– Муха, отходи! – в свою очередь прокричал я, и ствол моего автомата окрасился пламенем.
– Пошел! – рявкнул Константин. Прокофьев вскочил, подхватил с земли пулемет и в три прыжка оказался около двери. Нигматуллин бежал следом, прикрывавший их Мухин, перезаряжая оружие, слегка задержался, но тоже уже успел вбежать под свод мелькающих над головой лопастей. Так что в момент, когда из-за ближайшего завала выглянул державший на плече гранатомет игиловец, оказался как раз на одной с нами линии. Стрелять я не мог, уйти в сторону, чтобы открыть огонь, не успевал, Кузьма Иванович, закинув автомат за спину, готовился убирать лестницу… Все складывалось сквернее некуда. Гранатометчик выстрелил – коричнево-зеленая боевая часть, выплюнутая огненной вспышкой, понеслась в нашу сторону.
– Звездец! – выдохнул я, даже не пытаясь бежать или падать на землю. Вертолет был обречен. Тем, кто сумел бы выжить, предстояло умереть чуть позже – на открытой площадке долго не продержаться. Граната приближалась, еще доля секунды, и все будет кончено. Неожиданно, будто ударившись в невидимую стену, гранатометный снаряд взорвался, дымное облако взрыва вспухло в метре от кончика вращающихся винтов. Меня обдало душной воздушной волной, и вокруг свистнули осколки, брошенный на колени Мухин оторопело пялился в землю.
– В вертолет быстро! – проорал я, и Костя рванул с места не вставая – на четвереньках. Затем вскочил и скачками влетел в открытую дверцу. Я успел заметить, что левый рукав у него разорван и светлая ткань быстро напитывается кровью.
– Взлетаем, взлетаем! – кричал борттехник.
– Получи, суки! – палил в иллюминатор Козлов, его активно поддерживали Федотов и севший у турели Чебуреков. Вертолет заскользил вперед, стремительно набирая скорость. Позади суетились упустившие добычу агрюши. Уф ты, опять повезло. Если не считать мелких царапин, отделались почти бескровно. Слева на горизонте виднелись горы, справа расстилалась сплошная зеленка, трижды из нее вслед нам неслись вражеские трассеры, но все разы проходили мимо. Один раз заработал курсовой пулемет, но когда ребята попытались обнаружить цель в иллюминаторы, ее уже нигде не было. Преодолев линию, разделяющую две противоборствующие стороны, «МИ-8» поднялся выше. К нему присоединились четыре дополнительно высланных вертолета сопровождения. Еще какое-то время спокойного полета, и вот мы дома. Внизу на площадке приземления стоял уже знакомый «уазик» – подполковник, а точнее, генерал-лейтенант Юрьев ждал нашего прибытия. Тут же крутил винтами новенький вертолет, покрашенный в цвета российского флага. Едва «МИ-8» коснулся почвы, Юрьев бросился в нашу сторону.
– Данила, доставай посылку! – Я повернулся к и без того суетившемуся у рюкзака радисту.
– Сейчас, сейчас! – заверил он, поспешно доставая и отдавая мне требуемое.
И я, приняв от него тяжелый футляр-короб, самым первым спустился по любезно опущенному Кузьмой Ивановичем трапу.
– Она на месте? – сквозь свист замедляющих ход винтов поинтересовался генерал.
И я, сделав вид «сие мне неведомо», неопределенно пожал плечами и невинно поинтересовался:
– Кто она? – но меня в очередной раз проигнорировали. Еще бы, судьбы мира решаются, а тут какой-то стралей со своими вопросами лезет!
– Давай сюда! – Генерал почти выхватил футляр из рук и, не сказав даже спасибо, быстрым шагом, почти бегом помчал к раскручивавшему винты правительственному вертолету. Что ж, мы «благодарнастев» и не ждали. Быть бы живу.
Глава 12
Передав футляр-короб, что называется, с рук на руки, я отправил своих ребят в расположение, а сам решил немного подзадержаться и подошел к курившим неподалеку летчикам.
– Слушайте, фигня какая-то получается! – начал было я, но был перебит мгновенно натопорщившим иглы штурманом.
– Это ты к чему? – насторожился он, но я сразу примирительно поднял руки, миролюбиво показывая раскрытые ладони.
– Нет, нет, мужики, все в порядке, без претензий! – заверил я по большому счету спасших нас летунов. – Наоборот, спасибо! Если бы не вы…
– Да ладно тебе, – отмахнулся командир, – но ты, кажется, с фигни начал?
– Ага, – не стал отнекиваться я. – У меня тут одна занимательная задачка нарисовалась, а кроме вас, мне обратиться не к кому.
– Послушай, не тяни, – нетерпеливо потребовал Кузьма Иванович, – давай по-быстрому, а?
