— Чего ты такая довольная?
— Да не знаю, все просто хорошо! Белая полоса наступила!
— Это затишье перед бурей.
— Ну какого черта ты такой пессимист?
— Потому что знаю, каково разочаровываться, — он включил радио, затмив мой голос «Кастой».
После многокилометрового забега по широкой автостраде мы, сверяясь с картой, свернули на узкую проселочную дорогу. Спустя пару сигарет припарковались возле высокого белого забора с массивными воротами трехметровой высоты, которые делали клинику похожей на загородную резиденцию какого-нибудь посла, со всей полагающейся помпезностью.
На проходной нас встретили двое в штатском, один махнул рукой, и мы преодолели первый шлагбаум. На бейджиках было написано «охрана». Звали Сергеями.
— Они тут что, все клонированные? — отвратительно громко спросил Гога, явно не нуждаясь в ответе.
Мы посветили своими пропусками Министерства печати, телевидения и радиовещания.
— Откройте багажник, — приказал суровый баритон Сергея.
Гошину аптечку вывернули вверх дном; его отец был военным летчиком, и это для нас объясняло наличие промедола[8] в квадратной коробке с крестиком, но никак не для правоохранительных органов. Набор лекарств мы оставили на проходной и двинулись в сторону двухэтажного блочного здания, за которым виднелось еще несколько таких же.
В светлом и просторном холле нас встретил PR-директор, которую я отвела в сторону, несколько раз поглядывая на бейджик. Меня в институте научили, если тебе нужен суппорт человека, нужно постоянно повторять его имя.
— Елена Сергеевна. Я учусь в Институте телевидения и радиовещания. И делаю сюжет на тему «Двенадцать шагов», моя сестра Ивановская Карина у вас лечилась год назад. Для меня это очень важно.
Я дала ей письмо, якобы заверенное в институте, а на самом деле начерканное на BP, пока Гоша покупал буррито с сыром.
— В целом не имею ничего против. Пациентов не снимайте в карцерах и во время групповых тренингов, а так все — с разрешения присутствующих. Наш секретарь вас проводит.
— Спасибо огромное.
— А сестра ваша — интересный случай.
— Ну да, она мне рассказывала, как в карцере лежала.
Елена Сергеевна удрученно посмотрела, выдохнула почти растворившийся и смешавшийся с кофе никотин.
— Она не лежала в карцере. Она добровольная. Сама приехала.
И протянула мне визитку. Не надо было произносить вслух «белая полоса».
К нам подошла хрупкая русая девушка с исконно русскими чертами лица, видимо, практикантка, Света. Света, Света, звезда… Ладно, просто звезда.
— Хотите чаю, кофе?
— Да нет, — ответил Гоша и начал напевать под нос что-то невообразимое, в чем я смогла различить только фразу «Света — звезда минета». А я-то ограничилась просто звездой.
Мы шли по длинному коридору, сплошь увешанному наградами и сертификатами.
— А это наши успешные пациенты.
— А давай дадим проезд? Вручную. Сможешь поровнее?
— Да не вопрос, — он закрепил Sony mini-dv на только что собранной треноге.
Гошка был заядлым любителем маунтин-байка. И еще за два года до того, как связать свою профессию с телевидением, скрепил ее наручниками с экстримом. В прямом смысле слова. Он часто снимал прорайдеров, за что и попал корреспондентом на телеканал «Спорт» в «Точку отрыва».
Мы с Гошей шли, как солдаты, — в ногу.
— Медленнее, еще медленнее, — пыталась режиссировать моя творческая натура-дура.
И тут я разрушила наш темпоритм, резко остановившись, немного наигранно, как Скалли в «Секретных материалах», как будто я знала, с чем столкнусь, и сотни раз репетировала эту правду, которой я посмотрю в один из карих глаз.
На стене висело несколько фотографий Карины и Киры, в обнимку, улыбающихся. Они жили вместе. Вещи и одной, и другой на соседних кроватях. Лица соприкасаются, волосы струятся по плечам, искренние улыбки.
— А вы давно здесь работаете? — спросила я Свету.
— Около трех лет. Я тут почти живу, помогаю дежурить по ночам, многое уже повидала — в обычной жизни столько странного не узреть — тут все как лакмусовая бумажка, все, что может человек себе позволить, он проявляет.
— А я думала, вы практикантка. Такая молодая, — выдержала паузу и добавила, поглядывая на Карину: — Симпатичные девушки, — не стесняясь тыкать пальцем в фотографию.
— Ой, это были две соседки. Вообще у нас часто люди объединяются и дальше помогают друг другу в реабилитации. Это часть программы.
