– При твоей болезни и не помогло бы. Жену хочу свозить.
– Богоугодное дело о жене своей заботиться. Месяца через два, полагаю – в августе – паломники в те места собираются. Если желание есть – присоединяйся.
– За совет спасибо. А это на храм, – Никита отдал отцу Иосифу серебряный рубль.
Мудр святой отец, всегда дельные советы дает.
По пути домой Никита вспомнил слова князя, которые Елагин говорил по приезде его из Астрахани – что царь, де, не велит Никиту дальше одного дня пути из Москвы отпускать. А если и правда так? Соловки, конечно – не дальняя Астрахань, но и не близко. Как бы к Алексею Михайловичу подластиться, отпроситься – вроде на богомолье? Царь православный, должен отпустить. Вовремя вспомнил о нардах. Нехорошо получилось: еще в Вязьме царю обещал, и до сих пор обещания своего не сдержал. Невместно, царь все-таки!
И следующим днем Никита направился к князю Елагину.
– О! Ты ноне – как ясно солнышко, давненько тебя не видал! Садись, Никита, отобедаем, чем Бог послал.
Кто был бы против? Никита был после работы, есть хотел, потому и приналег на щи; затем за мясо принялся. Куда как хороши томленные в печи перепелки! Птичка маленькая, чуть больше воробья – а вкусна! Дома Любава да кухарка тоже вкусно готовили – не отнять, но поваров княжеских им не превзойти – те приправы особые применяют.
Обед запили фряжским вином. Потом князь кубок серебряный в сторону отставил:
– Говори.
– А что говорить?
– Ты же по делу пришел. Забывать старого знакомца стал, нехорошо. Только по нужде и заходишь.
– Нет, князь, время выдалось. Игре же обучить хотел да насчет досок узнать – готовы ли?
– А мы сейчас спросим. Эй, кто-нибудь!
Из-за дверей показался холоп, стоявший у трапезной.
– Спроси у ключника – готовы ли доски для игры?
– Я мигом.
Холоп исчез и вернулся с двумя досками для игры в нарды и двумя шелковыми мешочками.
– Ставь на стол, – распорядился Семен Афанасьевич.
Развернули обе доски, и Никита ахнул от восхищения. Доски были сделаны из клена и черного африканского дерева, инкрустированы карельской березой и розовым деревом. Работа тонкая, изящная. И сами шашки, что находились в шелковых мешочках, были резаны из моржового клыка – и довольно затейливо. Такие и глаз радуют, и в руки взять приятно. А кость – как назывался кубик – вообще из серебра сделана.
Князь заметил восхищение Никиты, приосанился горделиво:
– Ну, как?
– Нет слов. Такими и царю играть не зазорно.
– Одну доску думаю ему подарить. Поперва только играть научи.
– За тем и пришел. Садись, княже, объяснять буду.
Нарды – не шахматы, правила простые – что в короткого, что длинного. Но думать тоже надо, несмотря на кажущуюся простоту.
За вечер Никита начисто обыграл Елагина. Неприятно князю все время проигрывать, хмурился, однако понимал – новичок он в игре. Вот поднатореет – тогда с царедворцами и с самим царем играть будет.
Уже прощались, когда князь попросил:
– Ты, Никита, как болящих поменьше будет – завсегда заходи. Выучи меня играть. А там и к царю идти можно с подарком. Небось Нащокин от зависти лопнет! – Князь хихикнул.
– Только, Никита – чур, никого не учить! А то может так получиться, что они меня обыгрывать будут.
– Договорились, Семен Афанасьевич, – Никита откланялся.
С этого вечера Никита забегал к князю часто – он и сам был заинтересован, чтобы князь к царю с подарком явился.
Недели через три князь встретил Никиту радостный и пьяненький.
– Ну, Никита, подарок мой царю по сердцу пришелся. Я с ним уже несколько партий сыграл. О тебе он вспоминал, говорит – об уговоре не забыл, только тянул долго.
– Вот теперь и к государю идти не зазорно.
– Это еще зачем? – насторожился князь.
– Хочу из Москвы отпроситься, на Соловки сходить с богомольем. Как думаешь, отпустит?
– Паломничество – дело богоугодное. Только место ты выбрал не очень, сам знаешь – крамола там старообрядная. Чем тебе Сергиев Посад не угодил? И монастырь постарше, и монахи разумней, и иконы намоленные – еще от дедов-прадедов наших оставшиеся.
– На Соловки хочу. Если по секрету – в урочище Куртяево.
– В урочище? – удивился князь. – Ты же православный?
– При чем здесь вера? Там идолов нет. А вот целебные воды есть. Хочу супружницу подлечить.
– Тогда другое дело. Только кораблик поменьше нанимай. Был я как-то на Соловках – годов двадцать тому. Ежели ушкуй невелик, то везде пройдет.
