– Дай Бог здоровья Гавриле. Надеюсь, князь не подведёт. Айда к замку, поможем нашим! – Пахом Ильич пришпорил коня, увлекая за собой новгородский резерв. Второстепенное направление превратилось в основное. Русские воины уже сражались на мостиках стен, примыкающих к донжону, и важно было численное превосходство.
Кочевники Бата Сухэ перестали пускать стрелы. Хоть и было у каждого по два колчана, да рано или поздно, всё когда-нибудь заканчивается. Всадники стали обходить стену, концентрируясь у горящих ворот. Дружина Александра стояла в бездействии.
– Пахом Ильич захватил большую башню! – Раздавались выкрики скакавших степняков.
Князь зло сплюнул. На его фронте заметного успеха не намечалось. Санки с бревном дружинники бросили, позабыв привязать к ним верёвки. Жар от огня стоял такой, что в пяти аршинах невозможно было даже дышать. Несколько добровольцев, предварительно облитых водой, так и не сумели приблизиться к тарану. Смельчаки лишившись бород и бровей, растирали опалённые лица медвежьим жиром, постоянно кашляя. Желающих отличиться – больше не нашлось.
– Яков, возьми полсотни, шмелём к Ильичу, и захвати южную башню. Немцы пойдут на прорыв, замок для них уже потерян.
– Сделаю, князь. – Яков сорвался с места.
Прихватив с собой две лестницы у Михайлы Сытинича, дружинники обогнули замок с севера, выходя к недостроенной южной башенке. Яков сообщил Ильичу новый план действий, восхитился мужеством горожан и поспешил к своим воинам. Несколько раз чудинцы пробовали отогнать штурмующих стрелами, но каждый раз, в сторону защитников летело в десять раз больше. Одну лестницу прислонили непосредственно к башне, вторую к стене. Руссы полезли наверх.
Едва Савва перемахнул через стену, как перед ним предстала странная картина. Деморализованные наличием новгородского знамени на донжоне замка, финские наёмники сложили оружие. Южная башня была взята без потерь.
– Яков, наша взяла! – Закричал Савва толпившимся у стены дружинникам.
– Что внутри видно? – Раздался зычный бас ловчего в ответ.
– Немец у церквушки собрался. Много, под сотню. Главарь их на коне, остальные пешцы. Мужички в них из самострелов стреляют, на рожон не лезут, боятся. На стенах почти никого нет.
Ближник князя усмехнулся, от ополченцев большего ожидать и не приходилось. Обернувшись, высмотрел самого молодого и послал гонцом к Александру.
– Передай князю, башню захватили. Ливонцы собрались в кулак. Как станут прорываться, пошлю человечка. Из-за дыма, условленного сигнала не подать. – Яков слез с лошади и направился к лесенке, дабы всё посмотреть самому.
– Катастрофа! – Других слов у Ульриха не было.
Карл провалил задание. Руссы были повсюду. Каждый третий кнехт имеет ранение, чёртовы стрелы дикарей сыпались как град. Держать оборону уже не было смысла. С воротной башни доложили, что новгородцы выстроились для штурма, и вот-вот пойдут на приступ. Пути отступления были отрезаны.
В этот момент, из двери часовни высунулась голова священника. Спустя мгновенье, дверь распахнулась полностью и, святой отец в сопровождении Грота выскочили на улицу. Словно крысы, почувствовав, что борющейся за живучесть корабль скоро пойдёт ко дну, монах и шпион решили дать дёру. Тощий пастырь бежал бы один, только вот, мешок с добром, дотащил бы наврятли. Миновав поленницу дров, беглецы юркнули в пристройку сарая. Под сеном, закопанный в землю лежал сундучок, в котором святой отец хранил серебряные женские украшения, отобранные у местных жительниц силой. Так сказать, дары церкви. Помимо этого, в тайнике хранилась утварь, приватизированная из православных храмов.
– Рой здесь. – Священник указал место, где следовало копать, Гроту.