Мы завернули в первый кабинет.
Я слышала, чтобы выявить у человека предрасположенность к наркомании, нужно сделать специальный генетический анализ с целью выявления синдрома дефицита удовлетворенности. Уже при рождении у нас есть тяга к запретным плодам, но я бы не хотела смотреть на своего ребенка (я думаю, у меня когда-нибудь все же родится мальчик с вьющимися, почти белыми в раннем возрасте волосами) в ожидании того, что он произнесет: «Мам, героина дай!»
Ни за что.
Я задала Свете свой первый сакраментальный вопрос.
— А что собой представляет генетический анализ?
— В нашем центре диагностика проводится на молекулярно-генетическом уровне и основывается на анализе результатов полимеразной реакции. Я вас совсем запутала…
— Чего? — непонимающе прервал ее Гоша.
— Для исследования берется немного эпителия с десны при помощи специальной маленькой щеточки, это абсолютно безболезненно и не опасно, некоторые даже не замечают. На основании анализа можно определить предрасположенность человека к наркомании и алкоголизму. Если синдром есть, то мы определяем его тип.
— А что дает знание этого синдрома?
— Некоторые люди могут годами нюхать кокаин, и при этом у них не вырабатывается зависимость, другие же на третий-четвертый раз срываются.
В низком крутящемся кресле посреди кабинета сидела девочка лет тринадцати, одетая в джинсы Calvin Klein и пестрящая блузкой из последней коллекции Вивьен Вествуд.
— Родители привезли, чтобы сразу знать, к чему готовиться, — сказала Света. — А здесь единственное место, где содержатся истории болезней всех наших больных и лаборатория.
— Мы отснимем лабораторию, а картотеки нам не нужны, — сказала я твердым и сухим тоном. — И кстати, я надумала насчет чая с лимоном, а Гоша будет кофе.
Света, послушно улыбнувшись, ушла в другой конец коридора.
— А теперь вставай в дверной проем и снимай отсюда, чуть что, говори, чтобы я подвинулась. Ничего не спрашивай. Просто делай.
Я побежала в сторону картотек.
Первая моему взору открылась буква М.
Я начала перебирать стопки с поисках Макеевой.
Нашла:
Кира Сергеевна Макеева
1971 год рождения
Вес 58
Рост 177 см
22.07.03
Физическое состояние:
Дисфункция почек, обезвоживание, легочная недостаточность, бессонница.
Наркотические вещества:
Кокаин
Орто-хлорофенил
Тетрагидроканнабиол
СДУ: активный
Психическое состояние:
МДП
Невроз навязчивых состояний
Лечение:
Аминазим
Инсулин
Физраствор
— Если она еще пять минут проговорит с тем врачом в конце коридора, я буду пить холодный кофе.
— Переживешь, — сказала я, собирая все листы в папку, успев посмотреть только первый день из всей истории болезни.
И направилась к ящику с буквой «И».
Иванов…
Иванов…
— Какая фамилия известная.
Вот, нашла:
Ивановская Карина Евгеньевна
1986 год рождения
Вес 56 кг
Рост 176 см
Физическое состояние:
ОРВИ, авитаминоз, реакция на свет нормальная
Наркотические вещества:
Метилморфин
ДМП
СДУ: не обнаружен.
Психологическое состояние:
ДМП
Шизофрения?
Лечение:
Карбонад лития
Пищевые добавки
— Маш, подвинься! От тебя тень!
Я срочно задвинула ящик с бумагами и присела на корточки, делая вид, что выбираю план.
План я бы сейчас покурила.
Я спрятала в карман диктофон, на который только что наговорила увиденное.
В то время как Карина пила пищевые добавки для роста ногтей и волос, я ломала свое сознание, переживая за ее хренов тетраканнабиол. Вот дура.
Стало дико смешно, так смешно, что каждая клеточка моего тела содрогалась в нервном хихиканье и готова была разлететься, как вселенная при большом взрыве. И мне хотелось разлететься на десятки со страшными степенями нейтронов, протонов и электронов. А еще в детстве я мечтала втихаря, ну ладно — рассказывая об этом соседке Жене, похожей на эрдельтерьера из сорок второй квартиры, — о том, что случится ядерный взрыв и я увижу самый большой гриб на земле. Любимые фильмы прервут на специальные выпуски новостей, ведущие будут спотыкаться на тексте, им прямо в кадр будут вносить новые сведения, выраженные в листах бумаг А4, не будет рекламных блоков — в медиаотдел будут сыпаться звонки из агентств, будут обсуждаться деньги-деньги-деньги, они будут обсуждаться вечно и везде, кроме эпицентра атомной катастрофы. Я была именно там.
