– Лучше вы лишитесь сна, чем жизни. И если пустынные кочевники вас не тревожат, не забудьте, что у Джозефа Венпорта много других врагов.
Больше с ним не спорили.
Песок и скалы за день нагрелись и в темноте еще несколько часов излучали тепло, но пустынный воздух был таким сухим, что не удерживал его. И постепенно ночь стала холодной.
Люди сидели в лагере на скалах, закрывая рты и носы одеждой, чтобы уберечься от пыли. Они расслаблялись, рассказывая друг другу истории о сильных песчаных бурях, которые пережили, и о том, как едва спаслись от нападения червей, вспоминали работников, которых знали и потеряли, и близких, оставшихся на других планетах.
Вориан слушал, но о себе ничего не говорил. Он мог бы всю ночь, и не одну, повествовать о своих приключениях во время джихада. Он участвовал в большем числе битв и побывал на большем числе планет, чем все эти люди вместе взятые. Но он не хотел бахвальством завоевывать авторитет среди добытчиков пряности. Здесь, в бригаде, личная жизнь человека касалась только его самого, и его прошлое было только его прошлым; он мог сам решать, делиться им или нет. Все равно Вори больше любил не годы приключений, а мирные годы, обыденную жизнь с женщинами, которых любил, годы, когда наблюдал, как растут и заводят семьи его дети.
Предпочитая вспоминать прошлое молча, он лежал, прислонившись головой к скале и глядя в пустынную ночь. Разговоры постепенно стихали. Вори было о чем подумать, но в его долгой жизни ему уже ничего не нужно было доказывать.
Умер еще один кандидат в навигаторы, и Сиоба присутствовала на изъятии тела из бака.
Два работника «Венхолдз» – из тех, что прошли дополнительную проверку после проникновения в Колхар шпиона Ройса Фейда, – подсоединили шланги и герметизировали сцепления с баком, чтобы выкачать ценный меланжевый газ. Когда загорелся зеленый огонек, молчаливые работники надели дыхательные маски и раскрыли вход. Прошли внутрь и стали вытаскивать дряблый полурастворившийся труп.
Сиоба следила за операцией. Ее темные глаза блестели, но она молчала: ей неоднократно приходилось присутствовать при этой процедуре. Однако, несмотря на неудачи, кандидаты в навигаторы добивались успеха значительно чаще, чем те сестры на Россаке, которые продолжали попытки прорвать мысленные границы и стать Преподобными Матерями.
Триста кандидатов в навигаторы за прошлый год; семьдесят восемь неудач, но всего двенадцать смертей. Обычно медицинские мониторы определяют, что системы добровольца начинают отказывать, кандидата удается спасти, и он живет нормальной жизнью – жизнью частичного мутанта – до конца своих дней. Тем не менее такие неудачники способны были участвовать в исследовательских проектах «Венхолдз». В некоторых отношениях их мозг был поврежден, но в других оставался мощным, действующим, и ученые в исследовательском центре Джозефа на Денали очень многое узнали, изучая их.
Маски рабочих заглушали звуки отвращения, издаваемые ими; рабочие вытащили вялое тело и положили на землю. Кожа бледная и дряблая, череп продолговатый, деформированный, словно его сделали из мягкой глины, а потом сплющили. Тело будто частично сварилось. Эти останки будут вскрыты и изучены.
Сиоба и Джозеф Венпорт – надежная команда. Джозеф увлеченный человек, но на соотношение неудач и успехов смотрит как на бухгалтерский баланс, не занимаясь ментальной эзотерикой. А вот Сиоба, пройдя обучение в ордене сестер, знает, что пути совершенствования человеческого мозга остаются необъяснимыми и неопределенными.
Пока рабочие вытаскивали труп и упаковывали его для отправки на следующем корабле в лабораторию Денали, Сиоба поднялась наверх и остановилась перед баком, где уединилась со своими мыслями Ценва. Норма приходилась прабабушкой Джозефу, но и у Сиобы с ней была прочная связь, восходящая к их контактам на Россаке.
Норма начала свое диковинное превращение еще до рождения Кери Маркес, от которой вела свой род Сиоба; Норма была генетически связана с женщинами с Россака, обладающими особыми психическими способностями; мать Нормы Зуфа Ценва была одной из самых сильных колдуний.
Когда Норма заметила ее появление, Сиоба сразу начала излагать свои мысли. Женщина в баке не признавала приветствий и пустословия.
