Мы с Чабби занялись двигателями; Анджело и Шерри принайтовили нейлоновыми верёвками акваланги и водонепроницаемые контейнеры с аптечкой и инструментом, а после затянули брезентом открытую палубу. Анджело дал ветру отогнать вельбот от берега, вытащил дренажные заглушки, и лодка немедленно наполнилась водой. Крутые волны бешено перехлестнули через борт, и вельбот быстро ушёл на дно, под двадцатифутовую толщу воды. Анджело, борясь с накрывающими его с головой валами, вплавь вернулся на берег.
Мы с Шерри добрались до линии пальмовых деревьев. Сгибаясь под ношей, я глянул через плечо – сзади тащился Чабби со вторым двигателем. Как и я, он согнулся под безжизненной тяжестью металла, с трудом пробираясь через заносы белого песка в пояс высотой. Анджело вылез из воды и шёл следом, почти догнав нас.
Только дурак рассчитывал найти укрытие среди пальм. На открытом месте нас ожидали неприятные физические ощущения, но здесь подстерегала смертельная опасность. Ураганные ветры циклона хлестали деревья так, что они, казалось, обезумели. Вокруг стоял оглушительный, ошеломляющий треск и рёв – высокие, стройные стволы трепало из стороны в сторону, они гнулись до земли. В воздухе, среди туч песка и водяной пыли, огромными бесформенными птицами носились обломившиеся пальмовые ветви.
Друг за другом мы побежали по едва заметной тропке. Шерри показывала дорогу, прикрывая руками голову, а я даже порадовался громоздкому белому мотору на плече – ненадёжной, но хоть какой-никакой защите.
С верхушек раскачивающихся пальм сыпались кокосовые орехи размером с пушечное ядро – и такие же смертоносные. Один с пятидесятифутовой высоты угодил в мотор, и я пошатнулся. Другой, ударившись о землю, рикошетом задел Шерри. Сила его была на излёте, но её сбило с ног и протащило по песку – так пуля из винтовки с усиленным патроном валит на бегу антилопу. Шерри поднялась и, сильно хромая, побежала дальше сквозь гибельный кокосовый град.
Мы почти достигли седловины холмов, и тут ветер усилился, завыл тоном выше и яростнее, а в вершинах деревьев ревел диким зверем. Навстречу поднялась завеса песка. Наконец не выдержало первое пальмовое дерево.
Потеряв последние силы в борьбе с ветром, пальма устало накренилась, земля у основания вздулась и треснула под давлением корней, вырванных из песчаной почвы. Дерево падало в нашу сторону, описывая дугу и набирая скорость, как топор палача. В пятнадцати шагах впереди Шерри поднималась по склону, глядя под ноги и прикрывая голову руками. На пути падающего дерева она выглядела маленькой и хрупкой по сравнению с массивным древесным стволом – великан сокрушит девушку одним ударом.
Предупреждая её, я пронзительно закричал, но в рёве ветра она не услышала, хоть и была совсем близко. Длинный гибкий ствол пальмы опускался, а Шерри двигалась ему навстречу. Сбросив с плеча мотор, я рванулся вперёд и, видя, что не успеваю, в прыжке упал на живот, проехал по песку и вытянутой рукой подсёк ей ногу. Запрещённый на футбольном поле приём сработал – Шерри упала лицом в песок. Мы оба распростёрлись на земле, и тут дерево рухнуло с грохотом, перекрывшим рёв ветра. От силы удара земля содрогнулась так, что у меня лязгнули зубы.
Я помог оглушённой и напуганной Шерри встать на ноги. От упавшей пальмы её отделяли дюймов восемнадцать. На секунду я прижал её к себе, чтобы успокоить и подбодрить, перенёс через перегородивший тропу ствол, показал на седловину и слегка подтолкнул.
– Беги!
Спотыкаясь, Шерри побежала вверх по склону. С помощью Анджело я взгромоздил на плечо мотор, мы перелезли через пальму и устремились за удалявшейся фигуркой Шерри.
В роще вокруг нас с шумом падали деревья. Задрав голову, я старался угадать, с какой стороны грозит опасность, и успеть увернуться, как вдруг кокосовый орех нанёс мне скользящий удар в висок. В глазах потемнело, и я продолжал двигаться вслепую среди чудовищных пальмовых гильотин, рискуя угодить под любую из них.
В полубессознательном состоянии я добрался до верха седловины. Сила дувшего в спину ветра, не встречая препятствий, удвоилась. Меня швырнуло вперёд, земля ушла из-под ног, колени подогнулись, и вместе с мотором мы покатились вниз по крутому склону. По пути нагнали Шерри, сбили с ног и прихватили с собой. Сначала я съезжал на мисс Норт, потом она оседлала меня, а дальше мотор накрыл нас обоих.
