– Фамилию потерпевшей сын вам не называл? – спросила Катя.
– Нет, может, и называл, я забыла. Она то ли дочка, то ли родственница какого-то генерала или полковника. Я и министра-то фамилию забыла. Помню, Сережа говорил, у него квартира в Романовом переулке в маршальском доме, богатый дядька.
– Помните, вы мне рассказывали про Юдину, которая кота тут у вас оставляла на передержку? Так вот ее квартира тоже там, в Романовом переулке.
– Да, точно, надо же.
– А вам никогда не приходило в голову, что эта женщина и есть – та самая?
Суркова моргнула и уставилась на Катю.
– О чем вы?
– Вам не приходило в голову, что Юдина та самая, заставившая своего брата взять на себя свое преступление?
– Да что вы… нет, не может быть… Это она?!
Суркова воскликнула так громко, что кошки в корзине проснулись. С тревогой и изумлением уставились на свою хозяйку: что ты кричишь? Поздно, поздно кричать, уже ничего не вернуть, не поправить.
– У меня записная книжка сына сохранилась, – сказала Вера Вадимовна после паузы. – Фамилий я не помню, но адрес потерпевшей он туда записал на всякий случай.
Она потянулась к ящику стола и достала оттуда целую груду: школьные альбомы фотографий, коробку с письмами, какие-то счета. Катя поняла, что Вера Вадимовна хранит весь свой старый домашний архив тут, в клубе, зооотеле, это и есть ее настоящий Кошкин дом.
– Вот, на последней странице, он всегда тут черкал, когда на скорую руку или под диктовку. И всегда черными чернилами, – Вера Вадимовна раскрыла старый потрепанный блокнот.
Катя забрала его. На последней странице выцветшие чернила шариковой ручки. И много адресов.
– Какой-то из этих, – сказала Суркова. – Если я, конечно, что-то не перепутала. Ведь столько лет уже прошло с тех пор.
Глава 47 Последний знак
Они вернулись в машину, и Миронов спросил:
– И что это все значит?
– Мы приближаемся к концу нашего расследования, – сказала Катя. – Я сейчас сделаю один звонок, а вы, Вова, езжайте домой, отдыхайте. И спасибо вам, вы мне очень помогли.
– Я вас не оставлю, – участковый Миронов покачал головой. – Вам ведь ехать надо будет, и быстро.
Катя лишь глянула на его руку в гипсе и достала телефон. Она позвонила лейтенанту Дитмару.
– Тимофей, я еще в Красногорске. Как там у вас?
– Мероприятие в самом разгаре. А так все пока тихо.
– Василиса Одоевцева мне рассказывала про смотрительницу Шумякову, что у нее брат – военный, генерал.
– Да, есть у нас такая информация. Но он скончался два месяца назад.
– Я об этом от Одоевцевой слышала. У меня тут несколько адресов. Я вам сейчас зачитаю, возможно, какой-то из них вам знаком.
Катя начала зачитывать – все адреса, записанные черными выцветшими чернилами шариковой ручки, из блокнота инспектора ДПС Сергея Шустова.
– Вот этот адрес. Новая Басманная, дом, квартира, – сказал Дитмар на четвертом адресе. – Это адрес Арины Шумяковой.
– Тимофей, я вам сейчас расскажу то, что я узнала здесь, в Красногорске. А вы решайте, что мы будем делать дальше.
И Катя очень подробно начала излагать.
Участковый Миронов молча слушал.
Лейтенант Дитмар там, в музее слушал тоже очень внимательно.
– Я доложу Елистратову прямо сейчас, – объявил он, когда Катя закончила. – Надо сначала все проверить детально. Вы поезжайте…
– Я в музей…
– Нет, вы понадобитесь Елистратову, езжайте на Петровку, 38, обратитесь прямо в приемную МУРа, вас будут ждать.
– Никогда еще не был на Петровке, 38, – сказал Миронов и улыбнулся, как мальчишка. – И с МУРом работать не приходилось еще. Я… я вас отвезу!
И, управляя одной левой, вертя руль с легкостью просто пугающей, он нажал на газ, и старенькое его авто показало класс!
Через полтора часа по пробкам они достигли Петровки. Катя показала Миронову, к каким воротам ГУВД Москвы подъезжать. Их немедленно пропустили через КПП.
Встретивший оперативник повел их в приемную генерала Елистратова.
В большом кабинете много народа, вся оперативно-следственная группа в сборе.
– Вот наш коллега из области, капитан Петровская, а это другой наш коллега из области, участковый. – Елистратов прищурился сквозь очки на Миронова. – Ну что же, давайте-ка послушаем еще раз информацию.
Катя изложила красногорские новости.
