«Бедняжка миссис Батлер! Вы не имеете даже утешения пролить слезы на могиле мужа!»
Скарлетт не считала, что это послужило бы утешением. Ей казалось, она не переживет, если увидит Ретта мертвым.
Так прошел почти год. Вначале в ожидании и уповании на чудо, затем в отчаянии и безразличии ко всему.
Скарлетт пустила на самотек свои дела, и если бы не преданность и порядочность ее управляющего, могла потерпеть серьезные убытки. Почти безвылазно сидела она дома и лишь вечером, с наступлением темноты, выходила в сад. Ее отшельничество не было соблюдением траура в общепринятом смысле – она не носила черного, хотя незаметно для самой себя перестала одеваться в светлые и яркие платья. Траур поселился в ее душе.
Кэт отдалилась от матери, предпочитала проводить время с гувернанткой. Девушка, не скрываясь, лила слезы по хозяину в течение многих дней, но Скарлетт в своем горе не обращала на это внимания. Сама она не выезжала с дочерью на прогулки, за учебой следила поверхностно – ведь этим всегда занимался Ретт. Вечера, которые прежде семья в полном составе проводила в библиотеке, где Скарлетт с Реттом обсуждали новости, а Кэт, если не устраивалась на коленях у отца, то рисовала в своем углу – стали для Скарлетт самым ненавистным временем дня. Вечера и ночи во вдовьей спальне.
«А ведь я сама накликала эту беду, – пришло однажды в ее измученную бессонницей голову. – Я сказалась вдовой, побоявшись огласки, что меня бросил муж. Я живого Ретта назвала мертвым – ведь это грех! И Колум не одернул меня, не запретил лгать – а еще священник… В течение пяти лет он покрывал мою ложь. Впрочем, это было не единственным его грехом. Колума Господь уже покарал, теперь пришла моя очередь!»
День и ночь ее глодало чувство вины, и она проклинала тот день, когда Маферсон явился к Ретту со своей картой.
Решение вернуться в Америку возникло внезапно.
За завтраком мадемуазель Эжени со вздохом напомнила, что ровно год прошел с того дня, как мистер Батлер покинул свой дом, чтобы больше никогда не переступить его порога.
Лицо Скарлетт перекосилось от злости: как смеет эта мерзавка напоминать о том, о чем она и так думает, не переставая?
«Уехать отсюда! – тут же решила она. – Уехать, потому что здесь от француженки избавиться почти невозможно. А дома есть Розмари, есть другие репетиторы – в конце концов, там есть школы и пансионы для девочек».
– Мы едем в Америку, – заявила Скарлетт, обернувшись к дочери. – Прошел год, я потеряла всякую надежду.
– Мама, но я чувствую, папа жив! – горячо воскликнула девочка. – Помнишь, я рассказывала тебе свой сон?
– Я не верю в вещие сны. Ты просто слишком чувствительна, Кэти. Мы поедем в Чарльстон, к Розмари. Представляешь, как она будет рада видеть тебя?
– Мадам, но если мистер Батлер на самом деле жив, а мы уедем… – попыталась вставить Эжени Леру.
«Тебя никто не спрашивал!» – хотелось крикнуть Скарлетт, но она лишь сверкнула глазами в сторону гувернантки и сказала, адресуясь к дочери:
– Мистер Дэвис будет продолжать вести наши дела здесь, и если у него появятся какие-нибудь сведения о папе, он тут же нас известит.
Приготовления к отъезду не заняли много времени. Едва услышав, что вдова мистера Батлера покидает Кимберли, миссис Фриманн, жена ростовщика, тут же выразила желание купить ее дом со всей обстановкой. Скарлетт не стала торговаться, согласилась на предложенную цену. Ей не терпелось скорее покинуть Африканский континент, поэтому с собой она брала лишь часть гардероба и некоторые из личных вещей мужа, на память.
