Именно книги, во множестве оставшиеся и в комнате Эвы, прояснили суть привязанности преподавателя к его лучшей ученице. А когда родители девушки сломали замочек толстой кожаной тетради, которая заменяла Эве дневник, и ознакомились с записями, стало окончательно ясно: почтенный пан Ковальский был растленным типом, соблазнившим невинную девицу и увлекшим ее в бездну порока.
Конечно, парочку объявили в розыск, но не нашли. Погоревав и кое-как справившись с позором, родители Павлика основательно взялись за воспитание единственного сына, и уже никогда больше он не оставался без родительского присмотра. Про ночные побеги на пруд с видом на открытый космос пришлось забыть навсегда.
Чего Павлик так и не смог забыть, так это жуткого крика, который подняли их зажиточные соседи пан Адам и пани Злата Тишинские, обнаружив наутро после той ночи, когда пропала Эва, в зарослях ромашки и мяты у своей летней беседки на пруду мертвое тело никому не известной старухи!
Шокированные соседи вопили так, что на крик сбежались и стар и млад. Шустрый Павлик, разумеется, оказался в первых рядах и прежде, чем его вытолкали из чужого сада взашей, успел как следует рассмотреть покойницу.
Она была поразительно похожа на папину тетку Анну из Черногории, только выглядела совсем старой! Но ни вещей, ни документов при теле не нашлось, так что кто эта смутно знакомая покойница, узнать не удалось. Международный телефонный звонок тетке Анне в Черногорию стоил больших хлопот и денег, но результат имел почти нулевой: тетка по-прежнему мирно жила в отчем краю в окружении детей и внуков и с визитом к родичам в Польшу даже не собиралась.
Не зная, что и думать, отец Павлика в смущении и сомнении вспомнил, что еще в годы войны где-то на Балканах сгинула его бабка Мария… Под ее именем нежданную покойницу и похоронили.
Сделали это тихо, чуть ли не украдкой: странная оказалась история, неприятная и чуть ли не криминальная. Уже на следующий день полицейский инспектор пан Юзек спьяну выболтал своей супруге, от чего именно, по бесспорному медицинскому заключению, умерла неизвестная старуха, и эта шокирующая новость моментально ушла в люди. А неприлично счастливое лицо покойницы и ее однозначная поза запомнились многим!
Постыдную историю про сумасшедшую старуху, которую кто-то (видать, такой же псих!) майской ночью тайно любил в ромашках, да и залюбил до смерти, жители квартала еще долго пересказывали друг другу смущенным шепотом, как непристойный анекдот. И могилу старухи родители Павлика содержали в более или менее приличном виде исключительно из чувства долга.
– Но сам я каждый год, пока не уехал из Вроцлава, в день ее рождения приносил на могилу живые цветы. Белые розы, как она любила, – закончил Павел.
– Почему? – спросила я.
Он повернул голову и заглянул мне в глаза:
– Просто я думал, что в могиле лежит она. Моя сестра Эва!
– Как…
Я осеклась. Сначала я хотела спросить «Как это возможно?», но кое-какие мысли по этому поводу у меня уже были, так что более важным вопросом показался другой:
– Почему ты решил, что это Эва?
Павел тяжело вздохнул.
– У моей сестры на левой руке, чуть выше локтя, был большой некрасивый шрам. Длинный, зубчатый, похожий на зигзаг молнии. Эва его очень стеснялась и от всех прятала, даже летом не носила одежду с короткими рукавами. Только я видел этот шрам очень часто, потому что много раз его целовал, когда просил Эву за что-нибудь меня простить. Я был сорванец, но сестру свою очень любил. А шрам этот она получила из-за меня. Распорола руку о сучок, сорвавшись с дерева, куда полезла, чтобы снять с высокой ветки меня, четырехлетнего…
Павел криво усмехнулся:
– В детстве я был поразительно предприимчив! И весьма наблюдателен. Я увидел на предплечье той старухи длинный зубчатый шрам. Правда, у Эвы это был рельефный красно-синий рубец, а у старухи – розово-белая линия на темной коже, но рисунок тот же самый. Зигзаг молнии!
