Приближался последний поворот. «Плясунья» с душераздирающим скрежетом задела коралловую твердь, и мы прорвались в заводь позади главного рифа – кругообразное глубоководье в триста ярдов поперёк, окружённое стенами из коралла, до которого неистовый прибой Индийского океана добирался лишь сквозь Пушечный пролом.
У меня за плечом вырос Чабби.
– Целёхонька, Гарри. Ни капли не просочилось.
Я мысленно аплодировал своей любимой.
Мы оказались на виду у команды катера, который стоял за рифами в полумиле от нас, – свернув в заводь, я подставил «Плясунью» всем бортом. Словно почуяв последний шанс, они стали палить без передышки. Снаряды падали в опасной близости от лодки, вздымая фонтаны воды. Размышлять было некогда. Я развернул «Плясунью» и погнал в узкий пролом в Пушечном рифе, поставив на карту всё.
Сквозь пролом показалось открытое море. Казалось, океан восстал и, собрав всю мощь, разъярённым монстром вот-вот обрушится на хрупкое судёнышко. От ужаса засосало под ложечкой, но отступать было поздно.
– Чабби, – окликнул я, оцепенев. – Только взгляни.
– Вижу, – прошептал он, – самое время молиться, Гарри.
«Плясунья» бесстрашно рвалась навстречу одержимому океанскому Голиафу, что надвигался и, наступая, распрямлял чудовищные сгорбленные плечи всё выше и выше, пока не поднялся во весь рост стеклянной зелёной стеной. Послышался шелестящий ропот – точно огонь в сухой траве.
Над самой головой пронёсся снаряд, но было не до того – задрав нос, «Плясунья» карабкалась на самый верх гигантской волны, туда, где вдоль гребня зелёная вода светлела и начинала клубиться. Лодка упорно, точно на грузоподъёмнике, ползла вверх, палуба вздыбилась, и мы беспомощно ухватились за поручни. «Плясунья» начала становиться на корму.
– Сейчас опрокинемся! – крикнул Чабби.
– Вперёд! – заклинал я «Плясунью».
Словно услышав меня, она острым носом зарылась под клубящийся гребень чуть раньше, чем волна обрушилась на корпус, и мы оказались под шестью футами ревущего зелёного кошмара. «Плясунья» накренилась, ожидая смертельной атаки, но, протаранив водяную стену, выскочила с другой стороны и повалилась в зияющую пропасть – свободное падение, от которого всё внутри холодело и опускалось. Мы ударились о поверхность с ошеломляющим грохотом и с такой силой, что нас с Чабби сбросило с мостика на палубу. Я с трудом поднялся на ноги, а «Плясунья», отряхнув тонны воды, бросилась навстречу валу поменьше, оседлала гребень и перепрыгнула через него.
– Ах ты моя умница! – похвалил я.
Лодка набрала скорость и третью волну взяла с ходу.
Невдалеке с шумом пролетел трёхфунтовый снаряд, но мы уже шли в открытом море курсом на горизонт, и выстрелы прекратились.
Охранника, который отключился в кокпите, перебрав шотландского виски, нигде не нашли – должно быть, его смыло за борт первой гигантской волной. Остальных высадили в тридцати милях к северу от Святой Марии, на островке, где был колодец с солоноватой пресной водой, да и рыбаки с материка заглядывали. К тому времени матросы протрезвели и страдали от похмелья.
Три жалкие фигуры остались на берегу, а мы с наступлением сумерек двинулись на юг и в Гранд-Харбор вошли уже в темноте. Я отвёл лодку на стоянку, не причаливая к Адмиралтейской пристани, – не хотел, чтобы бросавшиеся в глаза повреждения «Плясуньи» стали темой пересудов на острове.
Чабби и Анджело отправились на берег в ялике, а я так устал, что голодным завалился на койку в капитанской каюте и спал без просыпу до девяти утра. Меня разбудила Джудит – принесла пирожки с рыбой и бекон, оставшиеся с ужина.