Накануне отъезда Скарлетт в последний раз проехалась в коляске по Кимберли, мысленно прощаясь с ним. С горечью она признала, что решение обосноваться в алмазоносном краю было ошибкой. Ее личное состояние за два года не увеличилось даже на сотню тысяч фунтов. Да и что значат деньги, когда в погоне за богатством она потеряла самое дорогое?
Глава 17
Путешествие на родину было тягостным и показалось Скарлетт непомерно долгим. Они уезжали 25 июня, в разгар зимы, когда температура днем не поднималась выше шестидесяти пяти градусов, а по ночам, при тридцати, в Кейптауне даже подмораживало.
Одиннадцатого августа они добрались до Портсмута, и оттуда Скарлетт телеграммой известила золовку. В последний день августа величественный «Империал» зашел в бухту Чарльстона.
Едва сойдя с трапа парохода, Скарлетт оказалась в объятьях Розмари. Обе разрыдались и долго всхлипывали, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, опомнившись, Розмари обернулась к племяннице. Расцеловав девочку в обе щеки, она не сдержалась:
– Кэти, крошка, до чего же ты вытянулась! Никто не даст тебе восьми лет.
Скарлетт сама не раз думала, что дочь растет необыкновенно быстро, и опасалась, что девочка станет такой же нескладной дылдой, как тетка. Однако при поверхностном сходстве Кэт все-таки отличалась от Розмари. Ее лицо уже утратило детское очарование, но не лишилось яркой врожденной индивидуальности. Глаза, прежде широко распахнутые, почти круглые, будто удлинились, а носик, благодарение богу, не вырос, подобно теткиному. Движениям ее была свойственна естественная грациозность, в отличие от резкости Розмари.
Когда они оказались в доме на Баттери, на Скарлетт душной волной накатили воспоминания. Ей припомнилось, как она впервые переступила порог этого дома под приветливым взглядом мисс Элеоноры. Как мечтала разделить постель с Реттом в угловой спальне на втором этаже; на какие ухищрения пускалась, добиваясь его внимания; в какой бессильной ярости покидала этот дом после бегства мужа… Три года назад она провела здесь несколько спокойных месяцев – пожалуй, последних безмятежно счастливых.
«Опять я поплыла против течения, – сжималось ее сердце в раскаянии, – и опять потерпела крах. Я смеялась над Реттом, взывала к его мужскому самолюбию, вынудила ввязаться в ненужную авантюру. Если б я не уговорила его отправиться в Кейптаун, он бы сейчас сидел в этой библиотеке, покуривал сигару и делился вычитанными в газетах новостями».
Все знакомые сочли своим долгом нанести визит миссис Батлер, и, конечно, первой была Салли Брютон.
– Дорогая, я даже не буду пытаться утешить вас, – заговорила Салли после приветственных поцелуев. – Смерть – это потеря, которую ничем не восполнишь. Тем более смерть любимого мужа. Поверьте, половина Чарльстона скорбит вместе с вами. Вы уже сняли траур?
Скарлетт покачала головой.
– Я не носила его. Ретту это не понравилось бы. Он любил, когда я одевалась со вкусом и не в черное.
От этого заявления карие глазки миссис Брютон вылезли из орбит, а обезьянье личико вытянулось.
– В первый год вдовства подобное у нас в Чарльстоне сочли бы вызовом обществу, – фыркнула она. – Вероятно, в местах, где вы жили, на эти вещи не обращают внимания?
– Обращают, как и везде. Но мне было плевать.
– В этом вы похожи на Ретта… – покивала Салли. – Любите идти наперекор.
– Даже когда не стоит… – пробормотала Скарлетт себе под нос.
– Что, простите?..
– Салли, я не раз об этом думала. Возможно, не настаивай я, мы бы не отправились в Южную Африку, и…
– Что говорить о том, чего не вернуть! – воскликнула миссис Брютон, опасаясь, что приятельница зарыдает. – Сейчас вам следует подумать, где вы будете жить. Надеюсь, вы не отправитесь в Джорджию, останетесь здесь?