– Дай нож. Не руками же рыть. – Ответил свей, поддев носком сапога мёрзлую землю.
– Ща, подожди. – Священник поставил котомку на деревянную колоду, порылся в ней и протянул широкий тесак в ножнах сообщнику.
Это было второй ошибкой. Поведав Гроту, каким образом можно ускользнуть из замка, святой отец раскрыл все свои карты, а теперь, отдавал свой единственный козырь. Подельник вытащил оружие и воткнул его прямо в сердце священнику.
– Ааа! – Только и успел произнести священнослужитель, с пустыми ножнами в руках.
– Тише, ты поступил бы так же, как только бы мы выбрались отсюда. – Грот выдернул тесак, вытер лезвие, отодвинув труп в сторону, стал обратно засыпать тайник сеном. – Пусть полежит здесь. Сейчас, главное спастись.
Выбравшись из сарайчика, свей подобрал торчавшую из снега стрелу, осмотрелся, не видит ли кто и вернулся обратно. Аккуратно вдавив наконечник в место, куда была нанесена рана ножом, взвалил труп на плечи и понёс его к часовне. В суматохе, на него даже не обратили внимания, а перед входом, сердобольный кнехт, помог открыть дверь.
– Не уберёг господь своего слугу. Что поделать – война. – Грот указал пальцем на торчавшую из груди стрелу, сложил лапки священника на груди и опустился на колени, якобы молясь, за безгрешную душу.
Помогавший кнехт перекрестился, оставив доброго христианина молиться за своего поводыря. За стенами часовни вовсю гудел боевой рог Ульриха. Немцы решили идти на прорыв.
– Идиоты! – Вслух высказал свою мысль Грот. – Это руссы, их не победить. Сдались, может, и остались бы живы.
Свей прихватил котомку с продуктами, два тулупа и отодвинув алтарь спустился в подземелье. Тут он пересидит несколько дней, а когда новгородцы уйдут, солнечная Венеция с радостью распахнёт свои объятия. Богатым людям, там завсегда рады.
Отряд из сорока кнехтов устремился к донжону, скапливаясь в подземной галерее. Остальные, побросав всё тяжёлое, построились перед воротной башней с Ульрихом во главе. Боевой рог прогудел три раза. Створки узких ворот распахнулись. В это время, из лаза стали появляться немцы, оказавшиеся прямо в тылу новгородских ополченцев. За подземным ходом следили, и неожиданностью появление неприятеля не стало. Сбыслав Якунович с десятком своих ушкуйников практически не дал ливонцам вылезти. Мясорубка была почище, чем в прошлом году в устье Ижоры. Боярин был забрызган кровью с головы до ног. В самом замке, Пахом Ильич развалил препятствующий спуску на нижний этаж донжона люк и оказался у противоположного выхода из подземелья. Два десятка кнехтов оказались запертыми в ловушке. Ефрем, сопровождавший своего патрона, стоял с топором на длинной рукояти, готовый зарубить каждого, кто бы высунулся наружу. Пойманные, как лиса в норе немцы – затихли.
– Эй, наверху! Микола, Вятко. Дуйте сюда. – Приказал Пахом. По лестнице застучали сапоги. Ратники Алексича оказались перед Ильичом.
– Звал боярин?
– Подсобите Ефрему, я с Гаврюшей посижу. Как он там?
– Лексей с ним. Какую-то повязку хитрую наложил. Две стрелы изломал, тряпицей длинной связал и под мышку положил. Гаврила Алексич сказал, что боли совсем не чувствует …, плохо это. Кость у него побита, грудь рассечена несильно, но руды много вытекло, очень больно должно быть. – Вятко покачал головой. – На моей памяти, при подобной ране, воин сильно мучился, а через день Богу душу отдал.
– Типун тебе на язык. Не смей так говорить. Выкарабкается Гаврюша. Лексей сейчас его подлатает, а в Новгороде, к лучшим знахарям поедем, к волхвам пойду на поклон, поставим на ноги. – Ильич поспешил к раненому другу.
