Красное платье?
– Уберите! Выключите! Я не хочу!
– Вам знаком этот фильм? Вы знаете, что будет дальше?
– Красное платье. Он действительно купил мне красное платье! Мы праздновали годовщину свадьбы, а потом…
– Вы знаете содержание фильма?
– Нет, я…
– Тогда давайте все же досмотрим до конца.
Комната – наша гостиная, накрытый стол. Максим сидит на том самом стуле, на котором сейчас сижу я, на коленях пакет. Посматривает на часы – кого-то ждет. Да меня он ждет! Ждет и думает, что выхода нет. Звонок. Он идет открывать с пакетом в руке, в котором… Ясно, что в нем! У самой двери он вдруг понимает, что выход найдется в семь сорок.
Семь сорок – что-то такое тревожно знакомое… Семь сорок… Да просто еврейский танец!
Я в красном платье. Гостиная, стол. Чужое вино. Наташа. Тост за прожитое.
– Выключите! Все так и было!
– Вы знаете этот фильм?
– Все так и было в тот вечер! Чужое платье, чужой костюм, чужой праздник. Мы никогда не отмечали годовщину свадьбы…
– Фильм сделан по вашему заказу?
– Счет вели от дня нашей встречи.
Ребенок – он всему причина, но выход будет найден в семь сорок. Осталось потерпеть совсем немного.
– Во всем виноват ребенок! Мы так хотели ребенка!
– Этот фильм сделали вы?
Семь тридцать пять. Пора! Максим поднимается, идет… Спальня. Семь тридцать восемь. Две минуты на то, чтобы осмотреться. Окно. Дребезжит стекло. Выход.
Я бросилась из комнаты. Бородин – за мной. Обхватил за туловище, не дал убежать. Втолкнул в кресло, прикрикнул, как на собаку (кожаная красная такса никак не давалась, но оказалась сном):
– Сидеть!
– Все было так! Все так и было! Выход – в семь сорок. Я на часы не смотрела, Макс все время смотрел. Но я помню, вспомнила: было семь сорок. Это я, в красном платье, а в костюме – Максим, мой муж. Он выбросился из окна. Ну да вы знаете. Все было в точности так, а потом он выбросился. Я не знала, почему он выбросился. Тогда еще не знала, что Маринин ребенок – его. Он вот почему выбросился: из-за ребенка. И потому что тоже выход искал, а я думала, только я.
– Фильм был сделан до смерти вашего мужа.
– Все было в точности так!
Я закрыла лицо руками. Он мне ужасно мешал, майор Бородин: его назойливое лицо заслоняло лицо Максима. Стекло задребезжало. Я слышала этот звук. Он раздался в семь тридцать девять. Тогда я подумала: Максу, как и мне, душно. Больно, плохо и душно. И еще я подумала, что проживу целый год в страшных мучениях. Стекло задребезжало, я слышала дребезжание и не понимала, что Максим нашел выход. Для всех нас нашел выход. А потом закричала женщина. Не я закричала, а кто-то на улице…
– Все было в точности так, за исключением крика.
– Какого крика? Вы понимаете, о чем я говорю? Фильм сделан до смерти вашего мужа. Одна из наших версий… лично я придерживаюсь другой версии, но это неважно… По одной из наших версий, именно фильм довел до самоубийства Максима.
– В фильме не было крика.
– При чем здесь…
– Страшно кричала женщина. Она, очевидно, сидела во дворе на скамейке.
– Да придите вы в себя! Воды или что там, каких-нибудь капель?
Капли. Маленькая йодного цвета бутылочка. Пустырник. Отчим предлагал мне пустырник тогда, на кухне…
– Вы отчима подозреваете? Он ни в чем не виноват, отстаньте от человека, чего его попусту мучить? Он так напуган. Отец ребенка – Максим, как видите, это вам ничего не дает: мертвый Макс не мог стать убийцей. Убийца…
– Я не о том. Я говорю: по одной из версий, фильм мог довести вашего мужа до самоубийства.
