– А что это такое? – осторожно поинтересовалась Лайма.
– Это та замечательная гостиница-общежитие, которую построили специально к фестивалю. Я же вам говорил!
– Ах, да, да, конечно, большое спасибо.
– Там и денег платить не надо, все за счет спонсоров.
Вместе с направлением в гостиницу Синюков еще вручил Лайме талоны на питание в гостиничном ресторане.
– На весь ваш дружный коллектив, – торжественно произнес он, протягивая розовые бумажки с печатями. – В общем, сегодня отдыхайте, устраивайтесь, а завтра – милости просим на общее собрание музыкальных коллективов. В четырнадцать часов в Летнем театре. Пропуска участникам будут выдавать завтра. Вы фото свои оставили? Прекрасно. И еще – вот вам программа фестиваля. Тут все расписано по дням и часам – кто и когда выходит на сцену, пресс-конференции, дружеские встречи, официальные мероприятия. Обратите внимание на день и время вашего выступления. Да, еще момент! Вы как руководитель коллектива будете участником круглого стола на тему «Народная музыка – посол мира», а также пресс-конференции перед официальным открытием нашего музыкального форума. Фестиваль закончится грандиозным гала-концертом с участием всех музыкантов. Будет банкет и потрясающий фейерверк!
– Хорошо, хорошо, – испуганно пробормотала руководитель коллектива. – Большое спасибо за заботу. Как-нибудь мы со всем этим разберемся.
После чего без промедления двинулась к выходу. Но Синюков истолковал ее слова по-своему и прокричал вдогонку:
– Как-нибудь не надо! Разберитесь с конкурентами как следует! Мы надеемся, нет – мы верим в нашу и вашу победу на конкурсе! «Заводные матрешки» – вперед!
В первой части восторженной тирады заместителя председателя оргкомитета явно слышались отзвуки крутых мафиозных разборок, во второй – эхо олимпийских баталий.
– Вперед! – эхом откликнулась Лайма и сжала руку в кулак, демонстрируя волю к победе. Потрясла кулаком над головой и быстро скрылась за дверью.
* * *– Ну вот, – подводила итоги первых часов на чисторецкой земле командир группы «У». – Теперь мы официально зарегистрированный музыкальный коллектив со всеми вытекающими отсюда неприятностями.
– Это какими же? – заволновался Медведь.
Группа в полном составе расположилась в гостиничном номере Медведя и Корнеева для того, чтобы обсудить свои творческие, а также шпионские планы. Корнеев сидел на стуле с сосредоточенной физиономией и держал руку в кармане ветровки. Лайма точно знала, что там у него мини-компьютер, готовый к работе. А возможно, уже и работающий.
– Всякими фестивальными мероприятиями, включая переезд в гостиницу «Содружество», где отныне мы будем проживать вместе с настоящими музыкантами, а также завтрашнее общее собрание музыкантов.
Иван пожал могучими плечами:
– А зачем переезжать? Нам и здесь хорошо.
– Затем, что мы приехали из Сыктывкара, а не из Ниццы, и мы народный коллектив, а не сборище богатых бездельников. К тому же оргкомитет настаивал, и я не решилась спорить.
– Понятно, – вздохнул Медведь. – А жалко. Тут классно. Но с другой стороны, переезд – это стратегически правильно. Ведь там все на виду, в одном месте. Наблюдать удобно – ходи себе по коридорам, внимательно смотри и слушай. И главное, ты вне подозрений, живешь на законных основаниях.
– А теперь – очень плохая новость, – заявила Лайма, переводя взгляд с Медведя на Корнеева и обратно. – Выступление фолк-панк-фьюжн-группы «Заводные матрешки» назначено на послезавтра. Оргкомитет настаивает на том, чтобы график не пересматривался. Он утвержден раз и навсегда – и баста.
– Ты шутишь? – Медведь обеспокоился уже всерьез. – Допустим, на собрание мы еще можем сходить. Но выступать! Ведь решено было уклониться от выступления, я правильно понял?
– Иван, ты видел этого Синюкова? Он нам теперь проходу не даст, живыми не отпустит. Знаю я таких типов – опасные фанатики, маму родную принесут на алтарь того дела, которому служат. Синюков служит исключительно фольклорной музыке всех народов Земли. Но предпочтение отдает отечественной.
– К величайшему сожалению, где-то уже затерялись три коллектива, – поддержал командира Корнеев. – А тем, кто все же добрался до Чисторецка, этот гад затеряться не даст.
– Иван, придется выступать, – сочувственно сказала Лайма. – Надо только придумать, как именно.
– А что тут думать? – пожал плечами Корнеев. – Пять минут общественного позора, зато потом сможем нормально работать – охранять ученых, обезвреживать террористов.
