— Кто, по-вашему, сделал это? Вы когда-нибудь думали, чтобы мистер Хейнз мог организовать это? Может быть, вы интересовались, как он это устроил и вышел сухим из воды? — Джерард расслабленно отвалился на спинку кресла, положив руки за голову, будто они беседовали о сегодняшней погоде.
— Конечно, я не думаю, что это он устроил это, — ответил Бруно. — Мне кажется, вы не представляете себе калибр человека, о котором говорите.
— Единственный калибр, который следует принимать во внимание, это калибр оружия, Чарльз. — Джерард взял телефонную трубку. — Скажите, мистер Хейнз не пришел?
Бруно слегка вздрогнул, и Джерард это заметил. Джерард внимательно наблюдал за ним в то время, как они слышали приближающиеся шаги Гая. Бруно ожидал, что Джерард устроит эту встречу. Ну и что? Ну и что? Ну и что?
Гай выглядел нервозным, как показалось Бруно, но он и в обычном состоянии выглядел нервозным, а тут к тому же торопился. Гай обратился к Джерарду, попутно кивнув Бруно.
Джерард предложил Гаю свободное кресло.
— Я пригласил вас, мистер Хейнз, чтобы задать вам весьма простые вопросы. О чем Чарльз говорит с вами большую часть времени? — Джерард предложил Гаю сигарету из пачки, которая пролежала здесь несколько лет, как подумал Бруно, и Гай взял ее.
Бруно видел, что у Гая сошлись брови на переносице и лицо приобрело раздраженный вид, каким ему и следовало быть в такой ситуации.
— Говорил со мной иногда про "Пальмиру", — ответил Гай.
— А еще о чем?
Гай взглянул на Бруно. Тот, казалось со стороны, невозмутимо покусывал ногти на руке, которой подпирал щеку.
— Даже не могу сказать, — ответил Гай.
— Он говорил с вами об убийстве вашей жены?
— Да.
— Как он говорил с вами об убийстве? — вежливо продолжал Джерард. — Я имею в виду убийство вашей жены.
Гай чувствовал, что кровь приливает к лицу. Он снова глянул на Бруно, как любой, по его мнению, мог сделать на его месте, как любой в присутствии переговорной стороны, которую игнорируют.
— Он часто спрашивал меня, знаю ли я, кто мог это сделать.
— А вы знаете?
— Нет.
— А вам нравится Чарльз? — Толстые пальцы Джерарда слегка подрагивали. Они начали играть спичечным коробком.
Гай вспомнил о пальцах Бруно — тогда, в поезде. Он тоже играл коробком и уронил его в бифштекс.
— Да, нравится, — озадаченным тоном ответил Гай.
— Он вам не надоедал? Не навязывал вам зачастую свою компанию?
— Мне так не кажется, — ответил Гай.
— У вас не вызвало раздражения то, что он пришел на вашу свадьбу?
— Нет.
— Вам Чарльз никогда не говорил, что ненавидит своего отца?
— Да, говорил.
— Он когда-нибудь говорил вам, что хотел бы убить его?
— Нет, — ответил Гай всё тем же бесстрастно-деловым тоном.
Джерард достал из ящика стола книгу, обернутую в коричневую бумагу.
— Вот книга, которую Чарльз собирался отправить вам по почте. Извините, что я не могу отдать вам ее прямо сейчас, так как она может понадобиться мне. Как случилось, что книга попала к Чарльзу?
— Он сказал мне, что нашел ее в поезде.
Гай хотел бы знать, что означает полусонная загадочная улыбка Джерарда. Он наблюдал следы такой улыбки в тот вечер, когда он заходил к ним в дом, но сейчас было не то. Эта улыбка была предназначена вызывать у других неудовольствие. Эта улыбка являлась профессиональным оружием. Что же она может означать, спрашивал себя Гай, видя ее не в первый раз. Он непроизвольно посмотрел на Бруно.