– Ты изменила себя и стала больше чем человеком, Норма. Думаю, ты знаешь, что сестры на Россаке, среди них несколько последних колдуний, тоже пытаются изменить себя посредством травмы, причиненной наркотиками; такие попытки почти всегда оканчиваются смертью. Как ты думаешь, это похоже на превращения навигаторов?
Норма долго молчала.
– Все главные достижения даются только через кризис и выживание. Без стресса и предельно трудных задач невозможно определить свой потенциал и пробудить его.
Норма сама прошла через такой цикл; начала она как перспективная, но непослушная молодая женщина на Россаке, терпеливо сносящая упреки матери, потом попала в плен к одному из титанов-кимеков и ее пытали почти до смерти, но она вышла из этого испытания, обретя невероятную силу мысли. Как Ракелла, которая лишь на пороге смерти сумела раскрыть свои скрытые возможности, Норма полностью изменила свою жизнь, намного превзойдя себя ту, какой была раньше.
– Я забыла, сколько прошло времени, – сказала Норма из бака. – Ты заставила меня вспомнить Россак.
– Там две мои дочери, – проговорила Сиоба. – Твои правнучки.
– Правнучки… Да, было бы приятно на них взглянуть.
Прежде чем Сиоба смогла что-то ответить, бак Нормы Ценвы засветился, и их окружил вихрь – ошеломляющие искажения. У Сиобы захватило дух, она глотала воздух, пытаясь сохранить равновесие и борясь с изменившимся, слегка повышенным тяготением. Посмотрев вверх, она узнала знакомый пещерный город в утесе, обширные серебристо-пурпурные джунгли, заполняющие плодородные долины-расщелины, и дымящиеся вулканы на горизонте. Сиоба пыталась справиться с изумлением. Они оказались на открытом смотровом балконе – в одном из тех мест, где Преподобная Мать собирала послушниц… где сама Сиоба была свидетельницей похорон дюжины женщин, не выдержавших испытания ядом.
«Я вернулась на Россак!» – подумала она.
Сердце ее забилось сильнее, ей захотелось увидеть Сабину и Кендис, даже Кери Маркес, бабушку, которая все годы жизни Сиобы на Россаке руководила ее обучением и воспитанием в ордене. Родители большинства послушниц и сестер оставались неизвестными, чтобы можно было сосредоточиться на обучении, а не на семейных связях. Но благодаря своему происхождению от колдуньи Сиоба воспитывалась иначе.
Норма бесцеремонно унесла ее с Колхара, поэтому Сиоба была в деловом костюме, как всегда во время операций «Венхолдз», но сейчас, оглядевшись, она сняла шарф и распустила длинные черные косы. Теперь она походила на одну из женщин-телепатов, чей мозг безжалостно уничтожили бесчисленные кимеки.
Прибытие Нормы и ее большого бака сразу заметили, и вскоре на галерее, ведущей к балкону, появились сестры. Сиоба представилась тем, кто ее не сразу узнал. Норма как будто и не заметила этой суеты.
Сиоба возвысила голос.
– Мы здесь потому, что Норма Ценва хочет дать вам совет по поводу преображения в Преподобную Мать. Она может провести параллели с навигаторами, которых создает на Колхаре.
В сопровождении Кери Маркес торопливо подошла Преподобная Мать Ракелла. Бабушка Сиобы была в белом рабочем костюме, испещренном пурпурными, красными и синими пятнами от ягод, листьев и грибов, которые она собирала на нижнем ярусе джунглей.
– Россак сильно изменился… и не изменился, – сказала Норма через динамик в баке.
Кери не могла не улыбнуться Сиобе.
– Ты оправдала все наши ожидания, внучка. Многие наши выпускницы вошли в благородные семьи – но ты обеспечиваешь влияние ордена сестер в крупнейшем конгломерате империи.
– Да, это было прекрасное деловое решение.
Преподобная Мать Ракелла и Джозеф Венпорт заключили сделку, но Сиоба гордилась и своей семьей, и властью и влиянием «Венпорт холдингз».
Прибежали дочери Сиобы; охваченные волнением и любопытством, они все-таки стремились вести себя с достоинством, как их учили. Сиоба не могла скрыть радости. Она раскрыла объятия Сабине и Кендис.
– Я знаю, вы хорошо себя ведете. Преподобная Мать и весь орден сестер вами гордятся.
Генетика колдуний, унаследованная и от Маркес, и от Ценвы, в сочетании с политическим влиянием семьи Венпорт, сулили девочкам блестящее будущее.
