– Бай-бай, уродина, – улюлюкал Анджело.
Чабби блаженно улыбался.
Океанский прибой перехлёстывал через рифовый барьер.
– Пора домой, – сказал я, боясь, что меня вот-вот стошнит.
Тем не менее виски «Чивас ригал», пусть даже выпитый из эмалированной кружки, чудесным образом справился с недомоганием.
Много позже, в пещере, Шерри сказала:
– Ждёшь, что я буду благодарить за то, что спас мне жизнь, и нести всякую чушь?
Я улыбнулся и обнял её.
– Совсем нет, милая, лучше покажи, как ты мне признательна.
Так она и сделала. В ту ночь, истомлённый телом и духом, я спал как убитый и дурные сны обходили меня стороной.
Все мы испытывали суеверный страх перед Пушечным проломом. Складывалось впечатление, что череда несчастий и неудач случилась по чьей-то злой воле. С каждым возвращением заводь встречала нас всё более неприветливо, источая угрозу, казалось, сгущавшуюся в воздухе.
– Можно подумать, духи убитых могольских раджей отправились вслед за сокровищем, чтобы его охранять… – натянуто засмеялась Шерри. – Что, если они вселились в белых акул, которых мы вчера убили?
Чабби и Анджело переглянулись. Даже в ярких солнечных лучах погожего утра коричневая физиономия Чабби стала землистой, словно после дюжины несвежих устриц на завтрак. Он незаметно скрестил пальцы.
– Мисс Шерри! Никогда больше не говорите такого, – сурово попенял Анджело. Его предплечья покрылись гусиной кожей – как и Чабби, ему уже мерещились привидения.
– И правда, прекрати, – присоединился я.
– Я пошутила, – отбивалась Шерри.
– Ничего себе шутки! – не выдержал я. – И без того тошно.
Мы молчали, пока вельбот не занял своё место у рифа. По выражениям лиц всех троих было ясно: боевой дух им изменяет.
– Спущусь один, – объявил я.
Мои слова были встречены с облегчением.
– Я с тобой, – неохотно вызвалась Шерри.
– Хорошо, но позже. Сначала проверю, нет ли акул, и соберу брошенное вчера снаряжение.
Минут пять я оставался под лодкой, вглядываясь в глубину, а потом, работая ластами, начал спуск.
В нижних слоях воды было холодно и жутковато, зато ночной отлив очистил заводь, унеся в открытое море дохлятину и кровь, привлёкшие акул накануне. Не обнаружив ни останков белых гигантов, ни другой рыбы, кроме обычных разнообразных обитателей кораллового дна, я по металлическому блеску отыскал копьё, забрал оставленные в амбразуре акваланги и повреждённый дыхательный клапан.
Услышав, что в заводи всё спокойно, экипаж впервые за весь день позволил себе улыбнуться. Я решил воспользоваться благоприятным моментом.
– Сегодня проникнем в трюм.
– Сквозь корпус? – уточнил Чабби.
– Была у меня такая мысль, но там без пары мощных зарядов не обойтись. Лучше через пассажирскую палубу. – Я набросал план затонувшей половины судна. – Груз сместился и лежит навалом прямо за переборкой. Если её взломать, то можно постепенно, по ящику, перетаскивать.
– До амбразуры оттуда не близко. – Чабби приподнял фуражку и поскрёб лысую голову.
– Сооружу небольшие тали у лестницы на батарейную палубу и у амбразуры.
– Это ж сколько работы!
– Как только ты со мной согласишься, сразу заподозрю неладное.
– Ничего плохого я не говорил, – обиделся Чабби. – Сказал, что много работы, всего-навсего. Ты кого к талям поставишь – может, мисс Шерри?
– Нет, конечно. Надо бы кого покрепче. – Я похлопал его по выпирающему твердокаменному животу.
– Так и думал, – приуныл он. – Мне что, сейчас собираться?
– Подожди, сначала мы с Шерри установим заряды. – Хотелось убедиться, что после пережитого у неё не шалят нервы. – Подорвём переборку для доступа в трюм и вернёмся. Я не собираюсь работать сразу после взрыва. Пусть отлив очистит заводь от дохлой рыбы, иначе жди повторения вчерашнего.
Мы пролезли в амбразуру. Протянутый накануне через батарейную и пассажирскую палубы нейлоновый трос довёл нас до тупиковой переборки, за которой находился носовой трюм.
Шерри светила фонариком, а я коловоротом и буравом, захваченными с поверхности, высверливал в переборке отверстие. Первые полтора дюйма прогнившей древесины дались легко, но когда пошла дубовая обшивка, твёрдая как железо, без надёжной точки опоры работа не ладилась. Сообразив, что так и за неделю не управиться, я закрепил половинки гелигнитовых шашек на шести костылях, забитых молотком по углам и в центре деревянной перемычки. Раз заложить взрывчатку в подготовленные отверстия не удалось, пришлось увеличить мощность заряда в расчёте на туннельный эффект и разрушение переборки отражённой ударной волной.