— А в поезде вы друг друга не видели? — спросил Джерард, перебегая глазами с одного на другого.
— Нет, — сказал Гай.
— Я говорил с официантом, который обслуживал вас обоих в купе Чарльза.
Взгляд Гая застыл на Джерарде. Этот позор хуже вины. Он чувствовал себя раздавленным, хотя и выпрямился, по-прежнему прямо глядя на Джерарда.
— Ну и что? — резким голосом спросил Бруно.
— А то, что мне интересно, почему вы совместно взяли на себя столь тяжелую задачу, — Джерард удивленно покачивал головой, — говорить, что вы познакомились несколько месяцев спустя? — Он выждал, дав дойти до них смыслу сказанного. — Вы мне не ответите. Что ж, ответ очевиден. Вот вам один ответ — в порядке предположения.
Все трое раздумывают сейчас над ответом, подумал Гай. Это видно из общей атмосферы, связывавшей сейчас его и Бруно, Бруно и Джерарда, Джерарда и его. В ответе, который дал Бруно, явно не хватало мысли — этого вечно не хватавшего ему ингредиента.
— Не скажете мне вы, Чарльз, который прочел так много детективов?
— Я не понимаю, к чему вы клоните.
— Спустя несколько дней была убита ваша жена, мистер Хейнз, а спустя несколько месяцев — отец Чарльза. Мое очевидное предположение, что вы оба знали: эти убийства произойдут…
— Чепуха! — воскликнул Бруно.
— …и обсуждали их. Это чистое предположение, конечно. Получается такая расстановка, если считать, что вы познакомились в поезде. А где вы познакомились? — Джерард улыбнулся. — Мистер Хейнз?
— Да, — сказал Гай, — мы встретились в поезде.
— А почему вы так боялись признаться в этом? — И Джерард ткнул своим пухлым, усеянном пятнами пальцем в сторону Гая, и снова Гай почувствовал в прозаичности Джерарда его способность нагонять страх.
— Не знаю, — ответил Гай.
— Не потому ли, что Чарльз сказал вам, что ему хотелось бы, чтобы его отца убили, мистер Хейнз?
"Что это — козырь Джерарда?" — подумал Гай и медленно ответил:
— Чарльз ничего не говорил про убийство отца.
Взгляд Джерарда вовремя переметнулся на Бруно и зафиксировал его довольную ухмылку.
— Чистое предположение, конечно, — произнес Джерард.
Гай и Бруно покинули здание вместе. Джерард отпустил их вместе, вместе они прошли и вдоль протяженного квартала до маленького парка, где была станция метро и стоянка такси. Бруно оглянулся на высокое и стройное здание, которое они только что покинули.
— Всё хорошо, у него ничего нет, — произнес Бруно. — Как ни смотри, а у него ничего нет.
Бруно был надут, но спокоен. Внезапно Гай вспомнил, как холодно Бруно сдерживал атаки Джерарда. Гай всё время считал, что под давлением Бруно впадает в истерику. Он искоса взглянул на высокую сутулую фигуру Бруно. Но сказать ему было нечего. Конечно, Бруно должен понимать, что Джерард не собирается выкладывать им всё, до чего он докопался.
— Веселенькое дело, — продолжал Бруно. — Джерард ищет не нас, он ищет других людей.
Сорок вторая глава
Джерард просунул палец между прутьев и помахал птичке, которая в страхе прижалась к противоположной стенке клетки, и посвистел ей на одной ноте.
Энн с неодобрением наблюдала за ним из середины комнаты. Ей не понравилось, что он сказал про ее Гая, будто тот лжет, потом то, что он ходит и пугает канарейку. Она невзлюбила Джерарда за четверть часа, а поскольку во время первого визита он ей понравился, она сердилась на себя за ошибочное суждение.
— Как ее зовут? — полюбопытствовал Джерард.
— Крошка, — ответила Энн.
