– Не забудь куртку – ветер поднимается, на воде будет холодно.
– Не волнуйся, Гарри, о себе позаботься. Десять дней назад лучше выглядел. Как себя чувствуешь?
– Прекрасно, Чабби.
– Ну да, как моя тёща, – проворчал он и больше допытываться не стал. – А карабин где?
– В полиции остался.
– Так у нас никакого оружия на борту?
– Оно ещё ни разу не пригодилось.
– Всё впервые случается, – нахмурился Чабби. – Без него голым себя чувствуешь.
Меня всегда потешала его одержимость оружием. Несмотря на объяснения и доказательства противного, Чабби истово верил, что скорость пули и дальность выстрела зависят от силы нажатия на спусковой крючок, и, когда стрелял, очень старался, чтобы пули летели быстро и далеко. Менее надёжная винтовка, чем «Фабрик националь», вряд ли стерпела бы подобное обращение. Вдобавок он никак не мог заставить себя держать глаза открытыми при стрельбе. Однажды с десяти футов, израсходовав полный магазин – двадцать патронов, – он умудрился ни разу не задеть тигровую акулу метров пять длиной. Впрочем, хоть и не снайпер, Чабби Эндрюс от природы обожал всё, что стреляло.
– Рейс непыльный, Чабби, морская прогулка, сам увидишь.
Он скрестил пальцы от сглаза и потащился полировать палубную латунь, которая и без того ослепительно сияла. Я сошёл на берег.
В офисе туристического агентства Фреда Коукера никого не было, пришлось позвонить в колокольчик на рабочем столе. Фред высунул голову из задней комнаты.
– Добро пожаловать, мистер Гарри. – Он был без пиджака и галстука, рукава рубашки закатаны, вокруг пояса – красный резиновый фартук. – Заприте, будьте добры, наружную дверь и проходите сюда.
Задняя комната представляла собой длинный мрачный сарай и резко отличалась от офиса, оклеенного аляповатыми обоями и яркими рекламными плакатами. Вдоль одной из стен громоздились дешёвые гробы. В дальнем конце парковался заезжавший через двойные двери катафалк. В углу, за грязной ширмой, стоял мраморный, как в морге, стол с желобами по краям и выпускным отверстием, через которое жидкость сливалась в ведро на полу.
– Заходите и присаживайтесь. Вон стул. Извините, если за разговорами продолжу работать – обещал выполнить заказ к четырём часам.
На столе лежало хрупкое обнажённое тельце – девочка лет шести, с длинными волосами. Одного взгляда мне хватило. Я передвинул стул так, чтобы видеть только лысую голову Фреда, и закурил сигару. В комнате стоял тяжёлый запах формальдегида, от которого першило в горле.
Коукер заметил, как меня передёрнуло.
– Ничего, мистер Гарри, привыкните.
– Обо всём договорились? – Желания обсуждать его жутковатое ремесло не было.
– Абсолютно, – заверил он.
– С нашим приятелем из форта рассчитались?
– Разумеется.
– Когда вы его видели? – Очень хотелось узнать, что чувствует Дейли после вчерашнего.
– Сегодня утром, мистер Гарри.
– Ну и как он?
– Нормально вроде. – Коукер прервал своё невесёлое занятие и вопросительно посмотрел на меня.
– Он что – стоял, бегал взад и вперёд, танцевал джигу, пел, дёргался?
– Да нет, просто был в отвратительном настроении.
– Ещё бы. – Я рассмеялся, даже боль немного отступила. – Деньги взял?
– Взял.
– Отлично, значит, ничего не меняется.
– Я же сказал – всё на мази.
– Введите меня в курс дела, мистер Коукер.
– Груз заберёте в устье Сальсы, где она впадает в южный проток дельты Дузы. – Я кивнул – подходы и берег там вполне приемлемы. – Опознавательный знак – два фонаря один над другим на берегу, у самого устья. Дважды мигнёте с лодки с интервалом тридцать секунд. Когда нижний фонарь погаснет, бросайте якорь. Понятно?