– Чабби и Анджело поехали к миссис Эдди купить, что требуется для ремонта. Скоро должны вернуться, – сообщила она.
Я с жадностью проглотил завтрак, побрился и принял душ. Джудит присела на край койки с явным намерением о чём-то поговорить, но, увидев мои неуклюжие потуги перевязать рану, сама взялась за дело.
– Мистер Гарри, из-за вас мой Анджело или смерть найдёт, или в тюрьму сядет. Если так будет продолжаться, заставлю его сойти на берег.
– Прекрасно, Джудит. – Её озабоченность меня рассмешила. – Отправь его в Рауано годика на три, а сама здесь подожди.
– Злой вы, мистер Гарри.
– Жизнь не слишком добра, Джудит. – Я попытался смягчить разговор. – Мы стараемся как можем. Чтоб удержаться на плаву, нет-нет, да приходится рискнуть. Вот Анджело кое-что скопил, присмотрел для тебя славный домик рядом с церковью – а деньги заработал в море, вместе со мной.
Джудит закончила перевязку и собралась уходить, но я удержал её, взяв за руку. Она отвела взгляд. Я взял её за подбородок и заглянул в лицо – милая девочка, с огромными дымчато-серыми глазами и гладкой, шелковистой кожей.
– Не переживай, Джудит. Анджело мне как младший брат, я за ним пригляжу.
Она изучающе посмотрела на меня:
– Ведь вы правду говорите?
– Не сомневайся.
– Я вам верю. – Она улыбнулась. Золотисто-янтарная кожа подчёркивала белизну зубов. – И доверяю.
Женщины почему-то всегда мне доверяют – интуиция, видно, подсказывает.
– Смотри, ребятишки пойдут, одного в мою честь назовёте.
– Первенца, мистер Гарри. – Она сверкнула улыбкой, и её тёмные глаза засияли. – Обещаю.
– Люди говорят, упал с лошади – подымайся и скачи дальше, не то на всю жизнь оробеешь и будешь седла бояться, мистер Гарри.
Фред Коукер сидел за столом в туристическом агентстве. Над ним красовался рекламный плакат с лейб-гвардейцем в медвежьей шапке, Большим Беном и приглашением посетить Англию. Мы только что, не жалея слов и выражений, выразили взаимную озабоченность вероломством инспектора Питера Дейли. Я подозревал, что озабочен Коукер поменьше моего – комиссионные получил заранее, голову в петлю не совал, и не его лодка пострадала.
– А ещё говорят, мистер Коукер, что у кого сквозь прорехи зад светится, харчами не перебирают.
Очки одобрительно заблестели, и Фред удовлетворённо кивнул.
– Мудрость второго изречения, мистер Гарри, тем более очевидна.
– Ни от чего не откажусь, мистер Коукер, – хоть «тела», хоть «ящики», хоть «брёвна». Только шкура моя подорожала, и за рейс я возьму десять тысяч долларов с полной предоплатой.
– Даже на таких условиях работы хватает, – пообещал он, и я понял, сколько раз ему продешевил.
– Только поскорее, ладно?
– Долго ждать не потребуется, – заверил он. – Вам везёт. Вряд ли инспектор Дейли вернётся на Святую Марию. Сэкономите на вознаграждении, которое обычно ему платили.
– Самое меньшее, что он мне задолжал.
В следующие шесть недель мы трижды выходили в рейс. Два раза перебросили «тела» и один раз «ящики», то и другое – в португальские воды. Неразговорчивых чернокожих нелегалов-одиночек в тропическом камуфляже доставили далеко на юг – обеспечили так называемое глубокое проникновение. Оба вброд выбрались на Богом забытый берег, а я ненадолго задумался об их страшной миссии, о крови и боли, которые принесут тайные высадки.
