Батя закончил с чаем, поставил перед Захаром алюминиевую кружку с обмотанной тряпкой ручкой и точным движением ноги выпихнул из-под стола табуретку.
– Присаживайся. В ногах правды нет. Так говорили раньше, кажется?
– Угу. – Лесник аккуратно опустился на табурет. Тот жалобно скрипнул.
– В общем-то мне крайне интересно кто ты и откуда взялся. Но, как мы выяснили, к вопросам ты относишься не очень хорошо. Так что давай я сначала. Меня звать Дымов Павел Георгиевич, я бывший военный, сейчас – старший убежища Иркутского релейного завода. Слышал про такой?
– Не особо интересовался, – пожал плечами Захар.
– Делал завод этот до войны всякие хитрые штуки для оборонки. – Захар обратил внимание, что Батя – практически единственный из встречавшихся ему людей, кто называет войну войной. Даже сам Захар предпочитал короткий, но емкий термин «Срань». – За пару лет до войны завод переоборудовали. Тогда как раз в оборонку деньги вбухивали активно, ну и завод этот, даром, что вроде как цивильный, но бюджет получил. Цеха расширили, новый построили. А по регламенту – и убежище на всю работающую смену. В итоге, когда все закрутилось, в моем распоряжении оказалось два бомбаря на тысячу двести человек в общей сложности. А людей человек пятьсот тут было. Второй-то цех не запустили еще. Ну и подземный гараж очень в тему тут вырыли тогда. Как специально. Убежища – как по учебнику. С регенераторами воздушными, с фильтрами запасными, со скважинами водяными. И припасами. Все, как положено. Не жизнь – малина. Особенно, если сравнивать с тем, что снаружи. Жаль только, зооуголка никакого не было. Морские свинки повкуснее были бы, наверное.
– Повкуснее чего? – поинтересовался Захар, делая большой глоток из кружки.
– Крысы. Крыс разводим. Крысоферма тут у нас, можно сказать.
– И что? Пятьсот человек двадцать лет на крысах? – недоверчиво спросил Захар.
– Ну, во-первых, не пятьсот, а двести девяносто шесть. Первые годы после войны народец мер, как мухи. Холодно, голодно, болезни, опять же. Ты прикинь только: ни одного врача! Вот уж где не повезло. Во-вторых, что-то вроде теплиц у нас тут есть. Зелень, картошка. Немного, но что-то имеем для разнообразия. Ну а в-третьих, охотимся потихоньку. Это как раз основное.
– Где, в городе? – удивился Захар.
– Почему в городе? Не в городе. Гоняем сменами, горючку жжем да ресурс вездехода вырабатываем, – с досадой поморщился Батя. – Охота да рыбалка. Там, где почище. Промысловики наши тебя и привезли. Но вообще – сильно попроще сейчас. Не так, как в начале. Бабы рожают по чуть-чуть, молодое поколение воспитываем.
– И как с бабами?
– Да нормально, можно сказать. Работа-то тут с приборами была в основном. Так что чуть не полсмены баб было. Потом, правда, умерло много. Слабые они все же. Естественный отбор, мать его, – Батя скривился – Как хочешь, а я все же выпью. Тяжело вспоминать все это. – Он раскупорил бутылку, достал стопку, выпил залпом и запил чаем. – Эх… Осталось баб примерно одна на троих – четверых…
– По графику? – невесело усмехнулся Захар.
– А как еще? – развел руками Дымов. – Пришлось. Знаешь, что тут вначале из-за них было? Дрались, резали друг друга. Стреляли. Пришлось думать что-то, выкручиваться. Думаешь, просто все это? Да нихрена не просто! – рявкнул вдруг Батя. – На тебя б я посмотрел. Сейчас-то утряслось понемногу. Детишек тридцать носов. От двух до пятнадцати годков. Так что – практически жизнеспособная колония. Размножаемся понемногу. Землю заново, конечно, не заселим. И даже Иркутск. Уйти бы отсюда нахрен… – внезапно горько вздохнул Батя. – Да только куда уйдешь-то?