На подготовку к взрыву ушло полчаса, после чего мы с облегчением выбрались из гнетущего замкнутого пространства затонувшего корабля и поднялись на блестевшую серебром поверхность, волоча за собой изолированные провода.
Чабби подорвал заряды. Корпус принял всю силу взрыва на себя, и наверху толчок был почти не заметен.
Домой мы возвращались на подъёме, радуясь перспективе блаженного ничегонеделания в ожидании, пока отлив завершит свою работу.
Днём на южной оконечности острова мы с Шерри устроили пикник с португальским белым вином в оплетённой двухлитровой бутыли и крупными песчаными мидиями. Я обернул моллюсков водорослями, зарыл в песок, а сверху сложил открытый костёр из плавника. К заходу солнца бутыль почти опустела, а мидии испеклись. От вина, еды и великолепия заката Шерри Норт растаяла, большие синие глаза затуманились, и, когда показалась круглая жёлтая луна – покровительница влюблённых, мы по мокрому песку босиком пошли домой.
На следующее утро мы с Чабби полчаса переправляли необходимое оборудование с вельбота на дно и складывали на батарейной палубе, прежде чем смогли проникнуть в глубь корпуса.
Как я и опасался, разрушения от мощных зарядов были слишком велики. Пострадавшие от взрыва палубный настил и переборки пассажирских кают заблокировали проход на четверть длины.
Мы подыскали опорную площадку для талей, и пока Чабби их устанавливал, я подплыл к ближайшей каюте и посветил фонариком сквозь разнесённую вдребезги обшивку. Всё внутри заросло мохнатыми водорослями, под которыми угадывались контуры незамысловатой меблировки.
Увиденное в каюте меня заворожило. Чего только не было там разбросано или свалено в кучу: вещицы из фарфора, разбитый таз для умывания, роскошный ночной горшок, расписанный розовыми цветами, баночки с косметическими средствами, пузырьки духов, какие-то металлические предметы и бесформенные кипы сгнивших тканей – то ли одежда, то ли занавеси, то ли матрасы, то ли постельное бельё.
Часы показывали, что пора подниматься, – воздух в баллонах заканчивался. Моё внимание привлёк прямоугольный предмет величиной с портативный транзисторный приёмник. Осторожно очищенный при свете фонарика от толстого слоя грязи, он оказался деревянной коробкой с искусной перламутровой и черепаховой инкрустацией на крышке. Я сунул её под мышку. Чабби закончил возиться с подъёмным приспособлением и ждал у трапа на батарейную палубу.
В вельботе Шерри разливала кофе, а Анджело переставлял клапаны на резервные баллоны. Я закурил сигару и рассмотрел находку – она была в печальном состоянии. Инкрустация сгнила и отваливалась, разбухшее палисандровое дерево покорёжилось, замок и петли съела ржавчина. Шерри села на банку подле меня и внимательно оглядела трофей.
– Это же дамская шкатулка для драгоценностей, – сообразила она. – Давайте посмотрим, что внутри.
Я поддел замок отвёрткой, слегка нажал – петли не выдержали, и крышка отвалилась.
– Ох, Гарри! – Опередив меня, Шерри выхватила из шкатулки толстую золотую цепь с массивным медальоном. – Ты не представляешь, как это сейчас модно!
Теперь все полезли в коробку. Анджело приглянулась пара золотых серёжек с сапфирами, и он тут же заменил ими свои медные серьги. Чабби повесил на шею огромное гранатовое ожерелье и самодовольно огляделся.
– Для моей хозяйки, – объяснил он.
Скорее всего вещи принадлежали женщине среднего класса – жене мелкого чиновника или незначительного должностного лица. Большой ценности они не представляли, но, учитывая обстоятельства, производили сильное впечатление. Само собой разумеется, львиная доля досталась мисс Норт, однако и я успел обзавестись золотым обручальным кольцом.
– Тебе-то зачем? – возмутилась она, не желая ничего уступать.
– Пригодится. – Я многозначительно на неё посмотрел, но Шерри зарылась в шкатулку, обращая на меня ноль внимания. Тем не менее я убрал кольцо в надёжное место – маленький кармашек на молнии в рабочей сумке.
Чабби навешал на себя увесистых украшений – ни дать ни взять индийская невеста.
– Господи, Чабби, да ты вылитая Элизабет Тейлор! – восхитился я. Он с достоинством наклонил голову, принимая комплимент.