Рассерженная, она немного втянула в себя голову и полуотвернулась от него. В своих новых туфельках из кожи аллигатора она чувствовала себя высокой и грациозной. Она еще подумала сегодня, когда покупала их, что Гаю они понравятся и она выжмет из него улыбку, когда они сядут выпить по коктейлю перед обедом. Но приход Джерарда всё испортил.
— Вы могли бы объяснить, почему ваш муж не хотел говорить, что познакомился с Чарльзом в позапрошлом июне?
Это месяц, когда убили Мириам, снова вспомнила Энн. Больше ничего позапрошлый июнь ей не говорил.
— Это был трудный месяц для него, — заговорила она. — Это был месяц, когда погибла его жена. Он мог почти забыть всё, что происходило с ним в тот месяц.
Она нахмурилась, чувствуя, что Джерард делает слишком большие выводы из ее разъяснения, а это не может иметь такого большого значения, раз Гай не видел Чарльза в течение шести месяцев после этого.
— Но не в этом случае, — спокойно возразил Джерард. — Я думаю, Чарльз говорил с вашим мужем в поезде насчет своего отца, сказал ему, что желает ему смерти, а может быть и сказал, как он намеревается действовать с целью…
— Не могу себе представить, чтобы Гай мог слушать такое, — перебила его Энн.
— Я не знаю, — вкрадчиво продолжал Джерард. — Я не знаю, но сильно подозреваю, что Чарльз знает кое-что об убийстве своего отца и кое-что поведал тогда в поезде вашему мужу. Уж такой этот Чарльз молодой человек. И я думаю, что человек типа вашего мужа постарался не обращать на это внимания и впредь избегать Чарльза. Вы согласны?
Энн подумала, что это многое объясняет. Но это же делает Гая в некотором роде и соучастником. Джерард, похоже, хочет сделать Гая соучастником.
— Я уверена, что мой муж не стал бы терпеть Чарльза, — твердо заявила Энн. — если бы тот сказал ему что-то в этом роде.
— Здравые рассуждения. И однако… — Джерард запнулся, словно заблудился в медленном ходе своих мыслей.
Энн не хотела смотреть на его крапленую лысину и остановила взгляд на красивой коробке для сигарет, что лежала на кофейном столике, и в конце концов решила закурить.
— Вы не думаете, что у вашего мужа есть подозрения относительно того, кто убил его жену, миссис Хейнз?
Энн вызывающе выпустила струю дыма.
— Определенно нет.
— Видите ли, если той ночью Чарльз входил в обсуждение убийства, то делал это со всей тщательностью. И если ваш муж имел основания думать, что жизни его жены угрожает опасность, и если он упомянул об этом Чарльзу зачем им понадобилась это нечто вроде общей тайны. И общей опасности. Это только предположение, — поспешил он добавить, — но в расследовании всегда приходится предполагать.
— Я знаю, что мой муж не мог ничего сказать насчет опасности, которая грозит его жене. Я была с ним в Мехико, когда пришло известие об этом, а до этого была с ним в течение нескольких дней в Нью-Йорке.
— А что вы скажете насчет марта этого года? — спросил Джерард тем же ровным тоном. Он протянул руку за пустым стаканом и передал его Энн, чтобы ему добавили.
Энн, подойдя к бару, повернулась к Джерарду спиной и вспоминала март, когда был убит отец Чарльза, нервозность Гая в то время. А драка произошла в феврале или марте? И не с Чарльзом ли Бруно он дрался?
— Вы не думаете, что ваш муж встречался время от времени с Чарльзом где-то в марте, но вы этого не знали?
Конечно, подумала она, это может объяснить такую вещь: Гай знал, что Чарльз намерен убить своего отца и пытался остановить его, дрался с ним — в баре.
— Я думаю, мог, — неуверенно промолвила Энн, — Не знаю.
— Каким был в то время — в марте и около того — ваш муж, миссис Хейнз?
— Нервный какой-то. Думаю, я знаю, почему он нервничал.