Оружие – восемнадцать деревянных ящиков с китайскими клеймами – взяли на борт с субмарины в прибрежном протоке и перегрузили в устье реки на выдолбленные из древесных стволов каноэ, связанные попарно для остойчивости. Мы ни с кем словом не обменялись, и нами никто не заинтересовался.
За нехитрую работу я положил в карман восемнадцать тысяч долларов – достаточно, чтобы вместе с командой перебиться в межсезонье, не меняя привычного образа жизни. Ещё важнее, что между рейсами раны зажили и силы вернулись. Поначалу часами читал или дремал в гамаке под пальмами, а когда окреп – плавал, рыбачил, валялся на пляже, ловил устриц и лангустов.
На память о хирургической квалификации Макнаба остался толстый неровный рубец, свирепым пурпурным драконом опоясавший рёбра от груди до лопатки. Не ошибся эскулап лишь в том, что левая рука осталась малоподвижной и слабой. Я не мог поднять локоть вровень с плечевым суставом, так что титул чемпиона по армрестлингу в баре «Лорда Нельсона» пришлось уступить Чабби. Оставалось лишь уповать, что плавание и регулярный тренинг пойдут мне на пользу.
Во мне вновь проснулись любопытство и тяга к приключениям. Не раз снился брезентовый узел под водой у острова Большой Чайки. Во сне я спускался на дно, разворачивал его и видел миниатюрную женскую фигурку величиной с дрезденскую фарфоровую куклу – золотую русалку с хорошеньким личиком сестры Мей, пышным бюстом и грациозным, серповидным, как у марлина, хвостом. Русалочка застенчиво улыбалась и протягивала ко мне руку с блестящим серебряным шиллингом на ладони.
«Секс, деньги и крупная рыба… – подумал я, проснувшись. – Примитивный старина Гарри был бы настоящей находкой для Фрейда». Стало ясно, что на остров Большой Чайки я отправлюсь при первой возможности.
Сезон подходил к концу. Фред Коукер организовал для меня обычный рыболовный заказ, без всяких скидок, а обернулось всё кислее кислого. Прибыли клиенты – два толстых, дряблых немецких промышленника в сопровождении упитанных жён в бриллиантах. Я расстарался и вывел их на рыбу.
Первым попался крупный чёрный марлин, но клиент сплоховал – застопорил катушку, прежде чем тот созрел и перебесился. Рыба стащила необъятную немецкую задницу с кресла, и не успел я вмешаться, как моё фибергласовое удилище ценой триста долларов переломилось, будто спичка.
Его приятель упустил двух приличных рыб, а после, пыхтя и потея, три часа выуживал молоденького марлинчика. Когда дело дошло до багра, у меня рука не поднималась: с таким «трофеем» стыдно было показаться на Адмиралтейской пристани. Мы сфотографировались на борту «Плясуньи», и я тайком пронёс завёрнутый в брезент улов на берег – как и Фреду Коукеру, мне приходилось заботиться о своей репутации. Немец, в восторге от собственной удали, отвалил лишних пятьсот долларов в мою корыстолюбиво подставленную длань. Я тут же на тысячу баксов приврал, сказав, что ему достался великолепный экземпляр. Скупиться не в моих правилах.
Мы сняли рыболовную оснастку, почистили, густо смазали желтоватым топлёным салом и убрали подальше – дожидаться следующего сезона. На бункерном терминале втащили «Плясунью» на стапель и всерьёз занялись повреждениями корпуса, залатанного на скорую руку по возвращении с Пушечного рифа.
После покраски сверкающую глянцем лодку спустили на воду, отогнали на стоянку и методично принялись за надпалубную часть – шкурили и шлифовали наждаком, покрывали лаком, проверяли электрооборудование, что-то подпаивали, где-то меняли проводку.
Спешить было некуда. До прибытия следующих фрахтовщиков – экспедиции морских биологов из канадского университета – оставалось три недели.