– Фильм довел Максима?
Вот оно что! Фильм довел. Я думала, дело в ребенке, а оказывается… фильм. Выход в семь сорок фильм подсказал. Только как же? Откуда он взялся?
Фильм принес майор Бородин.
Да он никакой не майор! Он знал все заранее. Он все подстроил.
– Откуда у вас… – Я вскочила с кресла и пошла на него. Бородин – не майор, а убийца или, может, сам дьявол – отступил, растерялся. – Откуда у вас этот фильм?
– Черт! Да вы что?! – Он опомнился, перестал отступать и сам двинулся на меня. Мы столкнулись, довольно чувствительно ударились друг о друга телами. – Это я вас спрашиваю, откуда взялся фильм? И… Сядьте! Что вы вообще себе позволяете? Будете продолжать в том же духе, немедленно задержу!
Я села в кресло – наваждение прошло: майор Бородин, уголовный розыск, снова стал просто майором. Ну да, обыкновенный мент, ни рогов, ни копыт, мне все померещилось.
– Мы можем продолжать? Вы успокоились? – Он посмотрел на меня с сомнением. – Фильм был послан вашей сестре по электронной почте с сопроводительным письмом от лица Максима. Но совсем не обязательно, что послал он. Отправителем мог быть и другой человек. Например вы.
– Я? Нет, я ничего не посылала. Я даже до конца не знаю, как пользоваться электронкой. Когда возникала такая необходимость – очень редко, – просила посылать Максима. Я, видите ли, довольно тупа в техническом смысле… Освоила только клавиатуру, компьютер для меня нечто вроде пишущей машинки. Да мне для работы больше и не нужно.
– Допустим. – Бородин отошел от меня, сел на диван напротив. – Кто, как вы думаете, мог послать фильм Марине?
– Наверное, никто, кроме Максима, не мог.
– Вы знали, что существует такой фильм?
– Конечно, не знала!
– Вы оба с мужем преимущественно работали дома…
– Да, мы оба переводчики, только он переводил техническую литературу, брошюры, инструкции и тому подобное, а я… Ну да, мы в основном находились дома.
– Получается, у Максима не так много было возможностей для уединения. Как же он мог в совершенной тайне от вас смотреть подобные фильмы?
– У нас разные компьютеры, мы работали в разных комнатах… Возможностей сколько угодно. И потом… В последнее время Максим часто… Его часто не было дома. Да и я не каждую же минуту… Иногда ездила в редакцию, иногда к сестре, к знакомым ходила в гости.
– Итак, о фильме вы ничего не знали? – Бородин встал, перенес стул к столу, придвинул свои бумаги, снова начал записывать.
– Не знала.
Минут пять или больше он писал, не поднимая головы. Я повернулась к компьютеру – там снова была заставка с пауком. Мне вдруг захотелось посмотреть фильм сначала, чтобы опять увидеть живого Максима и услышать его голос. Может быть, Бородин забудет диск, и я смогу посмотреть, когда он уйдет?
Ничего не получится – скорее всего, он меня арестует.
– С сестрой вы не виделись больше недели, так?
– Так.
– О том, что ваш муж и сестра любовники, узнали на следующий день после похорон?
– Да.
Он все записывал – задавал вопросы спокойным, не обвиняющим, нейтральным тоном и записывал. И у меня опять возникла уверенность, что в смерти Маришки я не виновата. Мне стало так спокойно, так хорошо! Я совсем перестала бояться майора, даже почувствовала к нему некоторую симпатию и почти решилась попросить оставить мне диск или сделать с него копию – кажется, в нашем компьютере есть такое приспособление, Максим что-то говорил. Не помню только, как оно называется, как-то смешно.
– Прочитайте и распишитесь.
Нет, просить неудобно. Да майор и не согласится, несмотря на свою симпатичность.