– А в чем проблема?
У Захара защемило сердце. Карта, спрятанная за берцем ботинка, прямо физически начала жечь голень. Может, вот оно? То, что, то ли снилось ему, то ли грезилось, то ли откуда-то из ноосферы пробивалось? Может, для этого он ломился через лес, по льду Байкала, дрался с медведями, с девочкой-мутантом на кладбище. Ради этого спускался в бункер проклятый? Чтобы увести людей, дать им шанс на другую, новую жизнь? В тепле, в достатке. Может быть. Вот только сердце щемило, а интуиция молчала. И Аня молчала, чем бы она ни была. Галлюцинацией или воплотившейся в образе любимого человека способностью экстрасенсорной. Так что карты на стол выкладывать рано пока, в прямом и переносном смысле. Захар полез в карман, достал портсигар, выщелкнул самокрутку. Глянул вопросительно на Батю, тот кивнул, кури, мол. Батя глянул Захару в глаза, увидел в них что-то, крякнул смешно и достал вторую стопку. Захар возражать теперь не стал. Выпили не чокаясь, Батя тоже закурил – сигареты из пожелтевшей пачки. Некоторое время молча дымили, потом Захар отхлебнул чая, спросил:
– А сам-то откуда? Не местный же ты, вижу почему-то.
Батя вздохнул. Глубоко затянулся, откинулся на спинку стула, отчего тот протестующе заскрипел, прикрыл глаза и помолчал несколько секунд. Потом тряхнул головой, будто сбрасывая оцепенение, и разлил еще по одной.
– Выпьем.
Захар молча взял стопку. В голове уже немного шумело, но так, где-то на грани сознания. Тошнота ушла, голова болеть перестала. Прелесть просто. Так чего бы не выпить тогда?
Дымов закинул водку в рот, занюхал рукавом «горки» и взял новую сигарету.
– В командировке я тут был. С инспекцией, помощником. Не поверишь – убежище – вот это самое инспектировали. Вот когда мы с директором завода в этой самой комнате второй день бухали, чтоб, значит, проверка хорошо прошла, все и случилось.
– Во как… – Захар только сейчас обратил внимание на тусклый блеск золота на безымянном пальце Бати. – Семья?
– В Москве семья осталась, – Батя качнул потяжелевшей головой. – Выпьем, Захар.
– Выпьем…
Глава 13. Иркутск смертоносный
Захар рывком поднялся, сбросив линялое солдатское одеяло. Несколько секунд сидел, пытаясь понять, что его разбудило. Разгадка пришла легко – во рту было сухо, как… Как там, где очень сухо. В тяжелую голову сравнения не шли. Может, водка и была довоенная, только вот не из дорогих – факт. Впрочем, он и не доспал, не проспал похмелье. Он тряхнул головой, нащупал пуховик, сунул ноги в ботинки и аккуратно, стараясь никого не разбудить, пошел к выходу. На полпути вернулся и полез под нары. Где-то в рюкзаке была аптечка. Пара таблеток аспирина, пусть даже и просроченного, ему сейчас не помешают. Голова болела не то чтобы сильно, но лиха беда начало. Так что стоит покопаться и найти лекарство. Но не здесь. Здесь он всех перебудит. Снаружи.
В комнате, где его поселили, стоял острый запах пота, портянок и немытых мужских тел. Банный день, как ему успели рассказать, в убежище был раз в неделю, по воскресеньям. Дети с женщинами мылись чаще – в воскресенье и среду. Кстати, женщин Захар так и не видел еще. Жили отдельно, в другой части убежища. А вот дети пару раз проносились мимо, пока Захара вели из кабинета Дымова к его койко-месту. Бледные, худые, но неплохо, по нынешним временам, одетые. И веселые. Вроде и видел их всего несколько секунд, а как-то на душе даже легче стало. Цветы жизни, как есть.