– Вполне. – Меня всё устраивало.
– Погрузку обеспечат их люди.
– Они знают, что в три начнётся отлив и к тому времени нам нужно уйти из протока?
– Да, мистер Гарри, я предупредил. Всё закончат до двух часов ночи.
– Тогда порядок. А разгружаться где будем?
– В двадцати пяти милях на восток от мыса Растафа.
– Отлично. – Смогу сверять курс по стоящему на мысе маяку – просто и хорошо.
– Перегрузите товар на каботажную шхуну. Опознавательный сигнал тот же – два фонаря на мачте. Два раза мигнёте с интервалом тридцать секунд. Как нижний фонарь потухнет, приступите к разгрузке. Вам помогут пришвартоваться и дадут рабочую силу. Пожалуй, всё.
– Осталось рассчитаться.
– Разумеется. – Он извлёк из кармана фартука конверт. Я с опаской взял его двумя пальцами и посмотрел на расчёты, нацарапанные сверху шариковой ручкой. – Половина, как обычно, вперёд, остальное – после доставки груза, – напомнил он.
Из трёх с половиной тысяч на комиссионные Коукеру и взятку Дейли ушло две тысячи сто; премиальные Чабби и Анджело – ещё тысяча. В остатке – всего ничего. Я поморщился.
– Увидимся завтра в девять утра, мистер Коукер.
– Чашечка кофе будет вас ждать, мистер Гарри.
– Неплохо бы ещё что-нибудь, – заметил я.
Коукер засмеялся и снова склонился над мраморным столом.
Из Гранд-Харбор вышли под вечер. Сначала я повёл лодку по протоку в сторону Бараньего мыса – для отвода глаз, на случай если кому вздумается следить за нами в бинокль с вершины горы Кули-Пик. В сумерках я переложил штурвал и взял курс на широкое, подверженное приливам и отливам устье Друзы.
Луна ещё не всходила, хотя звёзды уже высыпали и буруны прибоя призрачно мерцали зеленоватым фосфоресцирующим светом в умирающих лучах заходящего солнца. «Плясунья» полным ходом шла по прибрежным протокам, а мои ориентиры – едва различимый в свете звёзд атолл, одинокий риф, само течение и плеск воды – предупреждали о банках и мелях.
Анджело и Чабби сгрудились подле меня на мостике. Время от времени один из них спускался вниз варить крепчайший чёрный кофе. Мы потягивали его из дымящихся кружек и вглядывались в ночь, выискивая в темноте, не мелькнёт ли где бледным пятном не гребень волны, а корпус патрульного катера.
Неожиданно Чабби нарушил молчание:
– Слыхал от Уолли, что у тебя неприятности приключились прошлой ночью.
– Не без того, – признал я.
– Уолли пришлось начальника в больницу везти.
– Дейли его за ворота не выставил?
– Пока нет. Хотел под замок посадить, да не осмелился – Уолли вон какой здоровый.
К разговору присоединился Анджело.
– В полдень Джудит в аэропорт ездила, ящик книг для школы забрать. Говорит, он на материк улетел.
– Кто улетел? – не понял я.
– Инспектор Дейли, дневным рейсом.
– Раньше почему не сказал?
– Не догадался.
– Ну ничего, – кивнул я.
Для поездки на материк у Дейли наверняка имелся десяток причин, со мной не связанных. Всё же мне стало не по себе – зверь рыскал в соседних зарослях, а я тут ввязался в рискованное предприятие.
– Жаль, пушку ты свою не захватил, – уныло изрёк Чабби.
Я не ответил, но подумал о том же.