Никита, как о судне услышал, чуть было на месте не подскочил. Он-то думал с паломниками идти! Пешком далеко, утомительно. На повозке – неудобно, ведь богомольцы пеши бредут, перед ними стыдно. Как же он о судне не подумал? Вот голова дурная! А князь идею хорошую подал. Судном и быстрее, и неутомительно. Лишь бы царь отпустил. Конечно, он не царского двора человек, свободный муж – заставы только на дорогах. Но не дай господи, случится что – царь вовек не забудет. Да и подданный Никита государев, как ни крути.
– И каким же путем? – поинтересовался Ни-кита.
– Можно, как торговцы солью ходят: через Волок Ламский, потом до Вологды, Сухоной до Северной Двины – а там уж и Соловки. Есть и другой путь: по Мсте до Великого Новгорода, через Ладогу по Свири в Онежское озеро – а там все время на север, через Валдай и Выгь-озеро в Белое море к Соловкам.
– А как короче?
– Да, почитай, одинаково. Недели две добираться в одну сторону. Только там лето короткое и холодное, теплые вещи брать надо. И гнус заедает. И не вздумай задержаться. Реки там рано льдом покрываются – тогда беда. Либо пеши возвращаться, либо зимовать в какой-то деревеньке.
– У меня препона есть – государь.
– Да он-то здесь каким боком? Скажи – паломником с супружницей. После игры твоей персидской, думаю, не откажет.
– Все равно увидеться с ним надо, разрешения попросить.
– Так он тебе перстень со своей руки подарил, тебя стрельцы в Кремль пропустят – окромя личных покоев.
– Неудобно как-то.
– Неудобно порты через голову снимать. Иди и даже не сомневайся.
Никита откладывать не стал, приоделся понаряднее – и в Кремль. Прошел через Спасские ворота, но у входа во дворец его остановили стрельцы.
– Не положено!
Никита сунул старшему стрельцу под нос перстень царский, загодя надетый на палец.
– Царский перстень, – признал подарок стрелец. – Василий, проводи человека.
Никита был во дворце впервые и потому все время крутил головой по сторонам, разглядывая обстановку. Как-то все запутанно было: переходы, лестницы, повороты; двери в помещения вели низкие, и нужно было пригибаться. Такие в крепостях да в монастырях делали. Стена толстая, проход в одного человека; через дверь пройти можно было, только изрядно согнувшись. А ведь для дела сделано! У такой двери один воин оборону от множества врагов держать сможет, тюкай только боевым топориком или саблей по подставленной шее. И винтовые лестницы в башнях с такой же целью закручивались только по часовой стрелке – чтобы обороняющемуся удобно было правой рукой работать.
Стрелец Василий довел Никиту до двери.
– Погодь здесь.
Сам постучал, вошел и тут же появился с молодым боярином.
– Знакомое лицо! Никак – Никита-лекарь! Доброго здоровья!
– И тебе не хворать.
– Василий, ты ступай. А что, Никита, разве государь тебя к себе призывал? Здоров он вроде.
Никита поднял руку с царским подарком. Боярин увидел, кивнул:
– Знакомый перстенек. Так с чем пожаловал?
– Просьба к нему.
– Да ну?
Боярин задумался. Перстенек царский – как пропуск-«вездеход». Только ведь и просьба личная. Как бы от государя не влетело.
– Испрошу. – Боярин исчез за дверью.
А Никита разглядывал мозаику на окнах да изразцы на голландской печи.
Дверь приоткрылась.
– Иди, примет.
За дверью оказался коридор. Перед дубовой створкой боярин остановился.
– Шапку отдай, как войдешь – поклонись.
– Да знаю я! – не скрыл досады Никита.
– Это я так, для порядка.
Никита отдал суконную шапку боярину и вошел.
В комнате царя пахло благовониями, тихо потрескивала лампадка перед иконами.
Никита перекрестился на образа, потом повернулся вправо.
За деревянным столом сидел Алексей Михайлович в расшитом домашнем халате и с любопытством смотрел на гостя.
Никита отвесил глубокий поклон:
– Здрав буди, государь.
– Рад видеть, Никита-лекарь. Давненько мы с тобой встречались. Дай бог памяти – года полтора?
– У тебя хорошая память, государь.
– Зато ты с персидской игрой долго тянул, – укорил царь.
– Беда у меня была, государь. Жена и теща от моровой язвы померли, дом сожгли – на пепелище вернулся. Сам в монастырь ушел в Астрахань – не до игр было.
– Ведаю уже. Разыскивал тебя – нужда великая была.
– И я ведаю о твоей беде, государь. Прости, вернуться не успел, на два дня опоздал только.
– Видно, так Богу угодно было. Зато князя Елагина игре выучил, он меня пока обыгрывает.
– Видно, так Богу угодно было. Зато князя Елагина игре выучил, он меня пока обыгрывает.