– Если террористы тут вообще водятся, – пробурчал Медведь, которого необходимость выходить на сцену ужасно расстроила.
– Надо разработать план, – заключила Лайма. Она всегда начинала с плана, когда не знала, что делать.
– Первое и самое главное – отбиться от фестиваля, – сразу же заявил немузыкальный Корнеев.
– Ладно, ты прав. Нам нужно провалить выступление. Тогда Синюков утрет слезу и забудет про нас. И мы сможем появиться только на закрытии – там обещан гала-концерт, в котором мы по причине полной бездарности участия принимать не будем. А также пьянка и роскошный фейерверк.
– Плохо выступить – тоже большое искусство, – философски заметил Корнеев. – Надо выступить так, чтобы про нас просто забыли, а не тыкали пальцами на улицах всю неделю. Чисторецк – город маленький, все на виду. А музыканты – народ памятливый.
– Тоже правильно, – признала правоту компьютерщика Лайма. – Давайте думать, как поступим.
– Да чего тут думать? Выпустим Ивана со стиральной доской и ложками – он сбацает что-нибудь типа «Светит месяц, светит ясный». Иван, ты же сам рассказывал, помнишь? А мы на подтанцовке, – вынес приговор Корнеев.
– Исключено, – твердо сказал Лайма. – В смысле – подтанцовка исключена. Везде четко сказано, что у нас трио музыкантов-исполнителей, причем один из них – певец, солист.
– А на чем они должны играть? – заинтересовался Корнеев.
– Кто?
– Н у, трио. То есть мы.
– К счастью, техническая сторона дела нигде не зафиксирована. Так что ложки и прочая кухонная утварь сойдут, однако нужно что-то еще.
– Спасибо за доверие, – сказал Медведь. – Я в принципе не против вспомнить свою армейскую юность. Но сразу возникает вопрос – где мне взять инструменты?
– В ближайшем хозяйственном магазине, – быстро нашелся Корнеев. – Будешь у нас музыкант-хозяйственник!
– А ты бы лучше подумал, как выступать будешь, – обиженно буркнул Медведь, почувствовав, какая большая ответственность на него ложится.
– Я же говорил, у меня ни голоса, ни слуха, – напомнил Евгений.
– Тебе не удастся отвертеться, – сказала Лайма приказным тоном. – На сцену выйдем все.
– А ты сама как? – поинтересовался Медведь, единственный из группы, чья артистическая стезя была уже определена.
– Говорила ведь – в детстве мне купили пианино, на нем я и училась играть несколько лет. Но музыкальную школу так и не закончила.
– Только Синюкову не рассказывай, он этого не переживет, – пробормотал Корнеев.
– Шутки в сторону, у нас серьезная проблема, – не сдавалась Лайма.
– Тогда еще одно предложение. – Корнеев поудобнее устроился на стуле. – Я возьму бубен и стану его периодически встряхивать. Даже если и невпопад – ничего страшного, решат, что так задумано гениальным композитором.
– Бубен, бубен… – задумалась Лайма. – Да, ты знаешь, бубен сгодится. Молодец, у тебя изворотливый ум. Значит так. Завтра идем за инструментами. Что нам нужно? Бубен, стиральная доска, деревянные ложки…
– Пила, – сказал Медведь. – Обязательно пила. У меня на пиле лучше всего получалось.
– Пила, что еще?
– Рояль для тебя, – напомнил Корнеев.
– Не рояль, а фортепиано. Думаю, у организаторов найдется. Все?
– Репертуар, – вдруг вспомнил Евгений. – Что исполнять будем?
В следующие полчаса выяснилось, что главные исполнители – Лайма и Иван – не могут найти ни единой точки соприкосновения. Лайма играла в детстве исключительно классические произведения, Медведь в армии – только русские народные, включая матерные частушки.
– Поступим так, – наконец постановила Лайма. – Я начну исполнять ноктюрн Шопена, не помню точно какой. Такая грустная и трогательная лирическая мелодия. Только я до конца его не выучила, так что играть буду сколько смогу. Ты, Иван, постарайся подыграть мне на чем-нибудь. Когда я играть перестану, резко переходи на что хочешь. «Светит месяц» или частушки – пусть думают, что это такое новаторское решение. Женя, ты стучишь в бубен. Но редко и очень тихо.
– Это как? – изумился Корнеев.
– Не знаю! – рявкнула Лайма. – Как хочешь, только тихо. Если еще ты громыхать начнешь, вообще можно свет тушить.
Первую и единственную репетицию запланировали на завтрашний вечер. Главное – необходимо было провести ее без свидетелей, чтобы слухи о профессиональных навыках «Заводных матрешек» раньше времени не проникли в кулуары фестиваля.