– По-быстрому? Хорошо, – согласился я, – но слишком уж по-быстрому не получится. Тут дело такое, почти деликатное…
– Не тяни, а?
Я недобро взглянул на погоняющего, но отвлекаться на него не стал:
– Я, мужики, хочу, чтобы вы мне с самим собой разобраться помогли. А то всякая ерунда в голову лезть стала.
– И мне тоже, – брякнул Кузьма Иванович.
– Помолчи, – цыкнул на него командир, – дай человеку сказать.
– У меня с картой какая-то фигня последнее время творится, – сообщил я и вынужденно добавил: – или с головой.
– А поподробнее? – тут же заинтересовался штурман, и было в его взгляде что-то такое, что во мне почему-то появилась уверенность, что я обратился как раз по надлежащему адресу.
– Да этот город, Аквашоро́х, ума не приложу, откуда он взялся: пустота там раньше была. Вечером карту смотрел. А потом гляжу – город. Хоть убей, помню, не было на карте вчера этого «артефакта». – Я развел руками, показывая степень своего недоумения, и тут же увидел, как возбудился штурман.
– А я вам что говорил? – Он обвиняюще уставился на своих товарищей. – Не было этого долбаного города на карте, не было! А вы: мне померещилось, померещилось… И у кого белки в глазах чешутся? Говорю, у меня память! Не было такого города. Не было. Во всей Сирии такого города не было. Ни-ко-гда!
– А теперь есть, – задумчиво произнес командир. – Вот черт! И как это может быть?
– И тот лесок у меня на карте появился, – пришибленно сообщил штурман. Я тут же заглянул в свою карту: и верно, лес, на который мы тогда упали, теперь на карте был. Но ведь точно его раньше там не наблюдалось. Зуб даю! Какие-то чудеса и впрямь творились с моей картой – что-то на ней постоянно, пусть и неуловимо, но менялось.
– Чертовщина какая-то! – сделал общий вывод Дружинин.
– А мне тут еще сны дурацкие сниться стали, – рассеянно сообщил я.
– И мне, – опять встрял борттехник, – бабы почти каждый день снятся, и такие все впрямь дуры…
– Кузьма Иваныч, помолчи, не ерничай, – потребовал командир, и борттехник, приложив палец к губам, слегка попятился, выражая своим видом полную покорность.
– Давай свой сон выкладывай! – подбодрил меня штурман, и я, стараясь передать все как можно более дословно, начал рассказывать.
– Мы остановились на склоне холма, и я лег спать. Почти сразу уснув, вдруг увидел стоявшего перед собой высокого человека, лицо которого, как я ни пытался, разглядеть не удавалось, все остальное было настолько отчетливо, что больше напоминало явь, чем сон, и тем не менее разговор происходил во сне.
Человек кивнул, здороваясь, и мне показалось, что на его лице появилась снисходительная улыбка.
– Что ты решишь, если скажу, что вы провалились в параллельный мир? – Явившийся ко мне во сне незнакомец умел ошарашить. Что это был сон, я знал, я чувствовал это всеми, как говорят, фибрами души, но тем не менее всерьез прислушивался к словам говорившего. Было в нем что-то такое, что заставляло это делать. Спокойный ненавязчивый тон или то, с какой уверенностью он держался? Да и захоти я прогнать этот сонный морок, сумел бы это сделать? Не уверен.
– Имеет место быть, – произнес я чужую присказку.
– Прими как данность, – посоветовал он, – и многое станет понятно.
Хорошо сказано: «прими как данность». Естественно, это тут же примирит меня с самим собой. Объяснит все непонятные странности, и я перестану сомневаться в собственном безумии. Но не стану ли я тогда по-настоящему безумен?
– Я вижу тени недоверия и сомнения на твоем лице. Хорошо, не надо верить мне на слово, возьми на вооружение логику. С ума коллективами не сходят – опроси своих ребят. Впрочем, ты и без того знаешь: не тебе одному представляется окружающее странным. Поверь, ты совершенно нормален. Разве что, – незнакомец усмехнулся, – предположить: весь окружающий мир создан твоим воображением. Но тогда это действительно сумасшествие.
– К чему весь этот разговор? Не люблю, когда ходят вокруг да около. Что вам от меня надо? Я как-то не привык доверяться альтруистам. Во всяком случае, верить им на слово.
– Придется поверить. Доказательств моих чистых намерений у меня нет. К тому же это не совсем альтруизм. Случайным, невообразимо случайным образом вы угодили в пространственную воронку, поменялись местами: вы в этом мире, там ваши двойники. Но миры не могут быть одинаковыми. Каждый идет своим путем. Любое вмешательство извне может привести к фатальным последствиям в будущем. Хотя лично вам это вряд ли чем-то грозит. Даже ваши семьи и друзья не заметят подмены. Вы уже звонили жене, не правда ли?