– А теперь послушайте, что мы узнали, пока вы ехали к нам, Екатерина, – Елистратов кивнул одному из сотрудников.
– По этому адресу, который совпал, – улица Новая Басманная, Шумякова Арина Павловна проживала вместе с братом Андреем Шумяковым. Квартира числилась за генералом Шумяковым как служебная площадь, предоставленная Министерством обороны, потому что сам Шумяков – генерал-майор, занимал различные командные должности в военных округах, был командиром инженерно-саперной бригады, а после ее расформирования возглавлял центр по технике разминирования. После несчастного случая на полигоне – получил ранения при взрыве боеприпасов – был комиссован, получил инвалидность. Жилплощадь в Москве Минобороны оставило за ним в качестве компенсации за увечье.
– Судя по всему, Шумякова взяла на себя уход за братом-инвалидом, – сказал Елистратов. – Но пока нет данных, что она имела дочь. Надо проверять через паспортный стол.
– Местный сотрудник из ОВД Басманный направлен поднять документацию паспортного стола за предыдущие годы.
– Двенадцать лет – такой срок, – Елистратов смотрел на Катю. – Это большой срок. Для всего. Для убийства в том числе.
– Адрес из блокнота инспектора ДПС совпал, – сказала Катя. – Он получил деньги от семьи Гайкиных, а потом продал информацию о том, как все было на самом деле, семье потерпевшей.
Они ждали звонка из паспортного стола мучительно долго – так показалось Кате.
И вот…
– Передо мной старая домовая книга, – докладывал сотрудник ОВД Басманный. – Товарищ генерал, тут запись – жилплощадь служебная, трехкомнатная квартира. Проживают Шумяков Андрей Павлович, Шумякова Арина Павловна и… Шумякова Анна Андреевна.
– Запросите данные загса на Шумякову Анну Андреевну. Дата рождения и, возможно, дата смерти. И должно быть в архиве УВД дело о самоубийстве, – Елистратов включил громкую связь. – Я направляю вам в помощь наших сотрудников.
Сведения пришли снова не быстро.
– Записи актов гражданского состояния. Данных о заключении брака нет. Дата рождения Анны Шумяковой – 17 мая, дата смерти 5 октября. Она умерла двенадцать лет назад, ей было двадцать шесть лет. В базе данных МВД – номер уголовного дела о насильственной смерти. Запись – смерть в результате повешения. Суицид. Само дело уничтожено после внесения в базу данных. Но мы нашли сотрудника, он сейчас уже на пенсии, а прежде работал участковым – он это дело помнит. Девушка без ноги через полгода после выписки из больницы повесилась у себя в квартире на батарее. Это она – Анна Шумякова.
– В свидетельстве о рождении кто записан в качестве ее родителей? – спросила Катя.
Елистратов велел сотруднику узнать, доложить.
– Мать – Шумякова Арина Павловна, запись об отце отсутствует.
– Либо брат Шумяковой дал ей свое отчество, либо она их дочь, дочь брата и сестры, – Катя поднялась из-за стола. Она подумала – надо срочно звонить Анфисе – в музей.
– Следы крови у нее на туфлях… – Елистратов тоже поднялся – маленький, полный, решительный, – и на одежде… Она же практически была у нас в руках. И как она все это с вами обыграла там, в коридоре… Смотрительница зала… божий одуванчик… И пентотал! Ну, конечно! Как же я раньше не догадался…
– А что пентотал?
– Смертельная инъекция, которую сделали Олегу Гайкину при его хронической астме. Пентотал часто колют больным как снотворное, как обезболивающее средство. Брат – инвалид, искалеченный взрывом… конечно, его мучили боли, конечно, он страдал… У них в доме имелся пентотал.
В кабинет Елистратова вошел оперативник с документами.
– Вот данные Пенсионного фонда на Шумякову Арину Павловну. На пенсии шесть лет. Увольнялась на пенсию с должности ведущего инженера специалиста КБ-11 при Военном учебно-научном центре сухопутных войск. Гражданский специалист федерального значения. Мы проверили через Пенсионный фонд Минобороны. КБ-11 – это центр по технике электронного минирования и радиолокационной маскировки объектов. Товарищ генерал, ее брат был сапером, а она – инженер-взрывник высшей категории!
Катя, Елистратов, участковый Миронов и все члены оперативной группы застыли.
В кабинете стало очень тихо.
Глава 48 Жизнь пятая. Жизнь шестая. Ладья вечности
– Мне потребуется консультант из спецотдела взрывотехников, – Елистратов первый нарушил молчание. – И там, в самом отделе, готовность номер один, чтобы в музее все были на местах. Звоните на пульт охраны, пусть они прекратят доступ посетителей в музей.