– Навык с практикой приходит. Игра эта только с виду простая. Там думать надо, просчитывать на несколько ходов вперед. Кто кого передумает – как в шахматах.
– Садись, Никита, – предложил царь.
Никита уселся на небольшую скамеечку. Тепловато в комнате. Своды низкие, оконца маленькие, стены темные, вишневого цвета. А государь какие-то бумаги читал до него, вон – на столе лежат.
– Ты бы, государь, несколько свечей рядом поставил. Темно в комнате, глаза испортишь.
– Верно, устают к вечеру глаза, иной раз такое чувство – как будто песку в них насыпали. Так что у тебя за просьба?
– На богомолье хочу. Прошу тебя – отпусти, думаю, за два месяца обернусь.
– Это куда же?
– На Соловки.
Царь нахмурился:
– Ты не старого ли обряда приверженец? Да нет вроде, тремя перстами крестился.
– В Куртяево урочище хочу завернуть – на воды целебные.
– Слыхал я про диковинку такую в моих землях, но не был там никогда. Вот что, Никита-лекарь, отпускаю тебя на все лето – но только с одним условием: целебные воды сам осмотришь и испробуешь. А по возвращении у меня будь с докладом. Знать желаю – правда ли вода та помогает либо врут все. Чешский король в письмах водами целебными похваляется, а я, получается, вроде как хуже.
– Государь, земли твои обширны и изобильны всем – зверем, птицей, золотом и железом. И воды целебные в них есть, только разведать их надо!
– Ты так говоришь, как будто твердо знаешь. Не скрою – приятно мне. Считай – поручение тебе я дал.
Никита поклонился и попятился к двери, считая аудиенцию законченной.
– А партейку сыграть? – улыбнулся царь.
После доброго разговора чего же не сыграть? Никита довольно шустро обставил царя. Тот нахмурился:
– Давай еще одну.
– Нет, государь. Лучше я тебе твои ошибки покажу – это полезней.
Никита рассказал и показал, где государь маху дал.
– Ага, понял. Как играть хорошо научусь, с послом персидским сыграю. У них вся знать в шахматы и нарды играть обучена.
– Зато в лапту не умеют.
– Это для простого народа.
Никита пожелал государю доброго здоровья и откланялся.
Вышел он из дворца довольный, рот до ушей. Стрелец Василий взглянул на Никиту и не удержался:
– Выгорело, стало быть, дело?
– Как есть, Вася! – И от избытка чувств Никита хлопнул стрельца по плечу. Тот от неожиданности едва бердыш из рук не выронил.
В этот же день Никита стал искать подходящее судно. Дело это оказалось непростым. Были пузатые торговые лодьи и большие ушкуи. Купцы, владельцы судов, были бы не против, однако посудины велики. Источники целебных вод располагались по берегам реки Верховки – неглубокой и неширокой, по ней такие не пройдут. А учитывая, что и переволок проходить надо – так и вовсе не надобны. А небольшие легкие ушкуи да баркасы – суденышки почти все рыбачьи, пропитаны неистребимым рыбьим духом, и места для пассажиров в них нет.
Однако, потратив два дня, судно Никита нашел. Вернее – подсказали ему. Хозяин, седовласый старец, согласился доставить их на Верховку, подождать там, сколь потребно будет, да в Москву вернуть.
– Харчи мне готовить? – спросил он.
– Тебе. У меня другие заботы будут.
– Тогда повара возьму.
– Нам без изысков, только чтобы вкусно и сытно.
– Задаток давай. Когда выходить?
– Сам-то как считаешь?
– Не знаю, сколько ты там будешь, но к Новому году обязательно убраться надо. Годков пять тому как раз к сентябрю морозцы ударили. Еще бы седмицу промедлили – и в лед вмерзли бы. Северá!
Никита прикинул. Новый год – это первое сентября. Получалось – надо выходить в начале июля. Он достал деньги, нашел и протянул старику алтын.
– К июлю будь готов. Если что непредвиденное будет – найдешь меня в лекарне, что у хором князя Елагина.
– Так не ты ли Никита-лекарь будешь?
– Он самый.
– Наслышан о тебе. Люди хорошо отзываются, говорят – зело искусен в лечении.
На том и распрощались. Никита предупредил Любаву, что в начале июля они вдвоем уедут из столицы на два месяца.
– Ой, я так надолго из города еще не уезжала. А куда поедем?
– Поплывем – на Север, к Соловкам.
– Паломничать?
– Если захочешь. На целебные воды поедем, тебя подлечить.
– Никита, наверное, это дорого.
– Ты мне дороже любых денег. Злато-серебро – дело наживное, сегодня оно есть, а завтра нет. А любимая женщина дороже любых ларцов с золотом.
Любава уставилась на Никиту своими удивительно синими глазами.