– Да. – Я не собирался отрицать очевидного.
– Все как обычно, не правда ли? Разве что за исключением некоторых нюансов, которые вы предпочли не заметить. Подобные вашему провалы случались и раньше, но никогда прежде в миры не выбрасывало одновременно такое количество людей, да еще с техникой. Обычно это бывают одиночки, которые быстро адаптируются или сходят с ума. Как кому повезет. С вами все сложнее, мир может и не выдержать давления такого количества инородных предметов. Вы, как раковая опухоль, станете расползаться по планете своими потомками. Как вы знаете, раковые клетки поразительно живучи. Вы, наверное, уже не раз ощутили это на себе. Разве вас не удивляет поразительная выживаемость бойцов вашей группы? Выдержать натиск трех сотен боевиков – и ни одного раненого, провести еще тяжелейший бой – и отделаться одной-единственной царапиной… Не правда ли, поразительно?
Мне показалось, что этим словом он не столько показывал свое удивление, сколько подчеркивал нашу паразитарную сущность. Паразиты – вот кто мы в этом мире.
– Но постепенно ваш защитный иммунитет от воздействия этого мира станет слабеть. Мир начнет приспосабливаться под вас, вы – под него, эдакая взаимная мимикрия, сглаживание углов. Вначале у вас появятся раненые, затем убитые. Это неизбежно, вы на войне, а она, как химиотерапия, постепенно будет вас уничтожать – одного за другим. Будь вы мирными гражданскими людьми, так бы все и дожили до ста двадцати лет, не зная болезней, и заезжие доктора наук стали бы интересоваться секретами вашего долголетия. Но война высосет ваши защитные силы, и вы станете жить словно обычные граждане, болея и умирая, как все. Но останутся ваши инородные потомки…
– Что вы от нас хотите? Я слишком прагматичен, чтобы слушать подобные разглагольствования, – выразился я резко, излишне резко, но мне не терпелось получить ответ.
– Мы хотим вернуть вас домой, – спокойно пояснил незнакомец.
– Это возможно? – Я задумался. Подумать только: задумался во сне!!!
– Естественно, иначе мы бы с вами не разговаривали.
– Как? – У меня не укладывалось в голове: как сон мог быть столь убедительным?
– А вот это уже требует отдельного разговора, – сообщил он, и я, воспринимая все происходящее не иначе как сонную галлюцинацию, тем не менее не удержался от вопроса:
– И скоро он состоится?
(Неужели я начинал ему верить?)
– Я приду к вам, когда вы сами будете готовы принять мои слова как истину.
Он говорил «вы», и я не мог понять: обращается ли он так лично ко мне или имеет в виду всех нас сразу? Хотя это и не столь существенно.
А его слова-мысли проистекали дальше:
– Но прошу только, не затягивайте с принятием решения. Как я уже сказал, силы, защищающие вас от бед этого мира, постепенно станут ослабевать. Пули начнут преодолевать укрывающую вас защиту. Скоро у вас появятся первые раненые. Затем убитые. Первый труп будет означать, что вам нужно возвращаться тотчас же, захватив его с собой, и это непременное условие. Запомните: вы должны вернуться домой в точности в том же составе, в котором провалились в этот мир.
Говоривший не сказал «наш», он сказал «в этот», означает ли это, что он из какого-то иного – третьего мира, или же он обитает сразу в нескольких?
– Более того, возвращаясь, вы должны быть экипированы точно так же, как и при провале. Вплоть до последнего патрона.
– Как это возможно, если мы их расстреляли? – Мне, в отличие от незнакомца, была понятна вся невозможность соответствовать выдвинутым требованиям.
– О, это не проблема! – И вновь, как мне почудилось, незнакомец усмехнулся. – На здешних складах подобного добра навалом, для бездушных предметов не принципиально, что они сделаны здесь. Главное, чтобы ничем не отличались от произведенных там. На здешних складах вы найдете патроны тех же серий, что и ваши. Запомните основное правило: вы не должны иметь с собой ничего лишнего. Ничего отсюда. Никакого сувенира на память. Иначе ворота не раскроются, и вы погибнете, – уверил незнакомец. – Я еще приду к вам. Удачи! – пожелал он и исчез, будто растворился.
А я вдруг понял, что не сплю, лежу и таращусь в раскинувшееся надо мной бездонное голубое небо.
– Так как вы считаете, что это было – сон или явь? – спросил я своих собеседников. – В свете всех случившихся с нами необъяснимых странностей сказанное во сне не кажется мне такой уж несусветной фантастической глупостью. А вам?
Вертолетчики, пребывая в глубокой задумчивости, молчали. Штурман курил, командир пялился в горизонт, Кузьма Иванович обиженно сопел носом.