– Там масштабные уличные мероприятия… Вокруг музея толпа, очереди, зрители.
– Подключайте немедленно службу охраны правопорядка, пусть увеличат наряды полиции. Как только мы войдем в музей и начнем операцию по задержанию, – Елистратов вытер платком разом взмокший лоб, – они оттеснят толпу от музея как можно дальше – на Моховую и к бульвару. Раньше этого делать нельзя, начнется шум, а шум может ее спровоцировать. Возможно, там ничего нет, у нее ничего нет, но…
– Электрик, сын Тригорского, обратил внимание на странные неполадки в проводке, – сказала Катя. – Я доложила лейтенанту Дитмару.
– Он говорил мне, – Елистратов снова вытер платком лицо от пота. – Инженер с оборонки такого уровня, как она… естественно, она отлично разбирается… даже, возможно, лучше наших специалистов. Успела все изучить там, все их электросхемы, где камеры наблюдения, где основные энергоузлы и источники питания. Да ей одного взгляда на кабели достаточно, чтобы понять, что там и как законтачено. Мы не можем допустить даже тени такой угрозы… при таком стечении народа… Тихое, мгновенное задержание – вот наша цель в музее. Но мы должны быть готовы ко всему.
Катя, как и все они, поняла, о какой угрозе говорит Елистратов, не называя ее, словно из некоего профессионального суеверия: да не будет названо вслух, тогда и не случится, не произойдет.
Взрыв в музее в Ночь музеев…
Она ощутила, как вся кровь отхлынула у нее от сердца. И схватилась за телефон – звонить Анфисе.
«Абонент временно недоступен»…
Где Анфиса? Если она в Нижнем царстве или в хранилище, то там, возможно, телефон «не берет»…
Катя набрала номер Дитмара.
– Тимофей, что там у вас происходит?
– Только что кончился большой концерт, пианист выступал…
– Тима, пожалуйста, разыщите Анфису… прошу вас!
– Что случилось?
– Мы едем в музей, сейчас начнется операция по задержанию, – Катя прикидывала – стоит ему говорить о той угрозе? Нет, пока нет, может, это и ужасно, но сейчас неведение – их сила. – Разыщите Анфису, это важно, у нее телефон почему-то не отвечает.
– Я ее только что видел, подождите, я иду как раз туда. Народ после концерта валит в Египетский зал и в зал Золото Трои. Вот, вижу ее. Она тут в зале. Ваша подруга с камерой, как всегда. Здесь сама старуха… ну Виктория Феофилактовна, она лично проводит экскурсию, что-то вроде мастер-класса по истории Египта.
– Кто еще в зале?
– Экскурсанты и смотрительницы.
– Обе?
– Да, обе. Шумякова – рядом с Викторией Феофилактовной. Анфиса их как раз сейчас снимает.
Кто-то положил Кате руку на плечо.
Елистратов.
– Дай-ка мне лейтенанта, а то я звоню – у него занято, – он забрал телефон. – Тимофей, слушай меня. Ситуация серьезная. Сколько человек сейчас примерно в зале?
Он вернул мобильный Кате, только когда они уже садились в машины. Сказал:
– Вам туда с нами совсем не обязательно. Спасибо за помощь, коллега.
– У меня там подруга, – ответила Катя. И нагло, хотя у нее тряслись все поджилки, полезла первой в генеральский джип. Участкового Миронова, как он ни настаивал, с собой не взяли. Елистратов велел ему «лечить руку» в приказном порядке.
Эти мгновения, пока они ехали с Петровки на Волхонку по запруженным машинами бульварам в прозрачных сумерках майского вечера… Сначала с включенными на полную мощность полицейскими сиренами, а затем выключив их на подъезде к метро «Кропоткинская».
На первый взгляд вокруг музея – толпа и ажиотаж. И еще это огненное шоу – жонглеры из цирка показывали класс во дворе музея с огненными факелами и шарами.
Но затем Катя увидела и нечто иное – черные микроавтобусы, припаркованные со стороны Знаменки – саперы-взрывотехники уже прибыли и лишь ждали команды. И сотрудники полиции управления охраны правопорядка, рассредоточенные в толпе, тоже лишь ждали команды.
Катя вместе с Елистратовым и членами опергруппы вошла в музей через служебный вход. Тут же к ним присоединился невысокий мужчина в гражданской одежде – в спецовке, под ней, однако, угадывался бронежилет. Консультант отдела взрывотехников. Следом прошли еще какие-то люди – тоже в штатском, с оборудованием в сумках. Елистратов коротко посовещался с ними, и они мигом куда-то все делись, рассредоточились.
