Гай! Бруно улыбнулся, спускаясь в лифте. Гай ни разу даже не промелькнул в его сознании в течение того времени, когда Джерард наседал на Бруно, выпытывая у него, где он был в ночь с четверга на в пятницу! Гай! Гай и он! Им нет равных! Как бы он хотел, чтобы Гай был сейчас с ним. Он сжал бы его руку — и пропади пропадом остальной мир. Их подвигам нет аналогов. Словно две огненно-красные линии прочертили небо и исчезли, и люди замерли, не веря, видели они это или им показалось. Он вспомнил стихотворение, которое когда-то читал, оно было весьма кстати к этому случаю. Оно должно быть в одном из кармашков его записной книжки. Он поспешил в бар на Уолл-стрит, заказал выпить и извлек маленький листок бумаги из записной книжки. Этот листок он вырвал из книги стихов, когда был еще в колледже.
ВОЛОВЬИ ГЛАЗА
Вейчел Линдсей
Мы убиваем души молодых,
Не дав им проявить своих даров.
Преступен мир, где юные глаза
Пусты и жалки, словно у волов.
Не голод смерть — отсутствие мечты.
Не то чтобы не сеют — редко жнут.
Служить — куда им с их-то багажом?
И не как люди — как бараны мрут.
У них с Гаем не воловьи глаза. Они не умрут, как бараны. Они пожнут плоды. Он и денег даст Гаю, если тот примет их.
Двадцать шестая
Примерно в то же самое время на следующий день Бруно сидел в шезлонге на террасе своего дома в Грейт-Неке в прекраснейшем расположении духа, и такое состояние было для него и новым и приятным. Джерард этим утром готов был разорвать его, но Бруно был само спокойствие и обходительность и, после того как Джерард ушел, очень гордился своим поведением. Не надо давать Джерарду возможности прижать себя, так можно наделать и ошибок. Джерард, конечно, тупица. Если бы он вчера был пообходительнее с Бруно, то можно было бы сговориться. Сговориться? Бруно громко рассмеялся. О чем это он? О чем сговариваться? Он что, шутит с собой?
Над головой распевала какая-то птичка. Сама себя спрашивала о чем-то, сама и отвечала. Бруно приподнял голову. Мать сказала бы, что это за птичка, она знает. Бруно взглянул на буроватую лужайку, на белую оштукатуренную ограду, "собачьи деревья", на которых начали лопаться почки. Сегодня днем он обнаружил, что в нем проснулся интерес к природе. Сегодня на имя матери пришел чек на двадцать тысяч. Будет еще больше, после того как страховщики перестанут цепляться к ним и юристы перестанут тягать их. За завтраком они говорили с матерью о том, чтобы поехать на Капри — не говорили, а так, заикнулись, — но он был твердо уверен, что поедут. А сегодня вечером они впервые собираются поужинать в маленьком уютном местечке — своем любимом ресторане, в стороне от большой дороги и недалеко от Грейт-Нека. Неудивительно, что он до этих пор не любил природу. Теперь, когда и трава и деревья были его, все и выглядело совсем иначе.
От нечего делать он перелистывал страницы записной книжки, что лежала у него на коленях. Он нашел ее сегодня утром. Он не помнил, была ли она с ним в Санта-Фе или нет, но решил проверить, нет ли в ней чего-нибудь насчет Гая, пока на нее не наткнулся Джерард. Конечно, ему хотелось бы вновь увидеть многих, тем более он теперь при деньгах. Ему пришла в голову одна идея. Он достал карандаш из кармана и на букву "п" написал:
Томми Пандини
232 В, 76-я улица,
а на букву "с"
"Сл."
Лайф-Гард-Стейшн
Мост "Врата ада"
Пусть Джерард побегает за этими вымышленными людьми.