Вчера они с Батей долго сидели. Бутылка незаметно кончилась, на столе появилась еще одна. Батя, покачиваясь, куда-то сходил и вернулся с двумя мисками, в которых исходила паром гречневая каша с подливой. Крупы, как понял Захар, в убежище было много, а за подливу стоило благодарить Семена, Кирилла и Костю, вернувшихся с охоты с неплохой добычей и Захаром вдобавок. Под вторую Захар честно и без утайки рассказал Дымову свою историю. Ну, почти без утайки. Про солдат в тайге знать тому не стоило. Да и для самого Захара происходившее тогда было как туманом подернуто. Дорога изменила его. Вылечила. В том, что до этого он был болен, лесник не сомневался. Помрачение рассудка на фоне стресса. Длительное. Очень длительное.
Дымов рассказом впечатлился, и на столе появилась третья бутылка. Оба уже были основательно пьяны. Дымов – больше, Захар – меньше. Выпили еще, Дымов предложил Захару остаться в убежище, Захар согласился. Когда Батя узнал, что Захар – врач, он едва вприсядку не пошел, позвал кого-то и велел Захаровы вещи вернуть. Этот кто-то помялся – как понял лесник, шмот уже успели поделить, но после Батиного рыка умчался и минут через двадцать вернулся с рюкзаком, в котором бряцало железо. Возврат обмыли, после чего Батя пообещал Захару отдельную комнату. Врачу, мол, положено.
– Ты только оставайся! – с жаром говорил Дымов. – Представь только – триста душ – и ни одного врача, как назло. Ты только живи здесь, с нами. Все сделаю, скажи только!
На вялые возражения Захара по поводу незаконченного обучения и отсутствия практики, Дымов отрезал, что пол-врача – лучше, чем ничего. За что и выпили. После чего Батя отрубился прямо за столом, подложив руку под большую голову. Захар посидел еще, доел кашу, покурил, потом вышел за дверь и попросил сидящего на откидном стуле неподалеку парня, по всей видимости – Батиного адъютанта, проводить его туда, где можно вздремнуть минут шестьсот. Тот улыбнулся и повел лесника за собой.
Убежище было большим. Да еще и примыкало к новому, не успевшему до войны запуститься, цеху на цокольном этаже. В нем и было оборудовано основное жилье. А само убежище было занято под фермы, мастерские, кладовые и квартиры начальства. Там же, если верить Дымову, предстояло жить и Захару. Но позже. А пока его планировали подселить в местное «общежитие». Захару было, в общем-то, все равно. Ему просто зверски хотелось спать, а где это делать – значения не имело.
Сейчас не менее зверски хотелось пить. На ощупь он отыскал металлическое ведро с ковшиком на цепочке, стоящее у входа, и принялся жадно пить.
Холодная вода ломила зубы и морозила горло, но остановился он только после второго захода. Стало значительно лучше. Найдя в кармане портсигар, лесник толкнул дверь и вышел наружу.
Общежития разместили на «втором этаже», там, где по периметру цеха шла галерея с перилами из толстой арматуры. По плану здесь должны были находиться лаборатории с испытательными стендами, а теперь в них спали люди на грубых нарах в два яруса.
Покопавшись в мешке, Захар нашел аспирин, термос с давно остывшим травяным отваром и проглотил таблетки, запив их ароматной жидкостью. После чего облокотился на перила, достал из портсигара самокрутку и закурил. Мысли были где-то далеко. Слишком быстро сменился его статус – с одиночки на члена общины. Еще и уважаемого, в будущем. Приближенного к руководству. Тьфу!
Он задумался глубоко и не сразу обратил внимание на странную возню в закоулке под перилами. Встрепенулся, только когда услышал вскрик. Женский вскрик. Он затушил окурок о перила, присел и прислушался.
– Да не брыкайся, дура! Чего брыкаешься? Больно не будет, чай не в первый раз. Серег, да держи ты ее крепче, че она лягается у тебя?
– Сань, может не надо, а? Ну ее. Перебудит еще всех сейчас.