Покончив с обсуждением художественной части, Лайма решила, что сейчас как раз самое время примерить костюмы, выданные им еще в Москве. Ей самой костюм подошел идеально – юбочка оказалась задорно короткой и позволяла продемонстрировать ноги, сапожки были мягкими, кофточка нарядной.
Мужские костюмы состояли из косовороток, расшитых у воротника, длинных кушаков, нешироких холщовых штанов и сапог. Корнеев немедленно поднял бунт, заявив, что ни за какие коврижки не выйдет на сцену в рубахе с узорами, да еще навыпуск. Лайма посмотрела на него вприщур.
– С этими твоими усиками, – сказала она ему, – ты совсем не похож на русский народ. А похож ты на татарского хана.
– Мало того что хотите меня с бубном на сцену выгнать, так еще и дураком выставляете! – возмутился тот.
– На тебя хотя бы все налезло, – обиженно заметил Медведь.
Свою косоворотку он мог только приложить к груди. По размеру она вроде бы была ему впору, но вот голова Ивана в ворот пролезать не желала.
– Надо было Тагирову заранее с твоей башки мерку снять, – сказал Корнеев. – Не думаю, что в местных универмагах найдется что-нибудь подходящее. Уж больно ты, друг мой, нестандартный.
– Ладно, с этим разберемся позже, – приняла решение Лайма. – Рубаху в ателье не понесем: подозрительно. Сами тоже ее резать не будем. Надо что-то другое придумать.
– Если мы собираемся скрестить ноктюрн Шопена с пилой и «Месяцем», то абсолютно все равно, в каких костюмах мы выйдем на сцену, – резонно заметил Корнеев. – Публике будет начхать на это.
– И еще ты с бубном, – заметил Медведь. – Кстати, я слышал, что Синюков после совещания с оргкомитетом обратился с просьбой ко всем коллективам: носить национальную одежду каждый день. Чтобы у горожан был настоящий праздник. Разноцветные наряды, всякие пестрые косынки, шляпы – красота!
– Мы тоже придумаем себе что-нибудь экзотическое, – решил Корнеев. – Я не пойду на сцену в крестьянском барахле. – Он любил форсить и всегда одевался с некоторым шиком. – Слушай, Иван, что ты все на часы смотришь? Раздражаешь даже. У нас тут важное совещание.
– Дальше вы без меня будете совещаться, – сказал Медведь, поднимаясь. – Я лично еще должен сегодня на работу устраиваться. В институт, охранником. У меня время назначено.
– Да, конечно Иван, ты иди, – всполошилась Лайма. – Смотри, аккуратней там, все-таки режимный объект. А мы тут еще немного поколдуем.
* * *Когда Медведь через три часа вернулся в номер, то застал там Лайму и Евгения, которые о чем-то оживленно спорили.
– А, охранник наш явился! – поприветствовал напарника Корнеев. – Как дела на фронте борьбы с нелегальными посещениями секретного института?
– Пока не знаю, – пожал плечами Иван. – Но скоро выясню – завтра утром заступаю на первое дежурство.
– Так я и знала. А послезавтра – на сцену. Разве можно без сна и отдыха?
– Ничего, – успокоил ее Медведь. – Чтобы ты знала, я без сна и отдыха могу долго функционировать. Да и график здесь щадящий: день работаешь, три отдыхаешь. Так что если за неделю управимся, то мне и дежурить придется от силы пару раз.
– Пока ты оформлялся, мы тут все мозги сломали, с чего начать. – Лайма метнула взгляд на подробную карту местности, разложенную на журнальном столике. – Изучали окрестности, определяли месторасположение интересующих нас объектов. Кстати, как прошло оформление?
– Тагиров все устроил. Даже собеседования не было. Я такого раньше и не видел, обычно всю душу вынимают, а тут – раз, все готово, даже пропуск.
– Ладно, тогда присаживайся. – Лайма указала рукой на ближайший к ней стул и нахмурилась. – Теперь, когда мы снова в сборе, давайте подведем итоги. Значит, что мы имеем в сухом остатке?
– Ого, ты прямо как настоящий ученый-химик заговорила! – ухмыльнулся Евгений. – В образ входишь? Готовишься с головой погрузиться в научную среду?
– Хватит зубы скалить, – прервал его Медведь. – Дело серьезное, не перебивай командира.
– Так вот, – не стала отвлекаться на пререкания Лайма. – Как участники фестиваля мы зарегистрировались и наметили репертуар. Иван благополучно легализовался в институте. Все исходные данные на интересующих нас людей у нас имеются. Адреса, телефоны, места пребывания.
– И на третьего тоже? – уточнил пунктуальный Иван. – На бизнесмена этого, Шаткова? Он же вроде здесь не живет, как я понял?
