Подхватив на бегу разбросанную одежду, мы сломя голову пробежали последние несколько ярдов и нырнули в пальмовую рощу. После урагана здесь было где укрыться среди сорванной ветром листвы и поваленных деревьев. Я схватил Шерри за руку и увлёк на землю. Забившись под жухлые кроны пальм, мы лежали бок о бок и никак не могли отдышаться.
Двухмоторная «сессна» прошла вдоль берега мимо нашего убежища, всего в двадцати футах над краем воды. Бросилось в глаза название «Африкэр» на ярко-жёлтом фюзеляже. Мне не раз доводилось видеть этот самолёт в аэропорту Святой Марии. «Африкэр» – чартерная авиакомпания, базирующаяся на континенте и сдающая самолёты внаём богатым туристам на условиях помильной оплаты. Интересно, кого они обслуживали сейчас?
«Сессна» с рёвом пронеслась мимо. Пилот и пассажир смотрели в нашу сторону. Лиц на таком расстоянии разглядеть не удалось; определённо я мог сказать лишь то, что они белые. Самолёт круто развернулся над лагуной, нацелившись крылом в кристально-прозрачную воду, и выровнялся, чтобы снова пройтись над берегом. Он пролетел совсем близко, и лицо вглядывавшегося в пальмовую рощу пассажира показалось знакомым.
Постепенно набрав высоту, «сессна» взяла курс на континент. Было в её полёте что-то самодовольно-удовлетворённое – так выглядят, успешно выполнив задание и добившись цели.
Мы с Шерри выползли из-под пальмовых листьев, отряхивая песок, прилипший к мокрому телу.
– Думаешь, видели? – испугалась она.
– Твою сверкающую на солнце попку они заметили, не сомневайся.
– Могли принять нас за местных рыбаков.
Я окинул Шерри взглядом и ухмыльнулся:
– Это ты-то рыбак? С такими формами?
– Вы гнусное животное, Гарри Флетчер, – деланно рассердилась она. – Серьёзно, что же теперь будет?
– Сам бы хотел знать, моя прелесть, – признался я, радуясь, что Чабби увёз сундук со столовым серебром на Святую Марию и, наверное, уже закопал позади бунгало в бухте Черепахи. Даже если придётся спасаться бегством, мы всё равно не прогадали.
Появление самолёта вновь напомнило, что время не ждёт и нужно поторапливаться. Привезённые Чабби новости были не менее тревожны.
– Пять суток «Мандрагора» крутилась у южных островов. Каждый день с Кули-Пик видели, как её гоняют туда-сюда без всякого понятия, – доложил он. – В понедельник яхта бросила якорь в Гранд-Харбор. Уоллис говорит, что хозяин с женой позавтракали в отеле, а после взяли такси и поехали на Фробишер-стрит. Целый час проторчали в конторе Коукера, вернулись на Адмиралтейскую пристань, с ходу снялись с якоря и отчалили.
– Больше ничего?
– Ничего, – кивнул Чабби, – если не считать, что Фред Коукер побежал в банк и положил на сберегательный счёт полторы тысячи долларов.
– Откуда знаешь?
– Третья дочка моей сестры в банке работает.
На душе кошки скребли, но я старался не подавать виду и с жизнерадостной физиономией скомандовал:
– Не будем расстраиваться. Лучше займёмся сборкой насоса, чтобы до завтра успеть.
Водяную помпу перенесли в пещеру. Чабби в одиночку отправился к вельботу и вернулся с длинным брезентовым свёртком.
– Что у тебя? – поинтересовался я.
Помявшись, Чабби развернул брезент. Там лежал мой карабин с дюжиной запасных магазинов в небольшом рюкзаке.
– Подумал, может, пригодится, – буркнул он.
Я закопал оружие в роще, в неглубокой яме рядом с ящиками гелигнита, и вернулся монтировать насос. На душе малость отлегло.
Работали долго, при свете газовых фонарей, и за полночь помпу с мотором перенесли в вельбот, где прикрутили болтами к самодельной деревянной опоре в центре лодки. Мы с Анджело продолжали монтаж и по пути к рифу, и в заводи. Наконец насос был готов к испытаниям.
Чабби, Шерри и я опустились на дно и через амбразуру протащили жёсткий чёрный шланг к трюму. Я похлопал Чабби по плечу, показал на поверхность, и он начал подъём.
Следующая часть операции была детально продумана. Мы с Шерри остались на пассажирской палубе, Чабби забрался в вельбот и запустил насос. Шланг со слабым шумом завибрировал. Стоя у пролома в трюм, я водил открытым раструбом по завалам сгнившего груза, а Шерри направляла на них луч фонарика. Помпа со своей задачей справлялась, и там, где вместе с водой всасывались гниль и мусор, возникали небольшие завихрения.
