И все же могущественное батлерианское движение распространилось на многие планеты, к счастью, миновав эту. Такие мысли ставили Птолемея в тупик. Как можно с печалью и тоской помышлять о возвращении к примитивной жизни?
Речь Манфорда Торондо в Зале ландсраада убедила его в том, что он не владеет какой-то существенной информацией, поскольку Птолемей просто не мог понять такую логику. Его раздражало то, что он не понимает батлерианцев, но ученый видел, насколько они влиятельны, и понимал, что с ними необходимо найти общий язык.
Он выяснил, что движение возникло после того, как его основательница, женщина по имени Райна Батлер, в детстве перенесла тяжелую болезнь. Хотя Птолемею не хотелось плохо думать о почитаемой мученице, он подозревал, что у нее мог быть поврежден мозг, биохимический сдвиг вывел ее из равновесия. Благодаря своей харизме она приобрела влияние, опираясь на страх перед Омниусом; это влияние невозможно отрицать. Ее преемник Манфорд также пережил тяжелейшую физическую и психологическую травму, связанную с потерей ног. Птолемей сочувствовал бедняге, но Манфорд вел своих сторонников по ложному пути, в ущерб всему человечеству.
Птолемей был уверен, что, если предложить действующие протезы, если вернуть безногого к нормальной жизни, Манфорд согласится: да, технология делает жизнь лучше. И это станет первым шагом на пути к просвещению антинаучных фанатиков.
Но реакция Манфорда на подарок оказалась отрицательной и непостижимой. Проведя всю жизнь на Зените, где идеи открыто высказывались и обсуждались, он находил слепое упрямство батлерианцев отвратительным. Доктор Эльчан, чью расу постоянно преследовали – не всегда справедливо, – был в ужасе; он предупреждал Птолемея, что Манфорд поведет себя именно так, даже говорил: «нам повезло, что мы уцелели»… Что было нелепо, но вполне могло оказаться правдой.
Испуганные Птолемей и Эльчан вернулись в свою сельскую лабораторию на Зените и в смущении и замешательстве погрузились в работу. С деланым оптимизмом Птолемей сказал напарнику:
– Не нужно падать духом, друг мой. Мы старались. Мы изложили свою точку зрения. Больше не станем тратить времени на батлерианцев.
Он говорил так из желания убедить самого себя.
С другой стороны, исследователь-тлейлакс был молчалив и озабочен. Доктор Эльчан и Птолемей многие годы дружили и сотрудничали, и их согласованная работа не только приносила хорошие результаты, но и создавала радостную, стимулирующую атмосферу. Своим трудом Эльчан преодолел предубеждение, с которым относились к тлейлаксу.
– Я рад, что мы благополучно вернулись. – Эльчан поднял левую руку и согнул искусственные пальцы. – Мы знаем, что заменяемые конечности работают благодаря прочному соединению живых нервов с искусственными. Я вернул себе руку и могу ею пользоваться, хотя ее не чувствую.
– Сенсорные нервные окончания – совершенно другая проблема, – сказал Птолемей. – Но мы над ней поработаем.
Эльчан согласился.
– Лучший путь к успеху – и дальше приносить пользу человечеству. Со временем мы опровергнем взгляды батлерианцев. Наука остается истиной независимо от того, что они о ней думают.
Птолемей знал, что их нынешняя разработка пленит умы и взбудоражит имперское общество. В баках и питательных камерах росли органические рецепторы, аналогичные тем, с помощью которых кимеки мысленно управляли механическими телами.
Птолемей и его коллега получили от Совета Зенита значительные средства, и Эльчан, нарушив некоторые правила, закупил остатки ходячих кимеков, чтобы иметь возможность их изучать. Батлерианцы, наткнувшись на такие образцы технологии, сразу уничтожали их, и поэтому у ученых было очень мало образцов действительно работающих машин. Невредимые ходячие кимеки пользовались большим спросом. Птолемей не спрашивал Эльчана о его источниках.
Исследователь-тлейлакс презрительно заметил:
– Хотел бы я когда-нибудь рассечь маленький мозг Манфорда Торондо – и посмотреть, есть ли разница между ним и мозгом нормального человека.
Птолемей не хотел насмехаться над вождем батлерианцев.
– Это зло.
Он по-прежнему был раздосадован и озадачен тем, что им не удалось достичь выгодного для всех компромисса. После катастрофического посещения Лампадаса прошла неделя, жизнь возвращалась в обычную колею.
И тут к ним явились батлерианцы.
