– Я разочарована. – Лицо Доротеи застыло. – В Зимии идут ожесточенные споры, но я ожидала, что все сестры придут к верному заключению: такая технология опасна и не нужна. – Доротея смотрела на свой почти пустой стакан. – Все, что делают машины, могут сделать и люди.
– Я говорила об опасностях технологий, но некоторые сестры не слушают. Сестра Хиетта и сестра Парга, например, приводят древнее изречение: нельзя выплескивать ребенка вместе с водой. Они говорят, что нужно использовать некоторые мыслящие машины, чтобы помочь людям, дать им больше времени для более важных занятий. Конечно, это ерунда.
– За время после возвращения я ничего такого не слышала. – Доротея отставила стакан. – Как широко распространены такие мнения?
– Хиетту и Паргу поддерживают примерно двадцать пять сестер, не очень много – и сторонниц жестких мер примерно столько же. Большинство сестер предпочитают держаться в стороне, но никто не сможет вечно избегать этой темы.
– Кое у кого память коротка, а косное мышление ведет к ошибкам, – заметила Доротея. – Но орден сестер не использует мыслящие машины, так что спор беспредметный.
Ингрид сморщилась, осмотрелась и понизила голос.
– Ходят слухи о компьютерах на Россаке!
Доротея едва не подавилась ягодой.
– Что?
– Информация о рождениях, которой располагают сестры, огромна. Ни один человеческий мозг – даже несколько ментатов – не в силах охватить и сохранить ее всю. И некоторые из сестер пришли к выводу, что для этого используются компьютеры.
– Если это правда, у нас проблема, и очень серьезная.
– На Лампадасе я слышала разговоры о батлерианских группах, разыскивающих и уничтожающих машины, – продолжила Ингрид. – Было бы позором, если бы подобное произошло здесь.
Аппетит у Доротеи пропал.
– Значит, нужно постараться, чтобы этого не случилось. Если на Россаке есть компьютеры, мы должны сами найти их и уничтожить.
Вориан вернулся на Кеплер в сопровождении девяти военных кораблей, предоставленных императором Сальвадором, чувствуя себя триумфатором, отягощенным заботами. Мариелле не понравятся связавшие его обязательства, но ему пришлось принять их. К тому же прожившему столько лет на одной планете Вориану, может быть, действительно пора сняться с места.
Вспоминая воодушевление толпы и приветственные крики, которыми его встретили на Салусе Секундус, он понимал, что у императора есть основания для беспокойства. Вори использовал весь свой авторитет, чтобы достичь разумного решения: обе стороны чем-то недовольны, но вынуждены согласиться.
По крайней мере Кеплер будет в безопасности. Близким Вори ничто не будет угрожать.
Корабли, остатки Армии Человечества, будут постоянно находиться на орбите, отпугивая работорговцев. Через двенадцать месяцев имперские воины, из которых состоят экипажи, будут отозваны на Салусу Секундус, но корабли останутся. К тому времени на Кеплере подготовят боеспособную замену. Жителей больше никогда не застигнут врасплох, и никто не посмеет думать, что это отсталый мир, который легко захватить.
Но Вори не желал покидать Кеплер; ему хотелось бы, чтобы Мариелла улетела с ним, но на это он не слишком надеялся. Она состарилась, к тому же здесь ее дети и внуки; здесь все воспоминания, здесь ее место, и будет очень нелегко от всего этого оторваться.
Вори посадил свой корабль на покрытом стерней поле в долине, и к нему бросились с приветствиями люди. Они приготовили приветственные транспаранты и плакаты, и у Вори при звуках аплодисментов в груди словно что-то оттаяло. Местные жители как будто считали освобождение от рабства не меньшим подвигом, чем победа над мыслящими машинами.
Он смотрел на знакомые улыбающиеся лица, которые в последний раз видел на рабском рынке на Поритрине. Видел свою дочь Блонду – с собачкой, купленной в Новой Страде для пущей маскировки.
Он видел рабочих, строительные механизмы, груды леса. Дома и пристройки, поврежденные во время набега, уже были восстановлены или восстанавливались: жители работали сообща, укрепляя поселение. И все приветствовали его. А для него это значило больше, чем развлечения и парады в Зимии.
На глаза Вори навернулись слезы. Вориан любил эту планету и этих людей, и ему ненавистна была сама мысль о расставании с ними. Но он согласился на это условие ради безопасности Кеплера. Справедливый обмен. Ни Родерик, ни Сальвадор не упомянули о проблеме, которую представляли свирепствующие пираты-работорговцы, но Вори больше беспокоил его дом… дом, который вскоре придется оставить.