На такой глубине мощность бензинового мотора позволяла насосу перекачивать тридцать тысяч галлонов воды в час – объём немалый. За считанные секунды я подготовил себе рабочую площадку, да и видимость оставалась хорошей. Ударами ломика можно было отбивать от слипшейся массы куски побольше и оттаскивать в сторону. Пару раз пришлось использовать тали, но в основном я продвигался вперёд, расчищая дорогу шлангом и ломом.
Прежде чем подняться для замены воздушных баллонов, мы переместили пятьдесят кубических футов груза, и на поверхности нас встретили как героев. Анджело пришёл в полный восторг – он набрал целое ведро пуговиц, гвоздей, женских украшений, латунных воинских знаков различия, медных и серебряных монет того времени, которые остались в фильтре после процеживания. Вельбот окружало мутное, грязное месиво, но даже Чабби был доволен.
Мне не терпелось вернуться на фрегат, да и Шерри проявила такую настойчивость, что пришлось пожаловать Чабби наполовину недокуренную сигару и снова отправиться на дно.
Не прошло и четверти часа работы, как я наткнулся на стоящую торчком деревянную клеть, похожую на те, что уже попадались. Хотя древесина стала мягкой, как пробка, швы были усилены прибитыми гвоздями полосками бандажного железа, и первая доска поддалась не сразу. Следующая планка оторвалась легче, показалось содержимое – спрессованные и разложившиеся растительные волокна. Большой пучок едва не забил сопло шланга, но постепенно его затянуло наверх. Потеряв интерес к ящику, я хотел переместиться, но Шерри замотала головой, толкнула меня в плечо и не сводила фонарика с малопривлекательной груды волокон.
Впоследствии я спросил, чем объяснялось такое упорство. Захлопав ресницами, Шерри с важным видом объяснила:
– Женская интуиция, дорогой. Тебе не понять.
По её настоянию пришлось снова заняться ящиком, захватывая пучки поменьше, чтобы не засорить шланг.
В глубине, под снятым шестидюймовым слоем волокон, что-то блеснуло. От предчувствия всё сжалось внутри, и я нетерпеливо выломал из ящика дополнительную доску. Работать стало легче. Медленно, слой за слоем убирал я волокна, догадываясь, что это солома для упаковки. Как становящийся явью сон, проступил искусно обработанный металл. Шерри вцепилась мне в плечо.
Показались свирепо оскаленная пасть с огромными золотыми клыками и выгнутым языком, уши, прижатые к отполированному черепу, и широченный, как мои плечи, могучий лоб, посреди которого зияла единственная пустая глазница, придавая звериной морде трагическое выражение незрячего мифического божества. Испытывая почти благоговейный трепет при виде изумительно вылепленной и отлитой тигриной головы, я спинным мозгом ощутил скользкий холодок и невольно огляделся, словно верил, что в недоступной глубине трюма затаились духи могольских раджей – хранителей трона.
Шерри снова стиснула мне плечо. Я перевёл взгляд на золотого идола, но от страха с трудом заставил себя продолжить расчистку завалов вокруг него. Работать приходилось крайне осторожно – малейшая царапина нанесла бы непоправимый ущерб ценности и красоте изваяния.
Пришло время заканчивать работу, и мы отплыли назад – хотелось видеть голову и плечи тигра на расстоянии. Луч фонарика отразился от блестящей поверхности россыпью золотистых стрел, трюм засиял, превратившись в неведомое языческое капище, но как только мы с Шерри ушли навстречу солнечному свету, снова погрузился во мрак и тишину.
Чабби сразу понял важность происходящего, однако вопросов не задавал. Мы освободились от снаряжения. Я закурил сигару и глубоко затянулся, не трудясь смахивать капли морской воды, стекавшие с мокрых волос по лицу. Позабыв про нас, Шерри предалась тайным мыслям и ушла в себя.
– Нашли? – наконец спросил Чабби.
– Нашли, – произнёс я неожиданно хриплым, надтреснутым голосом.
Анджело, занятый аквалангами и не сразу уловивший перемену настроения, метнул быстрый взгляд в нашу сторону, хотел что-то сказать, но передумал, осознав напряжённость момента.
Все молчали, не в силах вымолвить ни слова. Я и не представлял, что всё произойдёт именно так. Шерри с неохотой, как-то отчуждённо, посмотрела на меня.
– Пора домой, Гарри, – сказала она.
Чабби привязал к шлангу буй, сбросил его за борт – на следующий день заберём, – включил передачу и развернулся в сторону протока.
Шерри села на банку рядом со мной. Я обнял её за плечи, и мы всю дорогу молчали, пока не уткнулись в белый прибрежный песок острова.
