– Она случайно не перегрелась?
– Эх, ты, педагог, просто она ещё врать не умеет... Подумать только, теперь у нас всё ж как у людей: дом, дочка.
– Мама слишком молода.
– Зато папа как папа.
Подошла Лола, спросила:
– А откуда вы плывёте?
– Из-за сорок седьмого поворота, – ответила Таня с усмешкой.
– А что там?
– Ничего.
Девочка внимательно посмотрела в глаза Тане, потом мне:
– Странные вы какие-то, но хорошие.
Мы рассмеялись.
«ЧОКНУТАЯ»
Девочки варили макароны с тушёнкой, а я собирал сухие сучья. Где-то недалеко находился дом отдыха «Голубая поляна» (это я прочитал на карте). Когда стемнело, он дал о себе знать. В половине десятого лес наполнился танцевальной музыкой. Усиленные мощными динамиками весёлые песенки и мелодии были слышны, наверное, в радиусе пяти километров. Под музыку мы поужинали, вымыли посуду, девочки собирались уже потанцевать у костра, но вдруг стало очень тихо. Лола глянула на свои часики и грустно сказала:
– Одиннадцать... Спать пошли, как дети.
Сели у костра. Я лёг, положив голову на колени Тани, и предложил:
– Давай-ка, Тюльпан, рассказывай, кто ты, что ты и для чего живёшь на земле.
Лола охотно откликнулась:
– Перешла в восьмой класс. Учусь хорошо, только по математике и черчению тройки. С этой математикой просто беда. Меня из-за неё чуть из школы не выгнали.
– Не может быть! – удивился я.
– Не из-за неё, конечно, но и математика была тоже виновата. Это в третьем классе случилось. Нас приняли в пионеры, а потом в классе был отрядный сбор. Пришли шефы с завода, книжки подарили. Наша учительница сказала: «Ребята, сегодня в вашей жизни произошло торжественное событие – вы стали юными ленинцами. С этого дня вы должны учиться, работать и жить, как Ленин». Тут я встала и сказала: «Этого я обещать не могу, потому что отличницей мне не стать – по математике одни тройки, а работать, как Ленин, наверное, никто не сможет». Ребята засмеялись. Потом в классе в классе стало совсем тихо. Шефы переглядывались и вставали, чтобы меня разглядеть, я тогда совсем маленькая была. Учительница покраснела и сказала: «Ты должна стараться». «Стараться я, конечно, буду, но честное пионерское слово дать, что у меня всё будет, как у Ленина в жизни, не могу», – ответила я... Потом были неприятности. За четверть оценку за поведение снизили. Родителей в школу вызывали и ещё куда-то. Они меня не ругали. Мама сказала: «Воспитаешь на свою шею», а папа меня по носу пальцем щёлкнул тихонько и говорит: «Держись, кнопка». Только бабушка мне всё объяснила: «Сидела бы ты тихо, как все, ничего бы не было. Неудобный ты человек». А почему? Я всегда правду говорила. На правду обижаться нельзя.
– Не всякую правду говорить можно, – сказала Таня задумчиво.
– Всякую, – с вызовом ответила Лола.
– Девочки, не надо спорить, – вмешался я. – Лола, вот ты уже четырнадцать лет прожила, а как ты считаешь, в чём для тебя сейчас смысл жизни?
– Запоминать. Я внимательно слушаю всё, что говорят взрослые, неважно кто и неважно где: у нас дома, в кино, книгах. А самое интересное я записываю.
– Записывать-то зачем, – усмехнулась Таня.
– Танечка, боюсь, забуду. Дело в том, что дети и ошибки делают детские, а взрослые?.. Иногда один поступок решает всю жизнь... Вырасту и я. Всякое случится – мне одной придётся решать, как поступить. Но всё в жизни повторяется. Что у меня будет, было уже с кем-то когда-то. Кто-то говорил: «Только дураки учатся на своих ошибках, учись на ошибках других». Я и учусь.
Вот так дочка, просто умница.