Стало дико смешно, так смешно, что каждая клеточка моего тела содрогалась в нервном хихиканье и готова была разлететься, как вселенная при большом взрыве. И мне хотелось разлететься на десятки со страшными степенями нейтронов, протонов и электронов. А еще в детстве я мечтала втихаря, ну ладно — рассказывая об этом соседке Жене, похожей на эрдельтерьера из сорок второй квартиры, — о том, что случится ядерный взрыв и я увижу самый большой гриб на земле. Любимые фильмы прервут на специальные выпуски новостей, ведущие будут спотыкаться на тексте, им прямо в кадр будут вносить новые сведения, выраженные в листах бумаг А4, не будет рекламных блоков — в медиаотдел будут сыпаться звонки из агентств, будут обсуждаться деньги-деньги-деньги, они будут обсуждаться вечно и везде, кроме эпицентра атомной катастрофы. Я была именно там.
Мы прошли к группам. Из большого зала выходили человек двадцать.
— Это семейная терапия, — объяснила нам Света, — родные приезжают, соучастие, сопереживание — это и есть залог успеха «Двенадцати шагов».
— А можно поговорить с кем-то из них?
Она подозвала высокого короткостриженого юношу.
— Это ребята с телевидения, сюжет делают.
Я посмотрела на неуютного обескураженного юношу, и внутри образовался комок, который сообщал языком, подобным азбуке Морзе, «лоботомия». Хрустальный детский взгляд заставил содрогнуться даже Гошу, который вообще жил «половиной моего убеждения», что любое событие проходит две стадии развития: трагедию и фарс; он все время пытался миновать первую часть и поэтому рассматривал людскую планету как глобальный мирозданческий фарс, комедию в 2005 действиях.
Почему-то никто не был настроен с нами говорить, женщины и девушки плакали, мужчины шли косолапой походкой в сторону своих палат. Унылое зрелище.
На этой славной ноте мы и закончили наш репортаж.
Хрустя февральскими морозами, мы дошли до машины.
Гоша взял у Светы телефон. Тоже мне, бабник.
— Чего ты там искала такое?
— Лучше спроси, что нашла, — мы попрощались с Сергеями. — То, что было в крови у моей сестры. Какое-то вещество, похожее на морфий.
— Морфий. Скажи, какой идиот будет морфий доставать, когда у меня промедол в аптечке?
— Тут не в этом дело. Слушай, а ты не смотрел, сколько стоит все это удовольствие, в смысле полежать в клинике?
— Насколько помню, штука евро в неделю, раньше было в баксах. Меня больше заинтересовал морфий.
— Я знаю, что даже Шерлок Холмс морфий употреблял, когда он был в свободной продаже, а сейчас его используют для обезболивания. Подожди, ты хочешь сказать, что она не была наркоманкой?
— Не знаю, но лекарство группы B никак не вписывается в мое представление о наркомании. У нее даже этот хренов синдром не обнаружен. Это редкий случай…
— Гошк, что бы заставило тебя принимать именно морфий?
— Или возможность, или подражание кому-то…
* * *Когда ты уличаешь родного человека в маленьком вранье, ставится под вопрос все сопережитое, многое обесценивается, fuck’ты перестают склеиваться и ты понимаешь, что дело не только в фактах, но и клее. С одной стороны, часть тебя хочет закрыть правду и снова вернуться в сладкую иллюзию, а другая понимает, что это лишь содранный верхний слой. Теперь я рада, что не спросила у Карины про Романовича. Пока у меня есть шанс надеяться на благоразумие кого-то из нас.
Въезжая на территорию, ограниченную шестиполосным движением и надписью «Москва», я написала Линде sms: «Знала бы, в какую дрянь ты меня втянула».
«Это не то, это не те» — одна и та же фраза в двух дневниках.
Я бы сказала иначе: «Что-то не то…»
SUCK’ypa, или Возвращение Homo erectus’a
Я пришла домой и включила компьютер, приятно зачавкала аська, посыпались всякие смешные и не очень сообщения. Линде не терпелось узнать причину моего грозного послания, Гоша что-то рыл про морфий, так как ему тоже нужна была тема для сюжета, а Романович просто написал…
Romanovich:
Привет! Как дела?
Mnishek:
Да ничего. Сам как?
Приезжай…
Mnishek:
Пока я не передумала =)
Romanovich:
А я мужчина по вызову?
Mnishek:
А чем тебя не устраивает зов моей природы? Жду через двадцать минут.
И вышла в offline, магазин и за сигаретами по совместительству.
