Там, в глубине, точно притаившийся паук в паутине, сидел мой друг Крэкер. У него было четыре руки и четыре ноги, и этими своими четырьмя тонкими, суставчатыми руками он подхватил меня, хрипящего, тонущего, прижал к груди и крикнул:
крэкер: дыши! следи за дыханием, иначе не сможешь удержать первый слой
Когда я снова научился дышать, он отпустил меня, уселся на корточки, согнув в коленях все свои четыре ноги, и сказал:
крэкер: добро пожаловать в ад
Он показал мне ячейку Эфа — мою ячейку. Он объяснил, как удержать первый слой, ставший тихим и призрачным, словно мир, на который смотрит утопленник из-под мутной воды.
крэкер: как бы глубоко ты ни уходил, не упускай из виду поверхность. не забывай — здесь, внутри — УТРОБА Чудовища, там, снаружи — все, что кроме Него
Он научил меня говорить в глубине, и я сказал:
эф: не бросай меня
крэкер: тогда ты должен меня зафрендитъ) Он был со мной, сколько смог. Почти что десять минут. Страшно представить, сколько сил он потратил, поддерживая в каждом из домочадцев иллюзию присутствия при моей гибели и оставаясь неотлучно при мне, вернее, во мне. Помогая, поддерживая, руководя всеми действиями, оберегая меня, словно безмозглую, неповоротливую королеву, которую необходимо спасти из осажденного врагами термитника.
…Когда я натянул на себя кисло вонявшую кровью зеркальную маску, когда я на самом деле поджег термитный отсек и в глазах очарованных домочадцев забились красными мотыльками отражения пламени, когда шатавшийся, бледный, с остекленевшим взглядом Самсон, водитель продуктового фургона (мой человек, — деловито пояснил при его появлении Крэкер), стал выволакивать бесчувственного Эфа с террасы, Крэкер сказал: тебе пора уходить
Я взял контейнер со своим рабочим термитом и пошел вслед за Самсоном, едва различая в дыму и без того помутневшие контуры первого слоя. Друзья Эфа скреблись в моей голове, память Эфа набухла в моем мозгу спелой гроздью файлов и папок. В первом слое я видел себя словно со стороны: человек в планетарной маске, сотрудник Службы Порядка. Кажется, тогда я и начал играть в эту игру: думать о себе в третьем лице. Мне нравилось называть себя Эфом.
…Термит прижался к стенке контейнера, как к окну. Почти всю дорогу, пока мы ехали к старому зоопарку, после каждого поворота он переползал по стенке контейнера в точку, максимально близкую к его бывшему дому. К нашему с ним бывшему дому. Потом он вдруг потерял интерес к поворотам, как будто сломался его невидимый встроенный компас, медленно сполз на дно и перестал шевелиться. Я подумал: наверное, его замок как раз догорел… Я встряхнул контейнер с маленьким скрюченным тельцем — оно бестолково повиновалось, перекатившись туда-сюда.
мой термит умер, — сказал я Крэкеру и только тогда обнаружил, что Крэкера больше не видно.
ваш друг крэкер больше не находится в социо
Он вышел из социо, не сказав «смерти нет». Ускользнул бесшумно, как вор.
Мы так и не попрощались. Я даже не сказал ему «спасибо» за чудо. Я больше не видел его — ни в первом слое, ни в социо. Я больше его не увижу. Мой друг Крэкер покинул меня навсегда, но там, в фургоне, увозившем меня в новую жизнь, я еще об этом не знал. Мой друг погибал — а я оплакивал термита, не друга…
А ведь мог бы и догадаться. По тому, как поменялось поведение «его человека», водителя фургона. Самсон явно пытался выйти из подчинения. Он вел нервно, рывками, вихляясь из стороны в сторону, беспричинно разгоняясь и тормозя, словно кто-то невидимый сталкивал его ногу с педалей и выкручивал руль. В зоопарке он помог мне выгрузить стонавшего Эфа, но как-то нехотя, словно сомневался, стоит ли вообще помогать. Прежде чем уехать, Самсон долго смотрел на пустые клетки, потом уставился на меня. В уголках его глаз застыли бусинки гноя, на дне болотных зрачков мутно цвело подозрение.
— Что… за… место? — сипло спросил Самсон, хотя спрашивать был не должен.
Крэкер явно терял над ним контроль, не мог справиться — а ведь в сравнении с чудом, которое он для меня совершил, управление медиумом было такой ерундой!.. Наверное, в этот момент мой друг Крэкер уже был близок к агонии. «Утратил способность самостоятельно дышать и глотать, — прочел я потом запись в его медицинской карте. — Причины ухудшения состояния не ясны. Подключение к аппарату искусственного дыхания не представляется целесообразным»… Причины ясны. Он потратил слишком много сил и энергии на то, чтобы вытащить меня на свободу.