Раздетый по пояс Гаврила Алексич лежал в бинтах и как-то по-детски улыбался. Над ним склонился Лексей, а рядом, с медицинской сумкой, с красным крестом на белом круге, перекинутой через плечо стоял Снорька, держа в руках флягу со спиртом.
– Снорри, подержи на вытянутой руке. Сейчас приспособу сделаю – Лексей протянул Стурлассону пакет с физраствором.
Собравшийся было с расспросами Пахом, закрыл рот. Из прозрачного бурдюка через невероятно тонкую кишку капала жидкость и втекала прямо в руку Гаврилы через железную иглу. Ловец голоса и изображения померк перед новым колдовством.
– Ступня правая онемела, да и холодно. Может, ещё коньячку выпить? – Пожаловался Гаврюша.
Вои Михайлы Сытинича, завидев решившегося на вылазку неприятеля, бросились в лес, побросав мешавшие манёвру штурмовые лестницы. Пяток ливонских всадников, с копьями наперевес устремились в сторону дороги, увлекая за собой оставшийся в живых гарнизон. На долю секунды, Ульрих пожалел, что решился на бегство из замка. В голове пронеслась мысль:
– Если, руссы драпают только от одного вида храброго христова воинства, то, может, стоило дать бой? А все неудачи, из-за неумелого действия Карла?
– Бумц! Бумц! – Две стрелы стукнули о доспехи и вернули Ульриха на землю.
Ядро русского войска – княжья дружина, вылетела навстречу, дав предварительный залп из луков. Поворачивать назад было уже поздно. Больше ста аршин до стен замка, не успеть. Конная лава через мгновение опрокинет не успевших выстроиться пехотинцев. О сопротивлении не было и речи. Бросив бесполезное копьё на снег, Ульрих дал шпоры своему коню. За ним поскакали четверо оруженосцев. За спиной раздались вопли ужаса и проклятья. Бешеный галоп лошади выносил командира орденцев из боя.
Лёгкая конница Бата Сухэ готовила арканы. Начиналось самое интересное. Пятёрка всадников, отделившаяся от толпы кнехтов, оказалась в окружении. В воздух взметнулись волосяные змеи. На рыцаря в белом плаще вели охоту сразу пятеро степняков. И как назло, ни одна петля не достигла цели. За то время, пока Ульрих находился в Копорье, единственным развлечением была охота. Крестоносец изучил окрестный лес настолько, что мог передвигаться в нём с завязанными глазами. Пригнувшись к шее коня, бывший комендант замка уносил ноги из своего фоггства по хорошо изведанному маршруту. Посланная вдогонку стрела застряла в кольчуге, войдя в спину лишь на пол вершка. А вскоре, из-за постоянного движения железных колец, и вовсе вылетела. На рану, Ульрих обратил внимание, когда дал отдых спасшему его четвероногому другу. Расценив ранение как пустяшное, и выждав, пока конь начнёт ровно дышать, рыцарь неспешно поехал в сторону Радунино. В деревню заезжать не стал. Местные жители наверняка знали об осаде, и скорее всего, даже предложат напиться, а затем, просто огреют дубиной по голове.
– Заночевать лучше в Льешах. К ночи как раз доберусь. – Подумал Ульрих, и впервые, за много месяцев прикоснулся к поясу, где висел кошелёк. Наместник Водьской земли перестал существовать. На боевом коне ехал незваный гость, вынужденный проситься на ночлег и оплачивать своё пребывание.
Пятьдесят два кнехта попали в плен. В Новгород, живыми добрались лишь четыре десятка. Потери русской рати были ничтожны. Двенадцать убитыми и двадцать один получили ранения. Угроза торговым путям была ликвидирована. Сгоревшие укреплённые ворота замка восстановлению не подлежали. Лишь спустя сорок лет, Русь заинтересуется наличием крепости в этих местах. А пока что, новгородское войско готовилось возвращаться домой. Русичи праздновали победу.