В конце записной книжки он нашел запись: "Дэн 8.15 Отель Астор". Не помнил он никакого Дэна. "Получить $ у Кап. до 1 июня". От надписи на следующей странице у него холодок пробежал по телу: "Вещь для Гая $25". Он вырвал перфорированный по краю листок. Это ремень для Гая из Санта-Фе. Зачем он вообще это записывал? В какие-то неясные моменты…
На территорию с шумом въехал большой черный автомобиля Джерарда.
Бруно заставил себя остаться на месте и продолжать чтение записной книжки. Затем он положил книжку в карман, а вырванный листок сунул в рот.
Джерард неспешно ступал по выложенной плиткой дорожке. Во рту он держал сигару, руки его обвисли.
— Что-нибудь новенького? — сказал Бруно.
— Есть кое-что. — При этих словах взгляд Джерарда пробежал от дома по диагонали через лужайку до забора, как бы еще раз оценивая расстояние, преодоленное убийцей.
Бруно неспешно двигал челюстями, пережевывая маленький кусочек бумаги, словно держал во рту жвачку.
— Что, например? — сказал он.
За плечами Джерарда Бруно увидел его низенького напарника. Тот сидел на месте водителя и неотрывно смотрел на них их-под полей серой шляпы. "Хороши — что один, что другой", — подумал Бруно.
— То, хотя бы, что убийца побежал обратно не в город. Он держался вот этого направления. — И Джерард жестом, каким сельский лавочник показывает дорогу, вытянул руку. — Он чесанул через лесок, и ему там пришлось несладко. Вот что мы нашли.
Бруно встал и посмотрел на кусок пурпурной перчатки и клочок синего материала, похожего на материал пальто Гая.
— Ого! И вы уверены, что это с убийцы?
— Вполне уверены. Это — от пальто. А это — скорее всего от перчатки.
— Или от шарфа.
— Да нет, тут есть маленький шов. — И Джерард указал на шов своим толстым пятнистым пальцем.
— Симпатичные перчаточки.
— Дамские. — И в глазах Джерарда мелькнула искорка.
Бруно глупо усмехнулся — и тут же осекся, поняв, что не следовало этого делать.
— Я вначале подумал, что это профессиональный убийца, — со вздохом сказал Джерард. — Он наверняка знал дом. Но я не думаю, что профессиональный убийца потерял бы голову и стал ломиться сквозь эти заросли.
— Хм, — с интересом произнес Бруно.
— Но он знал и верную дорогу. Она была лишь в десятке ярдов от него.
— Откуда вы знаете?
— Оттуда, что всё это дело тщательно планировалось, Чарльз. Сломанный замок с черного хода, ящик из-под молока у ограды…
Бруно молчал. Херберт сказал Джерарду, что Бруно сломал замок. Он также, видно, сообщил ему и то, что Бруно поставил там ящик.
— Пурпурные перчатки! — весело хохотнул Джерард — чтобы он так весело хохотал, Бруно еще не видел никогда. — Какое значение имеет цвет, если они хранят отпечатки пальцев, правда?
— Да, — согласился Бруно.
Через дверь террасы Джерард вошел в дом.
Бруно после секундного замешательства последовал за ним. Джерард прошел на кухню, а Бруно поднялся к себе. Там он швырнул записную книжку на кровать, а потом спустился вниз, в холл. Открытая дверь в комнату отца вызвала у него странное ощущение, будто он только теперь начал осознавать, что отец мертв. Это ощущение вызывала открытая дверь. Словно выбившаяся рубашка. Словно часовой, покинувший пост. Этого не было бы, будь "Капитан" жив. Бруно нахмурился, затем подошел и быстро закрыл дверь. Ковер был истоптан ногами детективов, его, Бруно, ногами. На столе лежала чековая книжка. Она была открыта, словно ждала подписи отца. Бруно осторожно открыл дверь в комнату матери. Она лежала на кровати, натянув до подбородка розовое стеганое одеяло. Ее голова была обращена в сторону комнаты, она лежала с открытыми глазами. Так она лежала с субботнего вечера.
— Не спишь, мам?