– Любопытно, и что же ты узнала?
– Сейчас мне почему-то больше любовная тема попадается. Вот недавно одна мамина подруга сказала: «Женщины раздают себя по частям: кому руку, кому сердце, кому всё остальное». Я так это понимаю…
Смотрю на Таню. Она смущённо отводит взгляд. Почему она молчит? Это женское дело. Представляю, какие сейчас услышу разъяснения, ведь Лола никогда ещё не врала.
– Тюльпан, мне кажется, этот фильм детям до шестнадцати лет смотреть не разрешается.
– При чем тут шестнадцать лет? – возмутилась Лола. – Сейчас дети взрослеют раньше и умнеют раньше. Я, может быть, знаю больше, чем вы, когда были в моём возрасте. Вы, взрослые, странную забаву нашли. Всё на свете знаете. На все вопросы можете ответить, а не отвечаете – дескать, ещё рано... Сейчас темп жизни намного ускорился. Такой темп по силам только молодёжи. А старики спешат за нами, только в ногу никак не попадут, вот и нас одёргивают, чтобы мы вперёд не очень вырывались.
Бурное выступление делегата от подрастающего поколения не обидело меня, "демократы" из моего класса не то ещё выдают.
– Не поумнеть вы спешите, а любопытство своё удовлетворить. Природа распорядилась мудро. Новорождённый не создает "Лунную сонату", а сосёт пустышку, "Лунная соната" появляется лет тридцать спустя. Таня, ты согласна?
– Нет, – решительно ответила Таня, – ещё на одну "Лунную сонату" времени не остаётся.
Какая солидарность.
– Не остаётся, говоришь?! А делать глупости на каждом шагу – это что, смысл жизни?
Таня осторожно кладет на моё лицо свою ладонь и ласково говорит:
– Пожалуйста, не кричи на нас, а толково всё объясни. Мы вправе высказать своё мнение.
Мне вдруг расхотелось вообще говорить. Не снимая ладонь с моих губ, Таня зевнула и сказала:
– Лола, пойдём спать. Мы сегодня устали. Я чуть Сашу не утопила.
– Как же это? - ужаснулась Лола.
– Пойдём, пойдём, расскажу.
Таня ласково провела по моему лицу и прошептала: «Ты, папа, не сердись».
– Да я ничего. Вам в палатке не холодно будет, а то я одеяло с плота принесу?
Девочки запротестовали и залезли в палатку.
Меня разбудила музыка. Сел. Огляделся. Прислушался. Очень темно и очень тихо. Музыка. Приснится же такое. Нет. Не приснилось. Отчётливо слышны тихие, чистые, странные звуки. Ни аккордеон, ни органола так не звучат. Неужели губная гармошка?! Исполнитель не то разучивал, не то забавлялся. Заиграет – смолкнет, заиграет – смолкнет.
Разные музыкальные фразы песни Джона Леннона "Каждый день".
Вот это дом отдыха! И днём, и ночью карнавал, как в Рио-де-Жанейро. Надо посмотреть.
Спотыкаясь о корни и кочки, осторожно пробираюсь через кусты. Различаю светлую ленточку тропинки. Иду по ней. Музыка не пропадает, но и громче не становится, лишь чище и звонче. И вдруг чаща леса кончилась. Я остановился. Прислушался. Музыка только что смолкла. И вдруг где-то совсем рядом послышались голоса мужчины и женщины.
– Боже мой, какая я дура!
– Ты жалеешь?
– Нет, милый, нет. Я о другом. Я ведь, дура, была уверена, что жизнь – это сто лет, а оказывается – две недели...
– Ты права…
– Завтра приеду, и за работу...
– Но тебе же на работу ещё не скоро...
- Пустые бутылки по квартире собирать. Он их сейчас там много наставил и в ванной, и где придётся.
– Мы встретимся? «
– Ты же знаешь... Завтра ведь жизнь кончится, а «мертвые сраму не имут»…
А я карнавал хотел посмотреть. Осторожно иду обратно.