Я подошла к столу. Попыталась вчитаться в текст и опять разволновалась – не от того, что меня могут арестовать, не из-за сестры, а даже и не знаю из-за чего – смысл протокольных строчек так и остался для меня не расшифрованным. Ну и ладно, сделала вид, что прочитала внимательно, что все-все поняла, и расписалась.
– Я попрошу вас прийти ко мне в отделение, кабинет двадцать восьмой. Завтра, в двенадцать. Вот повестка.
Я расписалась и там. Завтра. Значит, у меня есть целый день, вечер и ночь. И часть утра. Если он забудет диск…
Бородин подошел к компьютеру, вытащил диск, положил его в папку.
– Подождите! Вы не могли бы…
Нет, не стоит, он не согласится.
– Что? – Майор повернулся ко мне.
– Я… Нет, ничего.
– Тогда всего доброго.
– До свидания.
Я проводила его и вернулась в комнату. Села на диван, потом легла, закрыла глаза.
Максим налил вина – чужого вина – в бокал, поднялся, чтобы произнести тост. «Наташа! Мы прожили вместе…» Посмотрел на часы – до выхода время еще не истекло. – «Наташенька!» И не смог продолжить. И снова взгляд на часы. И снова тост. Вино не помогло. «Максим, не надо плакать! Только не плачь!» Скоро все разрешится! Осталось потерпеть совсем немного: десять минут, пять, три. Стекло дребезжит – шаг, и все кончится. Пора! Я не видела, как ты падал, теперь увидела. Не хватает женского крика. Тот, кто сотворил этот фильм – конечно, дьявол! – не предусмотрел женский крик.
Максим наливает вино…
Я лежала и прокручивала фильм снова и снова. Иногда останавливала какой-нибудь кадр, другой ускоряла, как на быстрой перемотке. Мне не нужен был диск – оказывается, фильм был в моей голове. Максим наливает вино – Максим умирает.
Прошло, наверное, много часов, когда я поднялась с дивана. Я пережила Максимову смерть и излечилась, мне больше не было больно. Чтобы проверить, так это или нет, я прошла в спальню, раздернула шторы, прильнула к окну… Во дворе, у скамейки, на том самом месте, куда упал Максим, стоял какой-то человек и в упор смотрел на меня.
Глава 7 Андрей
Шесть часов вечера. Всего только шесть, а Настя придет не раньше десяти – ей зачем-то обязательно нужно заехать домой. Она говорила зачем, но он не понял, не расслышал, потому что стоял, нетерпеливо переминаясь на пороге, и ждал, когда же Настя наконец уйдет – тогда, утром, она ему страшно мешала. Он и так держался уже из последних сил, настолько сильно было желание поскорее пересмотреть фильм. Ему хотелось закричать на Настю, чего она так возится, так долго и нудно объясняет то, что ему совершенно не интересно, ну задержится и задержится, он уже понял, а теперь пусть поскорее уходит… Как только закрылась за ней дверь, Андрей бросился к компьютеру, вставил диск и стал предаваться – уже без всяких помех, в полном одиночестве – странному, запретному, неприличному, как он подсознательно понимал, действу: поглощению чужой смерти, пожиранию чужой смерти, обжорству чужой смертью.
Красное платье, годовщина свадьбы, вино «Божоле», черный костюм, семь сорок. Он ждал этого со вчерашней ночи. Сразу, после того, как… Ну да, вчера он все-таки не выдержал и, как только Настя пошла принимать душ, скользнул к компьютеру и посмотрел фильм. Но это было не то, совсем не то, потому что приходилось оглядываться на дверь, вздрагивать от каждого звука и ждать, что вот Настя войдет, а он не успеет досмотреть до конца. Он успел, но захотелось сразу же поставить сначала, а такой возможности не было. И он стал себя уговаривать, что нет в фильме ничего такого особенного и его вполне можно посмотреть вместе с ней. И когда Настя вышла из ванной, уже совсем был готов сказать: не хочешь посмотреть забавное кинцо? Мне Венька диск дал… Но, слава богу, удержался. Удержался, потому что вдруг страшно испугался, что «кинцо» и на Настю произведет точно такое же впечатление.