Прежде чем ответить, Скарлетт опустилась на угловую софу и кивнула, приглашая миссис Брютон занять место рядом.
– Не знаю, Салли. С одной стороны, меня тянет в родные места, а с другой, Ретт так любил свой Лэндинг. Возможно, я обоснуюсь там с Розмари. Две стареющие одинокие женщины…
– А разве Розмари не сказала вам, что в октябре выходит замуж?
Скарлетт не могла скрыть удивления.
– Вот это новость! Самая лучшая новость за последнее время. Я очень рада за Розмари. И кто же ее избранник?
– Генри Макенрой, родственник Алисы Саваж, из Филадельфии. Вдовец с двумя детьми и, кажется, вполне приличный человек. Когда стало известно, что перед отъездом ваш муж назначил брату и сестре приличную ренту, женихи зашевелились. Но все без толку, вы ведь знаете, как трудно подступиться к Розмари. С полгода назад Алиса уговорила вашу золовку съездить с ней за компанию в Филадельфию. Там она свела ее со своим кузеном. Тот овдовел совсем недавно и с трудом справлялся с хозяйством и двумя детьми. Розмари со свойственной ей решительностью навела в его доме порядок, и Макенрой посчитал, что столь умелая хозяйка, из хорошей семьи, способная позаботиться о его детях, да еще с капиталом – именно то, что ему требуется. На удивление, Розмари согласилась.
– А чем он сам занимается?
– Он ученый человек: что-то связанное с электричеством. Кажется, экипажи на электрической тяге, вместо конки. В Филадельфии по рельсам уже ездят вагоны без лошадей. Вы представляете?..
– А чем он сам занимается?
– Он ученый человек: что-то связанное с электричеством. Кажется, экипажи на электрической тяге, вместо конки. В Филадельфии по рельсам уже ездят вагоны без лошадей. Вы представляете?..
– В Кимберли тоже занялись электричеством. В этом году на главных улицах зажглись фонари. Ретт приобрел большой пакет акций «Первой электрической».
– Кстати, свои дела там вы свернули?
– Я продала дом. За остальным пока следит мой управляющий, мистер Дэвис. Возможно, бизнес я тоже со временем продам, охотники найдутся.
Салли кивнула.
– Я не могу прийти в себя после вашего известия, – вернулась к интригующей теме Скарлетт. – Не понимаю, почему Розмари не сказала мне?
– Наверное, просто не успела. А вот и она, – обернулась Салли к двери. – Розмари, отчего ты не поделилась со Скарлетт главной новостью?
Обычно Розмари было трудно смутить, но сейчас ее щеки покрылись пунцовым румянцем.
– Нам было не до того вчера.
Скарлетт не терпелось узнать главное.
– Скажи, где вы будете жить после свадьбы? Здесь?
– Нет, в Филадельфии. Там у Генри дела.
– А как же Лэндинг? Неужели ты решишься покинуть его? Ты столько сил положила на восстановление хозяйства.
– Я собиралась предложить Россу взять на себя эту заботу. Конечно, теперь я бы предпочла, чтобы в Лэндинге жили вы с Кэт – если ты не против.
Скарлетт задумалась. Приняв решение ввернуться в Америку, она не строила определенных планов. Конечно, она собиралась побывать в Атланте и в Таре, но еще не думала всерьез о том, где обоснуется. Быть полновластной хозяйкой в Чарльстоне предпочтительней, чем на правах приживалки или компаньонки жить с золовкой. К тому же Ретт любил дом на Баттери, он восстановил имение своих предков… Немного помолчав, она кивнула.
– Я не против. Только до твоей свадьбы мне бы хотелось съездить в Джорджию.