Он все довел до конца. Там, в зоопарке, он все-таки «усадил» Самсона обратно в фургон и заставил без лишних вопросов уехать.
Даже представить себе не могу, какого усилия воли ему это стоило. Скорее всего, увозя Самсона, Крэкер уже не дышал.
…Когда я затаскивал планетарника в клетку орангутанов, он ненадолго очнулся. Возможно, тогда Эф в последний раз был в полном сознании. Он назвал мое имя и с размаху заехал кулаком в скулу. Зеркальная маска слегка смягчила удар, но я почувствовал вкус крови во рту…
…Мне снится, что я опять в фургоне Самсона. И что Самсон везет меня обратно в исправительный Дом. Он подчиняется Крэкеру, а Крэкер приказал доставить меня в Спецкорпус. Потому что теперь, когда Крэкер не дышит, он мне больше не друг и отдает плохие приказы… Мне снится, что я спал на ведьмином одеяле, в роботрущобах, и что Самсон нашел меня там, связал, содрал с моего лица кожу и выковырял один глаз. И что потом он погрузил меня в свой фургон и повез — назад, в исправительный…
Мне часто снится, что я возвращаюсь туда. Мне часто снятся кошмары.
Чтобы избавиться от кошмара, нужно пошевелиться во сне.
Я прикасаюсь руками к своим щекам, горячим и липким, без кожи. Кошмар не уходит. Тогда я приказываю себе проснуться совсем. Тяжело и медленно вываливаюсь из спящего режима в ячейку и почему-то утыкаюсь в голые стены. Слетели настройки.
С первым слоем тоже что-то не так. Мой кошмар продолжается: слышу звук мотора и чувствую тряску.
— Никак не проснется, — равнодушно констатирует чей-то «болтун». — Нужно его взбодрить.
Кто-то бьет меня по щеке. Сильно, наотмашь.
Машинально пытаюсь заслонить щеку рукой и понимаю, что я в наручниках. Кончиками пальцев ощупываю лицо — на мне нету зеркальной маски, а кожа действительно липкая и болит. С трудом разлепляю глаза — правый саднит и чешется — и смотрю в первый слой. Я на заднем сиденье патрульной пээспэшной машины. За окнами мелькают золотые огни пустых улиц, громоздкие силуэты конкреций. Великанская железная вилка, великанский бронзовый стул, великанское яблоко, великанский указательный палец…
…Пальцы, которыми я трогал лицо, в крови. Справа от меня сидит Цербер, немигающие зеркальные зенки кажутся бешеными даже под маской.
— Тебе не больно? — заботливо цедит его «болтун», а Цербер снова бьет меня по лицу, на этот раз кулаком.
Слева от меня сидит Эф. Он не сползает с сиденья только потому, что жестко пристегнут. Его голова откинута назад, отекшее лицо залито струйками пота. Он хрипло, неровно дышит — можно было бы подумать, храпит, но глаза широко раскрыты. Его рана под несвежей повязкой пахнет ужасно.
— Смотри, смотри, не отводи взгляд, — заунывно гудит мне Цербер. — Смотри, что ты сделал с моим напарником. — Он снова бьет меня по лицу. — Убить тебя мало. Говна кусок. Сволочь.
— Потише там, — командует с переднего сиденья, не оборачиваясь, кто-то смутно знакомый. — Нужно доставить без повреждений.
Смутно знакомый сидит за рулем. Просто сидит — машина едет на автомате, — не прикасаясь руками к рулю и с интересом разглядывая зажатого в смуглой горсти питомца. Потом отрывается от изучения питомца и смотрит на меня в зеркальце заднего вида. Эти глаза я узнаю — пара подгнивших маслин. Только в прошлый раз его морда была вся разукрашена, а теперь видна нездоровая темная кожа. Мой друг Клоун. Из зоны Паузы…
Он раскрывает ладонь, и я вижу, что в его руке — не питомец. Это церебральная линза — та, что они выковыряли из моего глаза, — ка— кая-то высохшая, с парой багровых прожилок внутри.