— Нет.
— Джерард опять здесь.
— Знаю.
— Ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили, я скажу ему.
— Дорогой, не говори глупости.
Бруно сел на кровать и наклонился к матери.
— Поспала бы, мам.
Под глазами у нее обозначились розоватые морщинистые тени, и рот ее был странно вытянут, отчего губы стали непривычно тонкими. Бруно никогда не видел у нее такого выражения.
— Дорогой, ты уверен, что Сэм никогда ничего не упоминал при тебе? И никого?
— Ты можешь себе представить, чтобы он говорил что-то такое мне?
Бруно стал ходить по комнате. Присутствие Джерарда в доме бесило его. Джерард имел неприятную манеру делать вид, будто у него на каждого что-то есть, даже на Херберта, который, Джерард знал это, боготворил отца и говорил про Бруно что угодно, разве что не выдвигал против него прямых обвинений. Но Херберт не видел, чтобы Бруно мерил двор, иначе Джерард уже выложил бы Бруно такую информацию. Бруно ходил по двору и по дому, когда его мать болела, и те, кто его видел, не могли знать, считает он шаги или нет. Он хотел бы поговорить сейчас с ней об отказе от услуг Джерарда, но мать его не поймет. Она настаивает на том, чтобы он продолжал работать на них, потому что лучше его, она считает, им не найти. Сейчас они с матерью действуют порознь — Бруно и мать. Мать может сказать что-нибудь Джерарду например, что они только в четверг решили назначить отъезд на пятницу, — и это может иметь ужасное значение для него, Бруно, а ему при этом ничего не сказать!
— А ты знаешь, что полнеешь, Чарли? — произнесла мать с улыбкой.
Бруно тоже улыбнулся: в этот момент мать стала похожей на себя. Сейчас она за туалетным столиком надевала свою шапочку для душа.
— А ты знаешь, что полнеешь, Чарли? — произнесла мать с улыбкой.
Бруно тоже улыбнулся: в этот момент мать стала похожей на себя. Сейчас она за туалетным столиком надевала свою шапочку для душа.
— На аппетит не жалуюсь, — ответил Бруно. Но на самом деле с аппетитом у него было неважно, и с пищеварением появились проблемы. Так или иначе, но он стал прибавлять в весе.
Джерард постучал в дверь сразу после того, как за матерью закрылась дверь ванной.
— Она долго не выйдет, — сказал Бруно.
— Передайте ей, что я буду в холле, хорошо?
Бруно постучал в дверь и передал матери слова Джерарда, после чего ушел к себе. По положению записной книжки он мог точно сказать, что Джерард обнаружил ее и просмотрел. Бруно медленно намешал себе коктейль, выпил его, затем мягкой походкой спустился в холл, услышав, что Джерард уже разговаривает с матерью.
— …не показалось, чтобы он был в плохом или хорошем настроении, а?
— Знаете, он парень с весьма изменчивым настроением. Так что я сомневаюсь, что заметила какие-то особые перемены, — отвечала мать.
— М-м, люди иногда что-то чувствуют. Вы согласны, Элси?
Мать не ответила.
— …очень плохо, потому что я рассчитывал на большее содействие с его стороны.
— Вы думаете, он что-то утаивает?
— Я этого не знаю, — произнес Джерард с неприятной улыбкой, и Бруно по его тону мог понять, что Джерарду хотелось, чтобы Бруно слышал его. — А вы?
— Я, конечно, так не думаю. А вы к чему клоните, Артур?
Она достойно встречала его вопросы, по мнению Бруно, и после этого разговора вряд ли будет о Джерарде высокого мнения. Этот выходец из Айовы снова показал свою глупость.