Я тихо ахнула.
– И еще кое-что… В траве рядом с телом нашли сухую змеиную кожу. Вроде ничего такого особенного, но! – Павел сделал значительную паузу. – Как раз в тот вечер я сделал сестре очередную мелкую пакость: вытащил из Эвиной книжки закладку и положил вместо нее змеиную кожу, которую нашел в саду. Очень мне, знаешь ли, хотелось увидеть, как неженка сестрица напугается и завизжит!
Он пытливо заглянул мне в лицо:
– Ты мне веришь или думаешь, что я сумасшедший?
Прежде чем ответить, я хорошенько подумала:
– Я очень не хочу тебе верить!
– Понимаю, – согласился Павел. – Но и ты теперь понимаешь, почему на меня произвела такое большое впечатление эта история в местных газетах!
– И почему ты отнес на могилу Герофилы большой букет белых роз, – кивнула я.
– Кстати, я забыл упомянуть еще одну деталь. – Он потер лоб и отвел глаза в сторону.
– Говори, – попросила я, чувствуя, что по спине побежали ледяные мурашки.
До сих пор не бежали, а теперь, когда все страшное уже рассказано, вдруг помчались наперегонки!
– На следующее утро кто-то оборвал в саду пана Адама Тишинского все красные розы и засыпал их лепестками ту самую поруганную ромашковую клумбу!
Мурашки на моей спине разом превратились в крылатых бабочек и дружно взлетели, обдав мои лопатки холодным ветром.
– Ну, ничего себе! – тупо пробормотала я.
14Утреннее прощание было скомканным – мы с Павлом расстались торопливо и неловко. От состоявшегося разговора осталось ощущение непозволительной интимности, близости настолько тесной, что она воспринималась как болезненный дискомфорт. Я, правда, проявила вежливость и предложила Павлу вместе позавтракать, но он неубедительно сослался на срочное важное дело и поспешил уйти. Оставшись одна, я почувствовала облегчение. Я нуждалась в одиночестве.
Вообще-то я люблю людей (особенно мужчин), и их присутствие меня обычно не тяготит. Обладая навыком отделять важное от второстепенного и умением сосредоточиться на первом, всегда можно абстрагироваться от ситуации и эффективно работать в любых условиях. Я, например, вполне в состоянии провести результативные переговоры в разгар шумной вечеринки, ответить на важное деловое письмо в тайм-ауте любовной игры или накатать текст срочной новости в такси по дороге в аэропорт. Тем не менее, когда рядом со мной есть кто-то еще, я автоматически корректирую свое поведение, и часть моего сознания занята этим. И только в полном одиночестве я могу отпустить на волю своего внутреннего цензора и собрать в одно целое личность, обычно раздробленную на множество ситуативных ролей – жены, любовницы, подруги, начальницы, коллеги и так далее.
Закрыв дверь за Павлом, я ощутила удовольствие от того, что в данный момент никому не принадлежу даже малой частью самой себя. Я ничья и могу распоряжаться собой по собственному усмотрению! Это самое восхитительное чувство, только гораздо более сильное, я впервые испытала много лет назад – после развода с первым мужем. Тогда это было для меня откровением свыше!
Осознать, чего ты сто́ишь, а потом еще и понять, что такое сокровище принадлежит только тебе, – это настоящий переворот жизненной философии. Причем в результате этого переворота в доминирующей позиции «сверху» оказываешься ты! Настоятельно рекомендую всем закрепощенным женщинам.
Хотя это не главное. Важнее то, что в полном одиночестве я могу отдаться делу, если оно того требует, «на все сто». И в данный момент такое захватывающее дело у меня имелось: мне надо было серьезно подумать.