Когда учился в институте, было такое и у меня. Но она мне сказала: «Если счастье приходит легко, оно и уходит легко. Я любила тебя, как могла, пойми, как могла. Ты ведь мне не чужой. Не грусти. Звони. Я откликнусь». Я не знаю. долго ли у неё это уходило, а я ещё долго не мог прийти в себя, но... не позвонил.
Стало светлее. Между стволами сосен блеснула полоска реки. Вот и наш лагерь. Что это! На обрыве сидит Таня. Услышала. Резко обернулась. Я подошёл и опустился рядом.
– Мать, ты чего не спишь?
– Ты где пропадаешь? – шёпотом отвечает Таня, и я замечаю в её глазах слёзы.
– Ты что? Я никуда от вас не денусь. Тут рядом музыка была, такая музыка...
– Откуда ты взял, что боюсь? – улыбнулась Таня.
– А это? – Я осторожно провел тыльной стороной ладони по её лицу и показал мокрый след.
– С дочкой долго шептались. Мне жалко её.
– А реветь-то зачем?
– Себя вспомнила.
– Дочка ясно всё объяснила: «Дети и ошибки делают детские». А ты недалеко по возрасту от неё ушла. Главное у тебя впереди.
– Ничего ты не знаешь, Сашенька, – улыбнулась Таня.
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
Каждый завтракал по-своему: Лола стеснительно, Таня с аппетитом, я ел и изучал карту. Нашёл квадратик, обозначавший дом отдыха, подсчитал повороты реки, прикинул скорость течения, время и объявил:
– Товарищи, если верить карте, а больше нам нечему верить, то за следующим поворотом нам нужно остановиться. На берегу, километрах в трёх, находится деревня Алешино. У нас есть причина с ней близко познакомиться. Причина? Наша опустевшая продовольственная сумка. Не волнуйтесь, девочки, я быстро сбегаю.
– Вот ещё, – возмутилась Таня, – пойдём я и Лола, а ты немножко поскучаешь без нас.
– Вот ещё, – возмутилась Таня, – пойдём я и Лола, а ты немножко поскучаешь без нас.
Я не стал возражать. Причалили к берегу у сосны с обломанной верхушкой. Девочки ушли. Я остался один. Часа через полтора экипаж вернётся.
Искупался. Лёг на нагретые солнцем доски и стал рассматривать облака.
Вот огромная волна несёт на своем гребне маленькую шхуну с двумя косыми парусами. Шхуна проваливается кормой в волну, паруса клочьями разлетаются в разные стороны. Вот и нет кораблика. А гребень волны, изогнувшись, превращается в голову очаровательной девушки с высокой пышной прической. Но вот кончик носа девушки стал опускаться, провалились глаза, пухлые детские губы растянулись в узкую длинную щель. Такой бабой-ягой только детей пугать.
Если пристально смотреть на облака, а потом закрыть глаза, то облачные картины проявляются резче и ярче и даже продолжают изменяться…
Проснулся я от ощущения, будто лежу в горячей воде. Вытер лицо. Открыл глаза. Небо чистое, синее-синее. Но почему движутся вершины деревьев? Я испуганно вскакиваю на ноги. Плот кормой вперёд торжественно движется по середине реки. Когда началась эта самодеятельность? А главное, сколько я умудрился проспать?
А девочки, они вернутся – плота нет. Будут искать. А вдруг подумают – я удрал от них. Нужно плыть назад, и как можно быстрее. Резко опускаю шест в воду. Едва не кувыркнулся за ним. Дна нет. Кое-как приблизился к берегу. Нащупал шестом дно. Оно вязкое. Первые метры плаванья против течения. Стало ясно, что попотеть придётся обильно. Будем считать, что экипаж вынес приговор по делу капитана: заменил смертную казнь через повешенье ссылкой гребцом на галеры. Приговор справедлив, обжалованию не подлежит.
Можно кликнуть девочек. Но не могу же я орать всё время. Включаю транзистор на полную громкость.