На сельский лабораторный комплекс опустились сорок кораблей. Ревя перегруженными генераторами силового поля, малые суда опускались, как стая ворон на падаль. Многие работники лаборатории к тому времени разошлись по домам, а последние выбежали наружу, как только поднялась суматоха. Они убегали, увидев, как корабли опускаются на травянистые холмы. Перед батлерианцами остались только Птолемей и доктор Эльчан.
Рев притих. Раскрылись люки и выдвинулись трапы; по трапам спустилась группа мастеров меча и сотни штатских, вооруженных дубинами. Двое не очень крепких телом ученых, разинув рты, смотрели на эту ненужную демонстрацию силы, словно не могли поверить в происходящее.
Эльчан в отчаянии простонал:
– Нам не убежать.
Они одни стояли перед главным исследовательским корпусом.
– Что за ерунда! – сказал Птолемей. – Зачем они прилетели?
Под приветственные возгласы появился безногий человек в подвеске на плечах мастера меча. Когда он сидел за своим маленьким столом на Лампадасе, он не казался Птолемею грозным; сейчас при виде вождя этой толпы у того по спине пробежал холодок.
– Птолемей с Зенита, – сказал Манфорд, – мы пришли помочь тебе. Искушение увело тебя с верного пути. Честолюбие обмануло тебя. Моя цель – наставить тебя на путь истинный.
Пока вождь говорил, буйные батлерианцы бросились в погоню за убегавшими техниками. Манфорд не стал их останавливать.
– Зачем вы здесь? – Птолемей в ужасе смотрел, как одну работницу схватили, повалили на землю и начали избивать. Он не видел женщины из-за окружившей ее толпы, но слышал ее крики. – Велите им остановиться.
Анари Айдахо поднесла Манфорда к съежившимся ученым. Глядя на них с высоты ее плеч, Манфорд сказал:
– У них своя задача, у меня своя.
Женщина перестала кричать. К ужасу Эльчана, из кораблей все выходили батлерианцы. Птолемей хотел успокоить друга, но понимал, что слова бесполезны.
– Я извещу Совет. Это… частная лаборатория.
Манфорд ответил мягко, обычным тоном:
– Да, это ваша лаборатория. Зайдем в нее и посмотрим, чем вы занимались.
Птолемей не хотел впускать их в исследовательский корпус, но батлерианцы устремились вперед, как цунами, увлекая его с собой. Фанатики рассыпались по помещениям, круша аппаратуру, вырывая светильники, разбивая окна камнями.
У Птолемея перехватило дыхание. Это было ужасно и сюрреалистично, как вызванная наркотиками галлюцинация, от которой невозможно спастись.
– Не понимаю! – По его лицу полились слезы. – Я не сделал вам ничего плохого. Я только хотел помочь.
Манфорд покачал головой, выражая глубокую печаль.
– Меня оскорбило то, что вы решили, будто я нуждаюсь в вашей порочной технологии, сочли меня таким слабым.
В помещении Анари Айдахо понесла Манфорда так, что он мог мрачно разглядывать испытательные стенды, где росли искусственные конечности и нервные окончания, аналитические машины и, самое главное, – трех разобранных ходячих кимеков.
Манфорд наклонился, поднял неподвижную пластиковую руку и с отвращением швырнул ее на пол.
– С чего вы взяли, что человек нуждается в таких усовершенствованиях? Нам нужна вера… и я верю в вас, Птолемей с Зенита. Поэтому даю вам второй шанс.
Птолемей затаил дыхание. Он ничего не понимал. По-прежнему доносились звуки погрома – и не только из лаборатории, но по всему комплексу. Его едва не вырвало. Рядом с ним доктор Эльчан, парализованный страхом, дрожал и не мог произнести ни слова; он как будто понял некую фундаментальную истину, которую никак не мог понять Птолемей.
Манфорд нахмурился.
– Боюсь, однако, что ваш компаньон-тлейлакс чересчур глубоко поражен этим проклятием. Его мы не можем спасти – но можем помочь стать частью вашего испытания. Может, в конце концов вы достигнете просветления.
Эльчан закричал и попытался убежать, но двое фанатиков схватили его и потащили обратно к Манфорду и Анари. Мастер меча обнажила оружие и одним ударом отрубила искусственную левую руку в том месте пониже плеча, где проходил шов и плоть соединялась с искусственными нервными окончаниями. Эльчан закричал, глядя на руку, из которой вытекала питательная жидкость, выталкиваемая гидравликой. Из перерезанной артерии хлынула кровь.
Птолемей хотел прийти на помощь, но его удержали силой. Сердце его колотилось, трудно было дышать. Он заглянул в полные ужаса глаза друга, но лишь на мгновение: Эльчан упал и как будто потерял сознание.