Я вернулась в постель, поудобнее устроилась в подушках, натянула одеяло до ушей и закрыла глаза.
Итак… Что мы имеем?
А имеем мы страшную сказку о злом старике, который очаровывает милую юную девушку и в процессе физической близости превращает ее в дряхлую старуху.
Подумаем, а так ли уж это невероятно?
Современные ученые говорят о существовании двух типов старения – естественного и преждевременного. Последнее могут вызывать и внешние причины, и внутренние.
В 1886 году в медицине впервые был описан синдром преждевременного старения у детей – эта болезнь получила название «Прогерия Хатчинсона-Гилфорда». Это не сказка, а кошмарная реальность. Жертвы синдрома прогерии стареют в десять раз быстрее обычных людей. У полуторагодовалых детей начинает необратимо стареть кожа, выпадают волосы, замедляется рост и появляются болезни старческого периода, хотя их разум развивается в соответствии с реальным возрастом. Синдром проявляется в среднем у одного из восьми миллионов новорожденных. С конца девятнадцатого века было зафиксировано более сотни случаев заболевания прогерией. Большинство детей с этим ужасным синдромом скончались от старости в подростковом возрасте.
Совсем недавно исследователи из Национального института здоровья США выяснили, что у взрослых процесс старения происходит точно так же, как у детей с синдромом Хатчинсона-Гилфорда. А генетики обнаружили, что прогерия возникает из-за мутации всего лишь одного гена!
Совсем недавно исследователи из Национального института здоровья США выяснили, что у взрослых процесс старения происходит точно так же, как у детей с синдромом Хатчинсона-Гилфорда. А генетики обнаружили, что прогерия возникает из-за мутации всего лишь одного гена!
Получается, что старость, если она пришла не по расписанию, это болезнь.
– Неужели – передаваемая половым путем? – съязвил мой внутренний голос.
Я только пожала плечами.
В вопросе преждевременного старения я не специалист, однако подозреваю, что и специалисты об этом пока знают не слишком много. Пожалуй, нельзя исключать вероятность существования какой-то редкой, но смертельной болезни, жертвы которой внезапно стареют в считаные минуты, как это случилось с сестрой Павла.
Но тогда можно предположить, что носителем страшного вируса (если это вирус) был учитель Эвы Вишнич – престарелый пан Ковальский…
То есть он заразил девушку старостью?
Но почему именно эту девушку? Наверняка за долгие годы жизни пан Ковальский имел немало сексуальных контактов, кроме того, он был женат и прожил в браке много лет. Может, у большинства женщин к этой болезни иммунитет? Может, в группе риска только особенные девушки?
Внезапно я поняла, что поторопилась расстаться с Павлом – следовало попросить брата Эвы взглянуть на одну фотографию. И если после этого он скажет именно то, о чем я думаю… И если результат генетического анализа той пряди волос, которую я отправила Семену Аркадьевичу, окажется именно таким, как я думаю…
– А чего гадать? Позвони ему и спроси! – раздраженно посоветовал внутренний голос.
Я поняла, что он имеет в виду Семена Аркадьевича, потому что телефонный номер Павла я до сих пор не удосужилась узнать – кстати, большое упущение!
А Семен, оказывается, уже ждал моего звонка.
– Ну, наконец-то! Долго спишь, соня! – прикрикнул он на меня вместо приветствия.
Я не стала огорчать его сообщением, что этой ночью спала совсем мало, да и поутру предпочла тихой дреме занятие поинтереснее. Перешла сразу к делу:
– Что, уже есть результат?!
– Анализ на установление близкого родства делается быстро, – ответил Семен. – У меня больше времени ушло на то, чтобы получить материал для сравнения. Сама понимаешь, обращаться с такой просьбой к Тамаре было бы жестоко. Да она бы сама умерла от страха и волнения! Я попросил помочь Петра, отца Маринки.
– И что?