Прилив успокоил обычное волнение воды у входа в южный проток Друзы – пришлось вслепую отыскивать его в темноте. Илистые отмели по обе стороны обнесены ставными неводами туземных рыбаков, и по ним я в конечном счёте сориентировался. Убедившись, что ошибки нет, я выключил оба двигателя, мы легли в дрейф, и лодку подхватил поднимающийся прилив. Все напряжённо вслушивались, боясь пропустить стук моторов патрульного катера, но доносились лишь крики ночной цапли да всплески играющей на мелководье рыбы.
Призрачной тенью скользила лодка по протоку; с обеих сторон наступали тёмные мангровые деревья, и тухлый сероводородный запах грязевых болот висел в насыщенном влагой воздухе. Звёзды пятнами света отражались на чёрной ряби воды, и один раз узкое, выдолбленное из бревна каноэ проплыло мимо, как крокодил; вода фосфоресцировала на вёслах рыбаков, возвращавшихся из устья реки. На мгновение они приостановились, наблюдая за нами, и, ни слова не сказав, быстро растаяли в темноте.
– Не к добру это, – заметил Анджело.
– Пока расскажут о нас кому нужно, мы уже будем пить пиво в «Лорде Нельсоне». – Меня не слишком взволновало увиденное. Большинство здешних рыбаков скупы на слова – как и все, кому есть что скрывать.
Приближалась первая излучина. Течение относило «Плясунью» к берегу. Я нажал кнопки стартёров, двигатели проснулись, и постепенно лодка выбралась на глубокую воду. По извивающемуся змеёй протоку мы вышли на широкое спокойное пространство, где мангровые заросли кончились – по обе стороны поднимались невысокие берега из твёрдого грунта.
Впереди на расстоянии мили, за стеной высокого камыша, показалась тёмная прогалина в береговой линии – устье Сальсы, притока Друзы. Чуть дальше – мягкий жёлтый свет двух одинаковых фонарей, одного над другим.
– Я же говорил – морская прогулка.
– Прежде домой надо вернуться, – отозвался Чабби с неувядающим «оптимизмом».
– Станешь на носу, Анджело. Скажу, когда бросить якорь.
Мы ползли по протоку. Закрепив штурвал, я вынул из ящика под поручнями портативный прожектор.
«Пять, шесть – пора поесть, семь, восемь – брёвна носим», – пришёл на ум детский стишок. Мелькнула мысль о сотнях серых гигантов, уничтоженных ради своих клыков, и от чувства вины за соучастие в убийстве холодок пробежал по спине. Я выбросил лишнее из головы и направил прожектор в сторону светящихся фонарей, трижды подавая условный сигнал. Лодка поравнялась с фонарями на берегу, нижний сигнальный огонь внезапно потух.
– Давай, Анджело, бросай, – негромко приказал я и выключил двигатели.
Якорь плюхнулся в воду: цепь шумно разматывалась в нависшей тишине. «Плясунья» остановилась и под натяжением якорной цепи развернулась носом в сторону устья.
Чабби пошёл за грузовыми сетками, а я задержался на мостике, разглядывая сигнальный фонарь на берегу. Стояла мёртвая тишина, только болотные лягушки квакали в камышах по берегам Сальсы. В этой тиши я скорее почувствовал, чем услышал, глухой стук – точно биение гигантского сердца. Он воспринимался не столько ушами, сколько подошвами ног.
Звук судового дизеля «эллисон» ни с чем не спутаешь. Пережившие Вторую мировую войну старые двигатели «роллс-ройс» на сторожевых катерах в Зинбалле заменили «эллисонами» – стук издавал один из них.
– Анджело, – не повышая голоса, я дал понять, что на вопросы нет времени, – избавься от якоря немедленно.
Именно для таких экстренных случаев в якорной цепи стоял шплинт. Анджело выбил его тремя ударами четырехфунтового молотка, и конец цепи с шумом упал в воду.
– Якоря нет, Гарри.