– А ты ей рот зажми, чтоб не перебудила. «Не надо…». Все равно на питомник ее определили. Не хочу в питомнике, по-нормальному хочу. Там она через месяц уже товарный вид потеряет. А пока еще очередь дойдет. Да не брыкайся ты, сука!
Послышался звук удара и приглушенный женский стон. У Захара кровь прилила к лицу. Еще не понимая до конца, что он делает, лесник тихо, на полусогнутых, прокрался к металлической лестнице, ведущей вниз, повесил рюкзак на одно плечо и принялся спускаться.
– Да что ж ремень у нее тугой такой, а? Елы-палы! – пыхтел голос. – О, получилось. Давай, дурочка, расслабься и получай удовольствие. Хватит кочевряжиться.
Захар наконец спустился и, крадучись, перетек за штабель деревянных ящиков, приготовленных на дрова. Аккуратно выглянул, и его затрясло.
В приглушенном свете фонаря, пристроенном на ржавой и сухой водопроводной трубе, извивались три фигуры. Одна из них, мужская, крепко держала девчонку лет двадцати. Штаны ее были спущены до щиколоток, обнаженные ноги светились в темноте ярким белым пятном.
Третье действующее лицо – худой и длинный мужик, одной рукой придерживал согнутую в колене ногу девчонки, пристроив ее на сгиб локтя, а второй пытался совладать с собственным ремнем.
В висках застучало, перед внутренним взглядом Захара возникла кровать в его избе, на которой распласталась привязанная за руки и ноги Анна, его жена. Леснику показалось, что ее глаза открылись и Аня глянула прямо на него. Искусанные губы шепнули всего одно слово.
«Убей».
Рука нырнула в рюкзак, в ладонь ткнулась рукоять пистолета. Не доставая его, Захар накрутил на ствол трубу глушителя и дослал патрон.
В ночной тишине щелчок затвора прозвучал особенно громко. Лесник не стал больше таиться, обхватил рукоять обеими руками и шагнул из-за ящика.
Тот насильник, что стоял спиной к Захару, шум услышал и успел даже развернуться, отпустив ногу девчонки и придерживая расстегнутые штаны. Больше он не успел ничего. Хлопнуло, лязгнул затвор, пистолет брыкнулся отдачей, а во лбу у насильника вдруг появился третий глаз. Не издав ни звука, мужик кулем осел на пол.
Второй замер, открыв рот в удивлении. Девчонка не растерялась. Дернулась, вырвала руку и локтем заехала обидчику в солнечное сплетение. Тот согнулся, охнув, а девчонка отскочила в сторону и рывком натянула штаны.
– Не стой, убей его! – прошипела она, затягивая ремень.
Но Захар замер в оцепенении. Оставшийся в живых насильник не стал ждать, пока его постигнет участь товарища, и кинулся бежать. Захар встряхнулся, вскинул пистолет и несколько раз выстрелил ему вслед. Ожидаемо не попал. Пули высекли искры, взвизгнув при рикошете о стену, а спина убегающего скрылась в темноте.
– Надо уходить. Скорее! – Девчонка подскочила к Захару и дернула его за руку. – Ну же! Не стой истуканом! Сейчас этот поднимет тревогу – и все!
– Ты знаешь, куда идти? – Захар вышел из ступора. Недолго же он пробыл членом общины. Еще теплый труп, лежащий у его ног, ему не простят. Факт. И неважно, что тут происходило. Он ведь мог обойтись и без убийства. Мог. Только о совершенном ни капли не жалел.
– Знаю. Выведи меня на улицу только.
– Пошли.
Моментально принятое решение казалось единственно верным. Если он хочет выжить – надо уходить. Куда – дело десятое. Выжил в Золотом – выживет и в Иркутске. Не привыкать.