В толпе он увидел лицо, которое больше всего хотел увидеть: поблекшее с годами, морщинистое, в обрамлении седых волос, но с яркими глазами – перед ним стояла Мариелла. И взирая на нее не глазами, но сердцем, Вори по-прежнему видел красавицу, в которую влюбился много десятилетий назад.
На протяжении столетий судьба трижды благословляла Вориана глубокой и верной любовью. В далекой молодости он искренне, хотя и целомудренно любил легендарную Селену Батлер… а следующей стала Лероника Тергейт с Каладана. Двое его сыновей от Лероники давно создали свои семьи и покинули Каладан. А потом на полвека с лишним центром его вселенной стала Мариелла.
Он помнил их всех и по-прежнему любил, помнил их лица, но время и множество человеческих жизней плыли за ним, точно воды бурного потока, а он стоял посреди этого потока, как скала. Иногда любимые – Лероника, Мариелла – плескались в волнах рядом с ним, но со временем и их уносило течение. Он видел, до чего постарела Мариелла.
В молодости Вориан жил замкнуто и в безопасности, вместе со своим ближайшим другом независимым роботом Сератом связываясь с усовершенствованными копиями Омниуса по всем Синхронизованным мирам. Чтение воспоминаний Агамемнона убедило его в том, что он понимает свирепых хищных людей и их убогую жизнь. Ему очень хотелось, чтобы отец был им доволен.
Остальные двенадцать сыновей Агамемнона выросли, прошли подготовку и все были убиты генералом кимеков. С самых юных лет Вориан мечтал тоже стать кимеком, пусть бы его мозг извлекли из биологического тела, и, став кимеком, он мог бы вечно жить рядом с титанами – Агамемноном, Юноной, Ксерксом и Аяксом. Но этого не произошло.
Напротив, когда Вори одержал большую победу над людьми, генерал Агамемнон привел его в лабораторию кимеков; Вори привязали к столу и мучили зондами, жгучими химикалиями и острыми инструментами. Пережив эту нестерпимую боль, Вори прошел и процедуру продления жизни. Агамемнон пожелал, чтобы его тринадцатый – и последний – сын стал в буквальном смысле бессмертным.
– Я даровал тебе многие столетия, – сказал он потом Вори. – Потому и цена высока.
Впоследствии Вори признал, что нестерпимая боль – поистине небольшая плата за столь долгую жизнь, хотя и в исходном, человеческом теле. Однако в последовавшие трудные времена у него возникли сомнения. На Кеплере он не менялся, а все вокруг старели.
Не обращая внимания на толпу, он обнял Мариеллу и привлек к себе: хотелось крепко прижать ее к груди и не отпускать. Она прильнула к нему.
– Я рада, что ты дома. Спасибо за то, что сделал.
Люди вокруг требовали внимания Вори, и, хотя торжества и чествование его не интересовали, семья и соседи настояли. Подошли радостные Бонда и Тир; Бонда подняла собачку, чтобы та могла лизнуть Вори в щеку.
Тот с улыбкой вскинул руки, прося тишины, и сказал:
– Отныне вы все в безопасности. Я договорился с императором Коррино. Все в империи знают об указе, по которому эта планета становится недоступной для работорговцев. Над нами на орбите находится эскадра боевых кораблей, и уже организована доставка дополнительного оружия, чтобы вы могли защищать свои дома и семьи. Никто больше не посягнет на эту планету.
Судя по крикам и свисту, никто не ждал меньшего от великого Вориана Атрейдеса. Теперь все решат, что обязаны благодарить его за спасение: станут помогать на фирме, готовить ему еду, шить одежду, даже если в этом не будет нужды. Он никогда не видел своих соседей такими счастливыми.
И у него щемило сердце из-за необходимости покинуть их, никому ничего не сказав… кроме Мариеллы.
Когда поздно вечером они вернулись домой, устав от танцев, разговоров, пиров и гремевшей повсюду музыки, Вори заметил, что крышу, пострадавшую от пожара, устроенного работорговцами, починили, покрыли свежей дранкой. А дом заново покрасили.
Мариелла устало зашла в гостиную, опустилась в кресло и набросила на колени плед.
– Наш дом казался таким одиноким, Вори. Только твое возвращение наполнило его жизнью.
Он вскипятил воды на чай и сел рядом с женой, глядя ей в лицо, будто стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение с ней.
Мариелла устало зашла в гостиную, опустилась в кресло и набросила на колени плед.