— Вам, конечно, угодно, чтобы я искал правду, не так ли, Элси? сказал Джерард, как это делают в радиодетективах. — Он неуверенно отвечает, когда я его спрашиваю, что он делал в ночь на пятницу, когда оставил вашу компанию. У него есть среди знакомых не совсем светлые личности. Одного из таких могли бы нанять враги Сэма по бизнесу, чтобы убить его, шпионить за ним и так далее. И Чарльз мог бы обмолвиться, что вы с ним уезжаете на следующий день…
— Артур, вы клоните к тому, что Чарльз что-то знает об этом?
— Элси, я бы не удивился этому. А вы, скажите честно?
— Проклятый! — пробормотал про себя Бруно. Как он может говорить такие вещи его матери!
— Я определенно скажу вам всё, что он скажет мне.
Бруно двинулся к лестнице. Ее податливость убила его. А если она начнет подозревать его? Убийство — это такая вещь, которую она не примет ни под каким видом. Разве он не понял этого в Санта-Фе? А если она вспомнит Гая и тот факт, что они говорили о нем в Лос-Анджелесе? Если Джерард в течение двух недель обнаружит Гая, то может увидеть царапины на лице, полученные в лесу, либо порезы и ссадины, которые вызовут подозрение. Бруно услышал тихие шаги Херберта в нижнем холле и затем увидел его: тот нес на подносе бокал с напитком для матери, который та выпивала днем, — и отступил, поднявшись наверх. Сердце у него билось, словно во время боя боя на несколько фронтов. Бруно поспешил в свою комнату, выпил хорошую порцию виски, затем лег на кровать и попытался заснуть.
Проснулся он от толчка. Перевернувшись, он увидел Джерарда, державшего руку у него на плече.
— Пока, — сказал Джерард, обнажив в улыбке пожелтевшие от курения зубы. — Я уезжаю и подумал, что надо бы проститься.
— И ради этого стоило будить? — возмутился Бруно.
Джерард усмехнулся и пошел к выходу, а Бруно хотел, но так и не успел придумать какую-нибудь фразу, которая поработала бы в его пользу. Он снова повалился на подушку и попытался продолжить сон, но, едва закрыв глаза, увидел коренастую фигуру Джерарда в светло-коричневом костюме. Он спускался в холл, проходил, словно привидение, сквозь закрытые двери, наклонялся над выдвинутыми ящиками письменного стола, читал письма, делал себе пометки, показывал на Бруно пальцем, так мучил мать, что ему нельзя было не ответить по заслугам.
Двадцать седьмая
— Что ты еще скажешь? Ведь он обвиняет меня! — кричал Бруно через столик.
— Ничего он не обвиняет, дорогой. Он делает свое дело.
Бруно откинул назад волосы.
— Хочешь потанцевать, мам?
— Ты сейчас не в той кондиции, чтобы танцевать.
Бруно и сам знал это.
— Тогда я хочу еще выпить.
— Дорогой, сейчас принесут еду.
Ее выдержка, розовые круги под глазами доставляли ему такую боль, что он не мог смотреть перед собой. Бруно приподнялся и поискал глазами официанта. Сегодня так много народу, что трудно выискать официанта среди этой толпы. Взгляд Бруно остановился на человеке, сидевшим у танцевальной площадки. Тот был похож на Джерарда. Он не видел человека, с которым тот сидел, но и он выглядел, как Джерард: светлый шатен, лысина, только пиджак черный. Бруно прикрыл один глаз, чтобы изображение перестало раздваиваться.
— Чарли, сядь. Официант идет.
Это точно был Джерард. Он сейчас смеялся, словно его напарник сказал ему, что на них смотрят. Несколько мучительных мгновений Бруно мучился, не зная, сказать ли матери. Потом он сел и возбужденно сообщил матери:
— Там Джерард!
— Джерард? Где?
— Вон там, слева от оркестра. Под голубой лампой.
— Я не вижу его там. — Мать вся напряглась. — Дорогой, у тебя играет воображение.
— Ничего у меня не играет! — выкрикнул Бруно и бросил салфетку в свой ростбиф.
— Я вижу того, о ком ты говоришь, но это не Джерард, — спокойно промолвила она.