– Зато ведет бизнес. У него уже тут и производство, и склады, и даже собственный дом с садом, гаражом, бассейном и охраной. Тут поработали люди Тагирова. Поэтому перед нами стоят две большие проблемы и одна маленькая, но серьезная проблемка.
Медведь и Корнеев молча смотрели на Лайму, ожидая продолжения. Медведю дико нравилось, когда Лайма командовала – ее глаза делались темными и прекрасными, как предгрозовое небо.
– Проблема первая – установить постоянное, насколько это возможно в наших условиях, наблюдение за Полянским и Мельченко. За Шаткова можно пока не тревожиться, он везде ходит с охраной, его дом тоже охраняется. Далее. Выяснить, чем наши подопечные занимаются здесь кроме основной работы. Стоит присмотреться к местам, где они чаще всего бывают, к их окружению.
– То есть, говоря попросту, вломиться к ним в квартиры и офисы, поставить «жучки», установить камеры наблюдения? – оживился Корнеев.
– Зачем так грубо? – поправил его Медведь. – Выражайся профессионально. Нам необходимо будет провести ряд специальных оперативных мероприятий для решения поставленных задач.
– Типа того, – кивнула Лайма. – Вторая проблема – найти террористов среди толпы музыкантов. Если они вообще существуют и приехали на фестиваль. В этом случае, смею заметить, они очень подготовленные ребята.
– Ну, как музыканты они наверняка профессиональнее нас, – резонно заметил Медведь.
– У нас нет возможности следить одновременно за таким количеством людей, – угрюмо сказал Корнеев. – Тут и технические средства не помогут. Нужна тотальная слежка, а ее организовать мы не в силах. Да Иван еще на сутки уходить будет.
– Распределим обязанности так, – постановила Лайма. – Тотально следить ни за кем мы не будем. За информацию по институту отвечает Иван. Разговоры, слухи, сплетни… К охранникам нормальные люди питают уважение, смешанное с робостью и даже некоторым страхом. Он же, если понадобится, проследит за Полянским вне института. В свободное от дежурства время, разумеется.
Я беру на себя Мельченко и Шаткова. Евгений, ты отвечаешь за все, что происходит на фестивале, знакомишься с приезжими – английский у тебя приличный. Следишь за самыми подозрительными, анализируешь ситуацию. Пытаешься вычислить террористов.
– Да там все подозрительные! – возразил Корнеев, почуявший угрозу своему любимому сетевому существованию. – Ты видела эти лица? А прикид? Да там каждого можно сажать за терроризм, не ошибешься.
– Задачу тебе облегчает тот факт, – невозмутимо продолжала Лайма, – что их должно быть трое. Трио, значит. К ним присматривайся особенно пристально.
– Слушаюсь, – печально ответил Корнеев и грустно посмотрел на свой ноутбук, сиротливо стоявший на столе возле окна.
– Не волнуйся, – проследив за его взглядом, повела бровью Лайма. – Возможно, тебе еще придется показать свое компьютерное мастерство и технический гений.
Корнеев глянул на нее исподлобья и тут же спросил:
– А что это еще за маленькая, но серьезная проблемка?
– Что нам сделать, дабы Иван не был опознан участниками фестиваля как охранник института, а в самом институте – как виртуоз-исполнитель из Сыктывкара?
– У меня документы на разные фамилии, – заметил Медведь. – В институт я оформлялся по одному паспорту, а в гостинице регистрировался по другому. Разве вы забыли?
– Так у тебя ж как в анекдоте – на сцену выйдет лицо, а не паспорт, – возразил Корнеев. – Придется все же гримировать. Так разрисуем – родная мама не узнает.
– И вообще, – обиженно прогудел Иван. – Я не понял, почему мне для поддельного паспорта такую нехорошую фамилию придумали?
– Да как же нехорошую? – искренне возмутился Корнеев. – Это ведь я Тагирову подсказал! Очень даже в жилу получилось – Иван Барсук! Здорово звучит, правда, Лайма?
Лайма фыркнула. Медведь угрюмо посмотрел на Корнеева, но больше спорить не стал. И перешел на деловой тон, поинтересовавшись:
– Какие еще планы на сегодня?
– Есть планы. Мы как раз с Женей, пока ты был в институте, маршрут продумывали. Хотим на разведку сходить. По местам боевой и трудовой славы наших ученых. Надо осмотреть хотя бы снаружи их жилища. Это несложно, учитывая, что живут они в одном подъезде. Тут, в Чисторецке, есть такой микрорайон, где строили дома для научной интеллигенции. Вот туда и сходим. Еще хотели на здание института взглянуть и на прилегающую территорию – вдруг пригодится. Заодно посмотрим на нашу Голгофу – Летний театр.