Я дал полный ход и открыл дроссельные заслонки. «Плясунья» сердито взревела и, вспенив гребными винтами воду под кормой, рванулась вперёд. Хотя мы и шли вниз по течению, лодку тормозил прилив, который надвигался со скоростью пять узлов. Сквозь шум наших двигателей послышался вой «эллисонов» – из спрятавшегося в камышах устья Сальсы вырвался длинный грозный силуэт.
Даже при свете звёзд ни с чем не спутать широкий нос и сужающиеся к квадратной обрубленной корме – как бока борзой к крупу – стремительные контуры быстроходного спасательного катера ВМС Великобритании. Проведя свои лучшие дни в водах Ла-Манша, он медленно дряхлел у заболоченных берегов, измученных малярийной лихоманкой. Темнота щадила старика, скрывая пятна ржавчины и небрежную, в потёках, окраску. После замены могучих «роллсов» на экономичные «эллисоны» сил у катера поубавилось. В обычных обстоятельствах «Плясунья» играючи бы его обставила, однако сейчас катеру хватало быстроходности и мощи, чтобы отрезать нас от выхода из протока. Вспыхнули огни боевого освещения – два белых слепящих луча; нас будто ударили, и я прикрыл глаза ладонью.
Катер стоял прямо по курсу, перекрыв проток; на баке орудийный расчёт облепил пушку на широкой вращающейся платформе – дуло, казалось, смотрело прямо в лицо. Было отчего прийти в отчаяние.
Мы попали в хорошо подготовленную засаду, толково приведённую в исполнение. Я мог пойти на таран: деревянный корпус катера, должно быть, порядком прогнил, и фибергласовый нос «Плясуньи» выдержал бы удар, но встречное течение мешало разогнаться.
Из темноты позади слепящих прожекторов раздался электронный голос, усиленный мегафоном:
– Оставайтесь на месте, мистер Флетчер, иначе я открою огонь.
«Плясунье» хватило бы и одного снаряда из скорострельной трёхфунтовой пушки. С такого расстояния лодка за десять секунд превратится в пылающие обломки.
Я заглушил двигатели.
– Разумное решение, мистер Флетчер. Будьте добры, бросьте якорь, где стоите.
– Действуй, Анджело, – устало распорядился я.
Он бросил запасной якорь. У меня разболелась рука, не напоминавшая о себе последние несколько часов.
– Говорил же, бери карабин, – пробормотал рядом со мной Чабби.
– Ну да, ты бы с их треклятой пушкой повоевал!.. Жаль, не увидим.
Сторожевой катер неумело пытался подойти к борту «Плясуньи», держа нас под прицелом в лучах прожекторов. Мы беспомощно ждали. Ни думать, ни чувствовать не хотелось, но ехидный внутренний голос посмеивался: «Попрощайся с «Плясуньей», старина, вряд ли когда свидитесь».
Меня не так страшил возможный скорый расстрел, как утрата лодки. С «Плясуньей» я был «мистер Гарри» – самый бедовый парень на Святой Марии, один из лучших ловцов крупной рыбы в этом свихнувшемся мире. А без неё – жалкий бродяга, не знающий, как наскрести пятёрку на ленч. Пусть лучше расстреливают.
Катер въехал «Плясунье» в борт, погнул леер и содрал ярд краски, но всё-таки подошёл вплотную и зацепился.
– Сучьи дети, – проворчал Чабби.
Шумной, недисциплинированной гурьбой на палубу запрыгнули с полдюжины матросов в форме китайского пошива – тёмно-синие клеши, короткие куртки с гюйсами, тельняшки и белые береты с красными помпонами. Вооружённые автоматами АК-47 с выгнутым вперёд магазином и деревянным прикладом, моряки отталкивали друг друга, дабы не упустить возможность лишний раз пнуть или огреть побольнее. Нас согнали в кают-компанию и силком усадили на скамью у переборки. Рядом остались два охранника с пальцами на спусковых крючках – в надежде, что подвернётся случай спустить курок.