Глава 8. Вперёд, на Запад.
Раненого Гаврилу Алексича перенесли в 'Руссобалт'. Печка топилась не переставая. Лишившись много крови, Гаврюша часто терял сознание. Родственник Сбыслава привёл колдуна-лекаря, но тот, осмотрев боярина, только оценил качество перевязки, задержал взгляд на капельнице и пообещал принести в жертву петуха.
– Не жилец. Руды потерял больше, чем осталось. – Выдал резюме колдун-лекарь.
После вердикта медицинского светилы, друзья поникли. Шутивший после оказания первой медицинской помощи Гаврюша, приходил в себя всего два раза, и то, после укола глюкозы. Ночью, температура больного поднялась, и теперь, его периодически обтирали уксусом. Под утро, в лагерь прибежал колдун с медицинским образованием, сообщив, что во сне, ему было видение:
– Сломанная кость неправильно составлена. Если не исправить сейчас, то шансов нет совсем. А так, раненый держится только на его жертвоприношениях.
– Исправить берёшься? – Спросил Сбыслав.
– Берусь. – Не моргнув глазом, ответил колдун-лекарь. – Отвар нужен из грибов. Очень дорого стоит. Из Готланда везут. Иначе, от боли умрёт.
– Сколько надо, столько заплатим. – Не выдержав откровенного вымогательства, встрял в разговор Пахом Ильич.
– Тогда за дело. Оставьте меня наедине с раненым. То, что буду делать, вам лучше не видеть.
Бояре отошли от крытого возка, молясь про себя Богородице, дабы отпустила великий грех.
Водьский колдун вскипятил воду. Чуть ли не кипятком помыл руки. Вытер их белоснежной холстиной и уже собирался залезть в 'Руссобалт', как замер от окрика.
– Далеко собрался? – Спросил я у лекаря.
Пахом всё же решился меня разбудить. Просидевши всю ночь возле Гаврилы, сбивая ему температуру, я проштудировал справочник, составленный в Севастопольском госпитале. Под утро, глаза начали слипаться, и когда Ильич сменил меня, то моментально уснул.
– Не мешай мне! – Завизжал водьский колдун. – Хочешь, что б он умер?
– Не хочу. Но, пока ты не расскажешь, что собираешься делать, туда ты не пойдёшь.
– Вот как?! Тогда лечите его сами. – Обиженный недоверием колдун сплюнул на снег, подобрал меховой мешок и коротким шагом направился в сторону опушки, откуда пришёл. Шашки всё замедлялись, а в спину никто не кричал, с просьбой остаться.
– У Гаврилы Алексича раневая инфекция. Кость не раздроблена. Всё срастётся как надо. – Подождав, пока колдун-лекарь отойдёт шагов на пятьдесят, продолжил. – Я дал ему очень сильное лекарство, но уже вечером его надо кормить. Где хотите, достаньте печень кабана или медведя. И что б повар бульона куриного наварил.
– Так выкарабкается Гаврюша? – Всё ещё смотрящий в удаляющеюся спину колдуна спросил Сбыслав.
– Должен. Хотя каждый прожитый день после вчерашнего – забран у судьбы. Пахом Ильич, будь добр, как Алексич проснётся, разбуди и меня.
После того, как я завернулся в тёплое одеяло и уснул, бояре стали обсуждать добычу печени зверя. Не найдя ничего лучше, порешили купить нескольких гусей, поросёнка и всё, что подвернётся в Гостилицах. Для этого, был отправлен в торговую экспедицию Ефрем в сопровождении Миколы и Вятко. Внук Парамона, назначенный присматривать за Гаврилой переселился в крытый возок, а новгородская рать собиралась покинуть Копорье с восходом солнца.