– И то! Вероятность того, что Петя и та бабушка, чей локон ты мне прислала, кровные родственники, – девяносто девять и девять десятых процента! При такой точности любой суд удовлетворяет иски о признании отцовства.
– Секундочку, дай подумать!
Я спрыгнула с кровати и, не отрывая от уха телефонную трубку, в волнении сделала по свободному пространству гостиничного номера пару кривых кругов. Мысли мои тоже побежали – короткие и быстрые, как телеграммы.
Семен отдал на анализ локон Герофилы.
Герофила лицом была похожа на Марину и еще больше – на ее мать Тамару.
Как близкая родственница!
Однако анализ установил факт родства Герофилы и отца Марины, Петра.
Отца, а не матери!
Выходит, Герофила приходится кровной родственницей и Тамаре, и Петру?
Но они-то не родственники! Они муж и жена. И общая для обоих кровная родственница у супругов всего одна – их дочь!
Марина!
ЗНАЧИТ, ГЕРОФИЛА – ЭТО МАРИНА?!
Я даже не заметила, что мыслю вслух, пока не услышала в трубке судорожный вздох Семена:
– Что это за чертовщина?! Что ты бормочешь? Анна! Объясни, что я должен сказать Петру и Тамаре? Где их девочка, что с ней?
Я опомнилась.
– Семен… Скажи родителям Марины, что их дочь убежала с любимым мужчиной. Они были здесь, но мне не удалось их найти. Они уже уехали из Ниццы, а куда – неизвестно.
– Они должны были вернуться вчера, – напомнил Семен. – Петя с Томой ждали в аэропорту…
Я покачала головой:
– Я думаю, ждать не надо, они не вернутся. Может быть, когда-нибудь Марина объявится сама, пришлет родителям весточку, напишет или позвонит, я не знаю… Пусть Петя с Томой надеются.
Я замолчала.
– Аня, ты темнишь, – тихо сказал Семен. – Ань, я же тебя хорошо знаю…
– Знание – сила, – твердо сказала я. – Все, пока!
Телефон после этого разговора пришлось умертвить, иначе Семен стал бы перезванивать, а я вовсе не хотела продолжения беседы, которая непременно приняла бы форму допроса.
Я быстро приняла душ, привела себя в порядок, дополнила свою экипировку сумкой с ноутбуком и вышла из номера.
Одиночеством я уже насладилась сполна. Теперь мне очень хотелось в мир, к нормальным людям, живущим простой человеческой жизнью без вкраплений кошмарной фантастики.
Верным шагом на пути возвращения к нормальной жизни мог стать здоровый завтрак, но в знакомую кондитерскую я не пошла: там было пусто, а мне хотелось общества.
– Тогда иди в «Макдоналдс»! – лаконично подсказал внутренний голос.
– В самом деле, тут же есть «Макдоналдс»! – обрадованно повторила я.
Среди многого другого на популярном курорте имеется и заведение этой вездесущей сети. Я помнила, что видела двойную желтую арку фирменного логотипа на фасаде очень приличного отеля на набережной. Правда, посещать «Макдоналдс» в Ницце мне никогда еще не доводилось – я не большой любитель вредного фаст-фуда, да и не экзотика это уже нынче, вкусить гамбургеров и чизбургеров при желании можно и в родной сторонке.
Но сейчас я рассуждала просто: самая жизнерадостная и демократическая публика – молодежь и студенты, а это и есть целевая аудитория «Макдоналдса»!
Логика меня не подвела. В помещении, пропитанном типичными запахами недорогого общепита, было шумно и весело. Сдвинув столики, в углу зала пировала молодежная компания персон на двадцать. Над столом, без малейших претензий сервированным картонными коробками и одноразовой посудой, парили разноцветные надувные шары. Еще выше их виднелись две темные головы: встав на стул ногами, обнялись и самозабвенно целовались юноша и девушка. Присутствующие приветствовали их одобрительными криками, свистом и аплодисментами.