– Теперь он по крайней мере умрет как человек, – произнес Манфорд. – Мозг человека свят.
Птолемей хотел прийти на помощь, но его удержали силой. Сердце его колотилось, трудно было дышать. Он заглянул в полные ужаса глаза друга, но лишь на мгновение: Эльчан упал и как будто потерял сознание.
– Теперь он по крайней мере умрет как человек, – произнес Манфорд. – Мозг человека свят.
– Мозг человека свят, – подхватили остальные, и Манфорд знаком велел всем выйти. Один из мастеров меча потащил за собой Птолемея, но Эльчана оставили лежать на полу лаборатории, очевидно, чтобы умер от потери крови. Происходящее походило на горячечный бред. Птолемей отказывался верить своим глазам.
Когда все вышли наружу, приверженцы Манфорда стали бросать в разбитые окна зажигательные бомбы. Начался пожар.
– Остановите их! – кричал Птолемей. – Выпустите Эльчана! Нельзя так поступать с человеком! Он мой друг…
– Он недостоин спасения, – заявил Манфорд и больше не обращал внимания на отчаянные мольбы ученого. Пламя взметнулось выше. Птолемей видел, как в одном из окон появился его друг и попытался выбраться, но батлерианцы бросились к нему с дубинами, и он, закрыв лицо руками, исчез внутри.
Пламя добралось до крыши, внутри вспыхнули питательные жидкости. По зданию пронеслась цепочка взрывов. Птолемей слышал жуткие крики своего друга.
– Остановите это! – Всхлипывая, он опустился на колени. Слезы лились по его лицу. Он обхватил голову дрожащими руками. – Пожалуйста, прекратите…
Манфорд удовлетворенно улыбался, лицо Айдахо ничего не выражало. Она схватила Птолемея за волосы, подняла его голову и заставила смотреть на то, как гибнет лаборатория.
– Мы сделали тебе подарок, – проговорил Манфорд, – и я верю, что ты примешь его и усвоишь урок. Позволь процитировать высказывание Эразма из его дневника, который я изучал. Для большинства эти слова слишком страшны, но ты должен его услышать. «Люди продолжают сражаться с нами, как неразумные дети, – пишет Эразм, – но наша техника превосходит их. Наша способность приспосабливаться и настойчивость всегда будут побеждать. Люди ничто… но, должен признать, они интересны».
Манфорд закрыл глаза, словно желая избавиться от перенесенного ужаса.
– Надеюсь, ты понял свою ошибку, Птолемей с Зенита. Мы будем молиться за тебя.
Лаборатория горела несколько часов, но к тому времени корабли батлерианцев уже улетели, оставив Птолемея смотреть на дымящиеся развалины и слушать рвущую сердце тишину. Манфорд Торондо и его соратники дождались, пока доктор Эльчан перестал кричать… а он кричал долго.
После пожара Птолемей осознал, что у него остались только знания и любознательность исследователя. Только этого варвары не сумели у него отобрать. Он сидел на поросшем травой холме словно в глубоком трансе и думал о дальнейших своих действиях. Постепенно у него сложился план, детальный план.
Птолемей распрямился, вытер покрасневшие глаза и постарался вернуться к реальности. Казалось, в одночасье рушились все законы мироздания, и Птолемею теперь приходилось пересматривать свое мировоззрение.
Он не смеет воззвать к единомышленникам, чтобы направить их негодование против батлерианцев. Он не станет рисковать ими, ведь эти варвары не пощадят никого. Нет, в его распоряжении мозг – его лучший инструмент, величайшее оружие.
Батлерианцы полагали, что раздавили его и уничтожили, они убили его друга, нанесли удар, но с Птолемеем не покончено. Манфорд не догадывался, какого врага себе сегодня нажил.
Сестра Ингрид, к несчастью для себя, была не в меру любознательна.
Когда она училась у батлерианцев на Лампадасе, инструкторы хвалили ее за это – пока она не задавала нежелательного вопроса. Эта любознательность позволила ей успешно осваивать интересовавшие ее науки, например, химию и психологию человека, но учителя бранили ее за неуместное любопытство. Ингрид поняла, что слишком много времени уделяла второстепенным вопросам, в ущерб жесткому учебному плану.
По совету сестры Доротеи она попросилась в школу ордена сестер на Россаке – чтобы покинуть школу на Лампадасе, где уже начинала невыносимо скучать. Доротея объяснила, что в школе на Россаке будут развивать ее мозг.