— Я его вижу так же хорошо, как и ты, и не желаю есть в одном помещении с ним!
— Чарльз, — сказала со вздохом мать. — Ты хочешь выпить еще? Выпей. Вот и официант.
— Я и пить не хочу с ним! Он шпионит за нами. Оделся в черное и будет ходить за нами, куда бы мы ни пошли!
— Но это не Артур, — снова спокойно промолвила она, выжимая лимон в жареную рыбу. — У тебя галлюцинации.
Бруно уставился на мать с открытым ртом.
— Что ты хочешь этим сказать, мам? — спросил он надтреснутым голосом.
— Мой хороший, на нас смотрят.
— А меня это не волнует!
— Дорогой, дай мне сказать тебе кое-что, — остановила она его. — Ты слишком много себя вкладываешь в это. Потому что тебе это нужно. Потому что тебе нужны сильные ощущения. Я это видела и раньше.
Бруно лишился дара речи. И его родная мать против него. Она смотрит на нег сейчас таким взглядом, каким смотрел на него и "Капитан".
— Ты, видно, что-то сказанул Джерарду со злости, — продолжала она, вот он и думает, что ты ведешь себя странно. И это действительно так.
— И из-за этого он должен пытать меня день и ночь?
— Дорогой, я не думаю, что это Джерард, — твердо сказала мать.
Бруно заставил себя встать и покачиваясь пошел к столику, за которым сидел Джерард. Он докажет ей, что это Джерард, а Джерарду докажет, что не боится его. Ему мешала пара столов на границе площадки, но сейчас он видел, что это явно Джерард.
Джерард поднял глаза на Бруно и фамильярно махнул ему рукой, а его маленький напарник уставился на Бруно. И он, вернее они с матерью, еще должны платить за это! Бруно открыл рот, еще в точности не зная, что скажет, затем неуверенно развернулся. Он знает, что сделать — позвонить Гаю. Здесь и сейчас. Из того же помещения, где сидит Джерард. Он стал с трудом пробиваться через танцевальную площадку к телефонной будке рядом со стойкой. Масса медленно и сумасшедше кружащихся пар накатывала на него, словно морская волна, вставала стеной на его пути. Волна набегала, веселая, но непреодолимая, и отбрасывала его всё дальше назад, и ему вспомнился похожий момент из его детства, когда он пытался пробиться в их доме к матери сквозь танцующие пары…
Бруно проснулся рано утром, в своей кровати, и, не вставая и не производя ни малейшего шума, стал воскрешать в памяти последние моменты предыдущего вечера. Он знал, что отключился. Но позвонил ли он Гаю, прежде чем отключиться? Если да, то выследил ли его Джерард? Он точно не говорил с Гаем, иначе помнил бы. Но, может быть, он звонил ему домой? Надо встать и спросить мать, не в телефонной ли будке он отключился. Тут на него нашел озноб, и он пошел в ванную. Разбавленное виски угодило ему в лицо, когда он поднимал стакан. Он попытался собраться, прислонившись к двери ванной. Теперь его взяли с двух сторон. Эта лихорадочная дрожь будила его всё раньше и раньше, и среди ночи требовалось выпивать всё больше и больше, чтобы уснуть.
А с другой стороны был Джерард.
Двадцать восьмая
На короткое время и призрачно, словно забытое ощущение, к Гаю возвращалось чувство безопасности и уверенности в себе, когда он сидел за своим рабочим столом, на котором аккуратными стопками лежали его книги и наброски для работы по больнице.
За последний месяц он помыл и заново покрасил книжные полки, почистил ковер и занавески, отскреб и перемыл свое крошечное кухонное хозяйство так, что фарфор и алюминиевая посуда блестели. Сливая грязную воду в раковину, он думал, что вся эта активность у него от чувства вины, но с тех пор как он стал спать по два-три часа, да и то после физической нагрузки, он понял, что от работы по дому устаешь больше, чем от прогулок по улицам города.