Жара тем временем спала. Чувствовал я себя не хуже прежнего, почти каждую неделю обедал у президента и всякий раз в подробностях рассказывал о схватке с Гатри и Мейтерсоном. Президент Биддл знал историю наизусть от начала до конца и, если я что недоговаривал, тут же меня поправлял. В заключение он всегда просил показать присутствующим шрам, и мне приходилось расстёгивать белую накрахмаленную рубашку прямо за обеденным столом.
Это были тихие, спокойные дни. Островная жизнь мирно текла своим чередом. Питер Дейли на Святую Марию не вернулся, и шесть недель спустя Уолли Эндрюса назначили исполняющим обязанности инспектора и начальника полиции. Одним из его первых распоряжений мне возвратили карабин «Фабрик националь».
Заскучать не давала дразнящая мысль о скором возвращении на остров Большой Чайки. В предвкушении этого дня я развлекался, гадая, что же скрывается в его мелких прозрачных водах.
Как-то в пятницу вечером наш экипаж завершал трудовую неделю в баре «Лорда Нельсона». К нам присоединилась Джудит – под её влиянием Анджело не напивался до злобного отупения, да и девицы на нём больше не висли.
Мы с Чабби только-только затеялись спеть дуэтом, и он уже на несколько тактов отстал, как вдруг за наш столик подсела Мэрион. Одной рукой я обнял девушку за плечи, другой поднёс к её губам свою пивную кружку и так отвлёкся, что намного опередил Чабби.
Мэрион работала телефонисткой на коммутаторе отеля «Хилтон». Небольшого роста, с плоским широконосым личиком и длинными, прямыми чёрными волосами, она была хорошенькой и очень сексапильной. Это её Майк Гатри перепутал с боксёрской грушей.
Наш с Чабби дуэт с грехом пополам завершился, и Мэрион наклонилась ко мне поближе.
– Кое-кто вами интересуется, мистер Гарри.
– И кто же?
– Она прилетела утренним рейсом и остановилась в отеле.
– Как выглядит? – заинтересовался я.
– Настоящая леди, очень красивая.
– Значит, в моём вкусе.
Я заказал для Мэрион пинту пива.
– Вы к ней сейчас отправитесь?
– Если ты рядом, Мэрион, всем остальным красавицам придётся подождать до завтра.
– Ох, мистер Гарри, вы меня смущаете. – Она хихикнула и придвинулась поближе.
– Гарри, – заявил Чабби, сидевший по другую сторону от меня, – хочу сказать, чего никогда не говорил. – Он приложился к кружке и со слезами умиления на глазах продолжал. – Люблю я тебя, Гарри. Больше родного брата.
Я приехал в «Хилтон» за несколько минут до полудня. Из кабинки за регистрационной стойкой, не снимая с шеи наушников, вышла Мэрион.
– Ждёт на террасе. – Она указала в конец просторного холла, декорированного в псевдо гавайском стиле. – Блондинка в жёлтом бикини.
Девушка лежала на пляжном топчане и читала журнал. Видел я её со спины, потому в глаза бросилась копна светлых волос, густых и блестящих, начёсанных у корней львиной гривой, а дальше ниспадающих искрящимся золотистым каскадом.
Услышав шаги по мощёному полу террасы, незнакомка оглянулась, сдвинула солнечные очки к темени и поднялась мне навстречу: миниатюрная, мне по грудь, в крохотном бикини, открывавшем плоский живот с глубокой впадиной пупка. Тронутые загаром прямые плечи, небольшая грудь и тонкая талия; красивые стройные ноги, маленькие ступни в открытых сандалиях, ярко-красные ногти. Изящной рукой девушка поправила причёску. Лицо сильно накрашено, но макияж наложен на редкость умело – кожа мягко светится перламутром, нежно розовеют щёки и губы. Длинные искусственные ресницы и тени на подведённых веках придают глазам экзотический восточный шарм.