– Наш дом казался таким одиноким, Вори. Только твое возвращение наполнило его жизнью.
Он вскипятил воды на чай и сел рядом с женой, глядя ей в лицо, будто стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение с ней.
– Нашей семье теперь можно не беспокоиться. Я об этом позаботился. – Он помолчал, прихлебывая крепкий травяной чай с легким привкусом меланжа. Жена держала чашку и просто смотрела на пар, поднимающийся от жидкости. Глаза блестели от непрошеных слез. Она уже заподозрила что-то? Он хрипло продолжил: – Но пришлось пойти на уступки. Я согласился… снова исчезнуть.
– Я боялась этого, – с тяжким вздохом сказала Мариелла. – Я хорошо тебя знаю, муж, и сегодня, казалось, увидела надвигающуюся тьму; ты должен был сказать мне что-то плохое.
Вори с трудом сглотнул. Ему нравилась жизнь на Кеплере, он хотел бы остаться здесь навсегда, но это стало невозможно.
– Я ископаемое, осколок былых времен. Джихад окончен, империи нужно двигаться вперед, а я напоминаю о прошлом. Императора тревожит, что рядом с ним в Лиге ландсраада появится такой вновь популярный человек. Сколько бы я ни уверял, что не стремлюсь к власти, у него всегда будут сомнения. И всегда найдутся люди, которые захотят воспользоваться моим именем. – Он покачал головой и тихо сказал: – Прежде чем гарантировать безопасность Кеплера, император Сальвадор выдвинул обязательное условие: я должен уйти. Вориан Атрейдес должен снова исчезнуть – навсегда.
Мариелла слабо улыбнулась мужу, но в ее глазах стояли слезы; захваченная переживаниями, она как будто не знала, что сказать.
Он распрямился.
– Я хочу, чтобы ты улетела со мной, Мариелла. Мы можем переселиться на другую планету. Если захочешь, давай рассмотрим все возможные варианты. Можно взять с собой и детей. Всех, кто захочет уйти с нами. – Продолжая говорить, он почувствовал пробуждение надежды. – Для всех нас это будет замечательное приключение…
– О, Вори! Как бы я тебя ни любила, я не могу оставить Кеплер. Это мой дом. И нельзя срывать с места наших детей, внуков, их семьи, друзей, их жен и мужей!
У Вори пересохло в горле.
– Я не хочу улетать без тебя. Мы можем улететь вместе, только вдвоем.
– Не глупи. Я старуха, я слишком стара, чтобы начинать новую жизнь. Мы оба знали, что рано или поздно тебе придется жить уже без меня. – Она застенчиво вытерла щеки, провела рукой по седым волосам. – Тебе и так пора уходить; незачем видеть, как я дряхлею. Мне неловко ложиться в постель с таким молодым мужем.
– Ты не стала менее прекрасной, – сказал Вори, едва ворочая языком. – Честно. Это я должен быть тебе благодарен.
В нем боролись эмоции и чувство долга. Но ведь можно изменить внешность и имя, остаться на Кеплере тайком, в каком-нибудь далеком поселке. Какая разница? Знали бы об этом только немногие, а он заставил бы их поклясться соблюдать тайну, и император Сальвадор никогда об этом не узнал бы.
Вори безнадежно вздохнул. Такие вещи всегда выходят наружу; нарушив свое слово, он тем самым подвергнет опасности семью и соседей.
Мариелла задумчиво сказала:
– Ты уже подарил мне счастье и такой долгий брак, о каком женщины и не мечтают, но я знаю, ты не рожден для оседлой жизни. Когда мы поженились, ты признался, что не стареешь. Мы оба знали это и оба решили, что настанет время, когда тебе нужно будет идти дальше.
– Но не при твоей жизни.
– Может, так даже лучше, – ответила она.
Вори подошел к ней, наклонился и поцеловал сначала в обе щеки, потом в губы; этот поцелуй напомнил ему их первый поцелуй, случившийся так давно.
– Ты напомнила мне о моем возрасте, Мариелла. Не выразить словами, как тяжко на меня давят минувшие годы.
– Ты знаешь, куда отправишься? Или это тайна?
– Я только обещал императору, что покину Кеплер и больше никогда не вернусь – но не давал слова не говорить тебе, где я буду. Я… думал о месте, где хотел бы побывать, – сказал Вори. – Об Арракисе. Мне нужно оторваться от всех, а я слышал, что там, в пустыне, обитают удивительные племена долгожителей, может, причина в меланже. Сомневаюсь, что они живут так же долго, как я, но вдруг узнаю от них что-нибудь полезное.