— Я и не знал, что капилляры в нее прорастают. — Клоун задумчиво рассматривает линзу на свет. — Кажется, поломалась. Вторую пусть тогда техслужба достает, я в этих старинных девайсах не разбираюсь… Исправляемый Зеро, — скучным голосом обращается он ко мне. — Вы обвиняетесь в совершении серии тяжких и особо тяжких преступлений…
На приборной панели светится заданный маршрут и пункт назначения. Исправительный Дом. Кошмар наяву. Серебристая точка — наша машина — ползет по кривой оранжевой линии вверх, уверенно и настырно, как муравей по протоптанной сородичами тропе…
На приборной панели светится заданный маршрут и пункт назначения. Исправительный Дом. Кошмар наяву. Серебристая точка — наша машина — ползет по кривой оранжевой линии вверх, уверенно и настырно, как муравей по протоптанной сородичами тропе…
Я закрываю глаза, чтобы не видеть, как серебряный муравей тащит меня обратно в свой муравейник. Теперь я вижу только структуру. Утробу. Оказывается, даже одной церебральной линзы достаточно, чтобы в ней копошиться. С одной линзой утроба выглядит слегка покосившейся, но вполне пригодной для копошения.
Не хочу копошиться. Я устал от вспышек и голосов, от музыки и кино, от спама и полезных советов, от шуток и распродаж. Я хочу выйти из социо…неудачно!
Ты права, утроба. Неудачно это все получилось. Но неудачи скоро закончатся. Минут через тридцать из меня выковыряют оставшуюся церебральную линзу, и ты исчезнешь, утроба, просто рассыплешься в прах. А потом исчезну я сам — вряд ли Совет Восьми позволит мне жить после всего, что я сделал.
Я хотел бы покинуть утробу прямо сейчас, но…
вы не можете выйти из социо
…она не отпускает меня.
выход ограничен или отсутствует
эта проблема будет устранена — а пока вы можете пообщаться с друзьями!
Я пытаюсь представить себе лицо Ханны в тот вечер, когда она уходила на фестиваль, но перед глазами сгущается какая-то печальная тень, кивает и тут же теряет свои очертания. Я пытаюсь представить Крэкера — такого, каким он был до Спецкорпуса, — но вместо него из темных щелей моей памяти выползает его юзерпик с восемью конечностями и тут же воровато шмыгает в глубину. Потом, незваное и удивительно четкое, всплывает лицо безумца Матвея, моего «апостола», от которого я отрекся. Которого я поймал, связал и отправил на чудо-ка— талке в последний путь, чтобы не вызывать ни у кого подозрений…
Этого ли ты ждал от меня, друг Крэкер, когда совершал свое чудо, когда спазм сводил твое горло? Что я стану подлым ублюдком и две недели свободы проведу под зеркальной маской, пытаясь дознаться, что за великое будущее мне уготовано?.. А потом дам поймать себя, спящего, так и не узнав ничего? Впрочем, нет: мое будущее теперь не вызывает сомнений. Одиночка в Спецкорпусе. Приговор к паузе. Тьма.
Таким ли ты видел меня, мой друг, — трусливым животным, транспортируемым на убой, в смертном страхе закрывшим глаза?.. Нет, не таким. Ты верил в меня. Ты хотел, чтобы я переворачивал мир. Ты вытолкал меня на свободу, снабдив бредовым напутствием: «Сражайся с Чудовищем». Ты хотел, чтобы я нашел в базе данных Службы Порядка списки всех несогласных. Под беспощадным исправляющим светом, губами тех, кто тебе покорялся, ты рассказал, что несогласных создал ты сам. Весь этот спам, пересылающий сам себя вирус — ты, Крэкер, запустил его в социо… Но только потом, сказал ты, потом они действительно появились. Несогласные. Ты просто разрыхлил для них почву. Теперь несогласные сами рассылают «угрозы» и называют их «письмами счастья». И ждут, когда я приду… Ты сказал, среди несогласных есть даже Тысячники. Ты хотел, чтобы я их зафрендил и повел за собой. Чтобы я повел Тысячников, а они повели свои тысячи. Ты сказал: «Потом тебя, конечно, повяжут. Но ты все же нанесешь Ему рану». Ты рассчитывал, что я отдам свою жизнь за твою навязчивую идею. Прости, Крэкер. Моя жизнь такая короткая по сравнению с твоей — прости, я пожадничал. А теперь я отдаю ее просто так… Если бы ты знал, ты бы, наверное, меня расфрендил….
…Вы хотите пообщаться с друзьями из списка? да нет
Друзья Эфа, из которых некоторые — мои недруги, а все остальные — попросту незнакомцы, — его друзья издевательски подмаргивают пульсирующими доступными ртами, приглашая в себя. Ячейка Крэкера не горит, только маленький таймер отсчитывает время до родов — © осталось 265 суток ©.
у меня нет друзей, — говорю я утробе. — я совершенно один некорректно, — возражает утроба. — в вашем списке 230 друзей Она тупая, утроба. И настырная. Спорить с ней бесполезно. Я не спорю, я просто удаляю друзей. По очереди затыкаю голодные жадные рты. Я удаляю 229 друзей из своего списка. Остается один. удалить пользователя клео из списка друзей?