Пришлось долго уговаривать его продолжить работу, зато, вернувшись на фрегат, он трудился, как гигантский муравей. При помощи талей мы совместными усилиями разобрали завал из досок и балок, загородивший проход, а сам подъёмник перетащили на просторную батарейную палубу, чтобы не путался под ногами.
До носового трюма добрались, когда запасы воздуха были на исходе. Взрыв разрушил толстую переборку, в проломе виднелась какая-то сплошная тёмная масса, и я предположил, что это сместившийся и спрессованный под собственной тяжестью груз.
На следующий день удалось попасть в трюм, где выяснилось, что стоявшая перед нами задача требовала геркулесовых усилий. Более ста лет груз пролежал в морской воде. Почти все контейнеры сгнили и развалились, а подверженное порче содержимое слиплось в рыхлое бурое месиво. Внутри горы подводного компоста металлические предметы, прочные и водостойкие ящики – короче, всё, что могло уцелеть, – разметало, как запечённые «на счастье» монетки в рождественском пудинге. До каждого предстояло докапываться.
Здесь мы столкнулись с очередной проблемой. Стоило слегка потревожить гниль, как над ней поднимался вихрь тёмных частиц, погружая нас в непроглядный мрак, против которого фонарики бессильны. Приходилось всё делать на ощупь, и работа продвигалась мучительно медленно. Когда попадалось что-нибудь твёрдое, мы вытаскивали это из разложившейся органики, волокли через проход, опускали на батарейную палубу и там пытались идентифицировать. Остатки контейнеров мы доламывали в поисках содержимого – если оно интереса не представляло, оттаскивали подальше, чтобы не мешало работе.
Из находок первого дня внимания заслуживала одна – крепкий деревянный ящик величиной с большой морской сундук, на вид обтянутый кожей, с окованными латунью углами. Он был настолько тяжёл, что мы с Чабби вдвоём не смогли его поднять. При таком весе внутри вполне могла находиться часть золотого трона. Едва ли подобный контейнер сколочен руками индийского деревенского плотника и его сыновей в середине девятнадцатого века, но упаковку могли поменять перед отправкой из Бомбея. Если там действительно лежала часть трона, наша задача упрощалась – мы бы знали, какого вида ящики искать.
С помощью талей контейнер подтащили к амбразуре, обернули на всякий случай нейлоновой грузовой сеткой, привязали к ней мешки и надули их воздухом из баллонов. Сопровождая груз на поверхность, мы контролировали подъём, выпуская или подкачивая воздух. Наверху Анджело передал нам полдюжины нейлоновых стропов, и ящик зафиксировали, прежде чем забраться в вельбот.
Все попытки втроём втащить контейнер в лодку кончались неудачей – она опасно кренилась. Пришлось ставить мачту и использовать её в качестве деррик-крана. Только тогда объединёнными усилиями удалось поднять на борт ящик с льющейся из всех щелей водой. Не теряя времени, Чабби запустил моторы и повёл вельбот к выходу из заводи, а прилив уже наступал на пятки.
Понимая, что до пещер неподъёмную находку не донести, и сгорая от нетерпения, мы решили открыть контейнер прямо на берегу. Хитроумный латунный замок, не поддавшийся солёной морской воде, оказал упорное сопротивление, но против двух ломиков не устоял – дерево треснуло, проржавевшие петли заскрипели, и крышка откинулась назад.
К моему разочарованию, тигриного трона внутри не было. Шерри достала из ящика один из больших блестящих круглых дисков и стала с любопытством вертеть в руках, и вот тогда я заподозрил, что мы отхватили нешуточной ценности приз. Она разглядывала обеденную тарелку из чистого, как мне на первый взгляд показалось, золота. Я вытащил точно такую же из гнезда в затейливой подставке, перевернул дном вверх и по пробирным клеймам увидел, что это позолоченное серебро.
Благодаря золотому покрытию шедевр серебряных дел мастера – с рельефным гербовым щитом в центре и выгравированными сценами охоты на оленя по краю – сохранился в идеальном состоянии. Тарелка весила почти два фунта, и когда я увидел весь сервиз, то уже не удивлялся непомерной тяжести сундука. В нём разместился комплект столовой посуды на тридцать шесть персон: бульонные чашки, тарелки для рыбы, обеденные и закусочные тарелки, салатницы, вазочки для десерта и весь полагающийся к ним набор ножей, вилок и ложек. Там были великолепные блюда для подачи угощений, среди них одно с подогревом, а другое – размером с детскую ванночку – для разрезания дичи, а ещё тарелочные крышки, сохраняющие тепло, и ведёрки для охлаждения вин. Каждый предмет украшали гербовый щит и декоративная гравировка с изображениями диких животных и охотников.
– Дамы и господа, – объявил я, – в качестве председателя спешу вас заверить, что наше скромное предприятие принесло первую прибыль.