Наконец, обессиленные, в синяках и ссадинах, мы достигли подножия. Седловина кое-как защищала от ярости ветра, и стал слышен разъярённый голос Шерри. Считая ускоренный спуск дурачеством, она громко поносила происхождение, воспитание и умственные способности Гарри Флетчера. Негодование её выглядело до того уморительно, что, несмотря на отчаянное положение, меня разобрал смех. Окончательно выйдя из себя, Шерри была готова к рукоприкладству. Я попробовал её отвлечь и прохрипел:
Шерри непонимающе уставилась на меня и вдруг тоже рассмеялась, но на грани истерики.
– Свинья! – Она рыдала от смеха, слёзы катились по щекам, вздрагивали мокрые, слипшиеся от песка, торчащие во все стороны волосы.
Анджело решил, что она плачет от ужаса, заботливо помог подняться и проводил до пещер, а мне пришлось тащиться за ними с двигателем на ушибленном плече.
Выбирая место, старые рыбаки позаботились и о том, чтобы пещера служила хорошим укрытием в непогоду. Я завесил вход куском парусины, придавил нижний, волочившийся по земле край камнями, и мы, словно два подранка, заползли в тускло освещённое убежище.
Мотор, которому тоже досталось, забрал Чабби, намереваясь выходить его, как любящая мать выхаживает больного ребёнка, – едва циклон отступит, всё будет готово к выходу в море.
Ветер в пещеру не задувал. Мы с Шерри разделись и привели себя в порядок. Чтобы смыть соль и песок, налили полный таз драгоценной пресной воды и, стоя в нём по очереди, обтёрли друг друга губкой.
Из-за мотора на мне места живого не было. Аптечка осталась в лодке, зато в сумке нашёлся большой пузырёк с меркурохромом. Шерри убедительно справилась с ролью сестры милосердия – обрабатывая ссадины и царапины ватным тампоном с антисептиком, она сочувственно охала и шептала слова утешения.
Всегда не против, чтобы за мной поухаживали, я стоял как загипнотизированный, то приподнимая руку, то отставляя ногу, как просили. Впрочем, очень скоро мисс Норт дала понять, что относится к моим травмам не с тем почтением, какого они заслуживают: проказливо хихикнув, она мазнула меня алым меркурохромом по причинному месту.
– Красноносый олень Рудольф, – прыснула она.
– Ты что?! Эта штука не отмывается! – запротестовал я.
– Вот и чудно! – ещё больше обрадовалась она. – Если потеряешься в толпе, я всегда тебя разыщу.
Обескураженный невиданным легкомыслием и пытаясь сохранить достоинство, я отправился на поиски сухих штанов.
Шерри прилегла на матрас и с интересом смотрела, как я роюсь в сумке.
– И надолго всё это? – поинтересовалась она.
– Пять дней. – Я прислушался к рёву ветра.
– Откуда такая точность?
– Циклон всегда продолжается пять дней, – пояснил я, надевая шорты.
– Что ж, будет немного времени узнать друг друга получше.
Вынужденный по воле стихии день и ночь делить с Шерри несколько квадратных футов замкнутого пространства, я испытывал странные чувства.
Выходить из пещеры – по естественной надобности или навещая Чабби с Анджело – было и неприятно, и опасно. Хотя в первый же день большую часть кокосов сдуло, а самые слабые деревья с корнем вывернуло из земли, отдельные пальмы нет-нет, да и валились. Ветер швырял сломанные ветки и мусор с таким неистовством, что можно было остаться без глаз.
Чабби и Анджело возились себе потихоньку с двигателями, очищали от солёной воды, а заодно убивали время. В нашей же пещере, едва новизна ситуации улетучилась, назрел психологический кризис, не до конца понятный, но по всем признакам критический.
С самого начала Шерри оставалась для меня закрытой книгой: слишком много вопросов без ответов, слишком много тайн за семью печатями – она не пускала и не собиралась пускать меня в свою личную жизнь и до сих пор ни словом не обмолвилась о своих чувствах. Как ни странно, мы никогда не говорили о будущем. Женщины, которых я знал, ждали – нет, требовали – признаний в любви и страсти. Неопределённость угнетала Шерри не меньше моего, но в чём-то она запуталась, чему-то противостояла, и эта борьба накладывала нездоровый отпечаток на наши отношения.
Да, я согласился на её условия – никогда не упоминать о том, что мы испытываем друг к другу, – однако такое самоограничение не по мне. Я должен говорить любимой красивые слова. Красноречие – моя стихия: птицу уговорю слететь ко мне с ветки. Конечно, раз нет, так нет – я бы потерпел, однако неясность перспектив куда хуже. Внешне Шерри, пожалуй, не стремилась долго продолжать нашу связь. Тем не менее я знал, что в глубине души она думает иначе. Иногда у нас бывали мгновения такой близости, что сомнений не оставалось.