да нет
Нет. Когда ты в наручниках и скоро перестанешь существовать, так хочется иметь хотя бы одного друга…
Вход в ее ячейку сокращается мерно и сонно, но распахивается при моем приближении.
ваш друг клео предлагает вам акт в люксурии согласиться? да нет
Почему бы и нет. Пускай она станет моей единственной и последней подругой. Пускай на прощание, в режиме люксурия, меня хоть кто-то полюбит.
пользователь эф хочет доминировать в акте клео принимает пассивную роль
…Я создаю землю, траву, цветы и кустарники, деревья и камни, холмы и овраги, и шишки, и мох, и палые листья, и преющие под ними грибы, и много чего еще…
Я создаю себя — в обличье белоглазого волка, которого я однажды видел на ферме.
Я создаю ее — в обличье белоглазой волчицы, которая любит мой запах…
Я успеваю оплодотворить ее до того, как начинается конец света…До того, как сидящий слева от меня человек захлебывается кашлем и храпом и временно перестает жить. До того, как утроба, поверившая, что я — это он, с отвращением выблевывает меня на поверхность.
Клео
собака отказывается есть сухой корм
Она не притрагивается к еде уже сутки. Потому что я больше с ней не играю, не глажу ее и не кидаю ей палку.
ваша собака подавлена, вам следует уделять ей внимание, ваш рейтинг собаковода равен О
Не могу. Я тоже подавлена. Я никудышный собаковод. Надеюсь, когда из нее достанут жука, все будет как раньше. Но до тех пор я не могу с ней играть как ни в чем не бывало… Не сейчас.
Не сейчас, когда я смотрю в очередной документ, составленный с ее помощью.
Эф: память F: «Живой Журнал Охотника»: «закрытые записи»: Juk-2.doc
14. 07. 471 г.:
После беседы с лотом, которая, к сожалению, происходила вне ячейки и не была зафиксирована, объект нервозен и явно пребывает в состоянии стресса. С 09:00 до 11:00 производит серию запросов — довольно хаотических — по темам: «Лео заявил…», «Лео сказал…», «по мнению Лео», «Лео пять секунд тьмы», «Лео луч лео-лота». Затем создает папку «лео-мемориз», копирует в нее все найденные цитаты с прямой речью и сохраняет папку у себя в памяти.
(прим.: сами по себе запросы не представляют угрозы и, безусловно, не являются противозаконными, тем не менее все «научные изыскания» такого рода считаю нужным автоматически зачислять в категорию «подозрительное»).
11:15. Отправлен запрос в Сообщество Лабораторных Работников: «прошу выслать мне все мои авторские статьи, связанные с экспериментом „Направленный луч Лео-Лота“.
15:50. Из Сообщества Лабораторных Работников получен закономерный отказ: «к сожалению, мы не можем выслать вам запрашиваемые документы. Эксперимент Лео-Лота был признан неудачным. Все научные разработки были уничтожены авторами либо Сообществом».
15:52. Снова запрос в Сообщество Лабораторных Работников. На этот раз объект просит выслать все свои научные разработки, не связанные с экспериментом.
17:20. Сообщество Лабораторных Работников высылает сжатые файлы с полной коллекцией научных статей Лео. Объект распаковывает файлы и сохраняет в памяти, в папке «лео-мемориз», все файлы.
С 17:40 до 23:57 Клео копирует в отдельный файл тексты всех имеющихся в «Ренессансе» памятных писем, оставленных в течение прошлого воспроизведения. Она сохраняет файл в памяти в той же папке.
15. 07. 471 г.:
09:15. Клео загружает себе игру чудо-шахматы. Тут что-то не так. Она определенно не собирается в них играть. А, вот оно! Среди виртуальных игроков находит мастера Лео. Сохраняет у себя в памяти, все в той же папке «лео-мемориз», все сыгранные им партии.
12. 00. Ого. Совсем интересно! Объект закрывает либо дезактивирует у себя в памяти ВСЁ, кроме «лео-мемориз».
Дизайнеры страниц определяют размер шрифта и вид кодировки текста. Если вид кодировки страницы не совпадает с установленным в обозревателе, вы увидите…вижу огонь сейчас больн
eialao DagM 0de6?a'&ld [невозможно отобразить страницу]
…Я выбираю в меню визит в ветеринарную клинику и отправляю на указанный счет двести (!) уников. Сообщество Геймрайтеров дерет за ветеринарную помощь нещадно, при том, что качество ее, прямо скажем, неважное: приемный кабинет загружается без правой стены, ветеринар вообще необъемна — вся тусклая и плоская, как раздавленный жук, а мимика скудная, как у трущобного робота.