– Да ведь здесь всего-навсего тарелки и прочая ерунда! – усомнился Анджело.
– Дорогой мой Анджело, перед нами полный георгианский сервиз столового серебра, каких в мире, почитай, не осталось, – ему цены нет.
– Сколько? – настойчиво спросил Чабби.
– Господи, да не знаю я. Имеет значение, кто мастер, кто владелец. Герб, вероятно, принадлежит дворянскому роду. Значит, хозяин – богатый аристократ на государственной службе в Индии. Может, граф, может, герцог, а то и вице-король.
– Сколько? – повторил Чабби, посмотрев на меня так, словно я пытался всучить ему хромую лошадь.
– На аукционе «Сотбис», если повезёт… – Я задумался. – Ну, скажем, тысяч сто фунтов.
Он сплюнул в песок и покачал головой – его не проведёшь.
– А этот Сотбис, случаем, не чокнутый?
– Правда, Чабби, – вмешалась Шерри. – Такое стоит целое состояние. Возможно, даже больше, чем думает Гарри.
Чабби разрывался между природным скептицизмом и обуявшей его рыцарской галантностью к Шерри. Обвинить её во лжи было немыслимо, и он выбрал компромисс – снял фуражку, потёр лысину, ещё раз сплюнул и промолчал. Тем не менее когда сундук волокли к пещерам, обращался Чабби с ним очень даже уважительно. Мы спрятали находку за пустыми канистрами, и я принёс новую бутылку виски.
– Даже если на фрегате тигрового трона нет, – объяснил я, – и так неплохо заработаем.
– Сто тысяч, – бормотал Чабби, потягивая из кружки виски. – Они там точно с ума посходили.
– Обязательно нужно перерыть трюм и каюты снизу доверху, иначе кто знает, какое богатство на дне останется.
– Даже мелочи имеют огромную антикварную ценность, – подтвердила Шерри.
– Там, к чему ни притронешься, грязь подымается. Как в тумане, носа не видишь, прямо беда, – пожаловался Чабби.
Я, не жалея, плеснул ему в кружку виски и поинтересовался:
– Слушай, у Арни Эндрюса есть центробежный водяной насос? Он его не одолжит? – Арни приходился Чабби дядей и имел небольшой участок на южной стороне Святой Марии, где выращивал овощи на продажу.
– Может, и одолжит, – поостерёгся обнадёживать Чабби. – А зачем?
– Хочу попробовать грунтовую помпу установить. – Я начертил схему на песке. – Помпа в вельботе, спускаем от неё шланг в трюм и, как пылесосом, откачиваем гниль наверх…
– Верно! – загорелся Анджело. – А на выходе пропускаем через фильтр, и все мелкие вещицы – наши.
– Именно так. По шлангу уйдёт грязь и всякая лёгкая мелочь; что побольше и потяжелее, останется в трюме.
Ещё час мы обсуждали и дорабатывали основополагающую идею. Чабби мужественно старался не выказывать энтузиазма, но в конечном счёте не устоял.
– Может, и получится, – нехотя выдавил он высшую, по его меркам, похвалу.
– Раз так, отправляйся за насосом, – распорядился я.
– Пожалуй, я бы ещё выпил, – мешкал он.
– Забирай с собой! – Я вручил ему бутылку. – Время сэкономишь.
Он поворчал и пошёл за курткой.
Утром мы с Шерри проснулись позже обычного, предвкушая нерабочий день и полную свободу. До возвращения Чабби с Анджело во второй половине дня весь остров был в нашем распоряжении.
После завтрака, перейдя седловину между холмами, мы спустились к берегу и плескались на мелководье. Шум разбивавшегося о рифы прибоя, возня и смех заглушали остальные звуки. Случайно посмотрев в небо, я увидел небольшой самолёт.
– Беги! – крикнул я Шерри, но она решила, что это шутка. Пришлось показать надвигающуюся опасность. – Прячься! Нас не должны видеть!
Мы выскочили из воды и нагишом помчались по берегу. Сзади послышалось жужжание двигателей. Самолёт заложил низкий вираж над самой южной вершиной острова и летел вдоль прямой береговой полосы нам навстречу.
– Быстрее! – подгонял я.
Длинноногая Шерри бежала впереди – по загорелой спине прыгали пряди мокрых волос.
До самолёта оставалась примерно миля, но я разглядел два двигателя. Он продолжал лететь прямо на нас, снижаясь над белым, как снег, пространством кораллового песка.
Подхватив на бегу разбросанную одежду, мы сломя голову пробежали последние несколько ярдов и нырнули в пальмовую рощу. После урагана здесь было где укрыться среди сорванной ветром листвы и поваленных деревьев. Я схватил Шерри за руку и увлёк на землю. Забившись под жухлые кроны пальм, мы лежали бок о бок и никак не могли отдышаться.