Фильм его поглотил, влез в мозг и не отпускал ни на минуту. Безумие началось еще у Веньки в квартире. Андрей строил вслух версии, а сам только и хотел поскорее приехать домой и вставить в компьютер диск. И потом, когда возвращался домой, и позже, когда они сидели вечером с Настей, он никак не мог отделаться от этого страстного, непреодолимого желания ринуться к компьютеру. Он ловил себя на мысли, что чувствует, говорит и двигается, как Максим в фильме, и вечер их с Настей воспринимает как празднование годовщины свадьбы: девять лет они прожили вместе, восемь из которых были счастливыми, а последний год… Андрей старался побороть наваждение, выбросить увиденное из головы, жить реальной жизнью: вот она, его Настя, у них все прекрасно, не нужно искать никакого выхода, не из чего им выходить, он предложил ей стать его женой, скоро они поженятся, а потом у них будет ребенок. Но мысли соскальзывали опять на Максимово несчастье: да, ребенок, все из-за него получилось, у жены больное, усталое лицо, это он виноват. И он целовал Настю так, словно просил прощения, и представлял ее в красном платье. И все хотел, безумно хотел пересмотреть фильм. И не выдержал – как только она отлучилась… И выдержал – не стал смотреть с ней вместе.
А сегодня с самого утра просмотрел фильм три раза: как только он заканчивался, включал сначала. И, может быть, весь день бы смотрел, если бы не пришел Бородин. Андрей совсем забыл, что звонил ему вчера и просил приехать, и рассердился, когда позвонили в дверь, даже не хотел открывать. Но подумал, вдруг это вернулась Настя, и все же открыл, и очень удивился, увидев Илью.
– Привет, привет! – Илья Бородин, майор милиции, трезвый и даже в чем-то приземленный человек, шагнул в квартиру, и безумие, начавшее с комфортом обустраиваться в голове Андрея, испугалось и спряталось. На время.
Бородин потребовал кофе, не отказался от предложенных бутербродов, рассказал свежий милицейский анекдот, посетовал на то, что в последнее время волосы у него лезут с неимоверной силой, и скоро он весь облысеет. Насытившись, удовлетворенно вздохнул, шумно откатился на стуле от стола, улыбнулся и спросил в своей обычной ироничной манере:
– Ну, Андрей батькович, частный детектив, что на сей раз стряслось? Опять не получается, я смотрю, обойтись без нас, мужланов-ментов?
Тон был задан – Бородин помог справиться с временным помешательством, и Андрей, с хохмочками и шуточками, пересказал Венькину историю. А потом поставил диск, прокомментировав так: «Вениамин совсем в своем виртуальном мире съехал. Считает, что фильм и убил Максима», – забыв на минуту, что вовсе не Вениамин так считает, а он сам. Вениамин что? Вениамин назвал вполне конкретного убийцу – Наталью и нанял его именно для того, чтобы он вывел ее на чистую воду.
Последнее Андрей забыл… Ну хорошо, не забыл, а просто, что называется, свалил вину с больной головы на здоровую. Не мог же он признаться, что какой-то фильм вот уже много часов подряд не дает ему покоя, впился, как клещ, и не отпускает? Не мог, даже Илье, с которым знаком сто лет, с которым не раз они попадали в совместные передряги и не то что пуд соли съели, а цистерну водки вперемешку с пивом вместе выпили.
Бородин хмыкнул, по-свойски резко прошелся по поводу заставки – черный паук на синем фоне – и начал смотреть. И благополучно досмотрел до конца. Андрей внимательно следил за его реакцией на протяжении всего фильма, но ничего особенного не заметил – тот явно не произвел на майора какого-то особенного впечатления.
– Говоришь, фильм полностью повторяет картину самоубийства Максима? – Бородин поднялся и двинулся на кухню. – Еще по кофейку?