Преподобная Мать холодно наблюдала за этой встречей. Сиоба заметила, что, когда появилась сестра Доротея, Ракелла отвернулась от нее.
– Мы стараемся не напоминать послушницам об их семейных связях, – сказала пожилая женщина.
Но Сиоба дерзко посмотрела ей в лицо.
– Во многих случаях это верно, Преподобная Мать, но эти девочки – дочери и наследницы Джозефа Венпорта и внучки колдуний. Они должны знать, кто они и чего от них ожидают.
Удивив всех, заговорила Норма Ценва, напомнив о суровой колдунье Зуфе Ценве, которую так разочаровала ее малорослая дочь.
– Иногда не знать матери – большое преимущество.
Хотя Родерик был на два года моложе брата, он часто чувствовал себя более взрослым.
Но он молчал, слушая, как Сальвадор произносит речь в одном из зимних садов императорского дворца. Призматическая дверь была закрыта, Родерик – единственный слушатель. Он сидел на жестком диване лицом к брату, надеясь дать ему совет.
После появления Манфорда Торондо перед Лигой ландсраада и незатухавших вспышек батлерианского насилия Родерик вспомнил антикомпьютерную речь, которую не раз произносил император Жюль; цветистый язык, который предпочитал их отец, он заменил простыми фразами, более подходящими Сальвадору. Родерик был доволен тем, как осовременил речь, но, слушая брата, заметил его склонность замедлять темп и спотыкаться на некоторых словах, не умея рассчитать время и подчеркнуть нужное.
– Защита от соблазнов кончается в доме, то есть я хотел сказать, начинается… – Сальвадор посмотрел в текст и покачал головой. – Из меня не получится великого оратора. Брат, давай возьмем цель попроще, чтобы не вышло хуже.
– Получилось вполне сносно, – солгал Родерик, – но я слышал твои более успешные выступления. Но все равно люди поймут твою мысль. И на время она смягчит бесчинства батлерианцев.
Сальвадор как будто разгадал слабую попытку подбодрить его. Он в отчаянии покачал головой и снова принялся читать с голографического подсказчика.
После того как помог брату подготовить речь, Родерик занялся другой работой и не нашел минуты, чтобы поговорить с женой Хадитой. Та прислала со слугой ему сообщение, и сейчас он спешил домой, чтобы переодеться перед публичным выступлением. Он даже не знал, что за срочное дело возникло у жены, пока не пришел домой.
Жена уже ушла. Мрачный дворецкий рассказал о стычке между Хадитой и ее личным секретарем сестрой Перианной, женщиной пронырливой и лишенной чувства юмора, которая тоже училась на Россаке (хотя Родерик решительно не мог сравнивать ее с сестрой Доротеей). Очевидно, Перианна получила приказ немедленно убираться, больше во дворце ее не желали видеть.
Но сейчас Родерика мало занимали домашние склоки. Хадита могла сама справиться с прислугой. Ему едва хватило времени до ухода в зал парламента, чтобы переодеться и поесть холодного мяса с хлебом. Он надеялся, что Сальвадор еще несколько раз прочитал речь.
Хадита уже ждала его в их ложе сбоку от центральной сцены огромного зала. Длинными вьющимися золотисто-каштановыми волосами и патрицианскими чертами лица она напоминала своего двоюродного деда, чей портрет Родерик однажды видел, военного и героя джихада, но ее черты были более тонкие, а глаза более темные. Сегодня она надела черное кружевное платье и жемчужное ожерелье; волосы удерживала заколка с рубинами.
Родерик сел, наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Прости, задержался, – сказал он. – Сегодня сплошная беготня.
Сам он был во фраке: после произнесения речи предстоял прием. Живот сводило от второпях проглоченной пищи.
По напряженному взгляду и сверкающим глазам он понял, что Хадита расстроена.
– Сегодня просто катастрофа. Перианна ушла – и скатертью дорога.
Он видел боль на лице жены и догадался, что дело не только в ссоре с секретаршей.
– Что случилось?
– Уже несколько недель я замечаю разные мелочи… кто-то трогает мои вещи, ящики закрыты не так, как это делаю я, документы сложены аккуратней, ручка на моем письменном столе лежит не на месте – и на твоем тоже.
– На моем письменном столе? Что-нибудь исчезло?