На закате мы взобрались на ближайшую от лагеря вершину и, прижавшись друг к другу, следили, как меркнет над морем свет и чёрная тень наплывает на заводь у Пушечного рифа.
– Я чувствую себя виноватой, – прошептала Шерри, – как после ужасного святотатства.
– Вот и я тоже…
– Тигр… Он словно живёт какой-то своей жизнью. Странно – мы нашли голову раньше всего остального. Только что ничего не было, и вдруг эти клыки… – Шерри содрогнулась. – Но глубоко внутри сидит такое приятное чувство удовлетворения. Трудно объяснить: плохое, хорошее – всё перемешалось.
– Понимаю, я испытал то же самое.
– Как нам быть, Гарри? Что делать с этим невероятным зверем?
Из-за какого-то глубоко личного, особого отношения к золотой статуе говорить о деньгах или покупателях не хотелось.
– Давай спускаться, – ушёл от ответа я. – Анджело ужин приготовил.
При свете костра, заполнив вкусной едой холодную пустоту в желудке, с кружкой виски в одной руке и сигарой в другой, я смог наконец подробно рассказать всем о находке – как мы наткнулись на золотую голову и какой страх она внушала. Чабби и Анджело сосредоточенно слушали.
– Очистили её по самые плечи, и, полагаю, это конец – там метка для стыковки с другой секцией. Завтра высвободим из завала, но будет непросто. Сначала нужно принять меры предосторожности, чтобы ничего не повредить.
Чабби кое-что предложил, и мы подробно обсудили, как избежать ущерба.
– Скорее всего пять ящиков с сокровищем погрузили вместе. Надеюсь, остальные в той же части трюма, вероятно, в одинаковых клетях, обитых для прочности железными полосами.
– Кроме драгоценных камней, – напомнила Шерри. – На суде субедар показал, что их упаковали в казначейский сундук.
– Само собой, – подтвердил я.
– А какой он с виду, этот сундук?
– В копенгагенском военном музее был такой: маленький стальной сейф, величиной с большую жестянку из-под печенья. – Для наглядности я развёл руки, как бахвалящийся уловом рыбак. – Рёбра окованы железным уголком, навесные замки.
– Звучит внушительно.
– После ста с лишним лет под водой его ткни, и он рассыплется, если ещё цел.
– Завтра узнаем, – уверенно пообещала Шерри.
Утром мы спустились на берег под проливным дождём, который барабанил по клеёнчатым дождевикам – с нас стекали потоки воды. Со стороны моря вал за валом накатывали жирные тёмные тучи, бомбардируя остров тоннами влаги.
Ливень поднял с морской поверхности пелену жемчужной водяной пыли, видимость упала до нескольких сот ярдов, и вскоре после того, как мы отплыли в сторону рифа, остров исчез в серой дымке.
Всё, что находилось в вельботе, было холодным, липким и мокрым. Анджело беспрестанно вычерпывал воду, мы с Шерри жались в дождевиках как неприкаянные, a Чабби, щуря глаза под косыми, хлещущими струями дождя, гнал лодку по протоку.
Флуоресцентный оранжевый буй прыгал на волнах у самого рифа. Конец шланга втащили в вельбот и подсоединили к помпе. Заодно шланг служил якорным канатом, так что Чабби выключил двигатели.
Как хорошо было укрыться от холодного, пронизывающего дождя в спокойной синей глубине заводи!
Анджело уступил завуалированным угрозам и открытому подкупу и скрепя сердце расстался с тиковым матрасом, набитым кокосовым волокном. Предварительно пропитав тюфяк морской водой, чтобы лишить плавучести, я аккуратно свернул его, перевязал верёвкой, забрал с собой на фрегат, а там расстелил на пассажирской палубе.
Мы с Шерри вернулись в трюм и за десять минут полностью освободили тигриную голову от приставшей снизу гнилой соломы. Секция оканчивалась на уровне плеч аккуратным фланцем, который, стыкуясь с гнездом, обеспечивал надёжное и почти незаметное соединение.
Я осторожно перекатил голову набок. Золотая статуя оказалась не цельнолитой, как мне почему-то представлялось, а пустотелой. Металл, толщиной всего около дюйма, внутри был шершавым и бугристым на ощупь. Тут только до меня дошло, что цельное литьё весило бы сотни тонн, а стоимость пришлась бы не по карману даже владыке, способному построить храм под стать Тадж-Махалу. Тонкость металлической оболочки, естественно, сказалась на прочности статуи, и, повернув тигриную голову, я сразу заметил, что она повреждена. Нижний край полой секции деформировался, вероятно, во время тайной перевозки на безрессорной телеге по индийским джунглям или при агонии «Утренней зари», попавшей в когти циклона.