К утру было подобрано всё, что плохо лежало, или оказалось слабо привязано. Отягощенные добычей ополченцы выстраивались в колонну, пропуская всадников дружины Александра вперёд. Князю, как известно, слава и уважение, а простым ратникам – набитый трофейным добром мешок. Посланные в разведку степняки проходили по двадцать вёрст, оставляли небольшой отряд дожидаться остальных и уходили дальше, в сторону Новгорода. Через несколько дней пути, ополчение основательно подотстало от князя, и теперь, только потухшие кострища на берегах реки указывали, что дружина прошла в этих местах.
Ильич хотел идти через Орешек, чтобы потом вернуться по Волхову. Так бы и поступил, кабы не Гаврила Алексич. Дома, оно и стены помогают, так что, пришлось следовать кратчайшим маршрутом.
– Никуда остров не денется. Обождёт Бренко. – Бурчал под нос Пахом.
– Стойте! Очнулся! – Закричал из возка внук Парамона.
Колонна остановилась. Бояре подскакали к крытому возку, спешились и стали заглядывать внутрь. Гаврюша, проспавший двое суток, раскрыл глаза и изволил поесть горяченького.
– Привал. Ефрем, скачи к Лексею. Сам знаешь, что сказать, да охранение пусть выставят.
– Сделаю, Пахом Ильич. – Бывший приказчик стегнул лошадку, направляясь в авангард рати.
Осмотр больного привёл меня в полный восторг. Шов, под которым скрывалась золотая пластинка, сделанная из шестиконечного креста, скреплявшая кость ключицы, немного нагнаивал, однако, всё было в пределах нормы. Наложенный пластиковый гипс затвердел подобно панцирю жука. Гаврюша чувствовал страшный зуд, жаловался, но иначе, вероятность возникновения ложного сустава была слишком велика. Пришлось объяснить это на словах боярину, и даже показать маленький рисунок, как будет выглядеть кость, если без иммобилизации, всё пустить на самотёк. Алексич согласился с доводами, а потом покраснел.
– Лексей, сил терпеть, боле нету.
– Блин, совсем забыл. Я лукошко под тебя положу. Не переживай, не протечёт. Как дела свои закончишь, позови.
Вложив в глубокий оловянный поднос полиэтиленовый пакет, я подложил самодельное судно под Гаврилу и вылез из возка. Внук Парамона в это время разводил костёр под большим котелком. На снегу лежали три ощипанные курицы и два мешочка: один с сухарями, а второй с крупой.
Что только не услышал я от новгородских бояр, за эти два дня. И то, что колдуну-лекарю дерзить не стоило, и то, что на Гаврюшу наслали порчу. Сбыслав, с чьей подачи и прибыл знахарь, вообще предлагал вернуться, да прихватить дедка с собой, на всякий случай.
– Если бы, он не заикнулся о стоимости снадобья – слова бы не сказал. Шарлатан чистой воды, хотя, и имеющий представление о медицине. Всё берётся излечить, а как сам заболеет, то в аптеку бежит, аж хохол трясётся. – Оправдывался перед друзьями.
– Куда бежит? – Не понял меня Сытинич.
– В аптеку, изба такая, где лекарства хранятся.
– Зачем куда-то бежать? Все травы и мази у знахаря завсегда дома лежат.
До знаменитого путешествия Ганса Шмета, после которого и был привезён в Москву Аренд Классен, считавшийся первым русским аптекарем, было ещё триста лет. Пришлось изворачиваться на ходу.
– У вас, может, и дома они снадобья берегут. А у нас, лекарства продают в аптеках. И к колдунам, никакого отношения они не имеют.
– Скажи ещё, что и пчёлы у вас мёд сами в бочках приносят, а не по бортям сидят. – Подсмеялся надо мной Михайло.
– Самостоятельно сдавать мёд – ещё не научились. Пчёл в ульях, на пасеке держат. Как буду в Смоленске, через Евстафия, передам тебе их. Пчёлок сможешь разводить – не отходя от дома.