– Нет, насколько я могу судить. Доступ к нему был только у Перианны, но, когда я ее спросила, она все отрицала. Однако сегодня я заметила, как она незаметно вошла в мой личный кабинет. Я спряталась, и она меня не видела… а когда позже я спросила ее, Перианна поклялась, что не заходила туда. Я знала, что это ложь. И уличила ее. Она устроила грандиозный спектакль, демонстрируя свое негодование. Требовала, чтобы я обыскала ее комнату и все вещи, если считаю ее воровкой.
Родерик прищурил глаза, встревоженный.
– И ты это сделала?
– Пришлось: она меня вынудила. Конечно, мы ничего не нашли – она это знала. – Глаза Хадиты гневно сверкнули. – Перианна сказала, что больше не может служить у меня, если ей не доверяют, и отказалась от места. И пусть уходит.
Родерика охватила тревога. Перианна училась в ордене сестер, а способности, которые демонстрировала Доротея, наводили на мысль о том, что она в состоянии запомнить все увиденное, не оставляя материальных улик.
– Наверное, следовало задержать ее для допроса.
– Я тоже об этом подумала, но слишком поздно. Она уже исчезла. Улетела с Салусы.
Родерик стиснул зубы. Он знал, что в покоях жены нет опасной информации, так что ничего важного Перианна найти не могла. И даже если она заглянула в его личный дневник, в нем только записи о семье, ничего политически значимого. Доказательств, что она шпионила, не нашли… но у него все равно возникло неприятное ощущение.
Внизу появился император Сальвадор и пошел к возвышению. У обоих братьев были имплантированные трансиверы, так что при желании они могли обмениваться репликами. Родерик выключил трансивер, чтобы подумать о словах жены, но Сальвадор с неуверенностью поглядывал на ложу.
– Вероятно, это ничего не значит, – сказал Родерик и занялся речью императора. Он нажал на мочку уха, включая трансивер, и заметил, как на лице Сальвадора отразилось облегчение. Император поднялся на возвышение.
Интеллектуальная атмосфера Зенита способствовала нововведениям и научному творчеству, и планета гордилась тем, что стала средоточием открытий и колыбелью прогресса. Исследователи вроде Птолемея и его коллеги доктора Эльчана получали средства из межпланетного фонда; деньги предоставлялись всякому, у кого появлялась обоснованная идея и план ее воплощения.
Птолемей происходил из большой семьи; у него было три сестры и два брата, и все они стали успешными исследователями в разных областях, каждый обзавелся независимой лабораторией и собственным штатом сотрудников. Между ними шло постоянное дружеское соревнование, кто сможет похвастать наиболее полезными открытиями, и хотя Птолемею было некогда следить за всеми техническими публикациями, он старался читать все до единой статьи, опубликованные его братьями и сестрами.
Команды ученых Зенита работали с ясным пониманием того, что, если открытие окажется практичным и выгодным, прибыль от него поступит в общий фонд и тогда другие группы ученых, высказавших интересные идеи, тоже смогут получить поддержку. Новые открытия предлагали другим планетам империи. И несмотря на такую открытость и щедрость, экономика Зенита процветала.
Работая последнее десятилетие в загородной лаборатории – в настоящем сельском поместье, Птолемей был доволен и горд успехом, достигнутым им совместно с доктором Эльчаном. Два их открытия оказались очень прибыльными, еще три тоже принесли некоторую выгоду. Лабораторные и жилые здания размещались на двадцати акрах лугов с отдельными рощицами. У Птолемея был штат из двенадцати сотрудников. Окружение способствовало творчеству и развитию интеллекта.
Птолемей так наслаждался коллегиальной атмосферой планеты, что согласился целый срок быть ее представителем в Лиге ландсраада. Это была семейная традиция – выполнять свой гражданский долг. Ни разу он не усомнился в том, что вместе со своим достойным партнером выполняет нужную и полезную работу.
Поэтому ему, как человеку разумному и непредубежденному, было совершенно непонятно антитехнологическое рвение батлерианцев. Он не видел в этом никакого смысла.
Конечно, невозможно было отрицать ужасы, пережитые человечеством под гнетом мыслящих машин, но винить науку в человеческих амбициях и неудачах нелепо. Только ограниченный человек, например, может отрицать, что диагностическая и хирургическая техника врачей школы Сукк спасла без счета жизней или что сельскохозяйственная техника на порядок увеличила производительность по сравнению с тем, что давали рабы, и тем самым многих спасла от голода. Одна из сестер Птолемея получила генетически модифицированную пшеницу, дававшую тройной урожай. Как можно с этим спорить?