На ходу он достал из мешка обрез и пристегнул самодельную кобуру на бедро. Рюкзак закинул за спину и затянул лямки. Пистолет сунул за пояс и прикрыл полой куртки. Автомат бы сейчас. Впрочем, он ему не поможет. Люди Дымова наверняка гораздо ловчее обращаются с автоматическим оружием. Так что единственный шанс сейчас – уйти как можно тише и не заметнее.
Убежище спало. Захар радовался, что здесь не принято выставлять наблюдателей внутри или работать в две смены. Если им повезет – у гермодверей, ведущих в гараж, тоже никого не окажется, и они спокойно уйдут.
Не повезло.
– Куда? – дремавший на посту парень встрепенулся.
– К снегоходу моему. Батя послал. Там важные документы в прицепе. Надо принести, – на ходу импровизировал Захар.
Часовой поверил. Кивнув, он уже почти повернулся к дверям, когда из-за плеча Захара показалась девчонка.
– Э, а эта куда? Ее ж сегодня только привели! На питомник же! – воскликнул парень.
– Со мной. Так надо. Батя в курсе, – отрезал Захар.
Парень шагнул к телефону на стене.
– Погоди минутку. Наберу сейчас…
– Дело не требует отлагательств! – рявкнул лесник, запуская руку под полу куртки.
– Да ну?
Кажется, парень все понял, и его рука дернулась к лежащему у стены автомату. Захар скривился, рванул руку из-под куртки и выстрелил.
Две пули ударили парня, успевшего схватить автомат, в грудь. И потому очередь, предназначавшаяся Захару, ушла в стену. В небольшом помещении стук автомата превратился в настоящий грохот. Пули с визгом рикошетили от стен. Одна из них рванула рукав куртки Захара, и он выругался.
– Быстрее!
Девчонка подскочила к подергивающему ногой парню и вырвала автомат у него из рук. Сноровисто дернула затвор, опасаясь перекоса патрона после падения автомата, припала на одно колено и уперла приклад в плечо. Ствол пристально уставился в коридор, откуда вот-вот должны были показаться люди.
Захар шагнул к дверям и, морщась от боли в руке, принялся крутить колесо. Дверь открылась.
– Давай, вперед! – позвал он девчонку.
– Сейчас!
Она наклонилась над трупом, быстро его обыскала. В карманы ее, ушитого по фигуре бушлата отправились фонарь и запасной магазин. Захар подхватил стоящий в углу лом, думая, что разгадал его предназначение, и вслед за девчонкой проскользнул в шлюзовый отсек. Откуда-то из коридора послышались крики и топот бегущих ног.
– Давай, быстрее! – поторопила девчонка Захара.
– Не спеши, а то успеешь, – буркнул лесник.
Закрутил запорное колесо и вставив в него лом, улыбнулся. Угадал! Инструмент намертво заклинил кремальеру двери. Для того лом тут и стоял. Правда, предназначался он для того, чтобы закрыться изнутри, но – «не рой яму другому».
– Теперь спокойно пойдем, – улыбнулся Захар.
– У них патрули снаружи есть. И выходы еще, – спустила его с небес на землю девчонка.
– Черт! – Он крутанул затвор наружной двери. Сзади задергалось запорное колесо двери внутренней. Кому-то очень не терпелось выйти. – Вперед! – Захар выскочил первым, держа пистолет наизготовку. Девчонка с автоматом последовала за ним. – И что дальше? – Захар перевел дух и с тоской глянул в темноту гаража. Здесь было холодно. Он застегнул куртку и затянул капюшон. – На выходе пост же, да?
– На выходе нет. Посты только на первом этаже, у пулеметов. Когда открыть-закрыть надо, они изнутри выходят.
– Пулеме-е-о-тов… – протянул Захар.
– Угу.
Они побежали к выходу.
– Там, внутри, пока мало кто понял, что произошло, думаю, – на бегу произнес Захар. – А на первом этаже стрельбу слышно не было. Значит, минута, может, две, у нас есть. Надо быстрее.
И тут же тишину, до того нарушаемую только стуком подошв по бетону, разорвал стук автомата.