– И ты только ради меня бросишь на два месяца работу?
– Конечно. Кто, кроме меня, будет о тебе заботиться? Я ведь муж твой.
Любава обняла Никиту, всплакнула.
– Не разводи сырость, – Никита погладил жену по спине. – Кого в доме оставим?
Любава вытерла слезы.
– Давай кухарку. Женщина благопристойная, присмотрит. Только… – Любава замялась.
– Говори.
– Жалованье ей платить придется.
– Эка беда, авансом заплачу.
– Это что – «аванс»?
– Задаток. Неужели раньше не слыхала?
Время теперь летело быстро. Любава готовила вещи для плавания, по совету Никиты покупала полотенца.
Никита же с утра до вечера проводил в лекарне. Надо было поработать ударно – и страждущим помочь, и денег заработать.
Как всегда бывает в таких случаях, на сборы не хватило одного дня. Вроде знали, готовились, а как отплывать время пришло – того не хватает, другого не положили.
Никита взял с собой свой трофейный кожаный кофр с инструментами – так, на всякий случай, и узел со своими вещами, довольно большой. Любава же набила два больших узла.
– Любава, зачем тебе столько вещей? На суденышке красоваться не перед кем, а на водах вообще голяком ходить будешь.
– Я – нагишом? – удивилась Любава. – Да ведь я мужняя жена! К тому же север там, холодно. А вдруг люди?
– Медведи там, а не люди. Сожрать могут, а вот любоваться – навряд.
– Ой, лышенько! А что же ты не говорил раньше, что нагишом?
– Я думал, знаешь. Ведь в баню ты голяком ходишь?
Никита уговорил Любаву оставить половину вещей дома, и оказался прав.
Судно оказалось небольшим и крепким речным ушкуем. Хозяин, Ульян, позаботился о пассажирах – в передней части суденышка был натянут полог из парусины для защиты от непогоды, и даже лежали два матраса, набитые душистым сеном.
Вся судовая рать состояла из трех человек: самого хозяина, сидевшего за рулевым веслом, повара Андрея и единственного матроса, внука Ульяна, Михаила.
Под парусом дошли до Волока Ламского, лошадьми перетащили судно по деревянным полозьям на реку Шоша – и снова пустились в путь по воде.
Первые несколько дней Любава не отводила глаз от берегов – ей было интересно. Погода баловала, днем пригревало солнце.
Но постепенно, по мере продвижения на север все стало меняться. Появилось множество валунов, и если днем было еще тепло, то ночью – уже зябко.
На одной из стоянок на местном торгу Никита купил несколько хорошо выделанных медвежьих шкур. Шкуры были мягкие, отлично греющие даже в морозы. Одну из шкур он преподнес в дар Ульяну. Тот долго мял ее в руках, дул на мех, потом цокнул языком:
– Царский подарок!
– Я же не царь, Ульян! А хочешь – на самом деле царский подарок покажу?
– Да кто же не хочет?
Перстень разглядывали все – сам Ульян, Михаил, Андрей. Восхищались, а Михаил даже позавидовал:
– Мне бы такой!
– Заслужи! – цыкнул на него дед. – Думаешь – просто так государь подарил? За службу верную! Понимать надо!
За две недели они добрались до реки Верховки.
– А где же источники? – удивился Никита. – Ульян, ты ничего не напутал?
– Обижаешь, Никита. Я сорок лет плаваю, в этих местах тоже бывал. А источники вон там. Пойдем, покажу.
Они сошли на берег, и Ульян показал на неширокий, в два аршина, ручей:
– Галец. В него вода из нескольких источников стекает – он даже в стужу не замерзает.
Недалеко от берега, шагах в трехстах находился первый источник. Выглядел он как-то уж очень обыденно. Круглая глубокая яма диаметром едва ли в сажень, из которой струился тоненький ручеек.
– Ключ?
– Нет, целебная вода. Да тут их полно, выбирай, какой понравится больше.
Никита зачерпнул воду взятой кружкой, попробовал. В самом деле, вода не ключевая – солоноватая, минерализованная и теплая.
За пару часов они обошли несколько десятков источников, но далеко не все. Никита воду пробовал везде. Поскольку никаких анализов сделать невозможно, он решил полагаться на вкус. Чем солоней вода – тем сильнее минерализация, тем выше лечебные свойства. На листке бумаги отмечал все опробованные источники, присваивая им номера: надо же перед царем отчитаться – да и самому знать. Не исключено, что он сюда сам людей посылать будет. И даже план в его голове созрел: ведь можно нанять людей, срубить большую избу, вроде постоялого двора, и возить сюда страждущих. Летом – на судах, зимой – санными обозами. И людям польза, и в его калиту копеечка упадет. Вот только самому опробовать надо да по Любаве оценить. Сейчас уже поздно, дело к вечеру идет.