– ... Передаём концерт «Хорошее настроение».
Звучит танцевальная мелодия. Так всегда бывает в жизни: у одних беда, у других хорошее настроение.
Я с трудом выдёргиваю шест. Плот движется вперёд рывками. Течение тихое, но мне становится совсем тепло.
– ...Разрешите предложить несколько шуток... Заканчивая номер, укротительница целует грозного тигра прямо в морду. Директор цирка обращается к публике: «Кто осмелится сделать то же?» Встаёт молодой человек. «Я, - говорит он, – только сначала уберите этого зверя»...
...«Кто любит музыку, два шага вперёд!» – командует капрал. Из строя выходят шесть солдат. «Отлично. А теперь берите вон тот рояль и тащите его на четвёртый этаж»...
...На областной спартакиаде никто из участников финального забега на четыреста метров не мог взять последнего барьера. Его взял Степан Мазаев! Ему 28 лет. Он маляр. «Взял, и всё, – сказал он корреспондентам, – завхоз велел к празднику покрасить»…
Подключается ленинградский диксиленд.
У меня начинают болеть плечи. Да, плыть против течения – это не портфельчик с книжечками и тетрадочками носить. Сосны не видно. Девочки вернутся, а меня нет. А вдруг я ошибся в расчётах и нет там никакой деревни, и напрасно ищут её девочки. Концерт «Хорошее настроение» кончился. Идет радиопостановка пьесы Горького «На дне»...
Наконец-то появляется долгожданная сосна. Плот уткнулся в берег. Я сижу на плоту и рассматриваю сосну. Кто, когда и за что обломал её верхушку? Ветер или молния? И вот теперь среди одинаковых, ровных сосен эта сосна - яркое, запоминающееся пятно. Не то красавица, не то уродина, а всё внимание лишь на неё. Девочек всё нет. А если они на обратном пути вышли к реке в другом месте и в поисках сосны пойдут по берегу. Но куда пойдут? Вверх или вниз по течению? Мне надо оставаться на месте. Ждать. Ведь говорил – пойду я. И тут услышал звонкие, весёлые голоса своего экипажа.
А я мозоли на ладонях набил, ужасы придумывал, а девицы развлекались где-то полдня и хохочут на весь лес. На обрыве появляется Таня с сумкой, за ней Лола с газетным свёртком под мышкой. Девочки с визгом сбегают к плоту и только тут, разглядев выражение моего лица, умолкают.
Лола вкрадчиво объясняет:
– Товарищ капитан, мы не виноваты, что задержались. Магазин открылся в одиннадцать. Потом зашли в столовую, пообедали. Потом Таня на почте была, а я расспросила мальчишек, как можно добраться до Кедрова на автобусе...
Я строго спрашиваю Таню:
– Сигареты купили?
– «Яву», пять пачек, и спички, – поспешно ответила она.
Ишь ты, « Яву», но всё равно они у меня эту прогулочку запомнят. Столовая. Почта. Могли бы и в кино на детский сеанс поспеть.
– Всё это прекрасно, – подвожу я итоги. – Одна, видите ли, соскучилась по мамаше и решила отправить ей письмо, второй подавай четырёхколесный лайнер, а я сижу и жду, я беспокоюсь о них, волнуюсь. Ты не смейся. (Это я Тане. Лола от смущения зашла за мою спину). Если бы вы были мне всё равно, тогда я бы подождал немного, и... приветик. Надеюсь, вы всё поняли? И последнее: кто обедал, тот и на вахту заступает. Ясно?
– Ясно! – кричит Таня и по-армейски касается виска пальцами.
– Вольно, – командую я и, чтобы скрыть улыбку, поворачиваюсь к Тане спиной. И что я вижу! У моих ног на скатерти из газет стоит железная миска с гречневой кашей, с двумя внушительными котлетами, щедро покрытыми какой-то подливкой.