– Теперь понятно, почему вы накинули мне пять сотен долларов, босс, – пошутил Анджело.
Охранник обругал его и двинул прикладом по лицу. Анджело вытер кровь, размазав по подбородку, и никто больше шутить не пытался.
Матросы крушили всё подряд. Под предлогом обыска взламывались незапертые ящики, срывалась панельная обшивка. Кто-то наткнулся на бар со спиртным, и, хотя там была всего пара бутылок, все шумно обрадовались. Они чуть не передрались из-за выпивки, как чайки из-за тухлятины, а затем деловито и нагло растащили припасы на камбузе.
Криков, ругани и бессмысленного вандализма меньше не стало даже после того, как их командир отважился на опасное путешествие и с помощью четырёх подчинённых рискнул преодолеть шесть дюймов пустого пространства, отделявших катер от «Плясуньи». Тяжело сопя и отдуваясь, он пересёк кокпит, пригнулся на входе в кают-компанию и перевёл дух.
Таких огромных людей мне прежде видеть не доводилось – чудовищный толстяк ростом шесть футов шесть дюймов, не ниже. Распухшее тело обтягивал белый форменный китель, который едва сходился на животе величиной с заградительный аэростат, подмышки промокли от пота. Вся грудь – в сверкающих орденах и медалях, среди которых красовался Военно-морской крест США и награды времён Первой мировой. Голову, смахивающую на чёрный начищенный железный котёл, в каких его соплеменники варили миссионеров, венчала фасонисто сдвинутая набекрень морская фуражка, щедро обшитая золотым позументом. Тяжело и шумно дыша, он промокал пот, рекой струившийся по лицу, и таращил на меня выпученные глаза.
Туша медленно раздувалась, становясь всё больше и больше. «А не лопнет?» – подумал я. Фиолетово-чёрные губы толщиной с тракторные покрышки раздвинулись, и неимоверной мощности звук вырвался из розового кратера глотки.
– Молчать! – взревел он.
Мародёры мгновенно стихли и замерли как замороженные – один, собравшийся рушить панельную обшивку позади бара, так и застыл с занесённым прикладом.
Переваливаясь, великан сделал несколько шагов, заполнив собой всю каюту, и медленно опустился на мягкое кожаное сиденье. Он ещё раз промокнул пот, посмотрел на меня и расплылся в обезоруживающей улыбке, открыв ряд крупных, безупречно белых зубов, – так улыбается самый закадычный друг или наивный младенец. Глаза почти утонули в складках чёрной лоснящейся кожи.
– Поверьте, мистер Флетчер, я искренне рад знакомству. – Голос глубокий, мягкий и доброжелательный, произношение аристократическое, усвоенное скорее всего в престижном британском университете. По-английски он говорил лучше меня. – Я столько лет ждал нашей встречи.
– Вы очень любезны, адмирал. – При такой-то форме он никак не мог быть ниже чином.
– Адмирал… – со вкусом повторил гигант и рассмеялся, заколыхав огромным животом. – Подумать только! – Силясь отдышаться, он широко раскрыл рот и набрал в себя воздух. – Увы, мистер Флетчер, вас ввёл в заблуждение внешний вид. Я всего лишь скромный капитан-лейтенант. – Великан слегка приосанился, потрогал награды, поправил козырёк фуражки.
– Очень жаль, капитан.
– Нет-нет, мистер Флетчер, не расточайте своё сочувствие. Власти у меня предостаточно. – Он помолчал, глубоко дыша и вытирая вновь проступивший липкий пот. – Кого надо – казню, кого хочу – милую, можете мне поверить.
– Охотно верю, сэр, – совершенно искренне произнёс я. – Пожалуйста, не трудитесь меня убедить.
Он снова захохотал, едва не задохнувшись, отхаркнул и сплюнул на пол что-то большое и жёлтое, потом продолжил: