряд, Денису Янову было всего пятнадцать лет. Теперь бывший мастер спорта по спортивному троеборью имел чин капитана и десятилетнюю выслугу в ГУО, а также за его спиной остались две продолжительные командировки в «горячие точки». С места последней он привез медаль «За отвагу».
Расставив ноги на ширину плеч, Денис привычным движением расправил руки. По его лицу проскользнула тень недовольства. Он ощупал правый бок, потом одернул полы пиджака и поспешил к подъезду.
В просторном холле за старинным письменным столом важно восседала похожая на монументальное скифское божество консьержка со странным именем Олимпиада и обычным отчеством Тихоновна. Несмотря на внешне суровый вид, женщина она была тихая и незлобивая.
— Доброе утро, Олимпиада Тихоновна, — войдя в холл, поздоровался Денис.
— Доброе, — доброжелательно ответила консьержка и тут же мягко упрекнула: — Выходной день, а ты все работаешь.
— Наша служба и опасна и трудна, — уходя от ответа, пропел на оперный манер капитан, исчезая в кабине лифта. Створки дверей негромко сомкнулись. Улыбка тут же сползла с лица Дениса — боль в правом боку беспокоила его уже не на шутку.
«Наверное, вчера в спортзале перетренировался, вот крепатура и дает о себе знать», — подумал Янов.
Наконец лифт остановился на седьмом этаже. Пройдя по блестящему покрытию лестничной площадки, молодой человек подошел к двери и надавил на черную пуговку звонка. Дверь из мореного дуба бесшумно отворилась, в проходе стояла младшая дочь академика Таисия. Двадцатипятилетняя взбалмошная особа, успевшая уже дважды побывать замужем и теперь пребывающая в пока еще безуспешных поисках нового претендента на ее руку и сердце.
— О-о, месье бодигард, — при виде Янова блеснули алмазами большие синие глаза молодой женщины. Как предполагал Денис (и не без оснований), дочка академика положила на него глаз. — Вы, как я поняла, прибыли за моим папа?
— Так точно, — не придумав ничего оригинальнее, ляпнул офицер.
— Ну, входите, — прогнулась в реверансе Таисия. — Объект вашей неустанной заботы будет вот-вот готов к отправлению в путь.
— Так точно, — не придумав ничего оригинальнее, ляпнул офицер.
— Ну, входите, — прогнулась в реверансе Таисия. — Объект вашей неустанной заботы будет вот-вот готов к отправлению в путь.
Из гостиной доносился шум семейной перебранки, но едва Янов переступил порог, как в коридоре возникла тучная фигура хозяйки.
— А, Денис, рада тебя видеть, — улыбнулась женщина. — Кушать будешь?
— Спасибо, я дома позавтракал, — ответил молодой человек, но его слушать не стали.
— Тая, отведи парня на кухню и плотно накорми — еще неизвестно, сколько ему придется охранять твоего отца.
— Слушаю и повинуюсь, — приложив ладонь к виску, воскликнула молодая особа и, с готовностью подхватив Янова под руку, потащила в глубь квартиры, на ходу приговаривая: — Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
Завтрак оказался поистине плотным — бутерброды с бужениной, сервелатом, голландским сыром, шоколадные эклеры, варенье трех сортов, мед, сливки к кофе.
— Если пожелаете, мон шер, я могу для вас яичницу приготовить, — предложила любвеобильная дочка, усаживая телохранителя за стол.
— Нет-т, спасибо, — взмолился Денис. Яйцами на скорую руку он питался пять дней в неделю, позволяя лишь по выходным готовить себе что-то посущественней.
— Тогда ешьте бутерброды и пейте кофе со сливками. — Эта фраза из уст молодой женщины прозвучала как приговор.
Кофе со сливками неожиданно притупил боль в правом боку, и Денис позволил себе съесть пару бутербродов и один эклер. Тем временем словесная баталия в гостиной не прекращалась ни на минуту.
— Вот объясни, зачем мне за собой тащить целый гардероб? — вопил из-за стены академик. — Я не на пикник туда еду, не на званый раут, чтобы менять наряды несколько раз на день. Я еду работать, и у меня запланировано множество экспериментов. Так что не до твоих шмоток мне там будет.
Но супругу академика никакие доводы не брали. Донская казачка Клавдия Петровна была женщиной обстоятельной во всем, и надежный домашний тыл позволил ученому подняться на те высоты, на которых он сейчас пребывал.
— Ты почти две недели проведешь за границей, где соберутся ученые из десятка стран мира. И не все время там будете заниматься своими экспериментами и опытами. Наверняка будут фуршеты или еще чего там, ты не будешь ходить в одном и том же. В конце концов ты представляешь Россию, а своим внешним видом ты ее только скомпрометируешь. И лично я не позволю тебе подрывать престиж государства, — громыхала супруга.
Последний довод оказался бронебойным, и академик сдался. Через пять минут сборы были закончены, и Денис, получив в руки огромный пластиковый чемодан, в нарушение инструкции об охране, прошел вперед.
Официально Янов прикреплялся к академику Никифорову только во время заграничных командировок для защиты государственного секретоносителя и в документах значился как референт. Три курса физмата Высшего технического училища имени Баумана позволяли ему в среде ученых мужей чувствовать себя вполне уверенно.
— Вот, дожился, должен себя чувствовать, как какой-нибудь челнок с Петровско-Разумовского рынка, — недовольно бурчал себе под нос академик, выходя из подъезда. Водитель «Мерседеса», увидев Дениса с необъятным чемоданом, поспешно распахнул дверь. И пока Никифоров с кряхтеньем забирался в салон, помог телохранителю уложить громоздкую поклажу в багажник.