– Я каждый день буду думать о тебе, – сказала Мариелла. – Детям скажу, что ты куда-то уехал и что ты в безопасности. И знаешь, где мы. Мы тебя не забудем.
– А я никогда не забуду вас, – сказал он. – Моя любовь к тебе в каждом моем вдохе. Устроюсь – пришлю сообщение. Найду способ связываться с тобой.
Родерику Коррино всегда внушали тревогу представления с поединками боевых роботов, которые устраивал его брат. Элегантно одетые вельможи и их дамы наслаждались зрелищем, отгороженные защитными барьерами, приветствовали своих фаворитов и освистывали их противников. Вечеру на небольшой частной арене в просторном дворце предшествовал роскошный пир. Лица многих гостей скрывали вуали или маски-домино, чтобы утаить истинный облик и обеспечить защиту: на Салусе Секундус по-прежнему очень сильно было влияние батлерианцев.
Согласно строгим законам, принятым в конце джихада, эти дезактивированные роботы не имели искусственного разума и были запрограммированы на разнообразные военные маневры с вариациями – недостатками, вызывающими внезапную слабость, или напротив, случайными усилениями. Делая ставки, зрители не знали, какой робот будет представлять их интересы, и исход схватки никогда не бывал известен заранее.
Глядя на дуэль этих демонов на арене и зная, что они в конечном счете уничтожат друг друга, Родерик вынужден был признать – это делало развлечение более интересным и захватывающим. Турнир был почти на грани запрещенных технологий и приятно возбуждал старательно отобранных вельмож. Конечно, подобные события держали в тайне от наблюдателей-батлерианцев.
Когда брат впервые предложил это, Родерик поежился. Если Манфорд Торондо когда-нибудь узнает, чем занимаются император и его ближний круг за высокими стенами дворца… Но Сальвадор отмел его опасения.
– Вельможам нужно на что-то отвлекаться. Это безобидное развлечение заканчивается уничтожением роботов, так что тут страшного?
Родерик мог привести много примеров, поэтому без ведома брата удвоил оцепление, типичное для каждого такого представления, и постарался, чтобы приглашения получали только самые доверенные вельможи и каждый давал бы клятву хранить все в тайне; влиятельная семья Коррино могла заставить молчать.
Родерик наблюдал, как два робота – один с корпусом из медного сплава, другой сверкающий хромом – кружат друг против друга, прощупывая противника встроенным (хотя и не самым мощным) оружием; они дрались, швыряя бронированные тела друг друга на землю. Арену окружала небольшая армия дворцовых стражников с тяжелым оружием, готовых уничтожить робота, вышедшего из-под контроля.
Сидя в закрытой защищенной ложе рядом с Родериком, император беседовал с Альфонсо Ниттой, угодливым вельможей, который пытался с помощью императора избавиться от своего делового конкурента. Нитта производил дорогую женскую одежду, но выскочка из простонародья стал теснить его, открыв большую конкурентоспособную компанию на Нагале за взятку руководителю планеты.
– Это грязный бизнес, – говорил Нитта. – Правители Нагала выступают против Дома Нитты, потому что мой дед во время джихада сообщил об их незаконных военных операциях.
Сальвадор не отрывал взгляда от сражающихся роботов.
– Посмотрю, что можно будет сделать…
Он не слишком заинтересовался, да и Нитта совершенно неправильно излагал свою просьбу.
Родерик помог дельцу, подтолкнув его: тот, по-видимому, не понимал, как делаются дела на таком уровне.
– На расследование вашего заявления нужны время и ресурсы, лорд Нитта. У императора большие трудности с бюджетом.
Нитта наконец сообразил.
– Ах, возможно мне стоит показать качество моего продукта. Я пришлю большую партию образцов лучших нарядов императрице Табрине – платья прекрасные, очень дорогие, они еще лучше подчеркнут ее красоту, сир. Возможно что-нибудь откровенно интимное?
Родерик вздохнул. Учитывая отношения брата с женой, более неудачного предложения сделать было невозможно.
Сальвадор холодно ответил:
– Я же сказал – посмотрю, что можно сделать.
Вельможа поклонился и принялся следить за событиями на арене.
Немного погодя император наклонился к Родерику, улыбаясь: один из роботов оторвал другому цилиндрическую руку.
– Как это правильно. Вначале мы подвергли роботов лоботомии, а теперь заставляем их уничтожать друг друга. Готов целый день любоваться.
Родерик кивнул.
– Лучше, чтобы люди приказывали машинам, что делать.