— И почему же?
— Из-за работы…
Она не могла сказать ему больше этого про Гая. Ведь Джерард всё, чувствовала Энн, включит в неясную картинку, которую он складывает и в которой хочет видеть и Гая. Она молчала, и Джерард тоже ждал, словно они поспорили, кто дольше не нарушит тишину.
Наконец он, срезав кончик сигары, произнес:
— Если вам что-нибудь придет в голову об этом времени применительно к Чарльзу, сообщите мне. Звоните в любое время дня и ночи. Там всегда будет кто-то, кому можно будет передать сообщение. — Он написал еще одно имя на своей визитной карточке и передал ее Энн.
От двери Энн сразу вернулась к туалетному столику, чтобы убрать его стакан. Через окно на улицу она видела, как он сидел в машине, наклонив вперед голову, словно спящий: это, по ее мнению, он делал записи. Вдруг ее кольнуло: он сейчас записывает ее слова о том, что Гай, возможно, виделся с Чарльзом в марте месяце, не говоря ей ни слова об этом. Зачем она это сказала? Знает, зачем. Гай говорил ей, что не виделся с Чарльзом с декабря до свадьбы.
Когда Гай пришел домой — спустя примерно час, — Энн находилась в кухне и возилась с кастрюлей, пригоревшей в духовке. Гай поднял голову и понюхал воздух.
— Кастрюля с креветками, — сказала ему Энн. — Надо проветрить.
— Джерард был?
— Ты знал, что он придет?
— Сигары, — лаконично ответил Гай. Джерард, конечно, сказал ей о встрече в поезде. — Что ему нужно было на этот раз? — спросил он.
— Он хотел побольше узнать о Чарльзе Бруно. — Энн быстро взглянула на него в отражении окна. — И говорил ли ты мне что-нибудь о своих подозрениях в отношении Чарльза. И еще он хотел знать о марте месяце.
— О марте?
Гай ступил на приподнятую часть пола, где стояла Энн, и подошел близко к ней, и Энн вдруг увидела, как зрачки его глаз вдруг сократились. Она видела несколько тонких, как волос, шрамов на скулах, приобретенных им в марте или феврале.
— Он хотел знать, подозревал ли ты Чарльза, что он собирался устроить убийство своего отца в том месяце. — Гай только смотрел на нее, в обычной своей манере сжав губы — без тревоги и без чувства вины. Энн отступила в сторону и ушла в гостиную. — Это ужасно — убийство, правда? — промолвила она.
Гай постучал по стеклу часов новой сигаретой. Слышать слово "убийство" было для него настоящей пыткой. Ему хотелось, чтобы она стерла все следы Бруно из памяти.
— Ты не знаешь, Гай, — в марте?
— Нет. И что ты сказала Джерарду?
— Ты веришь, что Чарльз организовал убийство своего отца?
— Не знаю. Думаю, что возможно. Но нас это не касается. — Некоторое мгновение он даже не сознавал, что сказал неправду.
— Ты прав — нас это не касается. — Она снова взглянула на Гая. Джерард также сказал, что ты встретил Чарльза в позапрошлом июне в поезде.
— Да, было.
— Так. А какое это имеет значение?
— Не знаю.
— Может, это из-за того, что Чарльз сказал в поезде? С тех пор ты его недолюбливаешь?
Гай засунул руки поглубже в карманы пиджака. Ему внезапно захотелось выпить бренди. Он знал, что своих чувств от Энн не спрячешь.
— Послушай, Энн, — быстро заговорил он. — В поезде Бруно сказал мне, что хочет смерти отцу. Но он не говорил ни о планах, ни об именах. Мне не понравилось то, что он говорил, и в конце концов не понравился и он сам. Я отказываюсь говорить всё это Джерарду, потому что не знаю, Бруно ли организовал убийство отца или нет. Пусть это выясняет полиция. Иногда вешали невинных людей из-за того, что люди сообщали о таких вот разговорах.