– Мужики, что молчим? – не выдержал я.
– А что говорить? – Кисляков отбросил в сторону вспыхнувший искрами окурок. – Визитер твой как-то не слишком на глюк похож.
– Мы и без него здесь себя иномирянами почувствовали: пить – табу, курить нежелательно, ругнуться по-настоящему и то не разрешается. Разрешается точнее, то есть ругайся, если невмоготу, никто, может, особо и не попрекнет, но так иногда посмотрят, что сам ругаться не захочешь. Вежливые все такие, упредительные. Да ладно бы хотя бы водку пили, а так ни рыба ни мясо.
– И как мы это все сразу не заметили? – сокрушенно покачал головой Кузьма Иванович. – Или заметили, но признаться боялись?
– Заметили, – нехотя согласился я. – Еще как заметили, и несостыковки заметили и несовпадения, внимание-то мы на них обратили, но сразу перевели в другую плоскость. Точнее, это я и перевел, – приняв основной удар на себя, я все же решил не оставаться в одиночестве, поэтому продолжил, а все остальные согласились. – А почему? Да потому, что человеческая психика такова, что в безвыходной ситуации преобразовывает или, точнее, подтасовывает факты в сторону наименьшего сопротивления. Так что, думаю, сон не совсем сном был и ноги нам делать надо из этого мира. Сейчас карты меняются, потом и мы меняться начнем.
– А я уже курить почти бросил, – соглашаясь с моими выводами, сообщил борттехник. Все-таки лучше принять иномирье, чем собственное сумасшествие.
– Вот и я говорю, – пользуясь неожиданной поддержкой, пошел я в наступление, – торопиться надо. Действительно, все меняется, и мы меняемся. Как бы поздно не стало, тогда зависнем мы тут. – Я поднял вверх указательный палец. – Не знаю, как вы, а я себе такой как есть нравлюсь и персональную свою личность терять не хочу. Нечего нам тут делать. Говорю, ноги делать надо.
– Вот и я так считаю, – снова поддержал меня Кисляков. – Вот если бы тут хотя бы водку, как у нас, пили…
– Не это главное! – остановил замечтавшегося о водке штурмана командир экипажа. – Вы самое главное упускаете: и жены, и дети, и все родственники, что находятся здесь, – не наши! Понимаете, не на-ши, – произнес он по слогам. – Может быть, они точно такие же, и даже лучше, но не наши. Понимаете?
Соображал я быстро и без промедления кивнул. Спину обдало холодом. Что, если мы действительно тут застрянем и я никогда не увижу своих любимых?
– Мать твоя еж… – выдохнул за моей спиной борттехник. – Это ж с кем я вчера по телефону разговаривал? Я ей такого наговорил… еж твою медь. То-то она так странно реагировала. Вот мужик прилетит, вот порадуется… – Кузьма Иванович умолк, погрузившись в полную задумчивость. Что он вчера наговорил жене своего двойника, оставалось только догадываться.
– А вот я, раз такое дело, может быть, и тут останусь, – внезапно поменял свое мнение штурман. – Нет, я точно тут соглашусь остаться! Детей у меня там нет, а жена – сволочь.
– Так ты одну сволочь на другую променять хочешь? – съехидничал командир, но штурман тут же поспешил возразить.
– А может, здешняя хорошая? – вкрадчиво предположил он.
– Может, и хорошая, – не стал спорить командир. – Но ты сам слышал: без тебя нам никак. Мы тут в одной лодке. И в вертолете должны быть все до единого, иначе кирдык и амба. Или погибнем, или тут зависнем. А у меня там жена такая красавица, здесь такой точно нет.
– Да, задачка! – сокрушенно помотал головой штурман. – Хорошо, я с вами, но с тебя бутылка. – И он почему-то посмотрел не на командира, а на меня.
– Черт с ней! – не стал упрямиться я, а то вдруг передумает? Уговаривать забабахаешься. – Значит, вы все за возвращение?
Летуны почти синхронно кивнули.
На этом мы и расстались. Вертолетчики потянулись к своей боевой машине, а я поспешил догонять давно скрывшихся за палатками бойцов. Что ж, я не свихнулся, и это радовало. А то, что объяснение с вертолетчиками прошло так гладко, по моему мнению, объяснялось просто: они не меньше меня сомневались в собственной дееспособности. И лучше уж поверить в иномирян, чем признать собственный слет с катушек. Теперь предстояло побеседовать с бойцами и постараться сделать так, чтобы телепатический сон приснился мне как можно раньше. Потерь в нашей группе по-прежнему не было, но меня сегодня оглушило взрывом, а нескольких бойцов можно было считать слегка раненными. Что будет следующий раз? Тем более, судьба подкидывала нам такие задачки что оставалось диву даваться, как мы до сих пор еще живы.