– Можно.
Андрей выплеснул в раковину гущу, сполоснул турку и насыпал кофе – надо придерживаться выбранного тона: равнодушия побольше, равнодушия! Они обсуждают чужую историю, его лично все это совершенно не касается.
– Нет, не совсем так, – спокойно возразил он Бородину. – Не фильм повторяет самоубийство, а самоубийство в точности повторяет фильм.
– Ну да, я понял. – Бородин закурил. – Дело Алдонина вел Симонов, я немного в курсе. Там по всему верный суицид. Во всяком случае, результаты экспертизы на то указывают. Правда, тогда нам ничего не было известно о связи Алдонина с сестрой жены, это несколько меняет дело… Думаешь, жена причастна?
– Вероятней всего. Но что ты скажешь по поводу самого фильма? – не выдержал Андрей и спросил напрямую.
– Насчет фильма? – Илья вдруг дернулся. – Андрюха! У тебя кофе бежит!
Андрей подхватил турку.
– Так что фильм?
– Думаю, Максим с большим приветом мужик был. Запутался со своими женщинами, решил умереть, но не просто так, а смерть свою красиво обставить. Придумал сценарий, заказал какому-нибудь сукину сыну сделать фильм…
– Такая версия у меня тоже была. Ну а Наталья? Могла ведь и она фильм сварганить.
– В принципе, могла, почему бы и нет. Только зачем?
– Затем, чтобы довести мужа до самоубийства.
– Чем? Фильмом? – Бородин засмеялся. – Не городи ерунды, Андрюха! Неужели ты думаешь…
– Я так не думаю! – быстренько открестился от такого предположения Никитин. – Но ведь Наталья могла суицид подстроить, а кино – так, для отвода глаз.
– Вряд ли подстроила. Я тебе говорю, по данным экспертизы… А вообще, проверить ее не мешает.
– Я к ней сегодня как раз собирался.
– Знаешь, что… Сделаем так: сними мне копию фильма, я к ней сам заеду. И попрошу Морозова передать дело об убийстве Марины Перовой мне.
– Вот спасибо! – Андрей отставил чашку и пошел в комнату. А когда вернулся с диском, Бородина в кухне не обнаружил.
Нашелся он у двери в прихожей.
– Пойду, пожалуй. Подзадержался. А Вениамину привет. Позвоню. Или часикам к восьми подгребу к тебе.
Илья ушел, а минут через десять вернулось безумие. Андрей и сам не заметил, как оказался у компьютера. Неимоверным усилием воли он заставил себя положить диск на место, фильм не смотреть, быстро оделся и вышел из дому.
Уже в машине он наметил план действий: прежде всего надо опросить соседей Марины – может быть, кто-нибудь видел, как к ней заходили в квартиру вчера вечером, или слышал что-нибудь подозрительное, потом поехать в издательство технической литературы, с которым сотрудничал Максим, наметить его контакты, определить круг знакомых. Главное – занять себя делом, конкретным, реальным делом, чтобы не было ни одной свободной минуты, чтобы не возникло пустоты, куда бы мог втиснуться этот чертов фильм.
Андрей развил жуткую деятельность (правда, не многого смог добиться: соседи большей частью были на работе, а те, что оказались дома, ничего не видели и не слышали, с издательством не повезло еще больше: Максим Алдонин работал в основном по электронке, как и большинство переводчиков, личных контактов ни с кем не имел), но избавиться от гипнотического действия фильма так и не смог. Он вдруг неожиданно разозлился на Бородина, за то, что тот решил поговорить с Натальей сам. Сначала Андрей не осознавал, отчего вдруг на него накатило, но злился все больше и больше. Потом понял, что ему нестерпимо хочется оказаться на месте событий, а благовидного для себя предлога найти не удается. Тогда он плюнул на предлог – какой смысл себя обманывать, если все равно ничего не получается? – и просто поехал туда, без предлога.