Поверила она ему или нет, думал Гай, но он человек конченный. Он сказал самую подлую ложь, совершил самое подлое дело своей жизни — перенес свою вину на другого человека. Даже Бруно так не солгал бы, не солгал бы так против него. Гай чувствовал себя насквозь фальшивым, лживым. Он швырнул сигарету в камин и закрыл руками лицо.
— Гай, я верю, что ты делаешь то, что и должен, — ласково сказала Энн.
Лицо его было самой ложью, и его спокойные глаза, и сжатые губы, и чувствительные руки. Он уронил руки и сунул их в карманы.
"Надо выпить бренди".
— Ты не с Чарльзом дрался в марте? — спросила его Энн, когда он стоял у бара.
Насчет этого тоже не было смысла лгать, но он не мог не солгать и тут.
— Нет, Энн.
Он понял из косого взгляда Энн, что она ему не поверила. Она, надо полагать, подумала, что он дрался с Бруно, чтобы остановить его. Она, возможно, горда им! Неужели у него всегда будет защита, в которой он не нуждается? Неужели ему всегда будет такое послабление? Но Энн на этом не остановится. Она будет возвращаться к этому вновь и вновь, пока он не скажет ей правду, он был уверен.
В этот вечер Гай затопил камин — первый очаг в этом году и первый в их новом доме. Энн лежала на длинной каминной плите, подложив под голову подушку с софы. В воздухе висела легкая ностальгическая прохлада осени, наполняя Гая меланхолией и неугомонной энергией. Но это была не та жизнерадостная осенняя энергия его юности, под ней скрывались безысходность и возбуждение безумия, словно жизнь пошла на убыль и ему предстоит сделать последний рывок. Какое ему еще доказательство нужно, что жизнь идет на убыль, если в нем нет страха перед грядущим? Неужели уж Джерард-то не догадывается ни о чем, зная, что они встретились в поезде? Неужели в какой-то день, в какую-то ночь, в какой-то миг, когда его толстые пальцы поднесут ко рту сигару, его не озарит догадкой? И чего они ждут — Джерард и полиция? У него иногда создавалось впечатление, что Джерард хочет собрать всё до мельчайшего факта, каждый грамм доказательств, чтобы затем обрушить их внезапно на головы их обоих и раздавить их. Но хотя они уничтожат его, но не уничтожат его зданий. И он в который раз почувствовал изоляцию своего духа от плоти и даже от ума.
А если представить, что их с Бруно тайна вообще останется нераскрытой? Временами он приходил в ужас от содеянного и чувствовал себя последним из падших при мысли о том, эта тайна заколдована и неприкосновенна. Может быть, потому он и не боится Джерарда и полиции, что верит в ее неприкосновенность? Если никто не докопался до нее, несмотря на их безалаберность и наводки, невольно данные со стороны Бруно, то, может быть, что-то делает их тайну неподступной?
Энн уже спала. Он неотрывно смотрел некоторое время на гладкие линии ее лба, бледного, почти серебристого в свете камина. Потом он наклонился над нею и коснулся губами ее лба, и так нежно, чтобы не разбудить ее. Внутренняя боль перевелась словами: "Я прощаю тебя". Он хотел, чтобы эти слова произнесла Энн — именно она, и никто другой.
В его голове груз на чаше весов его вины был сверх меры тяжел, а на другую он бросал безнадежно легкий, как перышко, вес самозащиты. Он совершил преступление в порядке самозащиты, как он убеждал себя. Но он колебался и до конца не верил в это. Если же он верит, что зло полностью овладело им, то должен верить и в необходимость выражения этого зла. Он даже задавался вопросом, и не однажды: а не получил ли он от этого преступления своего рода удовольствие, примитивное удовлетворение — а как еще можно объяснить, что человечество терпит войны, переживает непреходящий прилив энтузиазма, когда наступает война, если только не получает примитивной радости от убийств?