Он был в пути. И звонил.
Наше с Романовичем отсутствие отношений строилось на том, что мы иногда затыкали ненужные вопросы, обиды и погодные недомогания и встречались, просто потому что было это самое «сегодня». Через несколько минут я снова почую запах соития. И снова во мраке моего дома он будет рядом.
На нем черная майка Armani с длинным рукавом — обожаю класть голову ему на плечо. Алек ненавидел мой никотин. Я закурила, сидя на зеленом диване в комнате. Он попросил чаю. Я сделала жасминовый, хотя знала, что он не переносит жасмин. Чуть сморщившись и улыбнувшись, Романович глоток за глотком выпил и даже не поперхнулся.
Я взяла его за руку и повела в ванну. Мне очень нравится сидеть на мохнатом красном коврике формы апельсина и наблюдать, как мужчина лежит весь в воде, пене, положив голову на полотенце, с кончика носа и волос стекают капли… А еще Алек боится щекотки. Я провела рукой между большим и указательным пальцем на ноге, пена была чуть выше моего плеча. Он перехватил мою руку и уже через десять секунд я была на нем, в мокрых штанах и майке.
За это я и люблю Романовича.
Все дети после шестнадцати знают, что нельзя заниматься сексом в воде. Мы также знали — оральный секс не считается. Игра в «водолазов» — тема, которую я распространила только на четырех мужчин.
Я никогда не пользовалась стиральной машинкой по назначению, даже не знала, которая из пяти возможных — кнопка «пуск». Зато в других целях использовала повсеместно, в любых позах и при самых разных обстоятельствах. Я немного обожгла спину о сушилку и, положив ноги на раковину, наслаждалась тем, что Кундера бы назвал невыносимой легкостью соития.
Когда процесс для одного из нас был закончен, я, прислонив ступню к его животу, пинком откинула его в сторону раковины. И пошла в комнату спать. Где она, гармония? И не имеет ли она ничего общего с ужасным словом «моногамия»?
Сделал дело — дрыхни смело.
— А как ты отмазываешься от Жанны? — я чуть не назвала ее шваброй, из-за чего улыбнулась.
— Я говорю, что ложусь спать или у меня ночная фотосессия и уезжаю. А ты от Кирилла?
— Никак. Сплю. Он все принимает так, как оно есть. Кирилл не играет никакой роли в моей жизни. Просто надуманное постоянство. И не надо говорить, что я сука. Да, я так живу и мне это нравится.
— Я и не собирался. Но когда-то же придется остановиться.
— Но не сегодня и не завтра. Будь другом, передай мне пепельницу.
— Если ты будешь курить в кровати, я уеду спать домой и ты останешься без утреннего секса.
— А мы с тобой когда-то занимались утренним сексом?
— Был один раз, — он засмеялся.
Защитная реакция. Все так говорят.
Из всех последующих реплик, сказанных в основном невпопад, я разобрала слово «массаж» и затушила сигарету, сломав посередине. Алек был доволен. А я получила эротический массаж.
Как говорит одна прекрасная женщина с вопиюще притягательным именем Лолита: «За массаж и Родину продам».
А я думаю, что все зависит от суммы.
1+1 лучше, чем 2. Потому что есть один и еще один. А так просто 2.
Хренов тетраканнабиол
Романович был то ли жаворонком, то ли просто пытался вывести меня из себя. Он ставил будильник на восемь. Всегда. А надо мне в институт, не надо — даже в те дни, когда работа начиналась после трех вечера, он все равно поднимал меня с теплого ложа в это время суток. А потом я сама стала просыпаться ни свет ни заря, наверное, вошло в привычку.
Он одевался, обнимал на прощание и совсем в ушную раковину бросал «Спасибо».
— Спасибо?
Интересно, а как это понимать? Спасибо этому дому, пойду к другому? Спасибо, что не взяла денег за ночь, спасибо, что ты есть или спасибо за утренний кофе, который он не стал пить?
Вот свинота.
Я бы сказала больше — абсолютный хряк.
Кстати, этот fuck’т объяснял наличие такого fuck’тора, как Homo erectus. Интересно, а как у них проходит тот самый fuck?
Я решила в подробностях нарисовать это действие перед глазами. Дальше волос дело опять не пошло. Я перебирала испытываемые чувства и пыталась разложить их в логическом порядке: интерес, вожделение, возбуждение, ревность…
Раздался телефонный звонок. Домашний. Мне редко на него звонят, потому как я либо сплю, либо отсутствую, либо вовсе не подхожу к аппарату, соединяющему голоса со скоростью, которую даже Ferrari Spider не может развить.