С интересом поглядывая на пирующих, я отстояла небольшую очередь к кассе, оплатила, получила свой заказ и с подносом в руках огляделась, решая, куда бы мне присесть.
– Эй! Эй, привет!
Я поняла, что приветствие адресовано мне, лишь когда услышала свое имя.
– Анна! Привет, давай к нам!
Растолкав парящие шарики, между ними выглянула улыбающаяся физиономия. Секунду я с недоумением смотрела на молодого человека, делающего мне знаки повышенной приветливости, пока не узнала в дружелюбном юноше Даниэля.
Сегодня он выглядел типичным студентом: в мешковатых джинсах со множеством карманов, в футболке с «Симпсонами» и бейсболке, повернутой козырьком назад. Рукава джемпера, обнимающие талию и завязанные узлом на животе, болтались на уровне колен. Штаны были цвета хаки, футболка желтая, бейсболка красная, а джемпер цвета морской волны. Я невольно прищурилась: новый образ Дэна был таким колоритным, что ослепил бы и стаю амазонских попугаев.
– Анна, иди сюда!
Прошу заметить, еще вчера мы были на «вы»!
Яркая личность настойчиво похлопала ладонью по спинке диванчика. Сидящие на нем послушно раздвинулись, освобождая для меня посадочное место.
– Всем привет. – Я подошла со своим подносом и оглядела компанию вблизи.
Ребят было десятка два, парней и девчонок примерно поровну, но явных парочек только три или четыре. Те двое, что целовались, стоя на стуле, продолжили это делать сидя.
– Это Мак и Кэт, – улыбаясь, объяснил мне Даниэль. – У них сегодня праздник – полгода совместной жизни.
– Они кажутся слишком юными, чтобы быть женатыми! – шепотом заметила я.
– Я сказал – годовщина совместной жизни, а не свадьбы! – Дэн подмигнул, взял у меня поднос и поставил на стол. – Давай, проходи сюда!
Парни и девчонки, развалившиеся на диване, подобрали ноги. Стараясь не наступать на их ботинки и кеды, я пробралась к Даниэлю и села рядом.
Мое появление ничего не изменило в произвольной программе праздника. Мак и Кэт, чувствовалось, приклеились друг к другу надолго. На них уже перестали обращать внимание.
– Твои друзья? – тихо спросила я Даниэля. – Довольно пестрая компания.
Он пожал плечами:
– Компания сложилась стихийно, мы познакомились вчера в ночном клубе.
Я кивнула. Еще одно явное преимущество юности – контактность. Молодые люди не боятся приобретать новых знакомых, потому что вовсе не думают о том, каково их будет терять! В юности мы не придаем символического значения случайным встречам и не воспринимаем как необратимые неизбежные расставания…
Из-под прикрытия гигантской булки с котлетой и поллитрового стакана с колой я разглядывала публику.
Она была в буквальном смысле колоритной. Родовые имена Мака и Кэт наверняка были гораздо более экзотическими: судя по их антрацитово-черным шевелюрам и желтому цвету щек (ничего другого затянувшийся поцелуй увидеть не позволял), герои дня происходили из Юго-Восточной Азии. При этом справа от целующихся сидел огненно-рыжий веснушчатый верзила в майке с изображением британского флага, а слева – чернокожий парень, по-родственному похожий на торговца с набережной, который со скидкой продал мне медальон со змеем. Рука и часть предплечья рыжего на манер коромысла висели на массивной холке дородной девицы, унылым видом напоминающей утомленную лошадь. Она кротко и безразлично держала на себе руку рыжего, всецело занятая чизбургером. Чернокожий малый, явно не имеющий среди присутствующих подруги, уткнулся в компьютерную игрушку на дисплее сотового телефона. При моем появлении он прервал свое увлекательное занятие, но, увидев, что я села рядом с Даниэлем, вернулся в виртуальный мир. Я поняла его безразличие к происходящему, рассмотрев женскую часть общества.