Однажды я поделился с ней планами на жизнь после того, как отыщем сокровище. Мне хотелось построить новую лодку – по собственному проекту, с лучшими качествами незабвенной «Морской плясуньи»; я мечтал о новом доме в бухте Черепахи – о настоящем доме, а не о тростниковом бунгало; рассказывал, как его обустрою, кто будет жить в нём вместе со мной… Шерри безучастно выслушала мой рассказ, а потом отвернулась и притворилась спящей. Впрочем, даже не прикасаясь к ней, я чувствовал, что каждая её клеточка напряжена.
В другой раз я заметил тот самый враждебный взгляд, но часом позже стал объектом физической страсти, никак не вязавшейся с неприязнью.
Однажды, сидя по-турецки на матрасе, она умелыми, аккуратными стёжками чинила мою одежду. В ответ на мою благодарность последовала язвительная насмешка, вспыхнула ссора, Шерри выскочила из пещеры в бушующий ветер и побежала к Чабби. В сумерках он привёл её назад, при этом смотрел на меня так, что другой бы стушевался, а приглашение выпить виски холодно отверг. Последнее означало, что Чабби либо серьёзно болен, либо крайне неодобрительно относится к происходящему. Уходя в ураганную ночь, он что-то зло бормотал под нос.
На четвёртый день нервы у меня стали сдавать, я обдумал поведение Шерри со всех сторон и сделал для себя выводы. Запертая со мной в крохотной пещере, она вынужденно задумалась о своих чувствах. Возможно, я становился её первой настоящей любовью – нелёгкое испытание для независимой натуры. Откровенно говоря, я и сам восторга не испытывал, точнее, испытывал лишь в недолгие часы раскаяния и любви между бесконечными приступами дурного настроения и вспышками раздражительности. Оставалось ждать минуты, когда, смирившись с неизбежным, она признает своё поражение.
В ожидании счастливого мгновения я проснулся на рассвете пятого дня. На острове царили тишина и покой, ошеломляющие после буйства и рёва циклона. С закрытыми глазами я лежал и прислушивался, но, ощутив рядом движение, повернул голову и заглянул в лицо Шерри.
– Ураган стих, – сказала она, вставая с постели.
Мы вышли наружу и вместе с первыми лучами солнца увидели, что натворил циклон. Остров напоминал фотографии полей сражений Первой мировой. Пальмы, потерявшие листву, выглядели жалкими и беззащитными. Толстый слой веток и кокосовых орехов покрывал землю. В застывшем воздухе – ни дуновения, а бледно-голубое небо затянуто лёгкой дымкой ещё не осевшего песка и водяной пыли.
Чабби и Анджело вылезли из своей пещеры, точно медведь с медвежонком в конце зимы, и неуверенно озирались по сторонам. Анджело с боевым кличем команчей подпрыгнул и со скоростью борзой помчался к берегу, не в силах больше подавлять в себе жизнерадостность и бьющую ключом энергию.
– Кто последний – тот болван! – на бегу крикнул он.
Шерри первой приняла вызов. До берега она добежала, отстав от Анджело на десять шагов, но в лагуну оба нырнули одновременно, не раздеваясь, и начали бросаться пригоршнями мокрого песка. Мы с Чабби степенно, сообразно возрасту, последовали за ними. Чабби, не снимая яркой полосатой пижамы, залез в море.
– Хорошо! – сдержанно изрёк он.
Сидя рядом по пояс в воде, я глубоко затянулся сигарой и передал ему окурок.
– Пять дней потеряли, – посетовал я.
Чабби враз насупился, похожий на огромную коричневую лягушку в жёлто-лиловой пижаме с сигарой во рту.
– Пора делом заняться, – проворчал он.
С вершины холма, несмотря на пену и взбаламученный песок, вельбот с затянутой жёлтым брезентом палубой был хорошо виден. Его отнесло в сторону, и он лежал на дне, под двадцатью футами воды. На поверхность мы подняли его при помощи воздушных мешков и, как только показался планшир, вычерпали воду и на вёслах причалили к берегу. Остаток дня ушёл на разгрузку промокшей клади, очистку и просушку, заправку баллонов сжатым воздухом, установку двигателей и прочую подготовку к следующему визиту на Пушечный риф.
Меня по-настоящему беспокоили вынужденные простои, лишавшие нас преимуществ перед Мэнни Резником с его громилами.
В тот вечер, сидя у костра, мы обсудили ситуацию и признали, что за десять дней всего-навсего убедились в наличии части груза «Утренней зари» на дне заводи.
Согласуясь с приливом, в путь мы отправились до рассвета, проток прошли в полутьме, с трудом различая подводные капканы, и вышли на позиции позади рифа, когда огненный ободок солнца едва показался над горизонтом.