Лола хохочет и хлопает в ладоши. Таня, не давая мне опомниться, суёт ложку и бутерброд, весело поясняет:
– Миску нам в столовой буфетчица дала, говорит, всё равно списывать. А газеты один мальчишка принёс. Если завернуть в газеты, не так быстро остынет... Не сердись, капитан, мы тебя очень любим.
– Особенно она, она! – кричит Лола.
Таня снимает платье и берётся за шест. Лола смотрит, как я ем, и подсовывает бутерброды.
– Ты что, майку постирал? – удивлённо спрашивает Таня.
– Угу.
– Лень было меня попросить?
– Благодарю, обычно сам управляюсь.
– Подумаешь, принципиальный какой...
Мы опять вместе. Сегодня уплыл не плот. Плыли, плыли айсберги и попали в Гольфстрим. И они растают, растают совсем... когда уйдёт Лола.
РАЗГОВОР, КОТОРОГО Я НЕ СЛЫШАЛ
– Она работала в первую смену. В перерыв отпросилась в киоск купить конверты. Киоск в десяти шагах от проходной фабрики. Из окна он очень хорошо виден. Но тут подъехала машина с хлопком и загородила киоск. Пока водитель оформлял пропуск, пока звонил куда-то, пока машину пропустили, минут десять прошло.
Я вышел из проходной – Асташкиной не видно. Рядом с киоском магазин – решил, она в нём. Зашел – и там её нет. Спрашиваю продавщицу из киоска: такую-то девушку видели? Она говорит: «Видела. Её парень на мотоцикле ждал. Она села, и они уехали». На парня внимания не обратила. Цвет мотоцикла не заметила. Мотоцикл за углом магазина стоял. Кажется, сиденье красное. Я сразу доложил по команде. ГАИ быстро подключилось. В двух километрах от города – развилка, три дороги. Перекрыли. Ничего подозрительного. Примерно через час у Кедрова задержали парня на «Яве». Работает в Кедрове, а живет в Лемихове. Спрашиваю: «Таню Асташкину знаешь? Она в колонии сидит». Замечаю второй шлем. «Чей?» – «Мой». – «Зачем два?» – «Мало ли, друзья попросят подвезти». Вернулись в город. Показали парня продавщице из киоска. Она: «Ну, как я могу сказать, он ли это, если я его почти не видела». Пришлось извиниться перед парнем и отпустить.
Объявили розыск. Никаких результатов. А вчера она сама позвонила – говорит, приду через два дня, и сразу бросила трубку. Может быть, вернётся. Дисциплинированная девка-то... У меня всё.
– Стрункин, выбирайте выражения.
– Когда нас вызовут в управление, вот там для нас выражения выберут, это уж точно.
– Кто желает дополнить?
– Если рассуждать логически, после этих четырёх дней ей действительно ничего не остаётся делать, кроме как вернуться. Документов нет, денег нет.
– Найдёт.
– Татьяна воровать не пойдёт.
– Цель оправдывает средства.
– А какая цель-то? Никакой.
– Анна Семёновна, вы что скажете?
– Просто не верится, чтобы Асташкина решилась на побег. Всегда такая спокойная, жизнерадостная, да и отбывать ей меньше года осталось. Розыск, конечно, будем продолжать. Но я верю, что она вернётся. Наверное, ей, как Мцыри, захотелось крылышками помахать.
– Вот уж сейчас не до лирики.
– Меня попросили высказать своё мнение, я и высказала. Но почему её в Кедрове нет? Странно. Переодеться-то она должна. И никаких сведений о происшествиях нет. Словно решилась куда-то спрятаться на четыре дня… и вернуться. Странно.
ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ
Я и Лола на обочине дороги. Слева мост. Под мостом наш плот. Я голосую, а Лола переживает: вот уж полчаса мои попытки остановить какую-нибудь машину оказываются напрасными. В кабинах грузовиков рядом с водителем обязательно сидит кто-то. Автобусы – битком. А владельцы легковых машин даже если и едут в гордом одиночестве, не обращают на меня внимания.