Катя гадала – кто это: эксперты-криминалисты, оперативники или снайперы СОБРа? И что там у них за оборудование – не снайперские ли оптические винтовки, которые до поры до времени нельзя показывать при таком стечении народа?
Из вестибюля прошли к подножию главной лестницы.
И лишь тут Катя поняла, как полон сегодня музей.
Никогда прежде ничего подобного за все дни, что они провели тут с Анфисой…
К Елистратову подошли охранники и сотрудники службы безопасности музея, он и с ними коротко посовещался.
– Сейчас они перекроют доступ посетителей, – Елистратов комкал в кулаке мокрый платок. – Мы в Египетский зал. Не все. Я пойду и…
Консультант-взрывник кивнул, показывая, что и он идет.
– Я с вами. Там Анфиса. И потом, Шумякова меня знает… Лучше, если рядом с вами, Алексей Петрович, там буду я, – Катя говорила это все, а сама…
Язык молол, что называется…
А сама она была вся как натянутая струна и одновременно точно во сне.
– Остальные знают, кто где находится и как действует в чрезвычайной ситуации, – Елистратов оглядел группу захвата. – Заходите двумя группами, со стороны зала Трои и вслед за мной. Модель – задержание в ходе беседы, моего с ней разговора. Все, с богом!
Они двинулись в Египетский зал.
И Ладья Вечности…
Яркая – синяя, красная, блещущая позолотой, не потускневшая от времени, выплыла навстречу, словно искушая в последний раз:
Поднимайтесь на борт.
Плывем все вместе в Ночь, что вот-вот увенчает собой День.
Ты в сердце моем, и нет ничего другого… Ты время жизни… До самого захода твоего… до конца все глаза обращены к тебе…
– Эти строки, дорогие мои друзья, этот гимн, сочиненный четыре тысячи лет назад…
Катя услышала ликующий, чуть дребезжащий старческий голос Виктории Феофилактовны, читавшей египетский гимн экскурсантам.
И увидела лейтенанта Дитмара.
Колонны в форме папирусов из желтого песчаника, выраставшие словно из-под земли. И гранитный барельеф. И Василису Одоевцеву в черном парике.
И засохший цветок лотоса из древнего венка.
А потом она увидела Анфису – у окна.
За спиной смотрительницы Арины Шумяковой.
Взор той был обращен к дверям Египетского зала на них: на Елистратова, на консультанта в рабочей спецовке, на Катю. Затем медленно она обернулась к комнате Мумий и саркофагов, посмотрела в сторону следующего зала, откуда двигались сквозь толпу оперативники группы захвата.
Шумякова сделала шаг назад, совсем заслоняя собой Анфису, почти наступая ей на носки кроссовок. И медленно расстегнула свой мешковатый пиджак.
Под пиджаком – заправленная в юбку белая блузка. И пояс – самый обычный, на котором туристы крепят кошельки.
Только вот у Шумяковой на поясе был не кошелек, а что-то совсем иное.
Небольшой прямоугольный предмет с мигающим красным индикатором. Она положила на этот предмет ладонь.
– Добро пожаловать, – громко, перекрывая гул голосов, сказала она. – Я давно вас жду.
Все находившиеся в зале обернулись на ее голос. Виктория Феофилактовна умолкла.
Елистратов… поднял руку в предупреждающем жесте.
Катя… остановилась, ощутив внезапную слабость и страх.
– Ой, Арина Павловна, вы мне на ногу наступили, плохая примета, а то поссоримся, – голос Анфисы, опустившей камеру…
Люди в зале задвигались.
– Всем стоять на месте, – громко, повелительно объявила Шумякова.
– Граждане, посетители музея, прошу вас всех оставаться на местах и сохранять спокойствие, – сказал Елистратов.
По его тону Катя поняла – они проиграли. Фактор внезапности, на который они все уповали, не сработал. План «быстрого тихого задержания» в одно мгновение полетел ко всем чертям.
– Что происходит? – спросил удивленно кто-то из посетителей. – Это шоу? Перформанс?
– Да, это перформанс. Мой перформанс для вас, – громко ответила Шумякова. – Для особо любопытных объявляю: здесь в музее я поставила F42D1.
– Профи, – шепнул одними губами консультант-взрывотехник Елистратову. – Это электронный детонатор для подрыва нескольких зарядов с временны́м интервалом. На ней самой взрывчатки нет. Это не пояс смертника, это гораздо хуже. У нее дистанционный пульт, сенсорный. Уговаривайте, тяните время, просите отпустить заложников. Могут быть большие жертвы. Надо вывести людей из здания.
– Арина Павловна, о чем вы? Что все это значит? – спросила Виктория Феофилактовна.
– Меня пришли арестовать за убийства, и я к этому давно готова. Я взорву и себя, и музей, и всех вас.