Она отправилась на родину в сопровождении Кэти, без гувернантки. Перед отъездом из Кимберли у Скарлетт было желание уволить Леру, но со временем она переменила решение. Скарлетт понимала, что только благодаря Эжени Кэт говорит по-французски столь же свободно, как на родном языке, очень прилично рисует для своих лет, разучивает этюды и сонатины на фортепиано и даже набралась терпения вышивать. Девочка привыкла к своей гувернантке, и стоило признать, что в самый тяжелый в их жизни год, когда сама она, пребывая в глубокой депрессии, перестала уделять дочери достаточно внимания, француженка полностью взяла на себя заботу о Кэт.
Поэтому перед отъездом в Джорджию Скарлетт пригласила гувернантку в кабинет, вручила ей двести долларов в виде премии и разрешила воспользоваться отпуском на время своего отсутствия.
По пути в Тару Скарлетт решила задержаться на сутки в Атланте. Катясь в наемном экипаже по Персиковой улице, она попросила возницу доехать до своего прежнего дома.
– Посмотри, Кэт, – указала Скарлетт, – этот дом мы с папой построили вскоре после свадьбы.
– Мне нравится, – оценила дочка. – В нем столько башенок и цветных стекол!
– Как раз это папе не нравилось, но мы прожили здесь лет пять или больше. Когда перебралась в Ирландию, я продала его. Теперь здесь пансион для девочек.
За решеткой сада бегали воспитанницы, раздавался детский смех.
Вздохнув, Скарлетт приказала кучеру разворачиваться к дому мисс Питтипэт Гамильтон.
Сдерживая волнение, Скарлетт медленно поднялась на крыльцо. Дверь на звонок отворила незнакомая негритянка. Тетушка Питти выглянула из гостиной и, увидев нежданных гостей, едва не упала в обморок, но служанка вовремя подскочила к ней с нюхательными солями. Придя в себя, мисс Питти раскрыла объятья:
– Скарлетт, дорогая, сколько же лет я не видела тебя… – всхлипывала старушка. – Бог мой, как быстро летит время… Ты прекрасно выглядишь, хотя в твоем положении… Когда до нас дошло это ужасное известие, в городе только и разговоров было, что о твоем муже. Бедный капитан Батлер! Столько раз рисковать своей жизнью во время блокады Чарльстона – и сложить голову среди африканских песков!
– Прошу вас, тетушка, не надо об этом, – попросила Скарлетт, сжимая зубы.
Мисс Питти разинула рот в недоумении, затем понимающе кивнула и, промокнув платочком глаза, обернулась к Кэт.
– Это твоя дочь?
– Да, тетушка. Это Кэт.
– Можешь называть меня бабушкой, деточка, – расчувствовалась старая дева, когда, сделав книксен, девочка подставила ей щеку для поцелуя.
– Я не вижу Гэрриэт. Они с Эшли куда-то уехали? – поинтересовалась Скарлетт.
– В школу к Билли. Там сегодня какой-то праздник. Дома только я и крошка Джу.
Заметив удивленно поднятые брови Скарлетт, Питтипэт пояснила:
– Год назад Гэрриэт родила. Вдобавок к двум сыновьям – девочка. Эшли так счастлив, ты даже представить не можешь! – кудахтала в восторге мисс Питти. – Сейчас Джу спит, но ты увидишь – это ангел, сущий ангел! Красавица, как все Уилксы.
Скарлетт постаралась сдержать скептическую усмешку. Ей ли не знать, что женщины Уилксов, Бэрров и Гамильтонов никогда не блистали красотой, скорее поражали своей бесцветностью. Беатриса Тарлтон твердила, что это следствие внутриродственных браков. Впрочем, Гэрриэт не приходится Эшли кузиной и вообще родилась за тридевять земель отсюда.
Вспомнив о семье Уилксов, она спросила об Индии. Есть ли у нее дети?
– Нет, – вздохнула старая дева. – Слишком поздно ей встретился спутник жизни.