Нащупав обеими ногами точки опоры, я наклонился, подсунул под статую согнутые руки и осторожно приподнял, как спящего ребёнка.
Тигриная голова была неимоверно тяжёлой – не менее трёхсот фунтов. Мне едва хватило сил, неуклюже повернувшись, осторожно опустить её на заранее расстеленный матрас. Переводя дух и растирая места, где металл врезался в тело, я мысленно занялся арифметикой: при цене золота сто пятьдесят долларов за унцию триста фунтов или четыре тысячи восемьсот унций стоили четверть миллиона. Кроме головы, было ещё три секции – скорее всего больше и тяжелее первой. Плюс драгоценные камни. В целом получалась астрономическая сумма, которая с учётом художественной и исторической значимости трона могла удвоиться, а то и утроиться.
Бросив преждевременные подсчёты, я помог Шерри обернуть тигриную голову матрасом и понадёжнее обвязать тюк верёвкой, чтобы талями спустить его на батарейную палубу. Действуя с большой осторожностью, мы дотащили груз до амбразуры, с трудом извлекли наружу через недостаточно широкий пролом, поместили в нейлоновую сеть и надули воздушные мешки. При подъёме тюка на борт вельбота снова пришлось установить мачту.
Теперь, когда голова благополучно перекочевала в лодку, я со всей торжественностью и важностью, на какие можно рассчитывать под проливным тропическим дождём, распаковал её для Чабби и Анджело. Льющиеся с неба потоки воды нисколько не охладили восторг благодарной аудитории – голову разглядывали со всех сторон, любовно поглаживали, что-то весело кричали и радовались. Именно такой праздничности недоставало в день, когда мы с Шерри обнаружили часть трона. Я прихватил с собой походную серебряную флягу и щедро сдобрил шотландским виски чёрный дымящийся кофе в кружках. Мы со смехом выпили друг за друга и за золотого тигра. Ливень не прекращался и барабанил по сказочному богатству, лежавшему у наших ног.
Я ополоснул кружку забортной водой и посмотрел на часы.
– Нырнём ещё разок, – решил я. – Включай насос, Чабби.
Теперь было известно, где продолжать поиски, – вскоре показалась боковая сторона клети, похожей на ту, где лежала первая секция. Я решил очистить её, прежде чем заняться вплотную, и поднёс шланг к стенке контейнера. Это незначительное вмешательство привело к тому, что часть потревоженной кучи с треском и грохотом обвалилась, мгновенно взбаламутив тучи грязи. Шланг оказался бессилен, и мы очутились в потёмках.
Ощупью я попытался найти Шерри, а она меня – наши руки встретились. Судя по всему, под обвал она не попала, и можно было приступать к очистке замутнённой воды соплом шланга. Через пять минут сквозь плотную мглу пробился жёлтый свет фонарика Шерри, потом проступили контуры её фигуры и расплывчатые очертания только что обнажившейся части груза.
Держась рядом, мы продвинулись в глубь трюма. Обвалом накрыло деревянную клеть, к которой я подбирался, но взамен показалось нечто не менее интересное.
Несмотря на жалкое состояние, казначейский сундук как две капли воды походил на музейный экспонат, о котором я рассказывал накануне вечером. Насквозь изъеденный ржавчиной, он измарал мне руки красноватой окисью железа. По обеим сторонам находились железные кольца для транспортировки – в своё время они, очевидно, были подвижны, а сейчас намертво приржавели к металлическим стенкам. Всё же я сумел как следует ухватиться за них, осторожно высвободил сундук из густой липкой дряни и довольно легко поднял. Весил он не более ста пятидесяти фунтов, да и то главным образом за счёт собственной массивности.
После непомерно тяжёлой, завёрнутой в пухлый матрас тигриной головы, управиться с более лёгким и менее объёмным грузом трудностей не представляло. Достало одного воздушного мешка отправить находку на поверхность. Сундук втащили в нетерпеливо прыгавший на волнах вельбот и поставили на баллоны аквалангов, сложенные на корме под брезентом.
Прилив и прибой стремительно наступали на заводь. Чабби запустил двигатели и вывел лодку в открытое море. Возбуждение нас не отпускало, и серебряная фляжка ходила по рукам.
– Ну и как оно, быть богачом, Чабби? Что чувствуешь? – окликнул я.
Чабби отхлебнул из фляжки, закашлялся от обжигающей жидкости и усмехнулся:
– А что и раньше – ничего особенного.
– Что сделаешь со своей долей? – не отставала Шерри.
– Да поздновато уже, мисс Шерри. Лет двадцать назад я бы не растерялся. – Он снова приложился к фляжке. – В том-то беда – в молодости у тебя ничего нет, а старикам не так много и нужно.