Наконец хлопнула крышка багажника, и мужчины забрались в «Мерседес».
Ослепительно черный автомобиль легко развернулся на пятачке. Тем временем постовой милиционер, не задерживая его пассажиров, предусмотрительно поднял металлическую рейку шлагбаума.
«Мерседес» так же легко, как и полчаса назад выскочил из дорожного потока, влился обратно.
— Мы не опаздываем? — угрюмо спросил академик.
— Ну что вы, Вячеслав Андреевич, у нас еще есть полчаса резерва, — успокоил его водитель, но на всякий случай включил мигалку и увеличил скорость. Сидящий возле него Янов с тревогой ощутил, что боль в боку возобновилась с новой силой…
Посадка на рейс Москва — Лос-Анджелес, как всегда, проходила без особой спешки и нервотрепки, даже в короткой очереди не пришлось стоять.
Для академика и его референта был заранее приготовлен «зеленый коридор» в VIP-зоне. Миловидная стюардесса, широко улыбаясь, провела пассажиров в бизнес-класс огромного аэробуса «Ил-96». Никифоров занял место у окна и уставился на громаду аэропорта «Шереметьево-2», мысли ученого были заняты предстоящим стартом ракетоносителя «Зенит» с новейшим спутником «Кентавр», оснащенным революционным ядерно-электрическим реактором, который в течение пятидесяти лет будет обеспечивать спутник энергией, позволяя ему исследовать орбиту Марса.
«Если все удастся, то со спокойной душой можно умирать», — пропустив инструктаж стюардессы, умиротворенно подумал академик и только сейчас заметил, что воздушный гигант выезжает с рулежки на взлетную полосу. Огромная крылатая махина на какое-то мгновение замерла в торце ВПП, потом сдвинулась с места, с каждой секундой увеличивая скорость, пока наконец не оторвалась от земли, стремительно набирая высоту. От перепада давления заложило уши, но вскоре этот дискомфорт прошел.
Мысли академика полились в прежнем русле. «Мне уже семьдесят два года, пятьдесят из них я отдал ядерной физике и почти сорок лет космосу».
Молодой выпускник МГУ свою деятельность начал еще при академике Курчатове, на которого молодые ученые смотрели как на бога. Атомная бомба уже была создана, и теперь вовсю шли работы над тем, как усмирить разрушительную силу ядра атома. Создавалась первая ядерная электростанция.
Через одиннадцать лет старший научный сотрудник Никифоров был переброшен на новую тему — Советский Союз вовсю штурмовал космос и нужна была альтернатива химическому топливу. Решено было начать создание ядерного реактора для орбитального спутника. В семьдесят пятом ракетоноситель «Союз» вывел на орбиту спутник «Атлант» с ядерным реактором, который должен был обеспечить более десяти лет бесперебойной работы на орбите, став родоначальником космических долгожителей, делая СССР в космосе недостижимым для западного капитализма.
Но все вышло по-другому — не прошло и полгода, как «Атлант» вышел из повиновения ЦУПа и, сойдя с орбиты, рухнул на землю в глухой канадской тундре. Происшествие оказалось не просто очередной советской неудачей в космосе, а вылилось в грандиозный международный скандал. Канаде пришлось выплатить огромную сумму в качестве компенсации за нарушение экологии, а группу ученых, создавших спутник и, главное, ядерно-электрический реактор к нему, даже хотели отдать под суд. Хотели, хотели, да вовремя передумали, но проект наглухо заморозили.
И только через двадцать лет, когда мир кардинально поменялся, на земной орбите создавалась международная космическая станция, а ученые многих высокоразвитых стран говорили не только об изучении Марса, но и освоении его ландшафта с целью в ближайшем будущем начать добычу полезных ископаемых, вспомнили о ядерно-электрических реакторах, без которых длительное пребывание в космосе было невозможно. Но теперь работать стало куда проще и комфортнее. Новейшие материалы и технологии, сверхскоростные компьютеры, просчитывающие всевозможные изменения при разных температурах и нагрузках, позволили создать реактор новейшего типа.
«Уже через десять лет подобные реакторы смогут обеспечивать энергией марсианские колонии, которые будут разрабатывать залежи природных ископаемых. И то, что казалось фантастикой еще в конце двадцатого века, станет реальностью в первой половине двадцать первого», — засыпая, подумал академик. Через мгновение он провалился в черный бархат нирваны.
— Нужен врач, — полоснул слух внезапный женский возглас. Вячеслав Андреевич раскрыл глаза и с недоумением уставился в сторону непонятного шума. Кричала стюардесса, держащая за руку Дениса. Лицо молодого человека приобрело лимонный оттенок и страдальчески морщилось от боли.
Никифорову показалось, что он проспал всего несколько минут, но, взглянув на циферблат своего «Ориента», понял — минуты растянулись на долгие часы.
— Что произошло? — наконец сбросив с себя пелену сна, обратился к девушке Никифоров, поняв, что «референт» не реагирует на все происходившее вокруг него.
— Ему стало плохо, что-то с желудком, — затараторила стюардесса. — И он попросил у меня таблетку но-шпы, выпил, вроде бы стало легче, а сейчас подхожу, смотрю — он без сознания. — И снова заголосила: — Помогите, нужен врач…
«Разбор полетов» по прошедшим совместным учениям ничего хорошего не обещал. И участники совещания сидели за большим столом в просторном генеральском кабинете тихо, словно на поминках лучшего друга, в ожидании «раздачи слонов».