«Вернее сказать, слишком поздно нашелся дуралей, позарившийся на ее бледные прелести», – усмехнулась про себя Скарлетт, прикинув, что Индии сейчас должно быть года сорок два.
– Мужа Индии перевели в Нэшвилл. Ты знаешь, он ведь священник…
– Да, Гэрриэт писала мне.
– Сказать откровенно, вначале я расстроилась, что Индия выходит замуж, – все-таки я привыкла жить с ней. Но потом, когда в этом доме поселилась Гэрриэт… Она такая мягкая, услужливая, всегда дружелюбная – очень милая женщина, а уж по сравнению с Индией! Ты ведь помнишь…
– Помню, тетушка, – нахмурилась Скарлетт.
Разве могла она забыть, что благодаря сестре Эшли от нее отвернулся целый город!
Видимо, мисс Питти подумала о том же, смутилась и, чтобы отвлечься, оборотилась к Кэт, взяла ее за руку и повлекла к высокой горке розового дерева, где на полках были выставлены фарфоровые фигурки – самые заманчивые игрушки для любого ребенка, как она считала.
Скарлетт огляделась. В этой гостиной мало что изменилось, разве что прибавилось кружевных салфеточек. Все тот же овальный стол посередине, и те же вазы на каминной полке, и тот же памятный полосатый диван, на котором она плакала в день похорон Фрэнка, а Ретт пытался успокоить ее и вдруг огорошил предложением выйти за него замуж. Когда-нибудь она сможет рассказать дочери, как неожиданно это было и как забавно он обставил предложение, даже на колени упал. Или не стоит? Ведь тогда придется рассказать все. О том, что и в первый, и во второй раз она выходила замуж без любви, да и, соглашаясь на предложение Ретта, не любила его. Много лет в ее сердце царил образ другого мужчины… И вскоре она его увидит.
Полчаса прошло в беседе с тетей Питти, которая, перескакивая с одного на другое, торопилась выложить все городские новости. Доктор Мид умер. Миссис Мид очень сдала после его смерти. Долли Мэриуэзер все такая же. У Мэйбл трое детей, а ее маленького зуава никто теперь не назовет маленьким – Рене ужасно растолстел. Фэнни Элсинг по-прежнему вдовствует. Боннелы покинули Атланту. Братец Генри удалился от дел, купил домик неподалеку от Мейкона, сюда наведывается нечасто. Здесь все так изменилось! Слишком много новых людей, и большинство из них янки, к сожалению. Но Старая Гвардия держится друг за друга, как всегда.
Мисс Гамильтон не успела перечислить и половины знакомых Скарлетт имен, когда на крыльце послышались шаги и звуки голосов. Через раздвинутые двери гостиной Скарлетт увидела, как в дом вошли Эшли, Гэрриэт и русоволосый мальчик-подросток. Он смотрелся настоящим маленьким джентльменом – аккуратный костюм из серого твида, белая рубашка и галстук. Ничего в нем не осталось от живчика Билли, который ловко, будто обезьянка, лазил по деревьям и мигом забирался в башню по веревочной лестнице.
Питтипэт поспешила в холл. Скарлетт тоже встала и подтолкнула вперед Кэт.
– Доченька, это Билли. Ты узнаешь его?
Девочка уставилась на Билли, не отрывая глаз. Тот тоже заметил ее, степенно подошел, вежливо поздоровался со Скарлетт и протянул руку Кэт.
– Привет, Кэти. Какая большая ты стала!
Скарлетт улыбнулась и, оставив детей в гостиной, поспешила к Эшли с Гэрриэт.
Эшли, поседевший, немного располневший, но все еще статный, в эту минуту напомнил ей Джона Уилкса. Его серые глаза светились таким же доброжелательным спокойствием, а улыбка выказывала искреннюю радость.
Гэрриэт тоже округлилась после родов. Расцеловав Скарлетт в обе щеки, она тут же потащила ее в детскую, показать главное свое сокровище – годовалую Джудит.