В последнее время мысль о компьютерах, которые прячут где-то на Россаке порочные сестры, лишила Ингрид сна. Об этом шушукались послушницы; многих увлекло это волнующее предположение, но Ингрид была настроена скептически. Не было ни доказательств слухам, ни убедительных доводов в их защиту; сплетниц Ингрид не считала ни проницательными, ни умными: вряд ли они могли заметить то, что упустила она.
Тем не менее к такой страшной мысли следовало отнестись серьезно. Этому Ингрид научилась у Манфорда Торондо. На всякий случай она решила считать это правдивым, пока не убедится в противном. Если она сумеет найти доказательства, сестра Доротея поможет уничтожить мыслящие машины и очистить орден.
Когда она рассказала об этом, сестра Доротея тоже встревожилась.
– Попробую что-нибудь выяснить. С моего назначения на Салусу тут многое изменилось, но, надеюсь, Преподобная Мать не зашла так далеко.
Но Ингрид не собиралась прекращать свои изыскания и ждать, пока кто-нибудь другой найдет ответы. Она понимала, что, если Доротея будет задавать чересчур много вопросов и не тем людям, орден может еще глубже упрятать свои тайны.
Мыслящие машины – соблазн; одна-две сестры вполне могли найти неразумное оправдание применению компьютеров. В империи таких людей называли «апологетами машин». Но для Ингрид не было полутонов, она не знала сомнений: мыслящие машины, как бы их ни маскировали, подлежали уничтожению.
Город в утесе был велик, сложен и в основном пустынен. Она обыскивала районы, которые считались закрытыми и были помечены знаками, воспрещающими вход. Сестре положено следовать правилам, но еще она должна думать и находить ответы на свои вопросы.
И Ингрид спрашивала. Самым вероятным местом оставались засекреченные помещения, где хранились данные о рождениях.
В предрассветной тьме она миновала преграду, охранявшую крутую тропу ко входу в запретные пещеры. Она пробиралась наверх; ее глаза привыкли к полумраку, и она заметила, что этой дорогой часто пользуются.
Поднявшись намного выше мест, куда был открыт доступ послушницам и сестрам, она увидела впереди свет: кто-то спускался, освещая путь фонарем. Ингрид втиснулась в щель между двумя большими валунами и ждала, затаив дыхание.
Быстрым, но осторожным шагом мимо прошла женщина в белом одеянии колдуньи, и Ингрид узнала Кери Маркес. Сестра Доротея участвовала в исследованиях, которыми старая колдунья занималась на нижнем уровне джунглей. Ингрид удивилась: что делает эта старуха ночью наверху? Если учесть, что доступ в верхние пещеры под запретом, можно предположить, что это имеет отношение к генеалогическим записям.
Когда Кери исчезла в населенной части утеса, Ингрид с новыми силами продолжила подъем по крутой тропе. Внизу кипели жизнью джунгли, а наверху облака почти закрыли звезды. Ингрид осторожно осматривалась, изучая дорогу, валуны, пропасть, и пыталась понять, что делала здесь Кери.
Поднявшись на вершину утеса, она не увидела сестер, которые днем караулили здесь вход в пещеру: ее надежды оправдались, на ночь охранницы ушли. Вход в запретные туннели был темным и выглядел угрожающе.
Несколько минут Ингрид медлила, пытаясь решить, что делать. Через час рассвет, а у нее еще нет ответа. Вскоре в населенных частях пещерного города проснутся сестры, выйдут на тропу внизу, на балкон, в туннели.
И тут она услышала голоса: снизу по тропе одна за другой поднимались две сестры, лучи ручных фонариков освещали их фигуры. Если оставаться за камнями, они не увидят ее в темноте. Голоса их становились громче, фигуры то исчезали из виду, скрытые навесом наверху, то появлялись. Сердце Ингрид забилось чаще: она не могла придумать правдоподобного объяснения своему присутствию здесь. Но разве они могут догадаться о нем?
Она скрылась в полной темноте у ствола искривленного россакского кедра, а в следующий миг сестры, освещенные ярким огнем, подошли ко входу в пещеры. Одной из них оказалась сестра Валя. Кроме их разговора, Ингрид слышала только звуки джунглей внизу, в которые вторгались крики птиц в гнездах на утесе.
Ни о чем не подозревая, женщины с фонариками вошли в темную пещеру. После краткого колебания Ингрид двинулась следом, держась подальше от света. Шла она неслышно, так близко к ним, как только осмеливалась. На Лампадасе она часто ходила по ночам, прихватив с собой одну свечу – или вовсе без света.