За пять дней, проведённых на берегу, руки Шерри почти зажили, и, хотя я осторожно намекнул, что мог бы ещё несколько раз взять в помощники Чабби, она как ни в чём не бывало натянула гидрокостюм и ласты. Чабби остался на корме у двигателей удерживать вельбот на позиции.
Мы с Шерри быстро опустились на дно и в дебрях морского бамбука по установленным при последнем погружении буйкам определили, с какого места продолжать поиски.
Работа велась у самого основания клифа, и я поставил Шерри между собой и стеной коралла – так ей легче было ориентироваться.
Проплыв всего пятьдесят футов, Шерри требовательно застучала по своим баллонам, привлекая моё внимание. Раздвигая бамбуковые заросли, я устремился на звук. Шерри висела вниз головой, как летучая мышь, и внимательно разглядывала обломки коралла в густой тени. Я не сразу увидел, что её привлекло.
Из груды торчал длинный, обросший водорослями и облепленный коралловыми полипами цилиндр, упираясь верхним концом в отвесную стену клифа. Это был идеально округлый и слегка сужающийся к концу предмет девяти футов в длину, толщиной двадцать дюймов.
Шерри обернулась и знаками показала, что ничего не понимает.
От волнения по коже побежали мурашки – я сразу догадался, что это, и с помощью большого и указательного пальцев изобразил стрельбу из пистолета. Шерри в недоумении покачала головой. Тогда я нацарапал слово на подводном блокноте и показал ей.
– Пушка.
Шерри энергично закивала головой, закатила глаза и победоносно выдула струйку воздушных пузырьков.
По размерам пушка походила на стрелявшие девятифунтовыми ядрами орудия, что входили в арсенал «Утренней звезды». Однако надпись на ней прочесть было невозможно – полипы и коррозия крокодильей шкурой покрывали ствол. В отличие от колокола, поднятого со дна Джимми Нортом, она не увязла в песке, который бы её защитил. Вскоре рядом обнаружилась ещё одна пушка, на три четверти вросшая в клиф трудами коралловых полипов.
Поднырнув под массивный ствол первого орудия, я приблизился к бесформенному нагромождению коралловых глыб и осколков. До него оставалась пара футов, и тут перехватило дыхание и бросило в жар – я понял, что передо мной. Торопясь и волнуясь, я заработал ластами и поплыл над коралловой насыпью, выясняя её размеры и поминутно останавливаясь, чтобы осмотреть расщелину или выступ.
Общая масса и габариты тянули на два железнодорожных пульмановских вагона. Оттолкнув в сторону скопление водорослей и заглянув в полузаросшую кораллом прямоугольную амбразуру с торчащим пушечным дулом, я убедился, что мы обнаружили переднюю часть фрегата «Утренняя заря», который переломился практически посредине – сразу за грот-мачтой.
Озираясь по сторонам в поисках Шерри, я заметил торчащие откуда-то по соседству ноги в ластах, вытянул её наружу, сдвинул загубник и крепко поцеловал. Она засмеялась от возбуждения и на сигнал к подъёму неистово замотала головой, требуя продолжать разведку. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем я убедил её вернуться на вельбот.
Мы заговорили одновременно, лишь только освободились от снаряжения. У меня голос громче, но Шерри напористее: пришлось напомнить, кто руководитель экспедиции, чтобы самому всё рассказать Чабби.
– Это «Утренняя заря» – без вопросов. Судно сползло с рифа и под весом вооружения и груза камнем ушло на дно и улеглось у подножия. Несколько пушек валяются вокруг.
– Сначала мы её не узнали, – вмешалась Шерри, стоило мне умолкнуть. – Похоже на огромную кучу мусора на свалке.
– Скорее всего корпус переломился позади грот-мачты, но сильно повреждён по всей длине. Пушки, должно быть, проломили батарейную палубу – уцелели лишь две крайние амбразуры в носовой части…
– В каком положении лежит? – Чабби с ходу перешёл к главному.
– Вверх днищем. Очевидно, перевернулась, когда тонула.
– Хуже не придумаешь, если только нельзя пролезть внутрь через амбразуру или в месте разлома.
– Всё осмотрел – хода нет, – признался я. – Даже амбразуры заросли наглухо.
Чабби с убитым видом покачал головой:
– Похоже, окаянное это место.
Все суеверно скрестили пальцы.
– Беду накличешь, если будешь такое говорить, – напустился на него Анджело.
Чабби снова покачал головой с выражением полной безысходности на лице. Я похлопал его по спине.
– Рядом с тобой и в жару уши отморозишь! – Мой юмор не подействовал – Чабби был мрачен, как гробовщик, давно не получавший заказов.