«Осторожно, Гарри!» Внутренний голос настойчиво советовал держать ухо востро, и я почти что послушался. Мне не раз доводилось иметь дело с подобными дамами – ласково мурлычущими, хитрыми, злобными кошками: на память остались шрамы в душе и на теле. Впрочем, опасность с привлекательными женскими формами старину Гарри никогда не останавливала – чего не было, того не было. Я прищурил глаза, озорно, по-мальчишески улыбнулся – от этой улыбки они сразу заводятся – и храбро шагнул вперёд.
– Привет, я – Гарри Флетчер.
Она оглядела меня с ног до головы – все шесть футов четыре дюйма, – оценивающе задержала взгляд на лице и оттопырила нижнюю губу.
– Привет! – Голос хрипловатый, с придыханием и заученными интонациями. – Меня зовут Шерри Норт, я – сестра Джимми Норта.
* * *Прохладным вечером мы сидели на веранде бунгало. Огненные краски заката в небе над пальмами постепенно бледнели.
Шерри пила коктейль с джином, фруктами и льдом – один из моих фирменных рецептов для совращения женщин. На ней было нарядное платье в восточном стиле: без пояса, с широкими рукавами. На фоне заходящего солнца сквозь тонкую, струящуюся ткань просвечивали контуры тела. Мысли о том, надето ли что-нибудь под платьем, а также позвякивание льда в стакане отвлекали от письма, вручённого мне в качестве верительной грамоты. Джимми Норт написал его за несколько дней до гибели. Я узнал почерк, да и стиль был вполне в духе славного, жизнерадостного парня. Позабыв о присутствии его сестры, я углубился в чтение – и окунулся в прошлое. В длинном, восторженном послании, отправленном как бы близкому другу, Джимми намекал на цель поездки, на возможность успешного исхода и на богатое, счастливое, беззаботное будущее.
Я подумал об одинокой могиле на морском дне, среди гниющих водорослей, о несбывшихся мечтах, которые Джимми унёс с собой, и сердце защемило от жалости и чувства личной утраты.
И вдруг в глаза бросилось моё имя.
«…Его трудно не полюбить, Шерри: с виду огромный и крутой, весь в шрамах, точно матёрый кот, не вылезающий из ночных драк в тёмных аллеях, но сердце у него мягкое. Я, похоже, ему понравился. Представляешь, он по-отечески даёт мне советы…»
Дальше всё в том же духе. От смущения ком подкатил к горлу, пришлось промочить его глотком виски. Слёзы наворачивались на глаза, строчки расплывались.
Вернув Шерри сложенное письмо, я перешёл на другую сторону веранды и постоял там, глядя на гавань. Как только солнце скатилось за горизонт, стало темно и холодно.
Я включил лампу и установил повыше, чтобы свет не бил в глаза, потом плеснул себе виски и опустился в кресло с плетёной тростниковой спинкой. Шерри молчала.
– Значит, вы сестра Джимми и прилетели на Святую Марию со мной увидеться. Зачем?
– Вы же к нему хорошо относились… – Она отошла от перил и села рядом.
– Не только к нему. Это моя слабость.
– Он погиб… Я хотела спросить – в газетах правду писали?
– Всё было именно так.
– Джимми когда-нибудь говорил вам, чем здесь занимался?
Я покачал головой:
– Они вели себя очень скрытно, а я вопросов не задаю.
Длинными, тонкими пальцами Шерри выудила из стакана ломтик ананаса, съела, откусывая мелкими белыми зубками, и облизнула губы кончиком розового язычка, острого, как у кошки.
– Послушайте, вы нравились Джимми, и он вам доверял. Вдобавок, похоже, вам об этой истории известно несколько больше, чем вы утверждаете. В общем, дело в том, что я нуждаюсь в помощи, но сначала хочу вам кое-что рассказать – согласны?
Я не стал отказываться.
– Люблю слушать всякие истории.
– О «пого-стике» представление имеете?